Окончательное решение еврейского вопроса

11 ноября 1941 года Феликс Керстен записал в своем дневнике: «Гиммлер пришел из канцелярии фюрера в подавленном настроении. Я начал массаж и справился о его состоянии. Через некоторое время он с явной неохотой произнес, что принято решение об уничтожении евреев. При этом Гиммлер, обычно разговорчивый, ни в какие подробности не вдавался».

16 ноября в дневнике Керстена появилась новая запись: «В последние дни я пытался несколько раз возвратиться к разговору об еврейском вопросе, но Гиммлер отмалчивался».

Только через год он, наконец, вернулся к этому вопросу, заметив: «Ах, Керстен, я ведь совсем не собирался уничтожать евреев. У меня в отношении их были другие планы. Это все на совести чертова Геббельса».

Из дальнейшего его рассказа Керстену все стало ясно:

«Еще несколько лет тому назад, — продолжал Гиммлер, — я получил приказ фюрера выслать евреев из Германии. Им разрешалось взять с собой ценности и движимое имущество. Я начал осуществление этой акции и даже наказал некоторых из своих людей за излишнее усердие и злоупотребления. Для меня было ясно лишь одно: евреи должны быть выдворены из Германии. До весны 1940 года евреи могли свободно выезжать за границу, потом победил Геббельс».

Керстен спросил удивленно:

«А при чем здесь Геббельс?»

«Геббельс придерживался мнения, что еврейский вопрос можно решить лишь путем уничтожения всех евреев. Покуда будет жив хоть один еврей, он будет продолжать оставаться врагом национал‑социалистской Германии. Поэтому никакая гуманность и мягкость в отношении их неприемлемы».

Эта запись в дневнике Керстена о его разговоре с Гиммлером противоречит, однако, сведениям, полученным от современников и в особенности собранным уже в послевоенное время об истории возникновения приказа об окончательном решении еврейского вопроса. Уничтожение европейского еврейства тесно связано с охранными отрядами и таковым останется в памяти последующих поколений при упоминании СС.

Первый начальник государственной тайной полиции Рудольф Дильс заявил уже после войны, что «идея окончательного решения еврейского вопроса возникла в головах Гиммлера и Гейдриха в 1942 году».

Этой точки зрения придерживается и старший переводчик министерства иностранных дел Пауль Шмидт, который заявил: «Окончательное решение еврейского вопроса исходило от Гейдриха, Гиммлера и Штрайхера». Историки, изучавшие архивы, также придерживаются такого же мнения. Один из них, некто Леон Поляков, считает, что идея эта вызревала в голове Гейдриха еще до начала войны. А его американский коллега, Генри А. Цайгер, утверждает, что именно по предложению Гейдриха ликвидировать всех до последнего еврея в Европе Гитлер с Герингом и приняли окончательное решение.

Да, собственно говоря, такое мнение и не требует особых доказательств. Ведь не могли же люди, обрекшие миллионы евреев на садизм, кровь и смерть, превратиться за одну ночь из миролюбивых граждан в массовых убийц: идея уничтожения евреев зрела в сердцах и мозгу руководителей СС еще до получения приказа на уничтожение.

В то же время высказывается предположение, что эта идея возникла не в среде СС, поскольку до весны 1941 года, когда предположительно Гитлером было принято данное решение, нет никаких документов в архивах СС, в которых говорилось бы о физическом уничтожении евреев. К тому же в упоминавшейся нами докладной записке Гиммлера «Обращение с народами Востока», представленной в мае 1940 года, автор ее «отрицал большевистские методы физического уничтожения целых народов, считая их непригодными для германцев».

Вызывает сомнение и тезис о том, будто бы Гиммлер явился духовным вдохновителем идеи физического уничтожения евреев, поскольку решение Гитлера нарушило совершенно иную концепцию СС в отношении евреев. СС считало необходимым изгнание евреев из Германии, называя это их исходом. Как бы беспощадно и безжалостно ни обращались эсэсовцы с самого начала с евреями, до самого начала войны они не помышляли о их физическом истреблении.

Это не был вульгарный антисемитизм НСДАП, хотя СС и придерживалось доктрины, по которой евреи рассматривались как своеобразная раса, противостоящая арийцам. Один из верховных партийных судей Бух высказался по этому поводу следующим образом: «Еврей — не человек, а просто некое явление, носящее характер разложения».

Дети крестьян и представителей мелкой буржуазии, лишившиеся в период экономического кризиса последних свобод и привилегий, устремившиеся в охранные отряды, считали, что именно евреи стали причиной всех их бед и лишений. Молодые парни разделяли антисемитские взгляды своих отцов, к тому же еще и политически социально окрашенные. Решающую роль при этом играл социал‑дарвинизм — учение, основанное на открытии Чарлзом Дарвином закона о естественном отборе и борьбе за существование, перенесенного в область государственной политики.

В черном ордене господствовало убеждение, что путем тщательного отбора можно значительно улучшить качество народа. Для расовых теоретиков СС таким народом была нордическо‑германская раса. Биологический принцип Дарвина о борьбе за существование приобрел в нацистской политике совершенно иной смысл. Того, что у английского ученого должно было протекать естественным путем, социал‑дарвинисты хотели достичь насильственным методом, применив право авторитарного государства более сильной расы на уничтожение слабой.

Таким образом, социальная политика цивилизованного государства была поставлена вверх ногами. Вместо еще недавно признанной социальной политики государства, направленной на защиту и поддержку национальных меньшинств, слабых и обездоленных, был провозглашен принцип улучшения «хорошей крови» и устранения «нежизнеспособных элементов». Нации и народы стали рассматриваться эсэсовцами не как нечто сформированное и целостное, а как, по выражению историка Буххайма, «нерационально расположенные и проросшие сорняками растения, требующие наведения порядка, связанного с устранением „ферментов декомпозиции“, изоляцией вредных примесей, пропалывания всего постороннего и низкосортного, но подкрепления нужного и ценного».

Даже ранние социал‑дарвинисты оперировали расовыми понятиями. Так, биолог Вильгельм Шалльмайер заявил в 1903 году о необходимости проведения таких высокоэффективных мероприятий, как расово‑гигиенический контроль за партнерами, вступающими в брак, с запретом и даже стерилизацией неполноценных особей в целях поддержки чистоты расы. Это вполне соответствовало гиммлеровским требованиям о чистоте родословной членов СС, необходимости получения разрешений на вступление в брак и проведения расово‑гигиенических проверок. Да Гиммлер и говорил‑то на языке социал‑дарвинистов: «Если не репродуцировать и не подкреплять кровь, текущую в нашем народе, хорошей кровью, мы не сможем править страной».

Для мировоззрения СС было характерно слияние экономически обоснованного антисемитизма с расистско‑заостренным социал‑дарвинизмом, чем и питались ненависть к евреям. Еврей превратился в символ неполноценности, против которого и должна выступать хорошая раса. Гиммлер пояснял, что антиеврейский крестовый поход, то есть «борьба между людьми и недочеловеками является столь же естественной, как и борьба людей с эпидемиями, то есть борьба здорового организма с бациллами, скажем, чумы». На занятиях и при чтении лекций эсэсовцам внушалась вражда к евреям и протаскивалась мысль: еврей — чуждый элемент. В одном из учебных пособий 1936 года, например, говорилось: «Еврей — паразит и тунеядец. Его процветание означает гибель для других. Начиная с доисторических времен и вплоть до наших дней, народы, предоставившие гостеприимство евреям, исчезли с лица земли. И если мы исключим евреев из нашего народного сообщества, то это будет лишь актом самозащиты».

Но каким образом «разделаться» с евреями? Это был вопрос, по которому в национал‑социалистском лагере велись ожесточенные споры. Молодые интеллектуалы, находившиеся на командных постах в СД, были не согласны с примитивными рецептами многих партийных деятелей, сводившимися, как это предлагал гауляйтер Юлиус Штрайхер в издаваемой им газете «Штюрмер», к активизации у немцев самых низменных инстинктов и пропаганде ненависти к евреям с использованием экономических и сексуальных мотивов, а также зависти — в целях лишения евреев любых жизненных прав.

Интеллектуалы СД, старавшиеся слыть радикальными, но в то же время и «здравомыслящими» национал‑социалистами, считали, что «такой антисемитизм наносит только вред» (так было даже сказано в одной из статей устава «Черного корпуса»). Уличное подстрекательство и битье витрин еврейских магазинов, по их мнению, представляли новую Германию в искаженном свете в глазах мировой общественности, не приближая ни на шаг проблему решения еврейского вопроса.

5 июня 1935 года газета «Черный корпус» опубликовала заметку в которой говорилось: «Национал‑социалистское движение и государство решительно выступают против подобных преступных происков. Партия не потерпит, чтобы ее борьба за священные ценности нации была испоганена уличными беспорядками».

Интеллектуалы СД не хотели мириться с примитивной пропагандой антисемитизма и прекратили бы ее, будь на то их воля. Они даже пытались воспрепятствовать такого рода пропаганде. Осенью 1935 года берлинское издательство Пауля Шмидта отпечатало листовку, в которой вина за развязывание абиссинской войны сваливалась на евреев. Сама же листовка, если ее свернуть, карикатурно представляла голову еврея. Полицейский советник Райнке тут же получил указание из СД немедленно конфисковать весь тираж листовки.

Цензоры СД не одобряли даже выпуск «Протоколов сионских мудрецов». Первый референт по еврейским вопросам, унтерштурмфюрер СС фон Мильденштайн, расценил их как «пустую болтовню». А 21 июля 1938 года обершарфюрер СС Херберт Хаген, проанализировав работу издательства Хохмута, пришел к выводу, что издаваемые им антисемитские книги вызывают большое сомнение. По поводу брошюры «Еврейское зеркало», выпущенной центральным издательством НСДАП, Хаген, считавшийся специалистом по еврейскому вопросу, заметил: «В своем чрезмерном усердии автор ее (Рудольф) не усматривает никакого прогресса природного и духовного характера в деятельности еврейства, хотя он и имел место в историческом аспекте…»

Рецензенты СД не пропускали грубую антисемитскую стряпню, несмотря на одобрительные отклики нацистских функционеров. Взять хотя бы книгу для молодежи «Ядовитый гриб», выпущенную тем же Штрайхером. Приведем лишь некоторые оценки, данные ей национал‑социалистскими деятелями:

«Она должна стать настольной книгой всех немецких мальчишек и девчонок» (книгоиздатель Аманн);

«Это произведение, единственное в своем роде, должно… послужить делу просвещения нашего народа в еврейском вопросе» (начальник штаба СА Лутце);

«Книга гарантирует правильное отношение немцев к еврейству и настоящем и в будущем» (гауляйтер Вехтлер).

Управление же СД оценило книгу иначе и наложило следующую резолюцию: «Высказывания целого ряда критиков не могут быть приняты во внимание, так как книга, не говоря уже об ее необъективности, имеет много стилистических погрешностей и не может быть рекомендована в качестве учебного пособия для детей».

Элита СД собственную политику в отношении евреев не возглашала, пока упоминавшийся выше унтерштурмфюрер СС фон Мильденштайн не попытался сформулировать ее летом 1935 года.

На Леопольда Мильденштайна, пражского уроженца, дипломированного инженера и путешественника, обратил внимание Гейдрих, когда он опубликовал осенью 1934 года в берлинской газете «Ангрифф» свои заметки о поездке в Палестину, трезво рассматривая в этой статье перспективы создания в будущем еврейского государства.

Унтерштурмфюрер СС не был антисемитом, как и начальник отдела центрального управления СД Райнхард Хён, охарактеризовавший еще в 1929 году антисемитизм как «злобную и заразную травлю». Фон Мильденштайн мог, пожалуй, даже называть себя другом известных сионистских лидеров, являясь постоянным участником различных сионистских конгрессов, на которых и пришел к мысли, что еврейский вопрос может быть решен путем переселения евреев в Палестину. У него при этом появилась иллюзия, что хорошим помощником в этом деле может стать руководство СС, критически относившееся к политике НСДАП в еврейском вопросе.

Собственно говоря, в то время партийное руководство еще не пришло к выводу о практическом решении этого вопроса. Даже в «Майн кампф» Гитлер не затрагивал его, а эксперт по расовым проблемам Ахим Герке считал в 1933 году, что «еще слишком рано строить какие‑либо планы в этом отношении». Альфред Розенберг же исходил из посылки, что евреев, живших в Германии, можно рассматривать как одну из наций, не допуская, однако, до занятия ими ключевых позиций в политике, культуре и экономике. Штандартенфюрер СС доктор Конти, ставший позднее министром здравоохранения, заявлял, что новая Германия осуждает расовую ненависть и «евреи представляют собой просто другую расу».

Историки, однако, рассматривают эту разноголосицу как маскировку уже планировавшейся кампании по уничтожению евреев, которая якобы принимала все более отчетливые и жесткие очертания, не учитывая того обстоятельства, что для национал‑социалистского господства были характерны как раз отсутствие плановости и большая противоречивость во всех их проектах. Следует отметить, что в партии было не менее трех антисемитских групп, каждая из которых толковала еврейский вопрос по своему. К так называемой народной группе относились Вальтер Гросс, руководитель управления расовой политики НСДАП, и Бернхард Лёзенер, референт министерства внутренних дел по расовым вопросам, которые придерживались мнения об отстранении евреев от возможности воздействия на политику и культуру, но были готовы активно сотрудничать с ними в области экономики. Вторую группу возглавлял Альфред Розенберг, вокруг которого тусовались теоретики расизма. К третьей группе принадлежал открытый враг евреев Юлиус Штрайхер, к которому позднее примкнул Иосиф Геббельс.

Дальнейшие исследования показали, какая из этих групп в период после 1933 года определяла политику национал‑социализма в отношении евреев.

В первые месяцы после прихода нацистов к власти ведущим оказался антисемитизм Штрайхера: кровавые погромы в марте 1933 года, бойкот еврейских магазинов с 1 апреля того же года, увольнение с работы еврейских чиновников, врачей и юристов, первая ариизация еврейских предприятий, изгнание евреев из бассейнов, концертных залов и художественных выставок.

В 1934 году этот террор спал. Решением еврейского вопроса занялись умеренные антисемиты. Нацистский юрист Ханс Франк даже заявил, что режим «принял решение о прекращении конфликтов с евреями». И у евреев появилась надежда на улучшение своего положения. «Фёлькишер беобахтер» 9 мая 1935 года сообщала, что почти 10 000 бежавших из страны евреев снова возвратились в Германию.

Однако в том же 1935 году положение опять изменилось к худшему. На этот раз тон задал Геббельс. Свою речь 29 июня 1935 он сопровождал выкриками о том, что стране евреи не нужны, и пустился в полемику с буржуазными интеллектуалами. Их высказывания типа «еврей — тоже человек» он назвал глупыми и нелепыми. Шаг за шагом условия жизни евреев становились все хуже. На улице Курфюрстендамм в Берлине снова начались нападения на евреев и стычки. Их изгнали из вермахта. На стенах домов появились надписи: «Евреи нежелательны!», а в конце года были приняты нюрнбергские законы, поставившие евреев в положение парий и запретившие их общение с другими расами.

Но, как ни странно, в следующем, 1936 году железная антисемитская хватка снова ослабла. Отвечавший за осуществление четырехлетнего плана Герман Геринг, принадлежавший к народной антисемитской группе, проявил нерешительность в деле полного изгнания евреев из экономики.

Унтерштурмфюрер СС Леопольд фон Мильденштайн счел необходимым покончить с антисемитским калейдоскопом в партии, предложив решить раз и навсегда еврейский вопрос путем выселения из страны всех евреев. Такой выход из положения, по его мнению, был бы наиболее благоразумным и надежным. Сама эта идея, по сути, не нова, но она не была ранее осуществлена из‑за нежелания других государств принять у себя столь большое число людей. Руководство СД намеревалось направить 503 000 немецких евреев в страну, которую даже сами сионистские лидеры считали «землей обетованной» для прежних и новых поколений евреев, — в Палестину.

Палестинский план столкнулся, однако, с непредвиденной трудностью. Только небольшая часть немецких евреев была согласна эмигрировать в Палестину. В 1933 году туда выехало 19 процентов, в 1934 году — 38 процентов (резкий скачок), в 1935 году — 36 процентов, в 1936 году — 34 процента и в 1937 году — всего 16 процентов. Несмотря на террор, притеснения и клеветнические выпады, основная масса немецких евреев придерживалась мнения, высказанного на страницах центральной газеты немецких граждан еврейского вероисповедания «Цайтунг»:

Статистические данные

Еврейское население страны

(по состоянию на 1933 год) 503 000

Эмигрировало с 1933 по 1945 год: 270 000 из них: в США 90 000 в Палестину 50 000

Убито и замучено

(в том числе и эмигрировавших в страны, которые в ходе войны были оккупированы немцами) 170 000

Умерли своей смертью 72 000

Осталось в живых в 1945 году на территории Германии 23 000

Примечание. Данные приведены в границах Германии по состоянию на 1933 год.

Дата добавления: 2015-10-28