20 страница. – Наверно, ты Элей?

– Наверно, ты Элей? – спросил я.

Она подумала над моим вопросом, а потом кивнула, подтверждая мою догадку. Одета она была в красную кофту и розовые штанишки.

– Я старый мамин друг. Похоже, это её не впечатлило.

– Меня зовут Эдди.

– Вы хотите поговорить с мамой?

Я заметил в её голосе и жестах лёгкое нетерпение, как будто она хотела, чтобы я быстрее уже говорил – сказал всё, что хочу, чтобы она могла вернуться к делу, от которого я её оторвал.

Откуда-то из глубин дома раздался голос:

– Элей, кто там?

Это была Мелисса. Внезапно я понял, что всё пройдёт труднее, чем мне казалось.

– Какой-то… мужчина.

– Я… – на этом месте она замолчала, и пауза эта была беременна колебаниями и даже оттенком злобы, – я сейчас подойду. Скажи ему… пусть ждёт.

Элей проинформировала меня:

– Мама моет сестрёнке голову.

– Сестру зовут Джейн?

– Да. Сама она не может. И затягивается это надолго.

– Почему?

– Слишком волосы длинные.

– Длиннее твоих?

Она фыркнула, будто говоря, блин, дядя, да ты вообще ничего не знаешь.

– Послушай, – сказал я, – у вас тут дел полно. – Я замолчал и посмотрел прямо ей в глаза, чувствуя, будто меня затягивает в водоворот. – Давай я оставлю тебе вот этот портфель… а ты скажешь маме, что я заходил… и оставил его для неё.

Стараясь ни в коей мере не показаться нахальным, я наклонился и поставил портфель на тряпку под дверью.

При этом моём движении она не пошевелилась. Потом она подозрительно опустила взгляд на портфель. Я отошёл на пару шагов. Она снова подняла глаза на меня.

– Мама просила вас подождать.

– Знаю, но я спешу.

Этот довод показался ей убедительным, она явно заинтересовалась – чем бы она ни занималась перед моим приходом, она давно уже о том забыла.

– Элей, я иду.

Настойчивость в голосе Мелиссы пронзила меня, и я понял, что надо убираться прежде, чем она покажется. Я хотел сказать ей – не открывать портфель до моего ухода. Теперь это уже перестало играть роль.

Я спустился по ступенькам.

– Элей, мне пора бежать. Приятно было с тобой познакомиться.

Она снова нахмурилась, явно не понимая, что тут происходит. Она тихонько сказала:

– Мама уже идёт.

Делая шаг назад, я спросил:

– Ты запомнила, как меня зовут? Ещё тише она ответила:

– Эдди.

Я улыбнулся.

Я мог бы смотреть на неё часами, но надо было бежать, и я развернулся. Добрался до машины и залез внутрь. Завёл двигатель.

Отъезжая, краем глаза я заметил резкое движение в дверях дома. Втыкая первую передачу и готовясь повернуть налево, я посмотрел в зеркало. Мелисса и Элей стояли – держась за руки – посреди улицы.

Я поехал в сторону Ньюбурга и снова выбрался на 87-ю автостраду, где свернул на север. Я решил, что поеду до Олбани, и там уже буду разбираться.

В середине дня я приехал на окраину города. Поколесил чуток, потом остановился на боковой улочке рядом с Центральной-авеню. И просидел в машине минут двадцать, уставившись на руль.

Ну и что теперь делать?

Я выбрался на улицу и пошёл, бодро, и без какой-то цели. По ходу я раз за разом проигрывал в голове сцену с Элей. Она так сверхъестественно напоминала Мелиссу, что наша встреча ошеломила меня – поразила до бесконечности, вогнала в дрожь, заставила содрогаться от благожелательности и надежды.

Но, шагая, я чувствовал серебряную коробочку Геннадия, лежащую в кармане джинсов. Я знал, что через пару часов открою её, вытащу оставшиеся две таблетки и проглочу – простое, банальное движение, слишком завершённое и лишённое малейших следов благожелательности и надежды.

И я продолжал бесцельную прогулку.

Через полчаса я решил, что дальше идти нет смысла. Казалось, что вскоре начнётся дождь, да и незнакомые улицы только сбивали с толку.

Я остановился и развернулся, чтобы вернуться к машине. Но тут взгляд мой упёрся в витрину магазина электротехники, где стояло пятнадцать телевизоров, тремя рядами по пять. С каждого экрана прямо на меня глядела Донателла Альварез. Фотография её лица. Она чуть наклонилась вперёд, большие глубокие глаза, длинные рыжие волосы отбрасывают тень на поллица.

Я замер на тротуаре, люди проходили мимо и вокруг меня. Потом я подошёл к витрине ближе и смотрел репортаж, где теперь показывали снимки зданий «Актиума» и отеля «Клифден». Я прошёл вдоль витрины и зашёл внутрь, чтобы послушать, что говорят – но звук был тихим, и я разбирал только отдельные куски. На кадре Сорок Восьмой улицы я вроде бы услышал «…заявление, сделанное вечером Карлом Ван Луном». Потом «…пересмотр сделки в свете негативного освещения в прессе». А потом – теперь уже я напряжённо вслушивался – что-то вроде «…негативное влияние на цены акций».

В раздражении я осмотрелся.

В закутке сзади тоже стояли телевизоры, настроенные на тот же канал. Я быстро прошёл через магазин, мимо видеомагнитофонов и ДВД-плейеров, магнитофонов и музыкальных центров, и когда дошёл до нужного места, они уже показывали кусок съёмки с пресс-конференции MCL-Абраксас, тот, где камера смещается по комнате слева направо. Я ждал, в животе у меня крутило, а потом через пару секунд… вот он я, на экране, в пиджаке, двигаюсь по экрану справа налево, смотрю в никуда. У меня удивительно пустое выражение лица, чего я не помню по первому разу, когда увидел эти кадры…

Я слушал репортаж, но едва ли что-то воспринимал. Кто-то в «Актиуме» в тот вечер – может, лысый арт-критик с седеющей бородой – увидел новости и что-то вспомнил. Он опознал во мне Томаса Коула, мужика, который сидел в ресторане напротив Донателлы Альварез, а потом говорил с ней в вестибюле.

После кадров с пресс-конференции они показали репортёра, стоящего перед Зданием Целестиал.

– Двигаясь по новому следу, – говорил репортёр, – полиция приехала домой к Эдди Спиноле, сюда, в Вест-Сайд, чтобы допросить его, но вместо него в квартире обнаружено тело неопознанного человека, предположительно члена русской преступной группировки. Этот человек был убит ножом, что значит, Эдди Спинола… – они снова переключились на съёмку с пресс-конференции, –…теперь разыскивается полицией в связи с двумя громкими убийствами…

Я развернулся и быстро пошёл к выходу, избегая смотреть окружающим в глаза. Вышел на тротуар и свернул направо. Проходя мимо витрины, я остро почувствовал, как пятнадцать экранов снова показывают повтор кадров с пресс-конференции.

По дороге к машине я зашёл в аптеку и купил большую коробку парацетамола. Потом отыскал винный магазин и приобрёл две бутылки «Джек Дэниеле».

После этого я выбрался на трассу, направляясь на север, и как можно быстрее уехал из Олбани.

Избегая автострад, я гнал по второстепенным дорогам, миновал Скенектади и Саратога-Спрингс, а потом свернул в горы Адирондак. Я выбирал маршрут случайно, и в конце концов оказался у Скрун-Лейк. Я не видел красот, раскинувшихся вокруг, у меня в голове бесконечной вереницей шли искажённые картины воспоминаний. Я свернул в Вермонт, по-прежнему выбирая второстепенные дороги, и проехал через Вирджиннис и Барлингтон, а потом двинулся в сторону Моррисвилля и Бартона.

Ехал я уже часов семь-восемь, остановившись лишь раз, заправиться, и в этот момент принял две оставшиеся таблетки.

В десять вечера я остановился в мотеле «Нортвью». Ехать дальше смысла не было. Вокруг уже разлилась угольная тьма, да и куда я мог податься? Добраться до Мэна? Нью-Брансуика? Новой Шотландии?

Я зарегистрировался под чужим именем и заплатил за комнату наличкой. Вперёд.

За две ночи.

Справившись с ошеломлением от обстановки и цветовой палитры комнаты, я завалился на кровать и уставился в потолок.

Судя по теленовостям, которые я видел, теперь меня разыскивают как убийцу. Сам я мог бы оспорить эту точку зрения, но, учитывая обстоятельства, вряд ли я сумею кого-нибудь убедить в своей невиновности.

Это длинная история, придётся мне сказать.

А потом сесть и рассказать всё как было.

Может, сразу я и не понял, но теперь осознал, что именно по этой причине я сунул ноутбук в мешок. Последним осмысленным поступком в моей жизни станет то, что я расскажу свою историю и оставлю здесь, чтобы кто-нибудь потом её прочёл. Я какое-то время лежал в кровати и крутил эту мысль в голове. Но потом вспомнил, что времени, когда я смогу связно мыслить, осталось совсем мало.

Я вскочил с кровати. Включил телевизор, но звук убавил до минимума. Вытащил из мешка ноутбук и бутылку «Джек Дэниеле». Коробку с таблетками парацетамола поставил на журнальный столик. Потом уселся в плетёное кресло и под громыхание машины для льда начал писать.

Сейчас раннее утро субботы, и на меня уже навалилась усталость. Это один из первых признаков МДТ-абстиненции – хорошо, что я уже в целом закончил.

Но закончил что?

Может, это подлинный и честный отчёт о том, как я почти совершил невозможное, выполнил невыполнимое… стал одним из лучших и величайших? Или история о галлюцинации, мечта о совершенстве? Или просто рассказ про двуногую лабораторную крысу, которую пометили, держали под колпаком, фотографировали, а потом пустили в расход? Или даже – ещё банальнее – последнее признание убийцы?

Я уже не знаю, и мне даже кажется, что это уже неважно. К тому же наваливается апатия и слабость. Пойду я прилягу.

Я лихорадочно проспал пять часов, меня колотило, я ворочался с боку на бок. Всё время мне казалось, будто я вижу долгий, тревожный сон, и когда я проснулся, головная боль по ту сторону глаз моментально расползлась по всему черепу. Ничего не соображая, падая от головной боли, шатаясь, я встаю с кровати, сажусь в плетёное кресло и ставлю ноутбук на колени.

Дело идёт к полдню, телевизор по-прежнему работает, настроенный на CNN.

Похоже, вчера поздно вечером или сегодня с утра случилось что-то серьёзное. Я смотрю на снимки линкоров, стоящих в Мексиканском заливе, на пехоту, развёртывающуюся вдоль границ, на министра обороны Калеба Хейла во время Чрезвычайной сессии с председателем Объединённого комитета начальников штабов.

Внизу экрана полоска текста объявляет, что скоро в прямом эфире будет показано обращение президента из Овального Кабинета.

Я ненадолго закрываю глаза, а когда открываю, на экране президент сидит за своим столом. Я не сумел бы сделать звук погромче, и, глядя внимательно на него, я вижу, как в его цепких глазах плещется МДТ. Я понимаю, что не могу больше на него смотреть. Я дотянулся всё-таки до пульта и переключаюсь на другой канал, на мультики.

Я пялюсь на клавиатуру ноутбука. В голове колотится боль, и с каждой минутой становится всё хуже. Пришла пора выключить компьютер и отставить в сторону. Смотрю на журнальный столик рядом с кроватью, на коробочку со 150-ю таблетками парацетамола. Потом ещё раз перевожу взгляд на клавиатуру и, жаждая, чтобы действие этой команды совпадало со смыслом названия и в настоящей жизни, жму «сохранить».

^[1] Сокр. от Food Drug Administration — Управление по контролю за продуктами и лекарствами США.

^[2] За что билось твое сердце, то и приведет тебя к Богу (нем.).

^[3] Выкуп корпорации за счет кредита, который потом должна погасить сама корпорация. Может организовываться руководством корпорации.

^[4] Слабый, беспомощный, бесполезный, напрасный, тщетный

^[5] Асинхронный цифровой абонентский шлейф.

Дата добавления: 2015-10-28