Отныне и навеки 7 страница

— Выходи за меня,— умолял Морис. Опустившись на одно колено, он держал ее руку.— Я знаю, что не достоин твоей любви, но я буду любить тебя, как никто другой, ты будешь для меня всем, обещаю тебе это. Толь­ко скажи «да».

— Морис...

— Все дело в нем, так? — Морис поднялся с коленей, лицо его исказилось гневом и ревно­стью.— Ты влюблена в этого старика.

— Что заставляет тебя думать, что он стар?

— Разве это не так?

Сара нахмурилась. Она никогда всерьез не задумывалась о возрасте Габриеля, и только теперь до нее дошло, что она даже не знает, сколько ему лет. На вид ему было сильно за двадцать, но чувствовалось, что он гораздо мудрее этих лет.

— Сара?

— Я не знаю, сколько ему лет, и мне нет дела до этого. И я не собираюсь сбегать с ним, Морис. Он просто зайдет проведать меня, вот и все.

— В таком случае, я вам не помещаю.

— Нет, боюсь, это ни к чему.

— Сара...

— Я не желаю продолжать эту тему, Мо­рис. Быстро, один поцелуй на счастье. Мой выход.

В этот вечер Сара танцевала как никогда, уверенная, что Габриель присутствует в зале. Ее сольная партия предназначалась лишь для него одного. Глядя на принца, она видела лицо Габриеля. Поцелуй Габриеля пробуждал ее от заколдованного сна.

Она надеялась, что он ждет ее у выхода из театра, но его не было. Морис настоял на том, чтобы проводить ее домой.

У дверей она распрощалась с ним, пожелав спокойной ночи и уверяя, что у нее все будет хорошо.

Она отпустила Бабетту, быстро искупалась и облачилась в скромный темно-голубой пе­ньюар с кружевами у горла, зажгла множество свечей и поставила на стол блюда с яблоками и сыром, бутыль вина и два бокала.

Услышав стук в дверь, она вся задрожала и, глубоко вздохнув, пошла через комнату к двери.

Он стоял в тени, как и в прошлый вечер, пряча лицо в капюшон плаща, черного, как сама ночь.

— Габриель! — воскликнула Сара голо­сом, полным радости.— Входи же.— Она за­творила за ним дверь, желая задержать его у себя навеки.— Дай мне твой плащ.

— Нет.

— Тебе не нужно прятать лицо от меня.

— Сара...

Она протянула к нему руки.

— Позволь мне взять твой плащ, Габри­ель. Здесь тепло, и тебе будет гораздо удобнее без него.

— Я думаю о твоем удобстве.

— Твое лицо не пугает меня.

Покорно вздохнув, Габриель снял плащ и вручил ей, зная, как ужасен его вид, какие бесцветные пятна покрывают его лицо и руки. И все же он нашел в себе силы улыбнуться ей.

Сара отнесла его плащ в спальню и там прижалась на миг к пахнувшей им тончайшей шерсти, прежде чем положить свою ношу на постель. Ее руки пробежали по материалу, как будто она ласкала самого Габриеля.

Когда она вернулась в гостиную, он сидел, вжавшись в угол дивана, подальше от свечей, мерцающих на столе.

— Не хочешь ли закусить? — спросила Са­ра, указывая на блюда с сыром и фруктами.— Может быть, немного вина?

— Бокал вина,— попросил он.

Наполнив два бокала, она села рядом с ним.

— Ты танцевала превосходно,— сказал Га­бриель.— Я никогда не видел такой самоот­дачи и радости в танце.

— Я танцевала для тебя,— тихо призна­лась Сара.— Я знала, что ты где-то рядом и смотришь на меня, и хотела, чтобы ты гор­дился мной.

— Ты танцевала прекрасно, Сара-Джейн. Ты балерина, которой нет равных. Все вышло так, как ты и мечтала.

— Всемэтим я обязана тебе.

— Нет, дорогая. Твой талант всегда был при тебе, внутри тебя, и я тут ни при чем. Где ты будешь танцевать после Парижа?

— Говорят, что труппа двинется осенью в турне.

Габриель кивнул.

— Весь мир узнает о тебе, дорогая,— ска­зал он и нахмурился. — Я говорю что-то не то?

— Я люблю танцевать,— сказала Сара,— но этого недостаточно.

— Когда весь мир у твоих ног — что еше можно желать?

— Я хочу, чтобы ты был со мной.

Как и всегда, при упоминании о чем-то личном, он отстранился от нее.

Набравшись смелости, Сара отставила свой бокал и взяла его нетронутый, чтобы тоже поставить на стол, а затем, придвинув­шись, положила руку ему на плечо.

— Скажи, что я не нужна тебе, что ты не хочешь меня, и я никогда больше не стану говорить с тобой об этом.

— Ты отлично знаешь,— хрипло прогово­рил он,— я хочу тебя, жажду тебя уже многие годы.

— Тогда почему мы не вместе?

— Потому что так лучше.

— Для кого?

— Для тебя, дорогая. Ты должна поло­житься в этом на меня.

— Нет, ты должен положиться в этом на меня. То, что ты говоришь, не имеет никакого смысла.

— В этом больше смысла, чем ты можешь себе вообразить. Самое лучшее для тебя было бы забыть обо всем, забыть, что ты знала меня когда-то. Выходи за своего молодого человека, дай ему детей и научи их танцевать. Это станет целью твоей жизни. Ты рождена для этого.

Сара покачала головой.

— Нет, Габриель,— пылко возразила она.— Я рождена для тебя.

Ощущая себя все свободнее, она придвину­лась к нему, и теперь лишь дуновение ветерка могло проскользнуть между ними.

И тогда она произнесла слова, которым он не мог противиться, и Габриель понял, что пропал. Она сказала:

— Позволь мне обнять тебя.

Он сделался мягким, как воск, когда она обеими руками притянула его к себе. Он знал, что должен избегать солнечных лучей, но не­преложным было и то, что он должен быть с этой женщиной, в ее объятиях. Она озарила его проклятую жизнь, его нескончаемый мрак, она была той, которую он желал.

Она не хотела отпускать его, а затем стала целовать. Ни она, ни он не закрывали глаз. В его взгляде сквозило жаркое пламя и дикая страсть, не желание — обнаженный голод. Он хотел ее страшно, нечеловечески, обреченно.

И она хотела его. Хотела чувствовать его силу, принадлежать ему полностью, оконча­тельно, безвозвратно. Она хотела подчиниться ему, делать все, что ему нравится, доказывая свою безграничную преданность. Ей хотелось, чтобы он был властным и требовательным и не отпускал ее от себя.

Она смотрела в его глазах и чувствовала себя летящей куда-то вниз, во мрак и огонь.

Габриель простонал ее имя, прижимая тес­нее к себе. Обхватившие ее руки были такими сильными и уверенными. Одна рука скольз­нула по ее спине и, подняв край пеньюара, стала поглаживать ее голень.

Сара чуть не задохнулась, изумленная ин­тимностью этого жеста и пронизавшим ее на­слаждением.

Она вся ушла в чувство и была не в силах сопротивляться прикосновениям Габриеля и голоду, горевшему в его глазах. Жар по­лыхал в ее жилах, заставляя быстрее бежать кровь, прогоняя усталость. Она не понимала, что с ней.

С покорным вздохом Сара прикрыла глаза, отдаваясь его страстным магическим прикос­новениям.

Не чувствуя страха, она полностью довери­лась ему, не противясь его исступлению.

Рычание, подобное звериному, вырвалось у него, когда он зарылся своим ртом в ее губы.

Он чувствовал ее чистоту и незащищенность, невинность и молодость, которые были для него навеки потеряны. Его поцелуи были дол­гими, он искал в них избавления и забвения, желая слиться с человеческой природой. Она была такой нежной и податливой, ее влекло к нему так же, как глупого мотылька к огню, в котором он найдет свою гибель. Габриель невыносимо страдал оттого, что не мог за­щитить ее, а вместо этого был обречен по­губить.

Его руки, проникнув под складки ткани, почувствовали кожу нежнее атласа. В следую­щий момент ее пеньюар упал на пол, и почти тут же рядом с ним оказалась его одежда. Теперь она была нагая с головы до пят. И она вся была его. Ему оставалось лишь взять ее.

Он ласкал ее дрожащими от страсти ру­ками, голос его звучал неровно. Наконец, ког­да все его тело было охвачено огнем желания и он уже был близок к тому, чтобы взять ее, Габриель вдруг услышал слабый стон боли.

Прижавшись к ней, он похолодел от страха, внезапно осознав, что его нечистый голод про­рвался наружу, что его поцелуи не были боль­ше нежными и что его клыки чуть не прокуси­ли нежную кожу на ее горле.

Не понимая, насколько близка опасность, она прогнулась под ним, ища наслаждения, которого хотело ее возбужденное тело.

Простонав, он отстранился и сел к ней спи­ной.

— Габриель?

Ее голос был тихим и неровным, полным смущения.

— Прости меня,— хрипло произнес он.— Я не хотел...

— Габриель...— Она коснулась рукой его спины, и все в нем откликнулось на это прикос­новение.— Я хочу тебя.

— Нет, Сара,— сказал он.— Больше ниче­го не будет.

— Я не понимаю.

— Пожалуйста, позволь мне уйти.— В го­лосе его слышались мольба и страх, он хотел, чтобы она очнулась от любовного наваждения, потому что сам он еле сдерживался. Ее нежный голос, ее прикосновения сводили его с ума.

— Нет.

— Это для твоего же блага.

— Неправда! — Сконфуженная, чувствуя себя отвергнутой, Сара села, обхватив руками грудь.— Лучше бы я никогда не покидала Ан­глию! — воскликнула она, запрокидывая голо­ву и заливаясь слезами.— Лучше бы я оста­валась прикованной к своему мерзкому креслу, потому что тогда ты любил меня. Я знаю, что любил.

Габриель закрыл глаза, и его руки все силь­нее сжимались в кулаки, по мере того как ею овладевало отчаяние. «Я ни за что не должен был приходить сюда,— думал он,— не должен был снова видеть ее». Он не желал быть причи­ной ее боли, напротив, он хотел, чтобы ей всегда было легко и хорошо.

И ведь он мог бы стереть воспоминания о себе из ее сознания. Он и сейчас может сделать это, стоит лишь заглянуть ей поглубже в глаза и приказать. Она бы забыла, что он вообще когда-то был на свете... Но он не мог сделать этого, потому что жизнь без нее не имела для него смысла.

И так как он был в основе своей эгоистичен и, кроме того, слишком долго изнемогал под бременем одиночества, Габриель не выдержал и, повернувшись, взял ее за руку.

— Сара?

Она взглянула на него, и он содрогнулся — такая мука отражалась в ее глазах.

— Пожалуйста, Габриель,— прошептала она.— Пожалуйста, не покидай меня. Я слиш­ком нуждаюсь в тебе.

— И ты мне бесконечно нужна. Скажи, до­рогая, если я останусь, ты не станешь задавать лишних вопросов?

— Обещаю.

— Что бы я ни сказал? Даже если это пока­жется тебе лишенным смысла? Она слегка нахмурилась:

— Я не понимаю.

— Это очень просто. Я останусь, но только если ты не станешь спрашивать ни о чем, какими бы странными ни были мои слова и по­ступки. Никаких вопросов.

— Пусть так, я обещаю.

— Тогда тебе придется уволить свою слу­жанку.

— Бабетту? Габриель кивнул.

— Хорошо, но зачем?

— Никаких вопросов, дорогая, ты по­мнишь? А теперь, — спокойно продолжил он,— оденься. Уже поздно, и тебе пора от­дыхать.

— Но...— Сара запнулась. Она дала ему обещание ни о чем не спрашивать, но на словах это оказалось сделать гораздо легче, чем на деле.

— Не надо вопросов. Тыуже дала слово, и теперь поздно отменять его,— заметил Га­бриель.

Сара кивнула, и он нагнулся за своей одеждой, вслушиваясь в мягкий шелест пеньюара, скользившего по ее телу.

Одевшись, он заглянул ей в глаза.

— Ты еще слишком молода, Сара. Я не хочу повредить тебе.

— Ты и не можешь пов...

Он поднял руку, призывая ее к молчанию.

— Теперь уже поздно. Я хочу, чтобы ты легла в постель. Завтра вечером я буду ждать тебя у выхода из театра.

— Прекрасно.

— Доброй ночи, дорогая, спи спокойно.

— Доброй ночи, мой ангел. Ты будешь думать обо мне?

— Да, как и всегда,— ответил он, накло­нясь, чтобы поцеловать ее в щеку.— Как все­гда.

ГЛАВА XIII

Следующим вечером Габриель ждал ее у театра. В вечернем наряде, с накинутым по­верх черным плащом, он показался ей неот­разимым. «Вот самый красивый из всех муж­чин, которых я когда-либо видела, — думала Сара,— и он ждет меня».

Она вспыхнула в предвкушении счастья и устремилась к нему, не заботясь о том, что подумают люди.

Габриель обнял ее так порывисто, как буд­то всю жизнь ждал этого момента, а затем взял за руку и повел прочь от театра.

— Твое лицо выглядит сегодня намного лучше,— отметила Сара, не веря своим гла­зам. Его кожа, покрытая прошлой ночью обес­цвеченными пятнами, теперь хранила лишь не­внятный намек на них.

Габриель пожал плечами:

— Ожоги были поверхностными.

— Но...

— Мы уже пришли,— сказал он, пропуская ее перед собой в маленький, затененный и очень уютный ресторанчик. Габриель выбрал столик в глубине зала, вдали от шума и не­спешно повел беседу о вечернем спектакле.

Он заказал ужин для нее одной, а себе попросил лишь бокал красного сухого вина.

— Ты когда-нибудь ешь? — спросила Сара.

— Я поужинал перед спектаклем.

Сара внимательно посмотрела на него, а затем пожала плечами. Она была слишком счастлива, чтобы придавать значение всяким пустякам.

Сара едва успела закончить ужин, и они приступили к обсуждению постановки «Лебе­диного озера», как у их столика оказался Мо­рис.

Сара изумленно уставилась на него:

— Морис, что ты здесь делаешь?

— Я хотел повидать твоего таинственного опекуна.

— Вот как! — Она взглянула на Габрие­ля.— Морис, это Габриель...— Она помедли­ла, вспомнив, что не знает его полного име­ни.— Габриель, это Морис Делакруа, член на­шей труппы.

— Хотите присоединиться к нам? — спро­сил Габриель.

— Уверена, у него другие планы,— вмеша­лась Сара, пронизывая Мориса взглядом, ясно говорившим только одно — уходи!

— Вообще-то нет...— откликнулся Морис, присаживаясь рядом с Сарой.

Габриель заказал два бокала вина, для себя и Мориса.

Наступило неловкое молчание, пока Габри­ель бесцеремонно, в упор разглядывал моло­дого человека. Почувствовав себя не слишком уютно под таким взглядом, Морис залпом опустошил свой бокал.

— Сара говорила мне, что вы были весьма щедры, поддерживая ее. И многих танцовщиц вы так спонсируете?

— Только ее одну.

— Понимаю. Сара очень мало рассказы­вала о вас. Вы всегда так обожали балет?

— Да,— ответил Габриель, приподнимая в улыбке уголки рта.— Всегда.

— И как долго вы намерены оставаться в Париже?

— Пока не знаю.— Габриель окинул Сару долгим пристальным взглядом, который со стороны мог быть истолкован исключительно как взгляд собственника.— Я так давно не был в Париже. Это прекрасный город, вы не находите?

Морис взглянул на Габриеля, отдавая себе отчет, что речь идет не только о городе.

— Вы кажетесь человеком мира,— сказал Морис хриплым от волнения голосом.— Не сомневаюсь, что прекрасный Париж очень ско­ро наскучит вам.

— Возможно.

— Я просил Сару выйти за меня замуж.

— Насколько мне известно, она отказала вам.

— Да, но не окончательно, и я надеюсь склонить ее в свою пользу. Возможно, она скорее скажет «да», если услышит ваше благо­словение.

Габриель негромко рассмеялся. Его благо­словение, ну разумеется!

— Сара не нуждается в моем разрешении, чтобы выйти замуж. Я уже говорил ей, что одобрю любой ее выбор.

Сара вдруг резко встала.

— Мне надоело слушать, как в моем при­сутствии обо мне говорят так, будто меня здесь нет! — объявила она.— Вы как хотите, но я отправляюсь домой

Морис немедленно вскочил:

— Я провожу тебя.

— Я привел Сару сюда и провожу домой, доставив в целости до ее дверей,— сказал Габ­риель, поднимаясь.

Он подал Саре руку, и она приняла ее без малейшего промедления.

— Доброй ночи, Морис,— мягко попроща­лась она.

— Сара...

Габриель впился в него тяжелым взглядом

— Дама сказала «доброй ночи».

Морис отступил, чувствуя внезапное отвра­щение к устремленному на него холодному взгляду. На долю секунды ему показалось, что он вступил в спор с самим дьяволом. Пос­ледний раз взглянув на Сару, он покинул рес­торан.

Сара робко, словно извиняясь, улыбнулась Габриелю, и они отправились домой.

— Прости меня за то, что я позволила ему устроить эту сцену.

— Он влюблен в тебя,— откликнулся Габ­риель.— Это ясно любому.

Сара откинула голову, чтобы видеть лицо Габриеля.

— А я влюблена в тебя

— Влюблена в меня, дорогая?

— Разве я недостаточно дала тебе это по­нять? Ты не веришь мне?

— Я верю тебе.

Вскоре они подошли к ее квартире. Войдя, он помог ей снять плащ и освободился от своего, пока она зажигала лампу.

— Ты останешься у меня на ночь? — спро­сила она, поворачиваясь к нему лицом.

— Не слишком ли откровенный вопрос для столь юной особы? — изумился Габриель, ус­мехаясь.— О чем ты просишь? Чтобы я провел здесь ночь или разделил с тобой постель?

— Я прошу и того и другого.

— А если я откажусь?

Сияние ушло из ее глаз, плечи безнадежно поникли.

— Ты снова собираешься отказать мне?

— Сара...

— Я что-то сделала не так?

— Нет!

— Тогда с тобой что-нибудь не так? Есть какая-то причина, по которой ты не хочешь или не можешь...— Ее голос почти иссяк. Она не знала, как поделикатнее выразить свой воп­рос и откуда набраться смелости для этого.

— Со мной все в порядке в том смысле, который тебя смущает. Все дело лишь в том, что ты слишком молода.

— Ты снова об этом! Неужели будет луч­ше, если я стану сморщенной старушкой? Мо­жет быть, я должна заточить себя в башню до тех пор, пока не достигну подходящего возраста?

Он расхохотался по-мужски иронично. До этого она ни разу не слышала, чтобы Габриель смеялся, да и улыбался он тоже крайне редко. Смех делал его моложе и доступнее.

Габриель протянул к ней руки.

— Иди ко мне, Сара.

Она немедленно бросилась в его объятия, пряча лицо на груди. Закрыв глаза, глубоко вздохнула, погружаясь в его запах, отдаваясь его прикосновениям. Он проводил губами по ее волосам, его руки поглаживали ее спину плечи... А затем, бормоча проклятия, он вдруг поднял ее на руки и понес в спальню.

Его руки были такими ловкими и сильны­ми, кажется, вся она уместилась бы в них.

— Ты должна будешь сказать, когда мне остановиться,— прошептал он.— Если тебе станет больно или что-то напугает тебя.

— Напугает?

— Я хотел тебя с тех пор, когда начал замечать, как из большеглазой крошки фор­мируется прекрасная женщина,— признался он.— Хотел и ждал. Если моя страсть напугает тебя, ты должна мне сказать.

Сара кивнула, хотя и не вполне поняла смысл его слов. Она не слишком много знала о том, что происходит между мужчиной и жен­щиной, только то, что успела вычитать из кни­жек, но там все кончалось целомудренным по­целуем и неземным счастьем.

Однако в поцелуях Габриеля не было ниче­го целомудренного, они прожигали ее насквозь подобно дикому пламени. Но она еще сильнее прижимала его к себе, пробегая пальцами по спине и плечам. Огонь страсти проникал в нее через каждую пору кожи, заставляя искать удовлетворения, еще неведомого ей.

Он шептал ей какие-то ласковые француз­ские и итальянские словечки, в то время как его руки продолжали воспламенять лаской ее тело

Изнемогая от страсти, она ласкала его в от­вет, руки ее бродили по его спине, исследуя каждый мускул, напрягавшийся и расслабляв­шийся под ее любопытными пальцами.

Он вздрагивал, когда она сжимала его плоть, и учащал дыхание.

И она не могла понять, что чувствует — боль или наслаждение, однако не прекращала своих движений. Кожа его была такой горячей под ее ладонями, дыхание становилось все ли­хорадочнее...

Она изнемогала под ним от жара, стараясь схватить хоть глоток воздуха.

Наконец наступил момент, когда он сжал ее руки и, закинув их ей за голову, приподнял свое тело над ней. Сердце ее билось бешеными толчками.

В полумраке ей показалось, что он словно вырос и стал огромным, как изваяние. Волосы рассыпались по его плечам подобно черному облаку, глаза потемнели, как небо перед гро­зой.

Его глаза... возможно, в этом были винова­ты отблески свечей, но в их черноте полыхали кроваво-красные огни.

Габриель уловил поднимавшийся в ней ужас, зная, что причиной тому он сам, он и его нечистая жажда человеческой крови. Ему пона­добилась каждая унция его воли, чтобы не прокусить удлинившимися клыками ее нежную кожу, не погрузиться ими в ее нежную плоть, когда смешивались их тела.

Когда он снова накрыл ее тело своим, Сара издала низкий болезненный вскрик. Просто­нав, он замкнул ее губы страстным поцелуем восставшего из ада любовника, и ни одна мысль уже не тревожила ее, растворившуюся во взорвавшемся в ней экстазе, насыщающим удовольствием каждый дюйм ее изнемогающе­го тела.

«Теперь я его,— с ликованием думала она.— Только его. Он никогда не сможет ос­тавить меня или отослать куда-то далеко!»

— Сара, с тобой все в порядке? — приглу­шенно спросил он, зарывшись лицом в ее пле­чо.

Она томно простонала— это был сладо­страстный женский стон, ясно говоривший о наслаждении.

Радость переливалась внутри Габриеля. Он сумел овладеть ее телом, не отняв завещанную Богу душу. Впервые за прожитые им века он ощутил в себе победу человека над можлром. Это было прекрасное ощущение, но слишком короткое: вслед за ним почти тут же явилось жестокое раскаяние, потому что в бездонных глубинах того, что было когда-то его сердцем, он знал, что лишил невинности чистое созда­ние, принадлежавшее жизни и свету.

Почувствовав в нем перемену, его внезап­ную отстраненность, она обняла его и при­влекла к себе.

— Сара,— простонал он,— что я наделал!

— Я люблю тебя, Габриель,— пылко про­шептала она.— Пожалуйста, не отравляй мо­его счастья, умоляю, не говори, что ты сожале­ешь о том, что случилось.

Сильная дрожь пробежала по его телу.

— Сара... поддержи меня!

Такая боль послышалась в его голосе, готовом наполниться слезами, что она немедленно прижала его к себе. Держа его так крепко, как только могла, Сара гадала, какой ужас в про­шлом Габриеля мог оставить такой след в его душе, заставляя страшно страдать и теперь. Иногда ей казалось, что он так же страстно боится ее прикосновений, как желает их.

— Усни, Габриель,— прошептала она.— Я прогоню твои страхи.

— Ах, дорогая,— воскликнул он с болью— если бы ты только могла это сделать!

— Усни, мой ангел,— ворковала она, ощущая, как постепенно расслаблялось его тело, и слушая успокоенное, ровное дыхание, гово­рившее о том, что он засыпал.

Габриель пробудился внезапно, чувствуя кожей знакомое пощипывание, предвещавшее рассвет. Сара лежала рядом, ее голова поко­илась на его плече.

Когда он встал с постели и начал натяги­вать одежду, она очнулась.

— Что ты делаешь? — сонно спросила она.

— Я должен идти.

— Почему?

— Никаких вопросов, дорогая, помнишь?

Он быстро коснулся ее губами, угодив в бровь, и вышел, спеша на улицу. Небо еще оставалось серым, но, пробегая по улицам, он ощущал наступление нового дня, расцветаю­щего с первыми лучами солнца.

Память о полученных ожогах заставила его бежать к своему убежищу с нечеловеческой скоростью.

Ониздал вздох облегчения, оказавшись на­конец внутри своего коттеджа в целости и без­опасности. Тяжело дыша, Габриель спустился в подземелье, не переставая думать о Саре, пока не оказался в узком длинном гробу, где обычно проводил дневные часы в сонном за­бвении.

Днем на репетиции Сара постоянно думала о Габриеле, удивляясь его внезапному исче­зновению. Каждый раз, когда кто-то входил в зал, она надеялась, что это окажется Га­бриель.

Позже, у себя в квартире, она продолжала ждать его появления, но день угас, а он так и не появился.

«Возможно, что-то во мне не понравилось ему»,— думала Сара.

Появившись вечером в театре, она была комком нервов, дважды во время разминки спутала свои па и впервые в жизни не чувство­вала себя в танце.

Она неохотно вышла на сцену, зная, что ее выступление будет далеко от совершенства И вдруг увидела Габриеля, сидящего в первом ряду, и у нее словно выросли крылья.

Она танцевала только для Габриеля, но когда спектакль окончился, весь зал наградил ее громом оваций, хотя ей слышались только рукоплескания Габриеля, бывшие для нее сладчайшими звуками на свете.

Поспешив в уборную, Сара быстро пере­оделась. Она уже бежала к выходу, как вдруг ей поймал Морис.

— Сегодня ты была великолепна,— сказал он.— Но куда ты так торопишься?

— Габриель ждет меня. Шепча проклятия, Морис удержал ее и за­ставил остановиться.

— Я не желаю, чтобы ты виделась с ним сегодня, не желаю, чтобы ты виделась с ним вообще когда-либо.

Осторожно, но решительно Сара разжала его пальцы.

— Что такое?

— Ты слышала.

— Я стану встречаться с тем, с кем хочу Сейчас я хочу видеть Габриеля

— С этим человеком не все в порядке,— прошептал Морис

— Не понимаю. Что ты хочешь этим ска­зать?

— Я не уверен, но прошлым вечером, когда я заглянул в его глаза... я не могу объяснить... это невозможно..., но он дьявол Сара-Джейн, держись от него подальше!

— Дьявол! Что за вздор! С чего ты взял это? — воскликнула Сара, и в ожидании ответа в ее памяти всплыл образ Габриеля с глазами, сверкавшими кроваво-красным пламенем, ког­да он приподнимался над ней.

— Сара, послушай меня...

— Нет! Я люблю Габриеля, и он любит меня. Немедленно оставь меня в покое.

Морис молча смотрел вслед Саре, бежав­шей по коридору к выходу. И все-таки он должен попытаться спасти ее от непоправимой ошибки, от самой страшной ошибки в ее жиз­ни.

ГЛАВА XIV

Она была слишком возбуждена, чтобы есть, и они отправились в долгую прогулку под луной. Ей казалось, что рука его, которую она сжимала, принадлежит только ей.

Он помедлил, чтобы поцеловать ее в бровь, и ее руки немедленно обвились вокруг его шеи, а тело беззастенчиво прижалось к его телу.

— Габриель, я...— Сара прикусила ниж­нюю губу, не зная, как сказать ему, что она снова хочет его любви. Ее так возбуждали его прикосновения, но она слишком мало зна­ла о любви и не была уверена, что его одо­левает то же нетерпение, что и ее. Эта мысль заставила ее заторопиться, устремляясь в чер­ноту ночи.

— Что-нибудь не так, дорогая?

— Я... нет, ничего.

Заглянув Саре в глаза, Габриель понял ее желание. Ни слова не говоря, он развернулся назад, держа девушку за руку. Они направи­лись к ее дому.

Войдя в квартиру, он запер дверь и протя­нул к ней руки. С радостным криком Сара кинулась в его объятия и вздохнула, когда его руки сомкнулись вокруг нее.

— Это страшно неприлично, что я так хочу тебя? — спросила она, не глядя ему в глаза.

— Нет, дорогая моя.

— Весь этот долгий день я могла думать лишь о тебе,— стыдливо призналась она.— Ты так резко ушел... я боялась, тебе что-то не понравилось.

Он покачал головой. Неподдельная трево­га, звучавшая в ее голосе, ранила его сердце.

— Ты позавтракаешь со мной завтра ут­ром? — встревоженно спросила она.

— Я не смогу.

— Почему?

— Не надо вопросов, Сара.

— Но...

— Кажется, я ясно сказал.

— А как насчет ужина завтра вечером? Он помедлил, глаза его выражали сомне­ние.

— Я прекрасно готовлю,— сказала она, надеясь убедить его.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Значит, ты придешь на ужин?

— Раз ты так желаешь...

Глаза ее засияли счастьем и любовью.

— Ты не хочешь поцеловать меня?

Очень медленно и осторожно он наклонил­ся к ней, закрывая ее рот поцелуем. И как всегда, когда он держал ее, прикасался к ней, Габриель наполнился светом и почувствовал, что выходит из мрака, к которому был прису­жден так надолго.

Он отнес ее в спальню и начал ласкать с изощренной нежностью, каждым словом и каждым жестом говоря о своей любви.

Ее любовь обволакивала его, чистота ее сердца врачевала. Она любила его со всей щед­ростью своей души, ничего не требуя взамен, и он схватился за это обеими руками, уповая на ее добродетель и порой переставая считать себя монстром. Раз она так любила его, он не мог быть чудовищем.

Он держал Сару в объятиях, пока она спала, не отрывая взгляда от ее лица. Ресницы лежали на ее щеках подобно черным опахалам. Губы были полными, розовыми и слегка распухшими от его поцелуев. Волосы струились по его груди подобно потоку солнечных лучей. Он прижал одну прядь к своему лицу, купаясь в ее аромате, наслаждаясь шелковым прикосновением.

— Так прекрасна и так невинна,— прошеп­тал он с грустью и тревогой.— Простишь ли ты меня когда-нибудь за то, что я сделал?

Ее веки внезапно дрогнули, и она открыла глаза; мягкая улыбка приподнимала уголки ее рта.

— Что ты сделал, Габриель? За что я долж­на простить тебя?

— Я украл твою невинность,— прошептал он.— Взял то, на что не имел права.

Рука ее протянулась, чтобы погладить его.

— Ты не крал, я сама отдала ее тебе.

— Ах, дорогая, ты и понятия не имеешь о том, что натворила.

— Я сделала тебя счастливым,— довери­тельным тоном произнесла она- Ты ведь не станешь отрицать этого?

— Нет.

— Я ни о чем не жалею,— сказала она, опуская веки.— Ни о чем...

И на какой-то краткий миг он забыл обо всех своих сожалениях.

Дата добавления: 2015-10-28