Зов сирен к Крону

Крон Одиссей, правь сюда

На Серебряный остров,

Здесь мы споем тебе.

Через заросли ольхи

Мы видим тебя,

Но сами в золотом тумане.

Волосы у нас цвета ячменя,

Глаза, как яйца черного дрозда,

Щеки у нас цвета асфоделей.

У нас еще цветут яблони,

Корольки на серебряных ветках

Все расскажут тебе о будущем.

Не будет тебе здесь вреда.

Крон Одиссей, быстрее

Направь к нам свою лодку.

Со всеми нами по очереди

Ты возляжешь на зеленой траве

И будешь счастлив с каждой.

Здесь нет ни тоски, ни печали,

Ни болезни, ни смерти,

Нет зла и уродства.

Что в сравненье с этим

Равнины Элиды твоей?

Пустошь - твое царство.

Ждет тебя звездная корона,

Пир ждет тебя богатырский,

Мясо, молоко и мед.

Сирены - птицы Хрианнон из мифа о Бране. Однако если в магический круг войдет старая Ночная Кобыла... То, что последует за этим, - поэма, содержание которой я изложу прозой.

Если придет Ночная Кобыла, поэт узнает ее по следующим знакам. Она появится в виде маленькой быстрой лошадки не больше тринадцати ладоней ростом, кремовой, со стройными ногами, длинномордой, голубоглазой, длинногривой и пушистохвостой. Ее девять ипостасей - девять кобылок, очень похожих на нее, разве что копыта у них обычные, а у нее разделены на пять пальцев, как у коня Юлия Цезаря. На шее у нее сверкающий нагрудник из тех, что известны археологам как lипиlа (маленькие луны); тонкая золотая пластина из Уиклоу, вырезанная в форме полумесяца с длинными рогами, закругленными на концах и связанными белокрасной тесьмой. Как говорит о ней Гвион в "Песне о лошадях"[227], которая по ошибке была включена в "Cad Goddeu" (строки 206-209), словами, как будто исходящими от самой Белой Богини:

Красива желтая лошадь,

Но в сто раз красивее

Моя кремовая лошадь,

Быстрая, как чайка.

Бежит она, когда прижмет уши, в самом деле со скоростью великолепной, и никакая другая лошадь не может с ней сравниться, что подтверждается плохим состоянием лошадей наутро после того, как они посоревновались с ней ночью. Они все в мыле, тяжело дышат, на губах у них пена, а на боках кровь.

Пусть поэт обращается к ней, как к Хрианнон, Великой Царице, и не допускает невежливости, подобно Одину или святому Свитольду, пусть приветствует ее с любовью и почтением не меньшими, чем, скажем, Кемп Овин выказал в балладе Ледлийскому Червю, а она ответит ему нежностью и пригласит его в свое гнездо.

Один вопрос личного характера я бы хотел задать ей: предлагала ли она когда-нибудь себя в качестве человеческой жертвы самой себе? Думаю, она лишь с улыбкой покачает головой, ибо ритуальные убийства женщин редки в европейской мифологии и большинство их связано с разграблением святилищ Богини ахейскими завоевателями. То, что случались и резня, и изнасилования жриц, ясно из битв Геракла с амазонками, с Герой (он ранил ее в грудь) и девятиголовой Гидрой, которую на греческих вазах изображают гигантским осьминогом с головой на каждом щупальце. Как только он отрубал головы, на их месте вырастали другие, пока он не начал прижигать раны, другими словами - нападения ахейцев на святилища с девятью вооруженными жрицами были неэффективны, пока не сожгли священные рощи. Hydrias обозначает водную жрицу с hydria, то есть с ритуальным кувшином для воды, а осьминог был рыбой, которая появляется в произведениях искусства, посвященных Богине, не только на Крите минойской эры, но и в бретонских скульптурах бронзового века.

Сказки о царевнах, принесенных в жертву по религиозным соображениям, подобных Ифигении или дочери Иеф-фая, относятся к патриархальному времени, и судьба, предназначенная Андромеде, Гесионе и всем остальным царевнам, освобожденным в критический момент героями, скорее всего не более чем иконотропическая ошибка. Царевна - жертва не морского змея или дикого зверя - она, обнаженная, прикована цепями к скале руками Бела, Мардука, Персея или Геракла после того, как он побеждает чудовище, бывшее ее эманацией, И все-таки табу на убийство жрицы, наверное, снималось, по крайней мере теоретически, в определенных редких случаях, например в конце каждого saeculum 100 или 110 лет, то есть срока, после которого жрица Кармента простилась с жизнью, согласно Дионисию Периэгету, и был пересмотрен календарь.

Германские сказки о Спящей красавице или Белоснежке, вероятно, говорят о такой смерти. В первой истории двенадцать мудрых жен приглашены отпраздновать рождение принцессы. Одиннадцать благословили девочку, а тринадцатая по имени Хелд прокляла, потому что ее не пригласили во дворец, где было всего двенадцать золотых тарелок. Она предсказала принцессе смерть от укола веретена на пятнадцатом году жизни. Двенадцатая, однако, обращает смерть в столетний сон, из которого принцессу вызволит герой-принц, поцеловав ее после того, как одолеет терновые заросли: в зарослях этих погибнут многие юноши, а на его пути они будут расцветать розами. Хелд - северная богиня, соотносимая с Герой, из имени которой сформировалось слово "герой", ведь held - "герой" на немецком языке. Тринадцатый месяц - это месяц смерти, над которым властвуют Три Парки или Прядильщицы, так что, видимо, веретено было из тиса. Пятнадцать, как мы уже говорили, - число завершенности: трижды пять.

В истории о Белоснежке завистливая мачеха, бузинная ипостась Богини, пытается убить юную царевну. Сначала охотник отводит ее в лес, однако жалеет и приносит во дворец печень и легкие молоденького вепря, - точно так же олениха заменила Ифигению в Авлиде. Потом мачеха, зачернив лицо, чтобы показать, что она богиня смерти, использует пояс, отравленный гребень и отравленное яблоко, и Белоснежку кладут в стеклянный гроб на вершине заросшей лесом горы, словно она в самом деле умерла, но ее вызволяет царевич. Семь гномов, ее слуг, которые работают с драгоценными металлами, спасают Белоснежку от первых попыток убить ее и, напоминая тельхинов, символизируют, по всей видимости, семь священных деревьев или семь небесных светил. Стеклянный гроб - все тот же стеклянный дворец, где героев встречает Богиня Жизни-в-Смерти, и ей же принадлежат гребень, зеркало, пояс и яблоко. Сова, ворона и голубка - ее священные птицы. Но эти смерти не настоящие, ибо Богиня бессмертна. Они разыгрывались, возможно, в последние дни или часы священного saeculum, а в жертву приносили молодую свинью или олениху; потом же начиналась ежегодная драма с влюбленным царевичем, задержанным, как обычно, целомудренным боярышником, но свободным действовать по собственному усмотрению в месяц дуба, в месяц шиповника, когда его невеста открывает полуприкрытые глаза и улыбается.

Дата добавления: 2015-10-28