Глава девятая Запрещенный прием

Весь секрет продления жизни состоит в том, чтобы не укорачивать ее.

Мудрость

Уроки закончились, и школа теперь была похожа на большой корабль, отдыхающий после тяжелой бури.

Дверь скрипнула, нехотя впуская учеников.

– Куда? – встала им на пути уборщица. – Никаких занятий нет!.. – Но она вгляделась в Васильева и, словно что-то вспомнив, отступила назад. – Ходят и ходят, а мне следи, – проворчала она для проформы.

– Вы не знаете, где девятые классы собрались? – протиснулся в быстро закрывающуюся дверь Быковский. – В кабинете или в актовом зале?

– Так на этаже они и стоят, – ткнула пальцем куда-то в потолок нянечка.

– Это что-то новенькое, – прошептал Андрюха, стаскивая куртку. – На какой реке наши стояли против татаро-монгол?

– На Угре в 1480 году, что знаменовало окончание иноземного ига и положило начало объединению русских земель вокруг Московского княжества, – как по написанному тихо ответил Павел, оставляя свою куртку на прилавке в раздевалке.

– Тебе историком надо быть, а ты в музыканты подался, – покачал головой Васильев, не в силах оторвать взгляда от раздевалки.

Все вешалки здесь были пусты, и только ряд девятых классов чернел куртками и пальто. Выглядело это устрашающе, словно вещи вели свою, отдельную от хозяев, жизнь и даже когда никого не станет, они все так же будут висеть на своих вешалках в шкафах или гардеробах, как память о том, что было, но уже никогда не будет.

Тишину школы нарушил гул далеких голосов, грозный окрик, и снова все замолчало.

Андрюха повернул к лестнице. Не то чтобы он очень спешил. Торопиться ему было некуда. Но слишком уж странные слышались голоса. Словно весь класс вместо того, чтобы держать в кабинете, вывели в коридор.

Когда он поднялся на нужный этаж, то понял, что был недалек от истины.

Оба девятых класса стояли вдоль стенок по периметру холла. Широкими спинами они загораживали окна, поэтому на этаже был тяжелый полумрак, рождающий воспоминания о пыточных застенках и безрадостном Средневековье.

Перед учениками было несколько стульев. На одном из них, закинув ногу на ногу, сидела Алевтина Петровна, за ее спиной пристроился мрачный Червяков. Чуть ли не за колонну отодвинула свой стул Нинель Михайловна и, пока ее никто не видел, быстро проверяла тетрадки. Химичка Людмила Ивановна сидела на первой линии и время от времени морщилась, словно у нее что-то болело. Сергей Герасимович прохаживался вдоль закрытых дверей кабинетов, являя собой пример спартанского спокойствия. Русичка Галина Георгиевна недовольно постукивала мыском ботинка, мельком поглядывая на часы. Физрук Николай Петрович, прозванный Один-Ноль, был здесь как будто не к месту в своем спортивном костюме и с неизменным красным свистком на груди.

Васильев бесшумно вырулил из-за угла и пристроился в хвосте немого строя девятиклассников. Но если его появление еще могло остаться незамеченным, то Быковский вызвал шквал восторженных возгласов.

Не меняя положения головы, завуч отследила глазами перемещения на фланге 9-го «Б» и выпрямилась.

– Васильев, подойди к нам.

Андрюха презрительно хмыкнул и расхлябанной походкой направился к стульям учителей. И только встав напротив Алевтины Петровны, заметил бледную тень психологини около колонны и улыбнулся персонально ей. Ольга Владимировна дернула бровями, словно хотела что-то сказать, но промолчала.

– Ты не на нас смотри, – прервала игру взглядов Алевтина Петровна. – Ты на одноклассников смотри! Имей смелость отвечать за свои поступки.

Андрюха легко повернулся, поднял руку, обвел ею длинный ряд девятых классов, где были и ашки, и бэшки, и с грохотом рухнул на колени.

– Простите вы меня! – выкрикнул он, ладонями звонко ударяя о линолеум. – Простите, дурака!

Остальные его слова поглотил оглушительный хохот. Даже суровая Рязанкина, пытающаяся сохранить при Андрюхином появлении независимый вид, невольно улыбнулась.

– Встань! – Завуч вскочила и раздраженно топнула ногой. – Прекрати юродствовать!

– Так я ж Христа ради, – подполз к ней на коленях Васильев. – Мама в детстве уронила.

Он еще бил себя кулаком в грудь, пытаясь вложить в свои слова как можно больше проникновенности, но его снова не было слышно – девятые классы еле стояли на ногах от хохота.

– Шут гороховый! – ярилась Алевтина Петровна. – Встань!

Андрюха вскочил и стал мелкими движениями отряхивать колени. При этом он ухитрился повернуться задом к школьному руководству.

– Веселитесь, значит? – вышла вперед завуч. Звуки ее голоса потушили разговоры и смех. – Ну что же, сейчас я вас насмешу. Директор приняла решение всему 9-му «Б» классу, сбежавшему сегодня с урока алгебры, поставить двойку и снизить четвертную оценку на балл. А также снизить оценку за поведение.

Все возмущенно загудели.

– Вы хотите знать, кто виноват во всем этом? – легко перекрыла удивленные возгласы завуч.

– А чего тут знать?

– Ясное дело!

– Васильев, кто же еще!

– Васильич – гад!

Андрюха щедро кланялся на каждый выкрик.

– Всегда – пожалуйста, – улыбнулся он одноклассникам.

– Васильев, ты принес дневник? – обратилась к нему Алевтина, поняв, что обычными методами этот балаган не закончить.

– Я принес Быковского, – щурил от удовольствия глаза Андрюха. – А это лучше.

9-й «Б» приветливо зааплодировал. Павла в классе любили.

– Ну что же, – снова опустилась на стул завуч. – Раз вы такие разговорчивые, то объясните мне, что произошло на уроке алгебры и почему Юрий Леонидович отказывается с вами работать.

– Отказывается? – прошелестело над головами.

– Вот придурки, – озвучил общую мысль 9-го «А» Майкл Махота.

– Так это не мы, – добродушно пробасил Когтев.

– Кто же? – Алевтина Петровна тяжелым взглядом окинула первые ряды. – Или, может, вас кто-нибудь заставил под дулом пистолета уйти с урока? Отвечайте!

Испуганное эхо метнулось между стен и забилось в паутинный угол.

– Что присмирели? Оскорблять учителя язык не отнимался, а сейчас дар речи потеряли! Или за девять лет в школе вас не научили думать? Или ваш поступок – это вся благодарность, на которую вы способны? Что же, щедро. Очень щедро. Скандал с учителем – вот до чего вы докатились!

– Это не мы, – пискнула Курбаленко и тут же постаралась забиться в дальние ряды.

– Конечно, не вы! – перешла на угрожающий полушепот Алевтина Петровна. – Вы же у нас золотые дети! Не взрываете кабинетов, не срываете уроков, не скачете, как зайцы, из класса в класс, не прячетесь за спины товарищей! – Она цепко высмотрела неприметного Генку. – А? Сидоров? Я не права?

Генку толкнули несколько раз, и он открыл глаза, выдергивая из уха наушник.

– А? – громко, чтобы перекричать музыку, звучащую в плеере, переспросил он.

Стоящие рядом захихикали.

– Так! – Завуч медленно встала, поставила стул перед собой и оперлась на спинку. – Значит, храбрости отвечать за свои поступки у вас нет?

– А при чем здесь храбрость? – буркнул правдолюб Волков. – Он на нас первым орать начал.

– Молчать! – шарахнула стулом об пол завуч. – Как вы смеете так говорить об учителе? Кто вы такие? Перед кем вы так стоите?

Переминающийся с ноги на ногу ряд на мгновение замер, а потом медленно, один за другим стали выпрямлять колени, выравнивать спины, улыбки сбежали с лиц.

– Забыли, что такое дисциплина? – переходила с крика на шепот Алевтина Петровна. – Я вам напомню! Считаете себя малыми детишками, чьим шалостям все будут умиляться? Не надейтесь! Хотите играть во взрослые игры? Пожалуйста! Но только и отвечать вы мне будете по-взрослому. Ни одного человека из 9-го «Б» я не возьму в старшую школу. Сдавайте экзамены и выметайтесь отсюда. Экзамен по математике вы будете сдавать другому учителю в другой школе, и не думаю, что он поставит вам хорошие оценки. До конца года уроков математики у вас не будет. Оставшиеся темы пройдете самостоятельно по учебнику!

– А чего это все нам? – опомнился Когтев. – Так не честно! Мы не виноваты! Васильев, давай, извиняйся!

– Извиняйся, Васильев, – поддакнули ему со всех сторон.

– Чего стоишь? – вторили им остальные.

– Не собираюсь я извиняться, – выпрямился Андрюха, на губах у него еще держалась растерянная улыбка. – Я ничего не делал. Юрий Леонидович сам на нас накинулся. Меня выгнали, вот я и пошел. А чего остальные сбежали, я не знаю.

– Скажите, куда делись ваши тесты? – Завуч задерживала взгляды на тех, кто, как она знала, мог ей что-нибудь рассказать.

– Ой, – охнула, не выдержав, Смолова. – А они того… Сгорели.

– Васильев, я так понимаю, спички нашлись именно у тебя? – Взгляд Алевтины Петровны стал ледяным. – Это же ты у нас любитель устраивать пожары! Или нет?

– Все по закону физики, – развел руками Андрюха. – Если где-то что-то прибывает, значит, где-то что-то убывает. Ольга Владимировна сама дала мне ключ от кабинета.

– О педагогических талантах Ольги Владимировны мы поговорим отдельно. – Завуч быстро глянула на притаившуюся за колонной психолога. – Срыв урока математики, я так понимаю, тоже на твоей совести? Так… Хорошо.

– Они сами ушли, я никого не тянул, – отвернулся Андрюха, он вдруг почувствовал внезапную усталость.

– Пожар, срыв урока, – стала загибать пальцы Алевтина Петровна. – Я так понимаю, что к драке на вечеринке тоже ты руку приложил? Милиция никак не может найти виновного, а он – вот он!

– Не было меня там! – встрепенулся Васильев. – Быковский, скажи!

Павел поднял голову, но промолчал.

– Нет, Васильев, защитников ты здесь себе не найдешь. – Завуч не могла скрыть довольной ухмылки. – Либо ты сейчас извиняешься перед Юрием Леонидовичем, либо я звоню в милицию и сообщаю, что дело о драке закрывается, потому что виновник найден.

У Андрюхи закружилась голова. Все это было до такой степени невозможным, что ему захотелось поскорее повернуться на другой бок и начать наконец-то смотреть другой сон.

– Выбирайте сами – либо у вас есть уроки математики, либо их у вас нет! – поставила точку в разговоре завуч.

– Подождите, – с волнением поднялась со своего места Нинель Михайловна. Тетрадки соскользнули на пол, запрыгала, разваливаясь на несколько частей, ручка. – Но ведь так нельзя! Вы подписываете Андрею смертный приговор. Тут надо выслушать две стороны, надо договориться, понять друг друга.

– Он сам подписал себе смертный приговор, дорогая Нинель Михайловна, – резко повернулась к ней завуч. – Не маленький мальчик! Отлично понимал, что делает! А договариваться мне с ним не о чем, я с мерзавцами не разговариваю. Что? – обернулась она к ошалевшим девятиклассникам. – Или кто-то считает по-другому? Что же вы? Говорите! Вам никто не запрещает говорить!

«Предали. Предали. Предали…» – застучало в Андрюхиной голове. Ни один не повернулся в его сторону, никто на него глаз не поднял. Быковский о чем-то шептался с Курбаленко, Сидоров покачивал головой в такт музыке, Когтев изучал свои истертые ботинки, Волков смотрел в окно, девчонки переглядывались друг с другом. Одна Рязанкина вроде бы смотрела на него, но взгляд у нее был стеклянный, отчего создавалось впечатление, что глядит она не на него, а на кого-то, стоящего за ним.

– Ну что же? – подвела черту под происходящим Алевтина Петровна. – Галкина я в свое время выгнала. Тебя, Васильев, я оставляю. Потому что ты в глазах стоящих перед тобой людей перестал быть авторитетным человеком. Потому что сейчас все увидели, что ты собой представляешь. Что ты самый обыкновенный трус, и ничего более. Я понимаю, вы защищали Сидорова, это человек со своими взглядами и принципами. А сейчас за тебя ни один человек голос не поднял. И это о многом говорит.

– Но вы же его убьете, – всплеснула руками биологичка.

– Он сам себя убьет. И надеюсь, впредь будет внимательней. Еще раз говорю, с вами, Нинель Михайловна, мы поговорим чуть позже. – Завуч, казалось, только что заметила пристроившуюся около колонны Ольгу Владимировну. На губах у нее появилась довольная улыбка. – Я считаю, что эксперимент с тестами удался и мы больше не нуждаемся в услугах психолога.

Ольга Владимировна вышла вперед, собираясь что-то сказать, но завуч сделала такой жест кистью, словно закрыла ей рот.

– Обо всем мы с вами, дорогая моя, поговорим потом. Как видите, запанибратское отношение с учениками не дало положительных результатов. Вы совершили достаточно ошибок и просчетов. И не стоит вбивать в голову Васильева мысль, что покончить с собой – это хорошая идея. – Она заговорила громче, перекрывая взметнувшиеся шепотки. – Я знаю, что эти разговоры уже давно витают в воздухе! Так вот – не надо меня этим пугать. Шантаж – это гнусно! – повернулась она к Андрюхе. – Только слабаки решают свои проблемы таким образом.

Андрюха покачнулся. На мгновение все вокруг исчезло, учителя, школа, одноклассники. Он почувствовал себя стоящим на дороге, прямо посередине. С двух сторон на него неслись машины. И он шел четко по разделительной полосе, ощущая, что каждая пролетающая мимо машина несла с собой смерть.

– Васильев! Васильев! – теребили его со всех сторон. – Отвечай! Хватит отмалчиваться! Или ты знаешь только одну роль шута и уже никогда не сможешь стать нормальным человеком?

У Андрюхи появилось отчаянное желание покончить с этим раз и навсегда, чтобы стоящие перед ним люди перестали говорить и куда-нибудь ушли. Хотелось все вернуть обратно, сделать так, как было раньше. Но он отлично понимал, что «как раньше» уже не будет никогда. Ничего невозможно вернуть. А значит, с этим надо рвать сейчас же, не продлевая невыносимую муку. Один шаг, и потом все будет хорошо. Главное, исчезнут все эти лица, звуки. А значит, станет так, как хочется Васильеву. Только для него. Один раз в жизни.

Слово-то какое – жизнь…

А потом все вокруг забурлило. Отпущенные на свободу девятиклассники радостно смешались, загалдели, потянулись вниз, в раздевалку, чтобы поскорее покинуть школу и оказаться на свободе. Все вопросы были решены и до завтрашнего дня можно больше ни о чем не думать. Водоворот собрался около Быковского, в него втянулись ашки. Павел кому-то жал руки, кому-то что-то объяснял, обещал, что разберется во всем. За ним тенью стоял Сидоров.

И только Васильев остался один. Это был полный и окончательный разгром. Больше он уже ничего не сможет сделать.

Рязанкина рядом с ним оказалась неожиданно. Вот ее не было, а вот она уже стоит чуть сзади, но смотрит опять не на него, нет. На довольно улыбающегося Быковского, на льнущую к нему Курбаленко.

– Ветка сказала, что ты ходил к десятиклассникам, – еле слышно пробормотала Ксюха, словно боясь, что в таком шуме ее услышит кто-то лишний. – Тебе все еще интересно, кто навел Алекса на квартиру Павла? Это сделала Жеребцова из «А». Видишь? Вон она стоит. – Васильев медленно повернул голову. Наташка Жеребцова что-то быстро втолковывала своей подружке Наумовой, активно жестикулируя, через раз выбрасывая руку вперед, в сторону Быковского. Видимо, классовое примирение Наташку не устраивало.

– И давно ты это знаешь? – Звук собственного голоса пробивался к нему, как сквозь вату.

– Мне Ветка об этом в первый же день сказала. Жеребцова позвонила Крошке Ру, тот передал Алексу. Он пришел бить Сидорова, за то, что он связался с Веткой, но Быковский предложил честную дуэль. Они пошли во двор драться. Остальное ты видел сам.

– Почему ты промолчала, когда об этом заговорили? – Последние силы выходили из Андрюхиной души тоненькой струйкой.

– О чем я должна была говорить? – усмехнулась Ксюша. – Ты еще раз ошибся – вот и все. Сам виноват! Наехал на Беленькую, месяц издевался над Маканиной, заложил Сидорова. Они не хотят за тебя заступаться, потому что ничего особенного не произошло – ты просто в очередной раз всех насмешил. А будешь упираться с Червяковым, еще и по шее получишь. Проигравших не любят, а ты проиграл! И все еще пытаешься вместо себя найти виноватого.

– Откуда же ты такая умная взялась? – медленно повернулся к ней Андрюха.

– Оттуда! – фыркнула Ксюша. – Надоел ты мне со своими закидонами. Понял? Иди, вон, над кем-нибудь другим пошути.

Неожиданно над головами взлетел небольшой мячик, наполненный песком. Он легонько стукнулся об окно и с глухим стуком упал вниз. Стекло секунду обиженно гудело, а потом решило-таки разбиться. Завизжали девчонки.

– Васильев! – рявкнули с другого конца коридора. – Это уже переходит все границы!

Андрюха не стал дожидаться, чем закончится разборка. Он не был уверен, что сможет кому-то что-то доказать. Впрочем, доказывать никому ничего не хотелось. Хватит, напрыгались!

Васильев поправил сползающий рюкзак и устремился к лестнице. Пробился сквозь неспешно бредущую толпу и неожиданно для самого себя оказался на втором этаже.

Ольга Владимировна стояла, прижавшись лбом к двери. Можно было сбежать, но это было бы явной трусостью, и Андрюха остался на месте. Психолог, наконец, заметила его и выпрямилась.

– А вас чего, правда увольняют?

Ольга Владимировна слабо улыбнулась.

– Не увольняют, а освобождают, как не справившуюся с ответственной миссией. – Она потянула на себя дверь. – Скажи мне, что будет дальше?

– А чего будет? – пожал плечами Андрюха. – Поорут и успокоятся. Здесь всегда так.

Кабинет был по-прежнему пуст. Только игрушка выделялась на фоне серой унылости.

– Зачем ты сжег тест? – Ольга Владимировна вынула из шкафа сумку, проверила ее содержимое. Казалось, ее совсем не интересовал Андрюхин ответ, больше того – говорила она не для него, а для себя. Чтобы не оставаться в тишине. – Смысла никакого. Отчет уже есть, вводы сделаны. Чего хотел доказать?

– Сами же звали – приходи. Вот я и пришел, а тут эти бумажки. Расстроился.

– Понятно… – Ольга Владимировна похлопала себя по карманам, прислушиваясь к звукам. – Не думала я, что так получится. – Она вдруг резко отвернулась к окну, как будто хотела спрятать внезапные слезы. – Так что же будет дальше?

– Ничего, – снова пожал плечами Васильев. Ему захотелось сесть – ноги не держали, и он бесцеремонно придвинул к себе один из стоящих около стены стульев.

Ольга Владимировна повертела в руках игрушку.

– Ты не хочешь поговорить со своим учителем?

Игрушка взлетела вверх и мягко приземлилась обратно в подставленные ладони.

– Чего с ним разговаривать? – испуганно пробормотал Андрюха. С кем с кем, а вот с Червяковым ему один на один встречаться было совсем не в кайф. Юрий Леонидович не просто прибьет его на месте, а разотрет в порошок, который потом развеет в школьном парке.

– Принято решение тебя на уроки математики не допускать. – Игрушка вновь оказалась в воздухе. – Чтобы не страдал весь класс. У вас весной экзамены.

– Да плевать я на него хотел, – сгорбился Андрюха.

– Смело. – Игрушка запрыгала по столу. – И все-таки ты чего-то хочешь добиться?

– Ничего я не хочу! – Крик сам собой вырвался из Васильевского горла. – Хочу, чтобы меня оставили в покое!

– Ну, так иди. – Ольга Владимировна подхватила сумку. – Тебя никто не держит.

– Все говорят одно и то же! – Васильев вскочил, оттолкнул стул. Железная спинка цокнула о стену.

– Наверное, потому что ты делаешь одно и то же.

Андрюха потянул на себя дверь.

– Ключ верни! – Ольга Владимировна неожиданно оказалась прямо у него за спиной. – А это тебе. – В Андрюхину руку легло что-то мягкое. – Он очень внимательно умеет слушать. Надумаешь что-то сделать, скажи ему. Постарайся не делать глупости. Если захочешь, я могу устроить тебе разговор с учителем. Пока для тебя это единственный выход.

Она легонько толкнула Андрюху в спину, и он сам не заметил, как сделал несколько шагов вперед. Щелкнул, закрываясь, замок. Скользнула быстрая тень, шваркнули шаги на лестнице.

Васильев глянул на игрушку. Это была собака. Та самая, что он видел в первый свой приход сюда. Круглая морда, облезлый нос, пустые глаза, обвисшие уши. М-да, печальное зрелище. Наверное, так выглядел Андрюха после разноса завуча – никаких перспектив.

По ногам словно пронесся холодок.

Что будет дальше?

А ведь впереди ничего уже не будет. Ничего и никогда. Говори не говори. Что ему остается? Трепаться с Венди в чате? Прятаться от людей?

У собаки из-за ошейника торчала записка.

Сразу вспомнилась та первая, на голубой бумаге.

Черт, черт, черт! Ведь тогда все было! А теперь ничего не осталось!

Васильев сжал собаку, собираясь выбросить, но в последний момент передумал.

Школа как будто вздохнула. Андрюха попятился. У него что, уже крыша поехала? Что это за звуки?

Что-то со скрежетом придвинулось. Васильев прижался к двери, спиной чувствуя вибрацию.

Школа выгоняла его из себя. Она не хотела его больше терпеть. Андрюха бросился к лестнице.

Так и с ума недолго сойти!

Около раздевалки он неожиданно столкнулся с Маканиной. Олеся стояла, облокотившись о прилавок, и дышала на блестящую полированную столешницу. Пока влажный след не исчезал, она быстро что-то чертила на нем пальцем.

Почему из всех в школе осталась именно она?

– Васильев, – мрачно посмотрела на него Олеся. – У тебя совесть есть? Я вам тут не памятник, чтобы по полчаса ждать! Тебя Быковский искал…

Андрюха стремительно шагнул к ней, мягкая игрушка из его ладони перешла в ладонь Маканиной.

– Вот, вместо совести, – шепнул он и побежал к двери.

Дата добавления: 2015-11-03