Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Состояние религиозно-нравственной жизни вообще с IV-го по ХI-ый в.

До Св. Иоанна Дамаскина (включительно). | Христианское Богослужение. | Суточное, седмичное и недельное богослужение. | Годичный круг праздников. | Круг Рождественских праздников. | Почитание мучеников, святых, Пресвятой Девы Марии и ангелов. | Церковное песнопение с IV-XI-го веков. | Церковные Таинства. | Евхаристическая литургия. | Места христианского богослужения. |


Читайте также:
  1. C) Конструкция жизни
  2. CAPITULUM IV Закавыка Королевы, или Страницы дневника о моей жизни в Шотландии
  3. II. Безучастный к жизни 1 страница
  4. II. Безучастный к жизни 2 страница
  5. II. Безучастный к жизни 3 страница
  6. II. Безучастный к жизни 4 страница
  7. II. Состояние межнациональных (межэтнических) отношений в Российской Федерации

Один протестантский историк выражается так, что Церковь данного периода имела пред собою исполинскую задачу победить языческий мир; однако, она вступила в битву с ним тупым оружием. Этот афоризм справедливо отмечает упадок нравственного идеала в жизни Церкви в IV-ом веке. Причи­ны этого упадка лежат, главным образом, во внешней перемене состояния христианской религии со времени Константина Великого.

I. С прекращением гонений, в жизни верующих замечается некоторое усыпление и беззаботность; христиане стали менее бдительны о спасении собственных душ. Св. Иоанн Златоуст отмечает запустение храмов и, как уже сказано, какое-то рав­нодушие и безразличие, даже при принятии Святого Прича­щения. Блаж. Иероним замечает, что Церковь, после века мучеников, стала potentia quidem et divitiis major, sed virtutibus minor — велика могуществом и богатством, но бедна добродетелями.

II. В Церковь устремлялись многие по нечистым побуждениям, из корыстолюбия и честолюбия; они образовали собою класс мнимо-верующих.

III. Религиозные споры и разделения, даже между епископами и духовными, производили чрезвычайно неблагоприятное впечатление на народ, при чем, последний также часто втяги­вался в религиозную борьбу.

IV. Нападение варваров и опустошение римского государства, сопровождавшееся насилиями, настолько глубоко, даже болез­ненно, поражали христиан, что многие теряли веру в Прови­дение.

V. Остатки язычества — в виде суеверия, дурных обычаев, привычек или пороков, значительно тормозили привитие хрис­тианских начал.

VI. Раннее проникновение в клир честолюбия, корыстолюбия, духа властности и других пороков, разлагающим образом влияло на христианскую паству.

Принимая во внимание только что указанные и другие причины упадка христианской религиозно-нравственной жизни в IV-ом веке, однако, мы не находим возможным признать вполне спокойно-объективною ту оценку её, какую встречаем в гомидиях Иоанна Златоуста, в письмах Блаж. Иеронима, в Исповеди Блаж. Августина или изображении Сальвиона. Конечно, мы, отделенные веками от той эпохи, мало имеем фактов для основательной оценки религиозно-нравственной жизни тех времен. Но не подлежит сомнению, что у указанных свидетелей и других им подобных, преобладает при взгляде на дело монашеско-пиетическая точка зрения, т.е. несколько ригористическая, пессимистическая. Этим лицам, в душе мо­нахам и аскетам, предносился идеал христианской жизни, и с ним они подходили к действительной жизни.

При помощи тех немногих фактов, какими располагает историк — и то, главным образом, для IV-V-го века — попы­таемся изобразить влияние христианства на жизнь личную-семейную, и на социально-общественную.

I. Еще в IV-ом веке мы встречаем истинно святые се­мейства и подлинно христианских матерей. Так, св. Нонна со своим супругом Григорием Старшим воспитала таких детей, как знаменитый Григорий Назианзянин, Кесария и Горгонию. Светит своим благочестием и богатой одаренностью и семейство Василия Великого: его отец Василий и мать Емилия, его братья — Григорий Нисский, Петр Севастийский и сестра Макрина. Св. Иоанн Златоуст имел мать Анфусу, Блаж. Ав­густин — Монику — обе воистину христианские великие жен­щины. Блаж. Феодорит также матери обязан своим глубоко­религиозным воспитанием. Вот почему в IV-ом и последующих веках не было недостатка в пастырях, твердых верою и чистых в моральных заповедях жизни, как Афанасий, Иоанн Златоуст, Кирилл, Иоанн Дамаскин, Феодор Студит, св. Игнатий, и др. Изобиловал такими мужами и Запад. Эти мужи и им подобные выступали против господствовавших пороков в своих пропо­ведях и письменных трудах. Они создавали и на Соборах спасительные правила и прилагали их к жизни. Народ чувствовал нравственную мощь этих великих пастырей.

II. Церковь пробудила сознание человеческого достоинства в рабах и... в женщинах и требовала признания этого со стороны всего общества. Она не знала различия между господином и рабом и нисколько не расценивала в жизни по­следнего ниже первого. И женский род — пол она поставила на подобающее ему место. Рождение и воспитание детей она считала высоким призванием матери; и назначение женщины она отнюдь не ставила ниже положения мужа, мужчины. Для лиц беспомощных, вдов, сирот, пленных и невольников, бед­ных, прокаженных, Церковь приносила большие жертвы и устанавливала благодетельные порядки.

Не было недостатка за данный период в исповедниках и мучениках. Не говоря уже о мучениках Персии, их было много и в пределах самой Византийской империи, в особенности, в эпоху догматических и иконоборческих споров. Много страдали христиане при Юлиане и Валенте. VIII-ой век украшен такими великими мучениками, как папа Мартин I и Максим Испо­ведник. А в последующее время выступили, например, патриарх Герман, Софроний, Иоанн Дамаскин, и Феодор Студит.

 

Монашество.

При значительном упадке религиозно-нравственной жизни верующих с IV-го века, возникшее с того времени монашество явилось той великой силой, которая привлекала благодать Божию к христианскому миру. Монахи были теми праведни­ками, благословением которых, по Премудрому, стоит град, и недостаток которых был причиною гибели Содома и Гоморры.

Монахи — это, конечно, люди, возвышавшиеся над общим уровнем христианского общества; не прав, разумеется, один историк, открывший в христианском учении “Die doppelte Sittlichkeit.” Но, верно то, что в христианском учении дано, так сказать, minimum требований, необходимых для всякого хри­стианина, а для тех, кто “Еще хощеши совершен быти,” ука­зан идеал, бесконечный путь для совершенствования.

Еще в Священном Писании (Евр. 5:13-14; 1 Кор. 14:20; Еф. 4:13; Флп. 3:15) есть разделение между “младенцами по вере и совершенными мужами.” Дидахэ (6) говорит: “Если ты можешь нести целое ярмо Господа, то ты совершен; а если не можешь, то делай по крайней мере то, что можешь.” Второе послание Климента (С. 7) гласит: “Дай нам сражаться, что­бы увенчаться короной; если мы все не заслужили короны, то хоть приблизимся к ней.” Александрийские богословы де­лали разделение между простыми христианами и христианами — “гностиками.” Ориген для одних считает обязательными “praecepta,” а для других рекомендует “consilia.”

Отсюда видно, что монашество, как стремление к высшему пути служения Богу, могло выйти и действительно вышло, родилось в самой Христианской Церкви.

Посмотрим, при каких исторических обстоятельствах это произошло.

Под влиянием отчасти иудейских чаяний торжествующего Мессии, первоначальные христиане ожидали в самом скором времени “парусии,” т.е. пришествия Иисуса Христа. Резуль­татом таких верований было особое настроение в среде пер­вых христиан — отказ от обычных условий жизни, от ежеднев­ной работы и напряженное желание видеть Господа, грядущего “на облацех,” “во гласе архангела.” Однако, время шло и неумолимо разбивало болезненной фантазией созданные мечты. Но вот, в середине II-го века, появляется монтанизм с новым пророчеством изливающегося Духа Божия и с предсказаниями близкого пришествия Иисуса Христа, к которому нужно подго­товиться путем строгого покаяния и аскетических подвигов. В половине III-го века, пресвитер Новациан проповедует ри­гористическую строгость жизни.

Церковь осуждает и хилиазм, и монтанизм, и новацианство. Однако, это не уничтожает того аскетического течения, которое жило среди верующих с самого начала. Конечно, нео­платонизм, неопифагорейские и другие аскетические течения язычества, могли отчасти питать подобное направление среди христианства.

Аскетические стремления и известные формы их проявле­ния, как девство, посты, бдения — имели место и в первые три века христианской эры; но о монашестве в собственном смысле, как сознательном удалении из мира в пустыню, в уединение, можно говорить только с IV-го века. Есть мнение, что мона­шество нужно ставить в непосредственную связь с гонением императора Декия, когда христиане, скрываясь от преследо­вателей, убегали в пустыню и, возлюбив её, остались там, позже к ним пришли и другие. Это мнение основывается на легендарном сочинении “Vita Pauli” приписываемом блаж. Иерониму. Но нет возможности согласиться с этим: мона­шество в христианской жизни не есть явление случайное. В сущности монашество есть протест против какой бы то ни было связи, общения Церкви с миром и светской культурой. Еще в 1-ом веке среди верующих, под влиянием парусии, т.е. ожи­дания скорого второго пришествия Иисуса Христа, создавалось настроение полного разобщения с миром и отказа от обыден­ных дел; в Солунской общине оно дошло до крайности (ср. 2 Фес. 2 и 3 глава). Во II-ом веке это настроение нашло себе отражение в монтанизме, который требовал полного разрыва Церкви с миром и культурою и побуждал к покаянию и аскети­ческим подвигам. Последователи Новациана также отличались Ригористическим характером. Отсюда понятен быстрый рост монашества именно в IV-ом веке, когда христианство было признано дозволенной религией, и Церковь вышла из катакомб и кимитирий на форум и открытые, публичные места. Если ранее, за исключением крайних эксцессов, монашеское нас­троение могло жить в согласии, в мире с Церковью катакомб, то теперь, когда Церковь вошла в общество, всецело проникну­тое языческими верованиями, представлениями, нравами, обы­чаями, — оно никак не могло более оставаться в Церкви, признанной государством и покровительствуемой им. Ввиду такого “омирщения Церкви” нужно было порвать с Церковью и бежать в пустыню. Но отсюда, как из факта, следовало что, значит, Церковь, как учреждение для спасения людей, или не­достаточна, или излишня.

Против иерархического лозунга — extra ecclesiam nulla salus — удалявшиеся в пустыню, по преимуществу светские лица, как бы выставляли другой: extra или juxta ecclesiam vera salus... Но в действительности нет серьезных, вполне сознательно обоснованных доказательств в пользу мысли, что сами отшель­ники субъективно рассматривали свое удаление от мира, как сознательный протест против Церкви, вышедшей из катакомб и вошедшей в союз с миром. И сама Церковь отнюдь не видела в монашестве явление, враждебное ей. Монашество, несомнен­но, глубоко проникало в принципы христианского учения (хотя иногда и не было чуждо крайностей аскетизма) и, руко­водясь его духом, внимательно наблюдало за созиданием Цер­кви и её развитием в правовой и культовый институт. И если монашество при этом замечало недостаточно внимания к внут­реннему, индивидуальному религиозному сознанию и жизни, то заявляло свой протест против превалирования и доминиро­вания формы над жизнью. Отсюда не только было возможным, но и весьма желательным, “ примирение ” монашества с Цер­ковью и чрез то восполнение церковной жизни монашеской практикой, внимательной к личной индивидуальной особе и её настроениям. Это примирение имело свое большое значение и для монашества, ибо в чистом виде оно стремилось к спа­сению отдельных лиц, а не христианского общества в целом. Конкретным доказательством солидарных отношений между представителями Церкви и монашества могут служить факты еще из жизни св. Афанасия и Антония Великого. Архиепископ Афанасий во время своих последних изгнаний уходил в Еги­петскую пустыню и считается “εις των ασκητων.” Преподобный Антоний — основатель на Востоке отшельнического монаше­ства, два раза оставляет пустыню и появляется в Алексан­дрии, чтобы защитить Церковь от внешних и внутренних вра­гов (Один или первый раз, во время Максиминова гонения, а дру­гой — во время арианских смут, когда ариане распустили слух, что он учит о Сыне так же, как и они. Смотри жизнь Преподобного Антония. Глава XLVI и LXIX. Русский перевод творений св. Афанасия ч. 3, стр. 218 и 233). Живые же примеры за объединение в одном лице монашеских идеалов и иерархических стремлений, предлагают в своей жизни — св. Василий Великий, Григорий Богослов и отчасти св. Иоанн Златоуст. Василий Великий изучил мона­шество, постиг сущность его и пережил его в своем полном опыте, удалившись для этого в пустыню с своим другом Гри­горием Назианзянином. В своих “больших или малых мона­шеских правилах” и отчасти в своих письмах (Монашество углубляло нравственное сознание Церкви. На место церковного учения о фактических грехах, как смертных грехах, мона­шество поставило свое учение о главных грехах, как могущественных враждебных наклонностях, которые внутренне присущи каждому чело­веку и борьба с которыми должна составлять задачу его жизни. По Цоклеру (Zöckler. Evagrius Ponticus. 1893 München), Эвагрий Понтийский первый, кто дал классификацию 8-ми главных грехов. Пахомий, а за ним и Василий (Reg. brev. tract. 227 и 229), потребовали в своих монастырях исповеди монахов; требовалось чтобы каждый монах испо­ведовал мысли своего сердца (помыслы) пред старшими братьями или настоятелем. Из монастырской практики исповедь затем стала инсти­тутом Церкви) Василий Великий дал идеологию монашества и рисует целый строй монашеской жизни.

 


Дата добавления: 2015-11-03; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Нравственная жизнь.| История монашества.

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)