7 страница. — Имплантировал в мозг дельфинов сложные микроэлектронные устройства

— Имплантировал в мозг дельфинов сложные микроэлектронные устройства, которые передают сигналы их акустических систем обратно в центральную лабораторию, где их преобразовывают в зрительные образы. Потом он добавил систему компьютерных чипов, микроэлектродов и цепей. Они имеют огромный практический выход, потому что обеспечивают очень точный и хитроумный способ дистанционного управления животными, совершающими диверсии, нападения и теракты. Первые такие дельфины появились в 2026 году, когда Роберту было всего двадцать пять.

— А Левиафан? — спросил Маккензи. — Тоже неслабый проектец!

— Левиафан стал следующим логическим шагом, — объяснил Энрайт. — Поскольку основные принципы были уже опробованы на дельфинах, требовалось всего-навсего время, чтобы применить их на больших китообразных. Для этого проекта Роберт получил всемерное содействие — шишки в верхних эшелонах смекнули, что киты с электронным управлением смогут доставлять ядерные устройства к намеченным целям и засечь их будет трудно. И когда возникла необходимость, Левиафан был уже в полной готовности.

— То-то и оно! Время пришло! — сказал Маккензи.

— Еще как пришло! Несколько недель назад в НИПИСе получили шифровку из Вашингтона, в которой говорилось о чрезвычайной ситуации в Восточно-Китайском море, — мы как раз обсуждали ее на совещании в Пентагоне. В этой депеше был приказ подготовить Левиафана к срочной транспортировке на острова Рюкю, чтобы потом он доставил ядерное устройство к китайской базе ядерных подлодок на архипелаге Чжоушань. Мне поручили составить предварительную программу атаки и ввести в компьютер географические координаты для Левиафана.

— Да, история что надо! — качая головой сказал Маккензи. Спасибо, что ввел меня в курс. А теперь, пожалуй, самое время опрокинуть стаканчик-другой перед обедом. Пойдем-ка вниз.

Они спустились на лифте вниз — туда, где размещались судовой бар и офицерская столовая.

В ожидании тайфуна

Солнце садилось среди тяжелых темных облаков, зловеще нависших над покрытой рябью поверхностью океана. Горизонт на западе был расцвечен тысячами красок и напоминал палитру художника-экспрессиониста. «Калипсо-2» решительно рассекал воды Восточно-Китайского моря, направляясь от Тайваня к Нагасаки. Выйдя из Перл Харбора, корабль шел вдоль северного экваториального течения, которое провело его вокруг Гуама, через Филиппинское море, между восточным побережьем Тайваня и островами Рюкю и вынесло в Восточно-Китайское море. Этот путь был значительно длиннее, чем прямой маршрут Сан-Франциско — Шанхай, зато он делал легенду-прикрытие об экологических исследованиях более правдоподобной.

Тэд Маккензи и Крэйг Энрайт стояли на верхней палубе, удобно облокотясь на поручни. Глядя на запад, они с большим любопытством наблюдали живописные картины, создаваемые на небе облаками. Правда, их интерес к этой величественной панораме имел мало общего как с любовью к природе, так и с эстетическим или артистическим чутьем. Полученный недавно метеорологический прогноз, предсказывающий мощный тайфун в Южно-Китайском море, был воспринят как нежданный подарок и благословение свыше. Военные эксперты тщательно изучили прогноз погоды, и приближающийся тайфун срочно включили в стратегический план операции.

— Надеюсь, тайфун будет паинькой и не нарушит график, который дали нам ребята из метеослужбы, — озабоченно хмурясь, сказал Маккензи. — Время решает все. Будет скверно, если шторм закончится раньше, чем Левиафан доберется до базы

— Или если тайфун зацепит не тот район, который нам назвали, — добавил Энрайт. — Конечно, метеорология сейчас куда точнее, чем раньше, но когда все зависит от такого множества факторов, никогда не знаешь, насколько можно доверять прогнозам. Особенно меня тревожит пресловутый «эффект бабочки», — признался он, имея в виду теорию, согласно которой в сложных системах самые незначительные события порой могут иметь колоссальные и непредсказуемые последствия.

— Нам остается одно, — изрек Маккензи, возвысив голос, — делать все, что от нас зависит, и верить, что провидение на нашей стороне.

Тэд вырос в семье католиков-ирландцев и усвоил веру в то, что все в руках Божьих, которая нисколько не мешала его сексуальным подвигам. Он не сомневался, что западная демократия и американский образ жизни — именно то, чего хочет Бог для всего мира, и считал своей святой обязанностью защищать и распространять эти ценности всеми доступными способами. Именно из-за этого бескомпромиссного убеждения он всегда охотно брался за секретные задания, от которых многие старались уклониться, и безупречно их выполнял.

Пришло время последней проверки перед стартом Левиафана. Маккензи и Энрайт спустились с палубы и направились к командному отсеку. То был скрытый во внутренностях корабля огромный бронированный зал, в котором располагался штаб операции. Окон в зале не было, а большая часть стен была занята экранами мониторов, панелями компьютеров и хитросплетениями кабелей. Сложность размещенной в нем аппаратуры внушала благоговейный трепет — все это походило на декорации какого-нибудь научно-фантастического фильма.

Энрайт и Маккензи сели за большой стол в центре этого впечатляющего лабиринта и приготовились к обзору последних отчетов о ходе операции.

Тэда Маккензи включили в состав участников операции «Левиафан», потому что у него была репутация в высшей степени надежного, волевого и беспринципного человека, закаленного во многих рискованных тайных операциях, проводившихся в разных уголках планеты. За его готовность без колебаний браться за самые дерзкие задания и выполнять их с непреклонной решимостью члены команды прозвали его Железный Тэд. Но сегодня, сознавая всю важность и серьезность операции, Маккензи явно чувствовал себя не в своей тарелке. Его лицо и поведение выдавали нервозность, волнение и неуверенность.

— Как тебе все это, Крэйг? — спросил Тэд после того, как они тщательно изучили компьютерные отчеты.

— Все прекрасно, мы доставим малыша без всяких проблем, — заверил его Энрайт.

Заметив легкую дрожь в голосе командира и его озабоченный вид, он спросил:

— Ты в порядке, Тэд? Никогда не видел тебя таким. Что, угрызения совести замучили или, может, ты передумал?

— Должен признаться, что эта операция куда сложнее всего того, чем я занимался до сих пор. Ведь речь идет не об уничтожении базы и захвате горстки подводных лодок. Взрыв такой силы мгновенно уничтожит сотни тысяч людей, а еще миллионы умрут потом медленной смертью. Будут загрязнены и парализованы устье реки Янцзы, залив Ханчжоу и весь район Шанхая. Только представь, вдруг что-то не сложится и китаезы смекнут, что произошло на самом деле. Ведь это может запросто перерасти в ядерный конфликт с Китаем и привести к глобальной катастрофе!

— Тебя беспокоит успех операции или все дело в твоей совести? Ты что, пытаешься вообразить, чем все это закончится? — спросил Энрайт, явно ощущавший нечто похожее. — Представляю, как это может действовать на нервы.

— Всего понемногу, — признался Тэд и после короткой паузы добавил: — Ведь речь идет не только о военных объектах. Этот теракт сотрет с лица земли остров Пу-то, знаменитый буддийский центр паломничества, где расположено множество монастырей и храмов. Я не особо жалую буддизм, но погибнет очень много гражданского населения. Пока моя совесть не очень меня допекает, но трудно сказать, что будет, когда все это закончится. Парень, почти век назад сбросивший бомбу на Хиросиму, всю жизнь мучился от страшной вины, в конце концов сошел с ума и покончил с собой. А ведь он был не каким-нибудь педиком или чистоплюем. От этого никто не застрахован, кто знает, как все обернется.

Обремененный грузом ответственности, Тэд Маккензи в третий раз тщательно проверил все данные. Наконец он убедился, что все идет по плану.

— Через пару часов мы подойдем к тридцатой параллели, пора начинать последние приготовления, — сказал он к сидящему рядом Энрайту.

Процедура последней проверки была сложной и отнимала много времени. В целях безопасности во время операции «Левиафан» все ключевые команды должны были отдавать оба человека, ответственных за ее проведение. Тэд Маккензи прижал большой палец к небольшому экрану и приблизил глаза к сканеру, анализирующему глазное дно.

«Командир Тэд Маккензи», назвался он, и, когда сканеры и анализаторы голоса подтвердили его личность, отдал приказ:

— Компьютер, начать отсчет: «П минус 120!

Кодовое название времени старта Левиафана было «Пуск», или просто «П». «П минус 120» означало, что до старта кита оставалось два часа.

Крэйг Энрайт повторил ту же процедуру, назвав вместо имени Маккензи свое. Повинуясь двойной команде, главный компьютер послал подробные указания на нужные участки.

Перепоручив дальнейшую проверку машинам, Маккензи вновь просмотрел последние метеорологические сводки.

— Циклон идет точно по расписанию, — успокоил он Энрайта. Потом откинулся на спинку стула и вдруг затих, погрузившись в невеселые думы.

Бдение дракона

На книжных полках, окаймлявших каюту адмирала Юань Сяопина видное место занимали политические труды идеологов коммунизма. Здесь стояли тома Маркса, Энгельса, Сталина и Ленина, книга Линь Бяо «Да здравствует победа народной войны», манифест маоистской военной доктрины и, разумеется, обязательный цитатник Мао Цзедуна. Пантеон героев коммунистической истории то и дело менялся в зависимости от политической ситуации. Время от времени новые руководители Китайской коммунистической партии производили переоценку истории и роли в ней отдельных личностей. Одни ключевые фигуры подвергались резкой критике и впадали в немилость, других реабилитировали и возвращали на политическую арену. На данный момент именно эти книги входили в стандартный набор, обязательный для библиотеки каждого, кто занимал высокий пост в Китайской народно-освободительной армии.

Остальные книги выдавали подлинные интересы адмирала. Это было изысканное собрание шедевров мировой литературы и сочинений некоторых его любимцев, в том числе трактат Сунь Цзы* «О военном искусстве», «Артхашастра» Каутильи**, «Записки о галльской войне» Юлия Цезаря, «Государь» Макиавелли и главный труд Карла фон Клаузевица*** «О войне». Над стеллажом висел плакат, на котором иероглифами была выведена начальная фраза из книги Сунь Цзы:

«Война — дело жизненной необходимости для государства; вопрос жизни и смерти, путь к спасению или гибели. Ее необходимо тщательно изучать».

Отдельную полку занимало собрание поэзии эпохи Тан, к которой адмирал питал особую страсть. Он любил стихи Ли Бо, воспевающие любовь к свободе, дружбу и вино. Но больше всего его восхищал Ду Фу, своим искусством служивший делу политической и социальной справедливости. Юань Сяопин знал эти стихи наизусть и часто их цитировал.

Адмирал откинулся на спинку стула, продолжая пристально смотреть на монитор компьютера — на нем был полученный со спутника снимок западной части Тихого океана. Буйные завихрения на экране, без сомнения, предвещали приближение тайфуна. Сяопин достаточно разбирался в метеорологии, чтобы видеть: скорее всего, шторм будет коротким и очень яростным. Это наблюдение странно взволновало адмирала. Короткое и яростное — именно таким он планировал нападение на Японию. Что-то наподобие Перл Харбор, только куда мощнее и беспощаднее. Не оставить Стране Восходящего Солнца никаких шансов на возрождение и реванш! Японцы будут разбиты, поставлены на колени, а их мечты об элитной империи, технической аристократии Азии, превратятся в прах. Наконец-то будут отомщены многовековые унижения и оскорбления, миллионы жизней, отданных китайским народом!

Юань Сяопин был человеком исключительного ума и высокой эрудиции. Он обладал энциклопедическими знаниями по истории, философии, искусству и литературе. Его интеллект уступал только его же честолюбию. Одним из кумиров Сяопина был Хун У*, основатель династии Мин, человек, поднявшийся из самых низов и ставший одним из самых сильных правителей, когда-либо сидевших на драконьем троне. Хун правил Китайской империей железной рукой и успешно отражал нападения японских мародеров, создав сильный флот и надежные гавани вдоль побережья. Во время правления его сына хорошо вооруженные китайские корабли бороздили моря половины мира. Юань Сяопин был твердо убежден, что в скором будущем китайский флот вновь обретет былую славу.

Адмирал только что закончил разговор с Пекином. Политбюро и ЦК компартии Китая одобрили его план нападения на Японию с моря. Сяопина смешила сама мысль о том, что его план нуждается в одобрении этих невежд. «Кучка придурков, трясущиеся старые маразматики! — думал он. — Ничего, ваши дни сочтены, вы сгинете вместе со Страной Восходящего Солнца!»

Адмиралу припомнился его любимый отрывок из книги «О военном искусстве», в котором говорилось о взаимоотношениях между военачальниками и правителем. В восьмой главе этого классического труда, написанного двадцать четыре века назад, Сунь Цзы убедительно доказывал, что генерал, получивший полномочия главнокомандующего, должен не слепо подчиняться приказам правителя, а иметь собственное мнение и действовать по ситуации. Именно так адмирал и собирался вести себя с политическими шишками из Пекина.

В глазах политической элиты ум Сяопина и широта его интересов были его самыми уязвимыми местами. Коммунисты всех времен и народов подозрительно относились к интеллигентам, в которых видели потенциальных прислужников капитализма. Единственной причиной, по которой адмиралу прощали его непопулярные хобби, был его блестящий талант стратега.

Сяопину приходилось глотать много критических замечаний и даже насмешек — его клеймили как заумного сноба, недовольного выхолощенным культурным набором, который партия навязывала массам. Он, в свою очередь, чувствовал презрение и ярость к поверхностным и узколобым людям, пробившимся в верха и получившим право контролировать и подвергать цензуре все его действия. Времена коммунистического режима, давшего возможность многим никчемным невеждам занять высокие посты, напоминали ему начало правления династии Хань, когда у власти оказались вояки-головорезы: мясник, гробовщик, торговец шелком и рикша.

«Имея в активе такую грандиозную победу, я не остановлюсь ни перед чем! — думал Сяопин, погружаясь в сладкие грезы. — Для героя войны не представит труда перейти с высот военной власти к высотам власти политической. Недолго этим типам осталось греметь костями. У китайского народа будет современный военный лидер, мир еще увидит меня! Теперь это всего лишь вопрос времени — максимум нескольких месяцев!»

А для такого терпеливого человека, как Сяопин, несколько месяцев — сущий пустяк. Адмирал закурил очередную сигарету «Лаки страйк» — то была его любимая марка — и начал перебирать в уме великие сражения, которые затягивались и сопровождались ожиданиями.

«Армия Агамемнона ждала десять лет, прежде чем захватила Трою, — размышлял он. — Ганнибал выжидал долгие месяцы, прежде чем совершить переход через Альпы и взять врасплох самонадеянных римлян. А с другой стороны, Наполеон и Гитлер недолго думали, прежде чем затеять долгий поход на Россию, — на свою погибель».

Раздумья адмирала были прерваны звонком — на столе замигала красная лампочка.

— В чем дело? Что вам нужно?— спросил он.

Громко и отчетливо раздался голос Хуан Чи, капитана военного корабля:

— Какие будут указания, товарищ адмирал?

— По поводу?

— Приближается американский корабль.

— Выведите его на экран! Да это «Калипсо-2»! — удивленно воскликнул Сяопин, узнав характерные очертания судна.

Чтобы проверить свою догадку, он увеличил изображение так, чтобы можно было прочесть название на борту корабля.

— Курс? — осведомился Сяопин.

— Похоже, он направляется в Японию, адмирал, скорее всего, в Нагасаки. Хотите, чтобы мы определили его скорость и установили слежение?

— Отличная идея, товарищ капитан, докладывайте мне обо всех его маневрах.

Адмирал знал о «Калипсо» из китайских военных сводок, но до сегодняшнего дня никогда не видел. Хотя у него не было полной информации, которая позволили бы оценить все возможности корабля, он восхищался им и был бы не прочь иметь несколько таких судов в составе своего флота. Сяопин ни на секунду не поверил во вздор об экологических исследованиях. Стоило только взглянуть на ощетинившийся антеннами верх судна! Не корабль, а плантация рождественских елок! Для того чтобы следить за косяками сельди или махи-махи, ничего такого не нужно. Ясно, что корабль оборудован сложнейшими устройствами радиоперехвата. А центральный бассейн, уж конечно, предназначен не для изучения прожорливости акул или их поведения во время спаривания! Он достаточно вместителен, чтобы транспортировать подлодки, снаряды и самолеты, поднятые из океанских глубин.

— Войди в центральный морской архив, найди файл «Вражеские корабли» и перейди к «Калипсо-2», — велел Сяопин компьютеру.

Он нашел спутниковую запись передвижений «Калипсо», сверил ее с отчетом о различных военных инцидентах и катастрофах... и не поверил своим глазам. Из карты безошибочно явствовало, что в целом ряде случаев, далеко выходящих за рамки возможной статистической случайности, «Калипсо» неизменно оказывался в местах чрезвычайной стратегической важности. «И как же это наши военные аналитики не заметили этой закономерности? Вот идиоты!» — подумал Сяопин.

В последний раз «Калипсо» появлялся в Южно-Китайском море, когда китайская подлодка с ядерными боеголовками на борту нашла свой последний приют на дне моря. До этого корабль побывал в Индийском океане, якобы с научной экспедицией, вскоре после того как арабы потеряли там свою ракету, сбившуюся с курса во время испытаний. Столь же случайно он проводил «исследования» в Баренцевом море как раз после того, как русские потеряли возле норвежского побережья ядерную подлодку. И уже совсем не удивительно, что исследования «Калипсо» в районе Бермудского треугольника совпали с аварией индийской космической ракеты, ушедшей на дно именно в этом районе. Побывал «Калипсо» и во многих местах американских военных неудач. Когда бомбардировщик Соединенных Штатов сбросил две атомные бомбы в Атлантический океан, «Калипсо» через неделю побывал на том месте, где они ушли под воду, и пробыл там несколько дней.

Сяопин пролистал длинный список примечательных «совпадений». «Судя по этим данным, нынешний визит «Калипсо» в этот район должен иметь какой-то подспудный смысл, — подумал он. — Янки славятся своей маниакальной страстью собирать информацию, но в данном случае это вряд ли обычная дорогостоящая и бесполезная возня с отбором многочисленных случайных проб. Должно быть, они что-то заподозрили и подослали «Калипсо» разведать, что происходит, перехватить наши переговоры». За секретные коды, применяемые в китайской армии и флоте, адмирал не беспокоился, но мало ли что может произойти при современном уровне развития компьютерной техники.

Отношение Сяопина к Соединенным Штатам было очень неоднозначным. Он восхищался умом и предприимчивостью американской нации, возглавившей технический прогресс и подарившей человечеству целый ряд замечательных изобретений: электрическое освещение, телефон, автомобили, аэропланы, атомную энергию, телевидение, компьютеры, лазер... —список был длинным. Конечно, Сяопин не был обычным коммунистом-революционером, ненавидящим капиталистический режим. Острые различия между двумя системами со временем сгладились, и адмирал ценил многое из того, что капитализм принес его народу.

Неприязнь Сяопина к США была вызвана главным оборазом союзом, который эта страна заключила с Японией после Второй мировой войны. Он обожал читать об американских военных операциях и унизительном поражении главного врага Китая. Сколько раз, просматривая кадры атомных взрывов в Хиросиме и Нагасаки, он ощущал странное, невыразимое возбуждение? Опустошение, вызванное двумя дьявольскими устройствами, было для него актом божественного возмездия за исторические преступления Японии. А американская военная машина просто сыграла роль кармы. Япония получила то, что заслужила! Но вскоре после Второй мировой войны Япония и США стали союзниками. Сяопин считал это непростительным. Их альянс мешал Китаю окончательно свести счеты со Страной Восходящего Солнца.

Соединенные Штаты были таким же динозавром, как Великобритания перед Второй мировой войной, им не хватало жизненной силы Китая. Но, как и динозавры, янки были очень сильны и к тому же неимоверно богаты — ведь они более ста лет грабили мир! У них мощные армия и флот, технический уровень которых на грани фантастики. Целая чертова армада кораблей-разведчиков, сверхзвуковых самолетов и спутников! Они вездесущи — вечно суются в дела других государств, вмешиваются в их внутреннюю политику. Бульшая часть этого арсенала предназначена для слежки за Китаем. А в случае войны они, несомненно, предоставят все это в распоряжение Японии.

Вот почему основные десантные силы Китая спрятаны в огромных подземных тоннелях, тайно построенных в последние десятилетия. Но кто знает, много ли удалось Китаю скрыть от вездесущих глаз американских спутников. А янки наверняка передают все, что знают сами, японским военным!

Сяопин ненавидел американцев так же глубоко, как восхищался ими. Они были сильными союзниками Японии и грозными врагами Китая. Как отреагируют они на вторжение в Японию? Останутся сторонними наблюдателями или вмешаются? Сяопин серьезно сомневался, что американцы настолько полагаются на свою систему противоядерной защиты, чтобы решиться на атомную войну с Китаем. Плотно заселенные районы страны делали Америку слишком уязвимой для ядерной атаки. Даже если им удастся в воздухе уничтожить китайские ракеты с ядерными боеголовками, все равно уровень радиации будет гибельным для их собственной страны. Учитывая это, трудно представить, что могло бы спасти Японию. Страна Восходящего Солнца скоро станет Страной Вечного Заката. А после победы над горизонтом взойдет яркая звезда Сяопина. По всему Китаю, даже в умирающей Коммунистической партии, зазвучат тщательно оркестрованные голоса, требующие сильной молодой руки, способной смести паутину застоя и унизительного стыда. И он, Сяопин, новоиспеченный герой войны, с готовностью откликнется на этот призыв.

Адмирал раздавил сигарету, бросил последний взгляд на монитор, где явно обозначился надвигающийся шторм, и выключил компьютер.

Рождение Гаргантюа

Зал телесвязи в военном комплексе НИПИСа представлял собой огромный лабиринт, нашпигованный электронными устройствами всевозможных форм и размеров. Разноцветные панели, тысячи мигающих огоньков, постоянно меняющиеся на мониторах картинки и километры проводов придавали залу сходство с огромным оживленным городом. Это впечатление еще больше усиливала звуковая среда: человеческие голоса и разнообразные оттенки гудения и жужжания, создаваемого электронной аппаратурой, сливались в океан звуков, отдаленно напоминающий симфоническую музыку.

Последние несколько дней вся деятельность на большом участке зала сосредоточилась на наблюдении за операцией «Левиафан». В этом сложном проекте принимали участие десятки людей, специалистов в самых разных областях науки. Одни получали со спутников информацию об активности китайских вооруженных сил в районе архипелага Чжоушань и на восточном побережье Китая. Другие следили за электронной связью в районе расположения цели. Третьи анализировали метеосводки и проверяли устройства слежения. Специальные команды биоэлектронщиков наблюдали за кибернетической системой наведения Левиафана, проверяли его гидроакустические датчики и с помощью телеметрического оборудования следили за его физиологическими функциями. Специалисты по электронике проверяли готовность различных компонентов, составляющих смертоносный груз кита.

Несмотря на кажущийся хаос, в этом огромном лабиринте людей и машин царил высочайший порядок. Вся эта бесконечно сложная деятельность была тщательно организована, чтобы служить единственной цели: выпустить в материальный мир монстра, рожденного от союза науки и природы, ужасное воплощение чудовища, ранее существовавшего лишь в царстве мифов. Левиафан, средоточие всех этих усилий, стремительно приближался к цели.

Генри Фабинг пришел посмотреть на заключительную стадию операции. Не останавливаясь, он проследовал прямо к главной установке слежения, мозгу зала телесвязи.

— Как дела? — спросил он Стивена Хейву, наземного координатора операции.

— Пока все отлично, — ответил Стивен, подавая Генри второй комплект наушников. — Все системы функционируют нормально, все идет по графику.

По иронии судьбы, слово «хейва» по-японски означало «мир», что странным образом противоречило той роли, которую исполнял сейчас Стивен.

— Как там тайфун? — поинтересовался Фабинг.

— Тоже не выходит из графика, можете посмотреть вон на том мониторе, — сказал Хейва, указывая рукой на экран. — Стремительно приближается к району Шанхая.

«Г минус 90», — прозвучал властный голос в наушниках Генри Фабинга. После краткой паузы те же слова повторил другой голос. То была двойная команда: Тэд Маккензи и Крэйг Энрайт проводили очередную проверку всех систем. «Г» означало «Гаргантюа» — кодовое название детонации ядерного устройства Левиафана. Сообщения доходили до Фабинга в первоначальном английском варианте, уже миновав сложный процесс кодировки и дешифровки. Команда послужила сигналом — на всех мониторах бешено забегали цифры: шла обратная загрузка данных всесторонней проверки.

Фабинг очень внимательно наблюдал за ходом событий. Казалось, все идет по плану. Неожиданно вся деятельность на контрольном узле резко прекратилась. Зал наполнился пронзительным вибрирующим звуком, замигавшие красные лампочки возвестили о тревоге. Фабинг услышал в наушниках встревоженный голос:

— Тихоокеанские станции перехватили и расшифровали переговоры между Чжоушаньской базой подлодок и Шанхаем. Китайцы заметили что-то подозрительное и теперь проверяют. Наши спутники засекли внезапную бурную деятельность на базе.

Груз Левиафана был защищен от радарных систем обнаружения системой сложнейших устройств, но, очевидно, что-то не сработало. Ситуация становилась серьезной. Прикрыть Левиафана от атаки значило рассекретить задание, а оставить незащищенным — обречь его на верное уничтожение, а всю операцию на провал.

Фабинг услышал в наушниках голос Энрайта: «Компьютер, начать секретную операцию «Монте-Карло».

— Правильное решение, — одобрительно пробормотал Хейва.

Тело огромного кита мгновенно среагировало на присланные издалека электронные сигналы. Левиафан сменил прямой курс на сложный неравномерный рисунок, в котором чередовались зигзаги и полукружья. Такой маневр был предусмотрен, чтобы сделать данные радара неубедительными и таким образом сбить врага с толку.

«Тайфун приближается к району Чжоушаня», — произнес в наушниках Фабинга другой голос.

Несколько минут в зале телесвязи стояла напряженная тишина, нарушаемая только монотонным гулом электронных устройств. Затем красные лампочки, все это время не перестававшие мигать, внезапно потухли.

Фабинг услышал в наушниках облегченный голос специалиста по связи: «Все в ажуре. Китайцы посчитали, что это была ложная тревога, вызванная каким-то неизвестным техническим средством. Они решили, что причина в надвигающемся тайфуне. Продолжаем действовать по плану».

«Левиафан, — твердо сказал Энрайт, — возвращайся на прежний курс».

Больше никаких помех не было — казалось, идет самая обычная операция. Повинуясь сигналам дистанционного контроля, посылаемым через спутниковые системы, Левиафан уверенно плыл между островами Чжоушаньского архипелага. Последний отрезок пути он преодолевал под водой, получая кислород из прикрепленных к бокам баллонов. Еще до рассвета он проник на территорию военно-морской базы и, найдя стратегически выгодное место, присоединился к группе ядерных подлодок, которые стояли в гавани, отдаленно напоминая стаю его родичей. Кит прибыл на базу с небольшим опозданием, зато график абсолютно точно предусмотрел его встречу с тайфуном.

За голосом Энрайта, объявившим, что Левиафан на месте, последовала команда, повторенная двумя голосами: «Компьютер, последняя проверка инструментов перед родами!»

Стивен Хейва обратился к Фабингу:

— Разве не странно, что в шифровках, связанных с ядерным оружием, всегда говорится о родах и о младенцах? — спросил он.

— В самом деле? Никогда об этом не задумывался, — ответил Фабинг. — Но сейчас, когда ты упомянул об этом, мне тоже припомнилась парочка примеров».

Хейва не сводил глаз с монитора и никак не отреагировал на слова Фабинга. Как бы ни хотелось Стивену продемонстрировать шефу свою эрудицию, сейчас было не время читать лекции о символах, используемых в шифровках об испытаниях и взрывах атомных устройств. Постоянное упоминание в них младенцев и родов поражало его и приводило в недоумение.

Впервые Стивен Хейва обратил внимание на эту закономерность, когда прочитал о сообщениях, посланных во время проведения атомной бомбардировки Японии. Самолет, доставивший бомбу к Хиросиме, носил имя матери пилота — «Энола Гэй». На самой атомной бомбе была надпись «Малыш», а условная депеша, посланная после успешного взрыва в Вашингтон, гласила: «Младенец родился». Хейве тогда показалась жуткой и загадочной эта связь между процессом появления новой жизни и процессом, вызывающим массовое уничтожение. Вскоре после этого он наткнулся на текст телеграммы, посланной Эрнестом Лоуренсом в 1942 году группе чикагских физиков, работающих над созданием атомной бомбы. Там было написано следующее: «Поздравляю новоиспеченных родителей. Не терпится увидеть новорожденного».

Дата добавления: 2015-10-28