Читайте также:
|
В русском народе издавна и твердо считали: как жил, так и помер…
Так ли, не так, но что-то справедливое в этой примете несомненно имеется. Легко расстался с жизнью Леонид Ильич – совсем не так, как его суровый и темноватый во многих отношениях наследник («самопровозглашенный наследник», если выражаться современными словами).
Да, рассказывали о Брежневе забавные анекдоты, и не мало их набралось, но злых не было, а когда он скончался, никто не проклинал его. Ибо народ чувствовал – добрый он был «царь», хоть и непутевый. А сейчас, когда благополучная в его пору страна… не станем говорить о том, что всем известно… Так вот нынешний обездоленный русский народ и другие народы разваленного Советского Союза дружно вспоминают о своем житье-бытье при Леониде Ильиче, как о времени благополучном, покойном, почти счастливом…
С нашей точки зрения эта народная оценка в общем и целом справедлива. Двадцать лет миновало, а память о Брежневе не приобретает темных оттенков, как то не раз случалось в истории, а делается светлее и светлее. Он обожал награды, не вполне четко говорил? Господи, да какие же это мелочи! Зато искренне любя стою родину и ее народ, дворцов себе не строил, деньги в зарубежные банки не переводил. Теперь-то уж есть с кем его сравнить…
Вдова и дочь Леонида Ильича скончались, сын и зять ведут скромную жизнь пожилых пенсионеров. Один из внуков занялся было политикой, но неудачно. Племянница Люба уехала за рубеж и вела там жизнь довольно пеструю.
А в заключение – последний отрывок из бесед с вдовой Брежнева:
«– Вам одной скучно?
– Скучно, конечно. Но когда дети приходят, мне с ними еще скучней.
– Они со своими проблемами?
– Нет, разговоры, знаете… Сейчас они редко приходят – мне уже нечего им отдавать. Вот у меня портреты висят: их повесили сюда, потому что негде хранить. А картины, которые здесь раньше висели, детям подарила. Кому что нужно – все разобрали… Иногда навещает правнучка Аля. Такая спокойная девочка, говорливая. С куклой войдет, на кресло ее положит, разденет… Купает ее и волосы расчесывает. Потом спать укладывает с разговорами, песенки поет. И мне развлечение. Она так хорошо все запоминает. Ей четыре года исполнилось. У меня уже пять правнуков.
– Когда начались притеснения, отобрали дачу, тогда же, говорят, и награды Леонида Ильича у вас забрали?
– Я сама сдала все. Помните, писали, как бандиты убили адмирала Холостякова и его жену, чтобы завладеть иностранным орденом с бриллиантами? И я решила (уже при Горбачеве) все награды сдать: и ордена Ленина, и Золотые Звезды Героя, и орден Победы – он же с бриллиантами? – и иностранные, и цепи золотые – какой-то орден с цепью был… А мне говорят: «У вас сабля подарочная, маршальская…» И ее сдала. Потом ко мне пришел товарищ из общего отдела ЦК, говорит, прислали письмо в ЦК… Будто рабочий написал: «Где моя работа, которую я делал, – клык моржа, украшенный бриллиантами? Мне бриллианты, когда я вставлял, каждый раз выдавал работник КГБ и проверял, чтобы не подменил, – вечером уносил, а утром приносил. Я месяц трудился – где эта работа?» Вспомнила – был небольшой клык, с одной стороны – портрет Ленина, с другой – Спасская башня. В два ряда мелкие рубиновые камешки, как звездочки, а сверху мелкие бриллиантики, посередине большие… Кажется, восемь. Это подарили якуты.
– Там добывают алмазы – они могли такой подарок сделать.
– Думаю, хорошо, что клык сохранился в ободранной коробке, веревкой перевязанной. Отдала… Да еще потом допытываться стали: «Где золотой сервиз?» Говорю, золотого сервиза у меня нет, есть только серебряный, заказанный в Кубачах, с эмалью. Забрали. «Подарки нужно сдавать – не положено…» Не знаю, может быть, так теперь заведено… Но выходит, только Брежневу нельзя, а другим будто и подарков не дарили.
– А кто забирал? КГБ? ЦК?
– Общий отдел ЦК, а сдавали, по их словам, в Министерство финансов. Каждую вещь осматривали, оценивали, качество проверяли – по пять человек, бывало… Кто-то сказал: «Вам дарили перстень, очень массивный». «Не знаю, – говорю, – вот у меня пять перстней есть – выбирайте, какой хотите». Один взяли…
– С бриллиантом?
– Какие бриллианты?! Они все были без бриллиантов. Потом говорят: «У вас ваза должна быть золотая». «Не знаю, – отвечаю, – золотая она или нет. Есть вот ваза без коробки – я ее в горку поставила. Сверху как золотая. Там портрет Лени. Написано: «От народа Азербайджана». Забрали. Проверяли. Оказалось – не золотая, а серебряная и позолоченная. Но не вернули.
– Не понимаю, откуда заведующий отделом ЦК знает, какие у вас вещи?!
– Объяснял, что поступают письма трудящихся: «Подарены золотые чашки…» Перстень, что забрали, был подписан: «От малоземельцев». Отдала…
– Я слышал, что Леониду Ильичу, когда он был в Узбекистане, Рашидов якобы подарил бюст, отлитый из золота.
– Нет, из белого мрамора сделанный. Он все время у нас стоял. Я предлагала – вот он стоит, возьмите. А золотого бюста не было! Его же не поднимешь!
– А мраморный бюст сохранился?
– Нет. Когда переезжали с дачи, не знаю, куда задевали. Потом еще один из постпредства Казахстана притащили. Дежурный говорит: «Вот, привезли бюст Леонида Ильича». Был Кунаев – бюст стоял, а Кунаева сняли – бюст мне привезли. Куда я его дену?! Так и остался на даче.
Когда все у меня забрали – отстали! А теперь и вовсе забыли. Машину не дают, если куда надо поехать. Говорят, вы такому-то позвоните – вас в списке нет. Оставьте, мол, номер вашего телефона. Оставляла, но никто не звонит. И я звонить перестала.
– У детей есть машины, если куда надо поехать? У Гали, например?
– Машина у нее есть, но она сама не водит, не научилась. Говорит, продавать не хочется, обесцениваются деньги…
Живет Галя в городе. На даче жить нельзя – ремонт надо делать, а начинать его глупо: боится, что отберут дачу… Пусть бы, говорит, поскорее решалось, а то ждешь… Все описано, что не описано – продала. На сто пятьдесят рублей живет. У меня не хочет брать.
– Когда работы Леонида Ильича печатались, у него же большие гонорары были. У вас остались эти деньги?
– Да, на книжке. У Гали деньги отобрали. Я не сообразила, что нужно было написать, что я ей, Витусе и Юре передаю деньги по наследству. А я просто перевела. У нее книжку и забрали. А теперь суд ей вернул, но тоже не сразу отдали.
– И все же «Воспоминаниях ведь хорошо издавались. И у нас, и за рубежом.
– Да. И после его смерти, даже в прошлом году, какие-то деньги приходили. Да мне теперь много не надо. Хорошо хоть, что в больнице пока лечат: инсулин есть, а то ведь в аптеках и анальгина-то нет.
– Где находится ваша поликлиника? На Сивцевом Вражке?
– Пока еще там. Но хотят разделить по районам. И уже не знаю, в какой буду больнице. Мне ведь самое главное – каждый день уколы надо делать.
– А с чего диабет начался?
– Многолетний. Может, лет тридцать назад.
– И все время на уколах?
– Нет, сначала ничего, диабет был такой молоденький… А потом таблетки. Уколы позже прописали. Инсулин был наш, отечественный – каждый раз колоться за полчаса до еды. А уж потом появился датский инсулин, укол которого один раз в день делают. Пока еще дают этот инсулин. Но не знаю, как дальше будет.
– А глаза как? Совсем ничего не видите? Хоть тени мелькают?
– Нет. Совсем ничего. И левый глаз начал болеть. Без всякой причины болит. Веки опускаются, будто свинцовые. Но что поделаешь, уже и по возрасту, слава Богу, пожила.
– Сколько вам сейчас лет?
– 11 декабря будет 84 года. [Разговор шел в 1992 году. – Прим. авт. ]
– Ухудшение зрения, наверно, связано с переживаниями? Когда Леонид Ильич умер, вы еще видели?
– Видела, видела все. А после этого ухудшение пошло резкое. И когда началось с Юрием Михайловичем. Все это, знаете, нервы… И вот три… Нет, около четырех лет как я совсем не вижу».
Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 53 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Застой и закат | | | Уважаемый товарищ редактор! |