Часть четвертая 8 страница

– Сам-то кто будешь – журналист?

– Нет, просто знакомый.

– Знакомый, а как ее зовут, не знаешь.

– Рейчел? Ракель? Как-то так.

В будку зашел лысоватый человек и остановился за спиной у вахтерши.

– Я частный детектив. – Страйк повысил голос, и лысоватый сменщик с интересом обернулся. – Вот моя визитка. Меня нанял брат Лулы Лэндри, мне необходимо поговорить…

– Так вы небось Рошель ищете? – Лысина склонилась к решетке. – Нету ее здесь. Ушла.

Вахтерша, всем своим видом выражая недовольство болтливостью сменщика, уступила ему место и скрылась.

– А когда, не подскажете?

– Да уж давно. Месяца два будет.

– А куда она подалась, как по-вашему?

– Откуда ж мне знать? Не иначе как бродяжничает. То придет сюда, то опять уйдет. Неуживчивая. У нее психика нарушена. Погодите, может, Карианна знает. Карианна! Эй! Карианна!

Вернувшаяся с улицы анемичная девица с болячкой на губе прищурилась:

– Чего?

– Ты Рошель не видела?

– На кой она мне сдалась, сучка драная?

– Значит, не видела? – уточнил лысый вахтер.

– Нет. Закурить не найдется?

Страйк протянул ей сигарету; девица заткнула ее за ухо.

– Далеко не ушла, где-нибудь поблизости ошивается. Жанин ее видела, – сообщила Карианна. – Рошель хвалилась, будто у нее теперь хата есть или типа того. Врет небось, сучка. Типа Лула Лэндри ей отписала. Как же, жди! А вам она на что? – обратилась девица к Страйку, явно надеясь за небольшую мзду предложить взамен Рошели себя.

– Хочу задать ей пару вопросов.

– Насчет чего?

– Насчет Лулы Лэндри.

– Во как, – протянула Карианна с расчетливым блеском в глазах. – Не больно-то они дружили. Вы не всему верьте, что вам Рошель наболтает, она же брешет как собака.

– А про что она брешет? – спросил Страйк.

– Да про все. Я считаю, она в магазинах тырила, а потом хвасталась, будто эти вещи ей Лула покупает.

– Да ладно тебе, Карианна, – мягко упрекнул лысый вахтер. – Они и впрямь дружили, – пояснил он Страйку. – Лэндри на машине за ней заезжала. Вот вам и причина, – он покосился на Карианну, – некоторой напряженности.

– Никакой напряженки не было, мне-то пó фигу, – вспылила Карианна. – Эта Лэндри только и делала, что понты кидала. Даже не сказать, что симпатичная.

– Рошель как-то обмолвилась, что у нее тетка в Килберне живет, – вспомнил вахтер.

– Они с ней на ножах, – встряла девица.

– Фамилию или адрес тетки, случайно, не знаете? – спросил Страйк, но его собеседники отрицательно помотали головами. – А как фамилия Рошели?

– Понятия не имею. А ты, Карианна? У нас многие проживающие только по именам числятся, – сказал вахтер.

Вытянуть удалось сущие крохи. Рошель ушла из приюта два месяца назад. Лысый вахтер был в курсе, что девушка некоторое время состояла на амбулаторном учете в больнице Святого Фомы, но не мог поручиться, что она до сих пор является туда на прием.

– У нее припадки случаются. Лекарства глотает горстями.

– Когда Лула разбилась, эта сучка и бровью не повела, – ни с того ни с сего высказалась Карианна. – Ей все пофигу было.

Мужчины, как по команде, уставились на нее. Девица пожала плечами, как будто просто-напросто изрекла неудобную истину.

– Послушайте, если Рошель появится, передайте, пожалуйста, чтобы она мне позвонила, хорошо?

Страйк вручил им свои визитки, которые его собеседники тут же принялись разглядывать с нескрываемым интересом. Воспользовавшись этим, он ловко выудил из-под решетки оставленный жвачной вахтершей номер «Всемирных новостей» и сунул себе под мышку, а потом бодро распрощался и ушел.

Стоял теплый весенний день. Страйк направился к серо-зеленому с позолотой Хаммерсмитскому мосту, живописно освещенному солнцем. Вдоль противоположного берега Темзы вышагивал одинокий лебедь. Офисы и магазины остались где-то далеко. Свернув направо, Страйк двинулся по набережной мимо сплошного ряда невысоких домов, кое-где украшенных балконами и кустами глицинии.

В «Синем якоре» Страйк взял пинту пива и устроился снаружи, на деревянной скамье, лицом к воде и спиной к сине-белому фасаду. Закурив, он полистал газету и остановился на четвертой полосе, где была цветная фотография Эвана Даффилда (склоненная голова, большой букет белых цветов в руке, черное пальто нараспашку), а сверху заголовок: «ДАФФИЛД НАВЕЩАЕТ СМЕРТЕЛЬНО БОЛЬНУЮ МАТЬ ЛУЛЫ».

Короткая благостная статья не добавляла ничего существенного к этому заголовку. Тщательно подведенные глаза, развевающиеся полы пальто, слегка отсутствующее, потустороннее выражение лица – Даффилд выглядел так же, как на похоронах своей девушки. В тексте статьи его называли «мятежный актер-музыкант Даффилд».

В кармане у Страйка завибрировал мобильный. Сообщение было отправлено с незнакомого номера.

Всемирные новости стр 4 Эван Даффилд. Робин.

Широко улыбнувшись маленькому экрану, он сунул мобильный назад в карман. Солнечные лучи пригревали голову и плечи. Под крики круживших над водой чаек Страйк радовался, что ему не надо никуда спешить и ни с кем встречаться, а можно просто посидеть на солнышке с газетой.

Вместе с плотной толпой других пассажиров Робин покачивалась в такт движению поезда метро, следовавшего по линии «Бейкерлу» в северном направлении; все попутчики, как водится в понедельник утром, хранили напряженный, мрачный вид. У нее в кармане пальто пискнул мобильный; достать его оказалось непросто – локоть настойчиво упирался в какую-то рыхлую часть мужского тела; сосед в костюме обдавал Робин зловонным дыханием. Увидев сообщение от Страйка, она даже повеселела, совсем как вчера, когда нашла в газете статью о Даффилде. Робин прочла:

Буду позже. Ключ в туалете за бачком. Страйк.

Поезд с грохотом катился по темным туннелям; она держала телефон в руке, больше не рискуя засовывать его карман, и старалась не втягивать носом мерзкий выхлоп. На душе у нее скребли кошки. Вчера Мэтью пригласил двух своих университетских приятелей пообедать вместе с ними в «Мельнице на лугу» – его любимом гастропабе. За соседним столиком кто-то читал «Всемирные новости»; при виде фотографии Даффилда у Робин перехватило дыхание; не дослушав очередного рассказа Мэтью, она извинилась и вышла в вестибюль, чтобы написать Страйку.

Мэтью потом заявил, что это по меньшей мере хамство – без объяснений выскакивать из-за стола в угоду какой-то бредовой секретности.

Робин крепко держалась за висячий ременный поручень; когда поезд затормозил и грузный сосед навалился на нее всем своим весом, ее захлестнули неловкость и обида по отношению сразу к обоим, особенно к детективу, который проигнорировал неожиданный поступок бывшего друга Лулы.

А к тому времени, когда она преодолела вечные завалы на Денмарк-стрит, пошарила за бачком унитаза, чтобы найти ключ, и выслушала надменную отповедь какой-то девицы из фирмы Фредди Бестиги, настроение испортилось окончательно.

Сам того не ведая, Страйк в это время проходил мимо того места, с которым были связаны самые романтические события в жизни Робин. В то утро на ступеньках под статуей Эроса сновали подростки-итальянцы; Страйк двигался по направлению к Глассхаус-стрит.

От Пиккадилли-сёркус было рукой подать до ночного клуба «Казарма», который так понравился Диби Макку, что прилетевший из Лос-Анджелеса рэпер провел там не один час. На фасаде, с виду бетонном, вертикально располагались глянцево-черные буквы названия. Клуб занимал четыре этажа. Страйк не ошибся: над входом висели камеры видеонаблюдения, которые, по его мнению, должны были захватывать почти всю улицу. Обойдя здание кругом, он набросал для себя примерный план и отметил на нем все запасные выходы.

Вчера, засидевшись допоздна в интернете, Страйк внимательно изучил публичные признания Диби Макка по поводу Лулы Лэндри. Топ-модель упоминалась в трех его композициях на двух альбомах; сам рэпер говорил, что видит в ней идеал женщины и родственную душу. Насколько серьезны эти заявления, судить было трудно: читая опубликованные интервью, Страйк делал поправку, во-первых, на своеобразное чувство юмора Диби Макка, отмеченное сарказмом и хитрецой, а во-вторых, на осторожность и даже опасливость журналистов, которые знали, что этого парня лучше не злить.

Бывший гангстер, дважды тянувший срок в родном Лос-Анджелесе за оружие и наркотики, Макк сколотил многомиллионное состояние и, наряду с музыкальной карьерой, успешно занимался разными прибыльными видами бизнеса. Неудивительно, что в средствах массовой информации начался, как выражалась Робин, ажиотаж, когда стало известно, что фирма звукозаписи сняла для Макка квартиру этажом ниже пентхауса Лулы. Какие только домыслы не высказывались о последствиях такого соседства Диби Макка с предполагаемой женщиной его мечты и, в частности, о влиянии этой взрывоопасной близости на неустойчивые отношения между Лэндри и Даффилдом. С обеих сторон эту белиберду щедро приправили сомнительные откровения знакомых: «Он уже позвонил ей и пригласил на ужин»; «Она готовит эксклюзивную домашнюю вечеринку по случаю его прибытия в Лондон». В море этих спекуляций тонуло возмущение отдельных журналистов, стремившихся понять, зачем в Лондон прилетает Макк – рецидивист, который (с их точки зрения) своими текстами прославляет криминал.

Убедившись, что окрестные улицы не могут больше сообщить ничего интересного, Страйк продолжил обход. Он отмечал все желтые полосы, ограничения парковки, действующие в вечерние часы по пятницам, и все близлежащие заведения, оснащенные видеокамерами. Взяв на карандаш все существенные детали, Страйк решил, что вполне может занести в статью накладных расходов горячий чай и круассан с беконом; и то и другое он нашел в ближайшем кафе, а вдобавок разжился оставленной кем-то из посетителей газетой «Дейли мейл».

Звонок мобильного потревожил его в тот момент, когда он приступил ко второй чашке чая и до середины прочел статью о непростительной оплошности премьер-министра, который при включенном микрофоне назвал старушку-избирательницу ханжой.

Всю прошлую неделю Страйк направлял звонки свалившейся на его голову временной секретарши в голосовую почту. Сегодня он ответил сам:

– Привет, Робин, как там дела?

– Все нормально. Для вас есть сообщения.

– Давайте. – Страйк приготовился записывать.

– Только что звонила Элисон Крессуэлл… секретарь Джона Бристоу… сказала, что на завтра заказала столик у «Чиприани», на час дня, чтобы ее босс мог познакомить вас с Тэнзи Бестиги.

– Отлично.

– Я снова звонила в компанию Фредди Бестиги. Там начинают злиться. Он сейчас якобы в Лос-Анджелесе. Я в очередной раз передала, что вы просите его с вами связаться.

– Хорошо.

– Опять звонил Питер Гиллеспи.

– Угу, – сказал Страйк.

– Говорит, это срочно, и просит вас немедленно перезвонить.

Страйк охотно поручил бы ей немедленно перезвонить Гиллеспи и послать его в задницу.

– Ладно. Скиньте мне, пожалуйста, адрес ночного клуба «Узи».

– Сейчас сделаю.

– И по возможности найдите номер телефона одного субъекта по имени Гай Сомэ. Он модельер.

– Ги, – поправила Робин.

– Что значит «ги»?

– Так его зовут. Имя то же самое, только произносится на французский манер: Ги.

– Ну-ну. Короче, будьте добры, найдите его телефон.

– Хорошо, – сказала Робин.

– Узнайте, не возражает ли он со мной побеседовать. Оставьте ему сообщение, чтобы он знал, кто я такой и на кого работаю.

– Хорошо.

Только сейчас до Страйка дошло, что Робин разговаривает ледяным тоном. После короткого раздумья он вроде бы понял, в чем дело.

– Да, кстати, спасибо за вчерашнее сообщение, – сказал он. – Извините, что не ответил: там, где я находился, было не до эсэмэсок. Но если вы созвонитесь с Найджелом Клементсом – агентом Даффилда – и устроите нам встречу, будет здорово.

Как он и рассчитывал, Робин сразу оттаяла; тон потеплел сразу на несколько градусов и вплотную приблизился к восторженному.

– Но Даффилд ни в чем не замешан, правда? У него железное алиби!

– Ну, это мы еще посмотрим. – Страйк подпустил в голос зловещие нотки. – К слову, Робин: если придет новое письмо с угрозами – обычно это бывает по понедельникам…

– Да? – загорелась она.

– Приобщите его к остальным, – сказал Страйк.

Твердой уверенности у него не было, все же Робин производила впечатление скромницы, но, перед тем как она повесила трубку, до него донеслось: «Вот урод!»

До вечера Страйк занимался скучной, но необходимой подготовительной работой. Когда Робин прислала ему адрес, он осмотрел снаружи еще один ночной клуб, на сей раз в Южном Кенсингтоне. Это заведение было полной противоположностью «Казарме»; со вкусом оформленный вход в «Узи» наводил на мысль о шикарном частном доме. Единственное – над дверями здесь тоже висели камеры слежения. Потом Страйк на автобусе доехал до Чарльз-стрит, где, по его расчетам, обитал Сомэ, и прошел, как ему представлялось, кратчайшим путем от адреса модельера до того дома, где погибла Лула.

К вечеру нестерпимо разболелась нога; Страйк позволил себе немного посидеть и перекусить парой сэндвичей, прежде чем отправиться в паб «Перья», что вблизи Скотленд-Ярда, на встречу с Эриком Уордлом.

Очередное заведение Викторианской эпохи выходило большими – практически от пола до потолка – окнами на серое здание двадцатых годов прошлого века, украшенное скульптурами Джейкоба Эпстайна.^[16] Ближайшая из них, установленная над входом, заглядывала сверху прямо в окна: свирепое с виду божество обнимал младенец-сын, причудливо изгибаясь всем телом, чтобы выставить напоказ гениталии. Время опустило планку стыдливости.

В «Перьях» звенели, брякали и мигали ядовитым цветом игровые автоматы; закрепленные на стенах плазменные панели в мягких кожаных рамах показывали без звука матч «Альбион» (Уэст-Бромидж) – «Челси», а из скрытых динамиков ритмично стонала Эми Уайнхаус.^[17] Ассортимент элей был выведен краской на бежевой стене позади длинной стойки, напротив которой начиналась ведущая на второй этаж винтовая лестница темного дерева, с начищенными латунными перилами.

Страйка обслужили не сразу, и он успел оглядеться. В баре яблоку негде было упасть; подавляющее большинство посетителей составляли мужчины с короткими стрижками военного образца, и лишь у круглого столика топтались на высоченных шпильках, отбрасывая назад распрямленные и вытравленные до белизны волосы, три смуглые, мандаринового цвета, девушки в куцых платьицах с блестками. Красотки делали вид, будто не замечают привлекательного, мальчишеского вида завсегдатая в кожаной куртке, который в одиночестве сидел на высоком барном стуле, придирчиво изучая наметанным взглядом все их прелести. Страйк взял пинту «дум-бара» и уверенно направился к этому ценителю.

– Корморан Страйк, – представился он, подойдя к столику Уордла.

Он всегда завидовал таким волосам, как у этого парня. Уж к нему никогда не приросла бы кличка Лобок.

– Ага, я тебя срисовал, – сказал Уордл, пожимая ему руку. – Энстис говорил, что ты тяжеловес.

Страйк подвинул себе высокий стул, и Уордл без предисловий начал:

– Что ты хотел мне предложить?

– В прошлом месяце у метро «Илинг-Бродуэй» была драка со смертельным исходом. Погиб некий Лайам Йейтс, так? Стукачок ваш, правильно я понимаю?

– Допустим. Получил перо в шею. Нам известно, кто его завалил, – с высокомерной ухмылкой сказал Уорлд. – Половина городского хулиганья это знает. Если у тебя все…

– Только вам неизвестно, где его искать, так?

Скользнув глазами по нарочито бесчувственным красоткам, Уордл быстро достал из кармана блокнот:

– Продолжай.

– Есть девчонка, работает в букмекерской конторе «Бетбастерс» на Хэкни-роуд. Зовут Шона Холланд. Снимает жилье в двух кварталах от конторы. У нее сейчас кантуется незваный гость, Бретт Фирни, который избивал ее сестру. Думаю, вам стоит туда наведаться.

– Подробный адрес есть? – спросил Уорлд, торопливо строчивший в блокноте.

– Я дал тебе имя квартиросъемщицы и, так сказать, половину почтового индекса. Может, дальше ты сам?

– Как ты сказал, откуда у тебя эта информация? – спросил Уордл, не отрываясь от положенного на колено блокнота.

– Я не сказал, – равнодушно ответил Страйк, потягивая пиво.

– Интересные у тебя дружки, а?

– Очень. А теперь в порядке честного обмена…

Сунув блокнот в карман, Уордл хохотнул:

– Информация твоя, скорее всего, фуфло.

– Нет. Играй по правилам, Уордл.

Полицейский на мгновение впился глазами в Страйка, не пряча ни насмешки, ни подозрительности:

– А твой интерес в чем?

– Я же по телефону сказал: мне нужна закрытая информация.

– Ты что, газет не читаешь?

– Повторяю: закрытая информация. Моему клиенту видится здесь состав преступления.

– Ага, нам платит желтая пресса? – Уордл скривился.

– Нет, – ответил Страйк. – Брат Лулы Лэндри.

– Джон Бристоу? – Отхлебнув пива, полицейский уставился на ляжки одной из красоток; в его обручальном кольце отражались красные огоньки игрового автомата. – По-прежнему зацикливается на этой видеозаписи?

– Пару раз упоминал, – согласился Страйк.

– Мы пробовали разыскать тех двоих, – сказал Уордл, – дали объявление. Ни один не отозвался. И немудрено: при их появлении сработала сигнализация, – как видно, это они вскрыли тачку. Причем непростую – «мазерати». Очень навороченную.

– То есть, по-твоему, они угонщики?

– Я не утверждаю, что именно это их туда привело; не исключено, что подвернулась возможность, вот и все. Какой угонщик пройдет мимо брошенного на улице «мазерати»? Но времени было два часа ночи, колотун страшный – не знаю, что еще они ловили в Мейфэре: по нашим сведениям, ни один из них там не проживал.

– Как по-твоему, откуда они взялись и куда делись после?

– Мы почти уверены, что один из них, тот, который направлялся к дому Лулы перед тем, как она разбилась, сошел с тридцать восьмого автобуса на Уилтон-стрит в четверть двенадцатого. Трудно сказать, чем он занимался полтора часа, пока не оказался под камерой в конце Беллами-роуд. Он промчался мимо этой камеры минут через десять после смерти Лэндри, припустил по Беллами-роуд и, скорей всего, свернул направо по Уэлдон-стрит. У нас есть записи с другой камеры, на Теобальдс-роуд, сделанные минут на двадцать позже, там заснят парень примерно такой же внешности – высокий, чернокожий, в капюшоне, лицо закрыто шарфом.

– Мчался, как лось, если за двадцать минут добежал до Теобальдс-роуд, – отметил Страйк. – Это ведь у Кларкенуэлла, правильно? Мили две – две с половиной. По гололеду.

– Может, это и не он. Качество съемки дерьмовое. Бристоу настораживает, что он закрывал лицо, но холод был адский, я сам на службу в вязаном шлеме пришел. Да какая разница, был он на Теобальдс-роуд или не был, если никто его не опознал?

– А второй куда делся?

– Добежал по угла Холливелл-стрит, это метров шестьдесят, а куда потом – неизвестно.

– А в котором часу появился в этом районе?

– Он с любой стороны мог появиться. Ни на одном видео этот момент не зафиксирован.

– Но в Лондоне, насколько я знаю, десять тысяч камер видеонаблюдения, так?

– Они же не везде есть. Камеры требуют обслуживания, настройки, а иначе толку от них – ровно ноль. Та, что установлена на Гарримен-стрит, была неисправна, на Медоуфилд-роуд и на Хартли-стрит вообще ни одной нет. Ты как все, Страйк: хочешь гражданских свобод, чтоб от жены в ночной клуб бегать, но при этом чтоб за твоим домом было круглосуточное наблюдение, а то, не ровен час, кто-нибудь через окно сортира заберется. Так не бывает, чтобы и капитал приобрести, и невинность соблюсти.

– И одно, и другое – не про меня, – сказал Страйк. – Я только спросил, что тебе известно про второго бегуна.

– Закутанный шарфом, как и его кореш; видны только руки. Я бы на его месте, будь у меня рыло в пуху из-за этого «мазерати», отсиделся в баре и вышел вместе с какой-нибудь компанией. На Холливелл-стрит есть как раз подходящее местечко, «Боджо», – он прямиком с Холливелл-стрит мог нырнуть туда и затихариться. Мы проверили. – Уордл не стал дожидаться вопроса. – По кадрам видеозаписи никто его не опознал.

Некоторое время оба молча тянули пиво.

– Даже если б мы его нашли, – сказал Уорлд, опуская стакан, – максимум, что можно было бы из него вытянуть, – свидетельские показания о падении Лэндри. У нее в квартире не обнаружено следов посторонней ДНК. Никто из чужих туда не заходил.

– Но Бристоу основывается не только на видеозаписях, – заметил Страйк. – Он знаком с Тэнзи Бестиги.

– Избавь меня от разговоров об этой дряни, – раздраженно бросил Уордл.

– Не могу: мой клиент считает, что она говорит правду.

– Она еще не прикусила язык? Не заткнулась? Могу тебе открыть глаза на эту миссис Бестиги, хочешь?

– Валяй. – Одной рукой Страйк сжимал стакан, приподняв его над столом.

– Мы с Карвером прибыли по вызову минут через двадцать – двадцать пять после того, как Лэндри разбилась о мостовую. Патрульные были уже там. Тэнзи Бестиги колотилась в истерике, бормотала невесть что, тряслась, вопила, что в доме убийца. Дескать, проснулась она в два часа ночи, побежала по-маленькому, услышала наверху крики, а потом увидела, как мимо ее окна летит Лула. А у нее в квартире – тройные стеклопакеты. И тепло сохраняют, и вентиляцию обеспечивают, и от уличного шума защищают. Когда мы ее допрашивали, на тротуаре было полно народу и полицейских машин, но ты бы ни в жизнь об этом не догадался, если б не мигалки. В квартире у нее глухо как в танке. Я ей говорю: «Вы уверены, что слышали крики, миссис Бестиги? Ведь у вас в квартире, по-моему, хорошая звукоизоляция». Она – в позу. Божилась, что слышала каждое слово. Якобы Лэндри кричала: «Ты опоздал!» – а мужской голос в ответ: «Лживая тварь!» Слуховые галлюцинации – вот как это называется, – заключил Уордл. – Кто на кокаине сидит, у того мозги из ноздрей вытекают.

Он снова сделал большой глоток.

– Короче, мы доказали, что слышать этого она не могла. На следующий день, когда их с мужем достала пресса, они переселились к знакомым, и мы впустили в квартиру нескольких наших ребят, а одного поставили на балкон Лулы и велели орать во все горло. На втором этаже не было слышно ни единого слова – это притом что наши парни были трезвыми как стеклышко и специально прислушивались. Но пока мы доказывали, что миссис Бестиги врет и не краснеет, она обзвонила пол-Лондона, выдавая себя за единственную свидетельницу убийства Лулы Лэндри. Пресса, естественно, ухватилась за ее показания, поскольку соседи слышали, как она вопила, что в доме находится посторонний. Клеймо сразу легло на Эвана Даффилда; мы снова к этой дамочке. Приперли к стенке, потому как доказали, что не могла она ничего слышать. А она так и не признала, что это плод ее больного воображения. До сих пор свое гнет, а журналисты ей проходу не дают, будто она Лула Лэндри, воскресшая из мертвых. И что она придумала: «Ах, разве я не упомянула? Окна же были открыты. Да-да, я сама открыла окна – проветривала». – Уордл желчно усмехнулся. – На улице метель, холодина, а ей, видишь ли, проветрить приспичило.

– А она действительно была в нижнем белье?

– Она была как щепка с двумя приклеенными искусственными мандаринами, – сказал Уордл, и по той легкости, с которой он выдал это сравнение, Страйк понял, что слышит его далеко не первым. – Пришлось реагировать на ее новые бредни: проверили на отпечатки пальцев – и точно: к окну она не прикасалась. Ни на рамах, ни на засовах ее пальчиков не было. А уборщица стереть их не могла – она приходила за сутки до смерти Лулы. Поскольку в момент нашего приезда окна были заперты на шпингалеты, напрашивается единственный вывод, ты согласен? Миссис Тэнзи Бестиги врет как сивый мерин.

Уорлд осушил свой стакан.

– Я возьму еще, – сказал Страйк и пошел к стойке.

Возвращаясь, он заметил, что Уордл с любопытством рассматривает его ноги. В другой ситуации Страйк, возможно, сказал бы, стукнув о ножку стола протезом: «Правая». Но сейчас он молча поставил на стол две свежие пинты и свиные шкварки, которые, к его неудовольствию, подавались здесь в белом горшочке, и сразу продолжил с того места, где разговор прервался:

– И тем не менее Тэнзи Бестиги видела, как Лэндри пролетела мимо ее окна? Уилсон тоже говорит, что сперва услышал стук от удара тела и тут же – вопли миссис Бестиги.

– Может, и видела, но в сортир она вовсе не по нужде бегала. А бегала она кокса нюхнуть. Там мы его и нашли: готовенький, на дорожки разделенный.

– То есть она сколько-то оставила?

– Ага. Как видно, охоту отшибло, когда за окном такое увидела.

– Разве из ванной комнаты видно, что делается за окном?

– В общем, да. Частично.

– Вы прибыли довольно быстро, правда?

– Патрульные – минут через восемь, а мы с Карвером – через двадцать. – Уордл поднял стакан, будто предлагая выпить за оперативность правоохранительных органов.

– Я встречался с этим охранником, с Уилсоном, – сказал Страйк.

– Да? Толковый мужик, – сказал Уордл с легкой снисходительностью. – Он же не виноват, что его дристос пробрал. А так он ни к чему не прикасался, мигом произвел осмотр помещения. В самом деле толковый.

– Но ни он, ни его напарники не потрудились вовремя сменить код входной двери.

– С кем не бывает. Кругом эти пин-коды, пароли. Достали уже.

– Бристоу хочет понять, какие возможности открывало пятнадцатиминутное отсутствие Уилсона.

– Мы и сами хотели это понять, но ровно через пять минут удостоверились, что миссис Бестиги как раз в это время побежала нюхнуть кокса, а потом не упустила возможности прославиться.

– Уилсон упомянул, что бассейн оставался незапертым.

– А он может объяснить, каким образом убийца пробрался в бассейн и обратно, минуя посты охраны? Бассейн этот гребаный, – сказал Уордл, – у нас в тренировочном центре, считай, такой же, а тут – для троих придурков. Да еще у них на первом этаже, за постом охраны, спортзал. Гараж подземный, мать твою. Квартиры мрамором отделаны, всяким дерьмом… прямо пятизвездочный отель. – Полицейский медленно покачал головой, сокрушаясь о несправедливом распределении богатства. – Другой мир.

– Меня интересует квартира посредине, – сказал Страйк.

– Диби Макка? – уточнил Уордл, и Страйк с удивлением отметил искреннюю, теплую улыбку полицейского. – А что в ней такого?

– Ты туда входил?

– Только заглянул, но Брайан уже закончил осмотр. Пусто. Окна заблокированы, сигнализация включена, исправна.

– Брайан – это тот, который напоролся на стол и свернул икебану?

Уордл фыркнул:

– Даже ты наслышан? Мистер Бестиги был, мягко говоря, недоволен. Шутка ли сказать: две сотни белых роз в хрустальной вазе размером с мусорный бачок. Где-то он, похоже, вычитал, что Макк включает в свой райдер белые розы. Райдер, – повторил Уордл, вероятно приняв молчание Страйка за непонимание, – это список той фигни, которую артисты требуют себе в гримерку. Пора бы знать.

Страйк пропустил этот выпад мимо ушей. От протеже Энстиса он ожидал большего.

– Не выясняли, зачем Бестиги прислал Макку розы?

– Да просто пыль в глаза пустить. Или заманить в какой-нибудь свой фильм. Когда ему донесли, что Брайант эту красоту порушил, Бестиги от злости чуть не обделался. Орал как недорезанный.

– И никого не удивило, что он психует из-за какого-то букета, когда его соседка лежит на улице с проломленной головой?

– Этот Бестиги – склочный ублюдок, – с расстановкой проговорил Уордл. – Привык, что перед ним прогибаются. Он даже на нас пасть разевал, да быстро обломался. Но вопли-то на самом деле были не из-за букета. Он хотел заглушить свою жену, пока та не взяла себя в руки. Никого к ней не подпускал. Здоровенный бычара старичок Фредди.

– А что именно его волновало?

– Ну как же! Чем дольше его жена воет и трясется, как шавка на морозе, тем понятнее всем, что она под кайфом. Бестиги наверняка знал, что «снежок» у них дома заныкан. Ему не улыбалось, что в квартиру вот-вот нагрянет полиция. Вот он и орал, что, дескать, на пятьсот фунтов его опустили, – просто хотел отвлечь внимание. Где-то я читал, что он подал на развод. Немудрено. Привык, что пресса вокруг него на цыпочках ходит – такой любого засудит. А тут Тэнзи языком мелет – зачем ему такая огласка? Газетчики, конечно, своего не упустили. Раскопали старые истории про то, как он в своих подчиненных тарелками швырялся. Как людям рот затыкал. Говорят, он своей предыдущей жене отвалил энную сумму, чтобы та в суде помалкивала о его похождениях. Сам-то – всем известно – потаскун, каких мало.

– Но в качестве подозреваемого он у вас не фигурировал?

– Еще как фигурировал: был застукан рядом с трупом, оказал сопротивление полиции. Но это мы так, больше для острастки. Уверен, если б женушка знала, что это его рук дело или что его не было дома в момент падения Лулы, она бы наверняка все выболтала: когда мы приехали на место, она собой не владела. Но она повторяла, что он спал, и действительно, постель была смята. А плюс к этому, если даже допустить, что Бестиги выбрался из квартиры незамеченным и поднялся к Лэндри, то каким образом ему потом удалось проскользнуть мимо Уилсона? На лифте он спуститься не мог, так что путь оставался один – пешком по лестнице.

– Значит, по хронометражу он тоже вне подозрений?

Уордл помедлил.

Дата добавления: 2015-10-28