Серый: жизнь и смерть.

Письма мёртвого

Человека

Красноярск

Предисловие

Познав реальности посмертного движения,
Сойти с ума здесь, в бестелесности нельзя,

Но бремя пирамид на Душу валится, скользя Булатом Совести непостижимого давления...

(V. Suskin)

Князь Мира Ангел Метатрон, или как его еще звали, «Первый после Бога», смотрел на светлый, но явно гаснущий солнечный круг, который или медленно терял яркость, а может просто удалялся. Но его свет ослабевал и это было хорошо заметно. Ангел знал: как бы Он ярко не светился – Он никогда и никого не ослепит и никого не сожжет, ибо это был Творец, посетивший им же сотворенный во Времена Оные Мир. А сейчас он смотрел как развивается и куда идет носитель Разума - Человек! Да, это главное – понять, куда движется Человек, а это даже для Него не минутное дело.

- Отныне ты - Князь Мира, мое малое Имя на долгие гиги времени, а посему помни свою задачу: Разум на Земле должен Быть! Человек – должен Быть. И ты будь равновеликим для всех сторон, – сказал последнее слово Творец и Шар Света запульсировав, медленно погас. И сразу стали видны бескрайние просторы планеты: пустыни, моря и леса. Здесь делал Разум Человеческий свои первые, еще совсем робкие шаги, ведь до того времени, когда появятся те, кто назовёт себя первыми христианами, пройдет не менее пяти миллионов лет.

А потом жители Планеты стали быстро развиваться. Вот еще вчера первые звероподобные люди в шкурах вышли из лесов в степи, к рекам и озерам, а вот уже первые, маленькие и ветхие, домики появились на берегах рек. Затем образовались хилые деревушки, которые быстро превратились в городки, а потом и в города. И вот уже огромные мегаполисы раскинулись по берегам морей и океанов, всосав в свои каменные джунгли миллионы людей. В то же время по небу полетели разнообразные железные птицы: самолеты, вертолеты и ракеты. По морям-океанам поплыли невиданные ранее корабли. А в глубинах океанов, там, где когда-то появилась первая, робкая жизнь и откуда она постепенно заселила планету, теперь поселился ужас. Этим ужасом было творение рук человеческих: невиданные монстры с атомными ракетами, грозящие как бы в отместку, уничтожить все живое, пришедшее когда то из этих же морей. Круг жизни -рождение и развитие, истощение и деградация - здесь мог стать другим, ускоренным: Рождение - Развитие – Внезапная Смерть в атомном огне и радиоактивной грязи. Мир изменился безвозвратно. Зло становилось злее, его количество возросло неимоверно и оно расползлось даже в дикие таежные леса, в бескрайние холодные тундры. А еще оно опустилось на дно океанов и вскарабкалось на вершины самых высоких гор. Зло заполонило планету. Зло. Зависть. Жадность. Нетерпимая религиозность.

Творец это знал. Он все знал, но его не было и все вопросы должен был решать Князь Метатрон. И самым кардинальным знанием было такое: там, внизу, где существуют души умерших, время течет в разные стороны, а потому Даймоны могли легко наблюдать не только из потустороннего мира за Настоящим, но и свободно перемещаться в далекое прошлое. Но там, внизу, они могли только наблюдать. Они могли видеть, как и чем живет Калигула, как поднимает голову Гитлер, а его штурмовики маршируют по площадям. Даймоны Низа видели это и не раз предавались мыслям-мечтам: как бы они переустроили там, если бы могли попадать туда. А пока они наблюдали, потирая руки. Но они не знали того, что там, на поверхности, все изменилось. Злоба, Жадность, Зависть тех, кто жил под Солнцем, выросли непомерно. Плотность этих аморальных субстанций увеличилась настолько, что позволяла Даймонам не только наблюдать, но и участвовать. И вот однажды, то, о чем Даймоны только мечтали, стало реальностью. Князь Метатрон, после долгих раздумий, вызвал к себе Sa-Thanosа – таким был титул главного из Даймонов, и они вдвоем долго что-то обсуждали. А потом Sa-Thanos прибыл назад и, собрав своих самых проверенных и верных приближенных, долго разглядывал их и затем с легкой ироничной усмешкой сказал:

- Даймоны! Большие и Маленькие Даймоны! Сегодня я вам скажу то, что вы не знали и то, что вы не ожидаете, но это сделает нашу жизнь совсем другой. Наша жизнь вступает в Новую Эру! И он рассказал все то, что поведал ему князь Метатрон. А в конце рассказа он поведал о том, что им предстоит сделать и вообще, и конкретно.

- Я повелел собрать те души, что при жизни были наиболее отягощены злом. Вот они и будут смотреть, искать и оценивать людей, под нашим руководством, конечно, которые нам нужны. И, оглянувшись, приказал:

- Огласите тех, кого вы выбрали, то есть Главных Проводников Идей Зла, тех, чьи души останутся здесь навсегда, ибо они послужат нам, Даймонам, мостиками на поверхность. Прошу, зачитайте! И Велиар Саломон Сет встал и зачитал длинный список тех, кто принес наибольшее зло в эйдосферу планеты. Там значились те, чьи имена были знакомы каждому современному жителю планеты, но были и те, чьи имена забылись сотни поколений назад. Закончив чтение, Велиар сел на место, но один из Даймонов, Сай-Таан, не вставая с места сказал:

- Но ведь то, что мы задумали, не выполнимо, потому, что они могут помочь существам из мира живых попасть в материальном теле сюда …

- … И наоборот, – сказал Абадонна, - но в лучшем случае 1-2 раза, а нам нужны люди которые могут ходить сюда и обратно.

- Совершенно с вами согласен, надо, но, … но таковых найдется один на сто миллионов человек!

- Вот и поищем таких. Все ищем их и мне предъявляем – сказал Sa-Thanos.

Так началась открытая борьба за души людей, причем сначала искали носителей живых душ и лишь затем, эти найденные, перешагнув через черту, приходили туда, где правителями были главные Даймоны. И все бы хорошо, но человека, способного быть живым биологически, иметь душу и твердый характер, да к тому же и знания потустороннего мира, поначалу не нашлось. Даймоны попытались найти человека не со столь строгими кондициями, то есть как говаривали раньше, вместо гербовой хотели написать на простой. Что из этого получилось, лучше и не вспоминать. СамSa-Thanos потом и исправлял положение.А чуть позже они нашли одного такого человека.

Палач

В смертельной муке тело отпускает Душу
И ставит на нее клеймо прожитой жизни,
И слышатся живые в поминальной тризне...
Один иду к себе. Путь этот не разрушить. (V.Suskin)

Иван Архипович, несмотря на возраст, а ему уже за девяносто перевалило, был весьма бодреньким и подвижным старичком. Маленьким, сухоньким и весьма острым на язык. Жил этот дедушка один и не было у него ни жены, ни детей, да и родственников никаких не было. По крайней мере, никто к нему не приезжал. Появился он в Городке лет двадцать пять назад, вскоре после выхода на пенсию, и жил довольно обособленно. О себе он ничего не рассказывал и где работал да кем, никто достоверно не знал. Якобы служил в органах и, похохатывая, говаривал, что работал делопроизводителем. В общем, канцелярской крысой. Вот только глаза …. Они у него всегда были цепкие и очень холодные, временами прямо таки пронизывающие. Но с местными органами он контактов не поддерживал. В милицию на торжественные заседания никогда не ходил. И его тоже не поздравляли по праздникам. Наверное, поэтому и сложилось мнение, что дедушка – бывший разведчик. Однажды он побывал у судмедэксперта, что бы тот дал оценку полученных им повреждений: старичок пострадал при опрокидывании автобуса. И как раз в тот момент в морг привезли солдатика, убитого случайным выстрелом. И судебно-медицинский эксперт увидел оживившееся лицо ветерана, его горящие глаза и услышал, как подробно этот дедулька рассказал, через какие органы прошла эта случайная пуля, а так же от чего умер этот человек. И тогда доктор решил, что дедушка имел в свое время отношение еще и к медицине. Но на врача он произвел почему-то неприятное впечатление и именно своими странными глазами: они были холодные и даже какие-то мертвые, хотя сам старичок был не по годам подвижным и шустрым. Он ходил не очень быстро, но подолгу и в больницах бывал крайне редко. Но годы, как говорится, брали свое и по весне Иван Архипыч слег. Нет, ничего угрожающего у него врачи не обнаружили, но он стал слабеть прямо на глазах. Вскоре он вообще перестал подниматься, и ему стали приносить еду на дом. Но дед почти не ел, а предпочитал лежать у телевизора, «прыгая» с канала на канал. И вот однажды Архипыч, тяжело дыша, поднялся на свой второй этаж и, хотя было еще не поздно, прилег на неразобранную постель, накрывшись пледом. Его слегка познабливало и он померил температуру. Вопреки опасениям, она оказалась даже ниже обычной.

- Ну, вот, уже и остывать начал, – усмехнулся он и, налив капельку горячительного, снова прилег. Полежав, он стал подремывать и вскоре уснул. Спал, как ему показалось, недолго и, открыв глаза, он полежал, ощущая странную легкость во всем теле. И что удивительно, нигде и ничего не болело. Архипыч сел на кровати и только тогда обратил внимание на странный свет за окном: он был серым. С недоумением он смотрел в окно и, в конце концов, решил, что это такой туман. А потом он оглянулся назад и увидел – вот странное дело! - что на его месте кто-то лежит. Подойдя поближе он внимательно посмотрел на лежащего и оторопел. Это был он сам – Иван Архипыч, 90-летний ветеран. Наклонившись, он понял, что лежащий не дышит!..

- Что же это? Как же…. Но я то дышу! И тут сзади послышался кашель. Он оглянулся и увидел… увидел…это же знакомый.. да это же он, это же ….ну, точно, Комбриг Лайцман! Он его расстрелял в 1939-м году, по приговору.

- Нет, в 1938-м, - прямо в голове Архипыча прозвенел голос, – и ты знал, что я был не виновен.

- И я, и я… - раздались голоса, и прямо из стен стали выдвигаться, словно живые барельефы, головы мужчин и женщин. Их глаза неотступно смотрели на Ивана Архипыча, прожигая, казалось, насквозь!

- А меня ты застрелил из нагана прямо в кабинете и разыграл сцену, что я напал на тебя.

От бывшего палача, бывшего пенсионера, а теперь просто мертвого человека, осталась только его энергетическая и информационная составляющая, или, по другому, – душа, а его сухонькое тело, некогда носитель этой души, уже начало разлагаться и гнить на кровати. Он, вернее, его душа суматошно, если так можно сказать, завертела головой:

- А вы-то откуда взялись???

- Да ниоткуда! Это ты к нам пришел, – раздался чей-то голос, и в тот же миг на палача навалился страх, который был неописуемо ужасен. А из стен выходили все новые и новые фигуры.

- Нас восемьдесят девять человек….

- … а меня ты в 56 году застрелил в Магадане. Просто так. Помнишь?

- … а нас с братом ты застрелил прямо в коридоре….сначала меня, потом брата.

- … а меня ты привязал к кровати и насиловал трое суток. А когда сам уже не мог, привел солдат, и уже они насиловали меня по очереди еще сутки, - проговорила женщина. Палач-насильник, вглядевшись, вздрогнул. Это была жена, вернее, вдова полковника Белой армии. И она единственная из всех им убитых ему нет, нет да и снилась все эти годы. Вот после слов этой женщины на Палача и обрушилось небо и стало жечь всю его душу своими огненными осколками. Это было не раскаяние – это была боль осознания непоправимости совершенного. Он, лихорадочно озираясь, стал пятится, пока не уткнулся во что-то тяжелое и теплое.

- А вот меня ты убил за то, что я сам убил пятерых невинных.

- Убивать никому не дано право!!! – произнес Некто сзади, и от этих слов душу палача охватил ещё больший ужас. Он понял, что все и все о нем знают. Он закрыл глаза от стыда... всеобъемлющего и безумного стыда за так прожитую жизнь, за все то зло и тот страх, что выпустил в мир. Так он стоял несколько минут, а когда открыл глаза, то вокруг никого уже не было! Пред ним расстилалась гладкая, будто стеклянная, поверхность. И тишина, вот только сзади слышалось …. да, да, чье-то дыхание. Он оглянулся. Позади стоял огромный человек, на голове которого был красный капюшон с прорезями для глаз, а в руках этого гиганта был огромный старинный топор. Одно только топорище было выше Ивана Архиповича, а уж сам топор!!! И он, увидев этого человека, этого бойца, вскрикнул, бросаясь в его строну:

- Вы мне сейчас отрубите голову, да? Ведь отрубите, ведь не откажете Палачу и убийце, да? Ведь мы должны помогать друг другу, - льстиво говорил он, пытаясь через прорези в колпаке увидеть глаза молчащего гиганта. И столько в его голосе было мольбы, радости и ожидания конца, что, что Палач с топором отступил в сторону и, пропустив его, ответил:

- Не-е-е-ет! Ты будешь жить долго, ты будешь жить, вспоминая каждый волосок убиенных тобой людей, ты будешь жить и молить Мироздание взять твою душу. Твой личный Ад ты будешь носить в себе до окончания времен и это страшнее любого самого страшного Ада. И сам уйти ты не сможешь, разве что через миллионы лет, ибо ты теперь - бессмертен! Ты будешь прыгать с высоких скал, но только поломаешь ноги, ты будешь просить, что бы тебе разбили голову или задушили, но ты бессмертен и мученья твои бесконечны! И только когда Он посчитает, что ты достоин уйти, приду я. И мой топор сделает свое дело!

А в небольшом Городке в центре Сибири хоронили ветерана-чекиста. Он умер так же тихо и незаметно, как и жил. Троекратный салют прозвучал на кладбище Городка совсем глухо и как-то еле слышно …

2. Псы Господни

Если человек никак не хочет поверить в ваш гуманизм, то можно его для начала пытать, пытать, а потом взять и отменить пытки.

Игнатий Лойола

Витька Жиров, 16-летний оболтус, избалованный сынок высокопоставленной – по меркам маленького городка, конечно – мамочки сидел в кресле и тупо щелкал кнопками пульта нового телевизора, и, повинуясь ему, на здоровенном экране нового и самого лучшего телевизора один канал сменял другой. Потом ему это надоело и, глянув на часы, он осмотрел улицу, достал из стола диск и вставил в щель DVD. С легким шелестом системник поглотил его, и вскоре из динамиков послышались характерные звуки, не оставляющие сомнения, что смотрит мальчик. Вскоре Витька стал теребить свой копулятивный орган, но, не вытерпев, расстегнул джинсы и так увлекся этим занятием, что не услышал как пришла мать:

- Ах, ты бесстыдник! – хватая ремень, воскликнула она и, размахнувшись, прошлась им по спине любимого сыночка. Раз, другой, третий…. Впрочем, третий раз не состоялся, так как сыночек, вырвав ремень из рук мамочки, крикнул:

- Еще раз тронешь и папа все узнает про Петра Вас…

- Какого Петра Васильевича? - осев, прошептала мат,ь и глаза ее забегали. – Чего ты городишь, – вдруг взвизгнула она, - это вранье, наглая ложь!

Но сынок коротко в трех коротких предложеньях пояснил маме где, когда и с кем….

Некоторое время в комнате стояло молчание, а потом мамочка прошептала:

- Надеюсь ты эту … сплетню никому ……

- Да не говорил я, не говорил! И не скажу, … если дашь ключ от машины. Покататься с мальчишками вечером.

- У тебя же прав нету, а вдруг …

Но Витька легкомысленно махнул рукой, ответил:

- А ты-то, мамочка, на что? Ты и выручишь … как в прошлый раз.

И мама с сыном помирились, но в итоге их мимолетный конфликт, возникший, по сути, на ровном месте, привел к непоправимой катастрофе.

Папа мальчика и, соответственно, муж Витькиной мамы, работал вахтовым методом: полтора месяца на севере и месяц дома, а их машина, новенькая "Хонда", полтора месяца отдыхала, как говорила мама. Гнила и портилась, как говорил Витька. Машину он водил совсем неплохо, ибо в течение четырех лет папа, будучи сам неплохим водителем, регулярно натаскивал сына водить машину: сначала «Ниву», а вот теперь и "Хонду". Мама, как они и договорились, отдала сыну ключи, а сама заторопилась на совещание в городскую администрацию, где должен был присутствовать некий Петр Васильевич, регулярно приезжавший к ним из Города. А Витек, торжествуя, буквально летел как на крыльях к машине и друзьям, не догадываясь о том, что Псы Господни, глухо зарычав, посмотрели туда, где мальчишка выгонял из гаража машину. Он, к этому времени, уже позвонил своему закадычному другу и двум девочкам, а потом они все вместе составили план, где и как отдыхать.… И понеслось! Будем справедливы: Витька поначалу не пил, в отличие от друзей, но когда его стали подзуживать, он все-таки выпил красненького, потом повторил и под конец укрепил всё это водочкой. В общем, когда они поехали назад в город - Витька был весьма хорош, однако свою "Хонду" вёл осторожно, даже чересчур осторожно, памятуя о выпитом, но друзья стали его поторапливать: чё, мол, плетешься, вон, смотри, тебя старый «Москвич» обогнал... И Витек, приехав в город, потихоньку скорость увеличил - дороги то стали лучше, а машин почти не было. Парни похохатывали, девчонки повизгивали. Да еще и дождик заморосил. И все стало блестящим и таинственным. Для красоты, – сказала одна девочка. Они ведь не знали, что за их машиной огромными скачками уже во всю несутся Псы Господни.

И на перекрестке Псы их настигли. "Хонда", которой управлял Витька, шла по второстепенной дороге, и они должны были на перекрестке уступить дорогу машине, идущей по главной. Ага, как же, уступить! Еще чего! И Витек, нажав на акселератор, улыбнулся, - они опередили этих... И в тот же миг он понял, что перекресток «Т-образный» и до бетонного забора осталось всего 10 метров, а скорость 100км час, не меньше. Они не успевали среагировать, затормозить...они ничего не успевали.

Удар был огромной силы. И в машине никто не выжил. Кроме Витька, который удивительно легко вылез из машины – как ему показалось, сквозь сплюснутую дверь. Как ни странно, у него ничего не болело, а другие...они сначала страшно кричали, дергались, затем кто-то застонал, кто-то захрипел, да так страшно, что Витьку захотелось заткнуть уши. Однако он пересилил себя и пошел помочь хоть кому-то! И тут он замер, ибо на водительском месте он увидел себя, вернее свое страшно изуродованное тело, и еще успел подумать:

- А как же это? Я же здесь и я живой …

И в этот миг он увидел рядом с машиной огромных и страшных до ужаса собак. Они смотрели прямо на него и в их взглядах, было столько злобы, что неожиданно для себя он бросился назад, к машине и странным образом проскочив дверку, упал в себя, в свое тело. И собаки потеряли его. Они сначала вертели головами, а потом стали выть, да так страшно, что Витька заткнул уши, но это не помогло. Их вой прямо сверлил душу и ему казалось, что от этого воя он растворятся в воздухе. Он еще успел удивиться, почему никто из тех, кто прибежал к их покореженной машине, не слышит и не видит собак. И тут он увидел старика в белых одеждах и - о, радость! - рядом стояли его друзья, живые и невредимые. Витька еще успел посмотреть назад и увидеть страшно изуродованные и кровавые тела. Тела своих друзей и среди них свое, изуродованное тело.

Но тут все его мысли кончились, ибо старик поднял посох, и в ушах Виктора зазвучали слова:

- Да будет так! Твоя душа отныне будет покоится в твоем презренном теле, пока оно не станет зеленой массой зловонной гнили, пока кости от ветхости не рассыпятся прахом. И когда это произойдет, ты освободишься. Но тогда придут Псы Господни! Они тебя найдут, обязательно найдут. И ты будешь лежать там и ни сметь отходить больше чем на десять метров, ибо Псы Господни будут смотреть и будут ждать.

После этого старик в белом исчез. Витька успел понять, что вслед за стариком идут его друзья, веселые и над чем-то смеющиеся.

- Но они же разбились, - недоуменно подумал Витька, - они же погибли. И он посмотрел по сторонам. Их истерзанные и разорванные тела лежали на месте, а те, кто шли за стариком, были полупрозрачными и на оставшегося в машине Витьку даже не посмотрели. Вскоре приехали спасатели и стали вытаскивать изуродованные тела. Когда вытаскивали Витьку, он хотел выскочить из тела, но мгновенно появилась оскаленная морда собачьего чудища и Витька снова спрятался. Так Витьку доставили в морг и там он испугался по-настоящему, ибо увидел много полупрозрачных людей и теней. Одни были светлые, другие черные и лишь некоторые серые. Когда его здоровенные живые дядьки куда-то потащили, он испугался:

- Ведь меня же сейчас резать начнут! И, не думая ни о чем, он вскочил и побежал сквозь двери и стены на улицу и там чуть не угодил в открытую отвратительную пасть собаки. Он вернулся назад, а Пёс сопровождал его. Столпившиеся вокруг полупрозрачные силуэты обменивались словами, которые он понимал, но смысл высказываний был странным:

- А почему этот не хороший бывший человек не испытывает раскаяния, почему он боится только за себя? Он должен это испытать, он должен.

- Ты что с ума сошел, - ответил чей то голос-мысль, - его же Псы Господни пасут, а страшнее этого в Мироздании не бывает ничего.

И в этот миг сквозь стену в комнату, где на железных столах лежали те, кого еще живые люди называли покойниками, вошел человек. То есть как бы вплыла человеческая фигура в большом островерхом колпаке и темно –коричневом плаще, с огромным посохом в руке. При виде его все тени - люди шарахнулись по сторонам и как-то странно побелели:

- Я Игнатий, – поднимая посох, сказал он и с силой воткнул посох в тело умершего и изуродованного Витьки. Боль, которую тот испытал, была за пределом мыслимого и Витьки не стало…. Не стало на несколько суток, ибо и свои похороны, и то, как его резали, он не видел. Поморгав, как он думал, глазами Витка сказал:

-Всё! Больше пить не буду. Завязал… - и поперхнулся, услышав гнусные хихиканья в несколько издевательских голосов: - Поздно клятвы давать такие давать, да и боржоми поздно пить, тебе осталось только одно: гнить, гнить, гнить!

* * *

Прошло несколько лет. Трагедия, случившаяся с четырьмя молодыми людьми и в свое время потрясшая этот городок до основания, постепенно стала забываться. Однако кое-кто из жителей Городка помнил и рассказывал странные вещи. Так, один из жителей, трезво мыслящий и абсолютно «не употребляющий» дедушка, в прошлом коммунист, человек твердых атеистических взглядов, рассказывал:

- Иду я значит к своей бабке, иду по тропинке, вокруг могилки, крестики вокруг. И решил я спрямить путь и пройти между могилками. Иду я, значит, это, иду и вдруг чувствую, как на меня кто-то бросился, да с такой злобой! Ну, я в сторону шарахнулся так, что упал и здорово ударился рукой. Потом, когда встал, понял, что никто ни бросался, а просто ко мне прилетел какой то заряд страха. До-о-лго я потом отходил и лишь позже узнал, что рядом похоронен Витька Жиров. Уж сколько лет прошло, а душа его успокоения так и не нашла. Вот такие дела.

Кто-то из слушателей спросил деда, причем спросил с легкой иронией:

- Дедулька, ты же коммунист, атеист? Как же ты веришь в загробную жизнь-то? Дедушка долго молчал, а потом ответил:

- Знаешь, загробная эта жизнь или не загробная, я не знаю, и ты не строй умника из себя. Об этом никто не знает, пока сам не перешагнёт эту черту. И, снова помолчав, добавил: "Просто есть что-то странное, которое наука не объясняет, но вот мне показал, что ко мне именно кто-то кинулся, злобный и обиженный".

А невдалеке сидел огромный Пёс и, казалось, внимательно слушал разговоры. А люди говорили и никто этого Пса не видел. Потом он исчез и снова возник, там, где в смердящем, разлагающемся теле покоилась душа Витьки Жирова.

Жизнь – сон?

О, это Суд, там сам себе я выбираю путь.
Клеймо прощальное от Эго моего, оно,
Как компас – дрожит и гнется стрелка, но Бессмертной мысли очевидна стала суть;

(V.Suskin)

Валерка Аршинов, всю свою сознательную жизнь откликавшийся на простое прозвище Аршин, вышел из подъезда обшарпанной трехэтажки (видавшей еще, наверное, монголо-татарское нашествие), остановился и, оглядывая, большущий двор, мгновенным взором отсекал неподходящих: тех, с кого ничего не возьмешь и, наоборот, выискивал тех, кто разжалобится и даст десяточку. Вдруг, прервав мысли, хлопнула дверь соседнего подъезда и вышел Сашка, охранник одного из маленьких ЧОПов …

- Са-ня, – буквально проблеял плачущим и страдальческим голосом Аршин, – будь другом, дай десятку,… я технарика, мне чуточку то и надо всего, ну чего тебе стоит? И в следующий миг Аршинов после сильного удара опрокинулся на спину и с метр проехал на спине:

- Я тебя предупреждал? –спросил охранник и сам же ответил, – предупреждал! Еще раз, алкаш, ко мне подойдешь – пеняй на себя! - и, повернувшись, ушел.

Аршин, покряхтывая, поднялся, пересел на скамейку и осторожно потрогал распухшую щеку.

- На, утрись, – сказала соседка, подавая ему платок, – и чего ты к нему лезешь? Знаешь же что он псих. И, с сожалением оглядев его, спросила:

- Зубы то целые?

- Да вроде …- ответил он, пробуя пальцами зубы под опухшей щекой и шумно вздыхая при этом.

- Ну и амбре, – покривилась соседка, – шел бы ты домой! Отлежись и все пройдет.

- Не, тетя Клава, я же в штопор вошел, поздно… - и встав, пошел на улицу. Завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Гошкой, своим школьным другом, которого не видел лет пять. Тот недавно вернулся в Городок – как поговаривали после окончания службы в какой-то спецуре.

- Ну и видуха у тебя, Аршин, – после коротких приветствий сказал Гоша оглядывая приятеля, – все бухаешь?

- Гошка, займи полтинник, а? Я ж если не похмелюсь – сдохну.

- Так ты уже двадцать лет похмеляешься и ничего, – ответил тот и, подумав, сказал: - Знаешь, Аршин, денег не дам и не проси. Пошли лучше в больничку. Там тебя прокапают... снотворные, еще что-то. Отлежишься, а там видно будет.

Однако Аршинов категорически отказался и, спросив у одноклассника, надолго ли тот приехал и услышав от Гошки что надолго, сказал, что пошел на розыски. И он многозначительно щелкнул себя по горлу, бросив напоследок, что надо бы встречу обмыть.

И они разошлись в разные стороны, чтобы уже никогда не встретиться в этом мире.

- Хмм, – подумал Гоша, - почему обязательно с Аршином все плохо будет? Он знавал одного алкаша, записного, не «просыхающего»! Так вот этот «алконавт», чудом дожив до 75 лет, пить бросил. А потом, не зная куда девать свободное время, которого стало вдруг очень и очень много, сел за компьютер и …. пропал. Ну, а через полгода "родился" копьютерный, ну если и не гений, то хакер приличного уровня точно.

- Хотя, - подумал Гоша, вспоминав отеки ног и лица бывшего одноклассника, делавшее его неузнаваемым, – Аршину не вытянуть это по здоровью. И он пошел по свои делам.

А Аршин к середине дня бы счастлив! В его понимании счастье - это обозначало одно: опохмеленный и даже пьяный. А что еще можно ожидать после граммов 300 крепкого самогона? Правильно, сон! Крепкий алкогольный сон. Он спал, и это был его последний сон. Ведь он не знал, не чувствовал, что мышечные клетки его сердца, частично переродившись в жировую ткань, уже перестали справляться со своей функцией, полости сердца растянулись, и поэтому мозг стал недополучать кислород. Он спал и не понимал, да и не чувствовал того, что с каждым ударом сердца сила сокращений становилась все меньше и меньше, что мозг страдает катастрофически и с остановкой сердца мозг и его содержимое станет не нужным мирозданию. Он так и не успел проснуться. Мышечные волокна сердца, уставшего бороться с алкоголем, хаотично задергались, затрепетали, и сердце, всхлипнув, остановилось. И почти сразу погиб его материальный мозг, и лишь Витькина душа, еще толком не понявшая ничего, стала свободной. Свободной от тела. Вот тогда-то Витька и проснулся – так он сначала подумал! – и сев на диване, подивился как здорово он себя чувствует: нигде и ничего не болит, да и похмелья нет … А потом он оглянулся назад и …. впал в короткую панику, ибо он увидел себя. Сначала он подумал, что он, Витька Аршинов, спокойно спит, но приглядевшись, понял, что тот, чья голова на подушке, уже мертвый, а не живой. В этот момент Витька шарахнулся с кровати в угол, ибо открылась дверь и вошла его сестра. Оставим в стороне слезы родственников, приезд врачей, полицейских и ритуальной службы. Кстати все приехавшие были по теперешним Витькиным понятиям полупрозрачными, и это было интересно и необычно, так как и его никто не видел. Когда его тело предали земле, он присел на свеженасыпанный холмик и впервые задумался о своем будущем. Как же так? А где те.? Ну, кто придет за его грешной душой? А в том, что она грешна - он не сомневался. Так он просидел с полчаса и вдруг за спиной услышал покашливание, настоящее, человеческое и даже стариковское. Витька с легким испугом оглянулся и увидел старичка. Обыкновенного, старенького и довольно тщедушного:

- А что ты здесь, мил человек, делаешь? Почему без пригляда? Из могилки вы вылезти не могли-с, мы ведь своих наперечет знаем, а тебя как-то не удосужились! Свеженький, что ли?

- А вы кто? – несколько испуганно спросил Витька

- Я? Я здесь живу уже 45 лет. Я здесь не один, здесь те, кому предопределено. Летом здесь хорошо, люди живые ходют, а вот зимой… Бр-р-р! Обменяться мыслями не с кем…

- Послушайте, разве мы.… в смысле души живут на кладбищах, а как же …

- Здесь живут все несколько дней, как бы приноравливаясь к новой форме бытия. Здесь душа может узнать, кто убил, например. И так далее… Но через определенный срок их забирают вниз и решают что делать.

- А вот ты же 45 лет уже здесь.

-Да мне разрешили. Кого-то так наказывают. Во-о-он глянь туда, – и он показал в сторону рощицы, - видишь, сидит … Это Витька Жиров. Вон он, ты его полупрозрачным должен видеть. Ну, он на машине разбился…

- А, помню! Лет пять назад это было!

- Так вот он все время под землей. Его Псы страшные дожидаются. А есть те, которые не могут уйти от своих детей и родственников.

- Так как же они, … они же не могут в контакт вступать

- Ну, это с какой стороны посмотреть! Иногда … - и, прервав рассказ, спросил Аршина: - А тебя куда? И как то ехидно хмыкнув, удивился вроде: И почему-то я тебя не чувствую... Аршин уже было открыл рот ответить, но тут все изменилось: исчезла унылая панорама кладбища, исчез его собеседник, и Витька Аршинов, вернее, его душа, энергоинформационное поле, оказался в …. пустыне: рыжие горы песка, озерко, окруженное пальмами и под одной из них человек или похожий на него субъект:

- Подойди, – услышал он, но не ушами, а как-то сразу всей головой.

Витька медленно пошел, отмечая, что ему стало страшно, а потому эти метры он не прошел, а медленно-медленно протащился. Подойдя, он встал напротив и робко кашлянул.

- Меня зовут Харон, слышал?

- Слышал. Только тогда это, – и Аршин ткнул рукой в озеро, - Стикс, да?

-А не много ли ты говоришь? Может старшего то и выслушать сначала надо? - нахмурившись, сурово спросил Харон, - Значит гуляешь как тебе хочется? И не дожидаясь ответа, продолжил: - И никакой вины за «бесцельно прожитые годы» ты не испытываешь?

- Пил, … много пил и ничего не делал, … но никого не убивал, … а вы-то кто на самом деле?

- Я тот, кто наводит порядки с такими как ты! Перевожу с одного берега бытия души на другой. И весла с лодкой здесь не нужны, – ответил он и тут Витькины глаза округлились и он протянул руку вперед, что-то мыча:

- Это, это…. Это же рога? Вы… ты… черт? А это, – он повертел головой по сторонам, – Ад???

- Пить столько не надо было, тогда бы не оказался здесь, - затолкав руку под белую рубашку, собеседник с ощутимо слышимым звуком почесал живот, и на миг Витька увидел черную и кудрявую шерсть на теле рогатенького:

- Не обращай внимания, – снова в голове отпечатались слова-буквы и из-за пальмы вышел высокий и худой старик крайне благообразного вида.

- Ты, в своем роде редкий казус и потому нам вдвоем, – он кивнул на Рогатого, – поручено с тобой разобраться. Мы тебе сейчас покажем все линии твоей жизни, которые ты убил своим поведением…

- Пьянкой, пьянкой он убил, – пробурчал Рогатый. Вот смотри туда, – и он ткнул рукой в сторону озерка.

А там Витька увидел себя. Исчезла вдруг панорама озера, и на этом месте заклубился туман и появилась улица их Городка. И он, Аршинов Виктор, молодой, счастливый, улыбаясь во весь рот, шел по улице Города.

- Узнаешь?

- Это же я …. когда в политех поступил, да?

- Да. Поступил. И проучился неполных три года, потом напился, подрался и….

- … выперли из политеха, пробурчал Рогатый, – а напросился на пьянку сам, а пьяному море по колено …. А теперь посмотри, что произошло бы с тобой если бы …

И Витька, открыв рот, смотрел и на свой красный диплом, и на работу в знаменитом НИИ, и на свои изобретения, и диссертации: кандидатскую, докторскую, книги и учебники.

- Там были, конечно и еще моменты, когда ты мог свернуть, но они не существенны, – сказал старик в белом, - там везде ты становился тем, кто двигал Мироздание к той цели, которая была определена Творцом.

Потом Витька просмотрел еще три реминисценции своего прошлого, и везде из него вырастал весьма незаурядный человек со своими грешками, грехами, естественно, но состоявшийся, настоящий.

- Так вот почему я так хорошо всегда в карты играл! С такой-то головой! - подумал он.

- … но ты свернул на единственный пагубный для себя путь и жизнь свою ты профукал, в пьяном сне прожить умудрился, – веско бросил Рогатый, а потом широко и совсем не по-человечески зевнул, оголив большущие клыки, прошепелявив:
- А если поступить просто – я кровь его, … то есть душу высосу, возьму к себе и конец его мучениям, как думаешь?

- Вспомнил Алджернона?

- Ага! А что разве вот это – плохо:

Смерть разорвет все руки,

Все охладит сердца,

Но нет ни адской муки,

Ни райского венца:

В стья, без пристрастья,

Сорвет с дерев ненастье,

Не может быть у счастья

Счастливого конца

се ли

А.Ч. Суинберн

- прочитал чернопузо-рогатенький чье-то стихотворение и пояснил:

- Этот поэт живет здесь и пишет такие стихи – закачаешься… Там, вверху, его уже забыли, небось? Вот ты знал его?

- Ну, ладно, хватит грузить алкоголика, тем более что пора и иди уже! - сказал старик, но стоящий метрах в трех от него Аршин, в смысле его душа, вдруг сделала огромный прыжок и что есть сил, помчалась через барханы.

- Ну, беги, беги, – почти проблеял рогатый, от себя не убежишь. И тихо добавил: – а от нас тем более. В том мире он хотел независимости пусть же это он испытает здесь. Как думаешь, сколько он продержится?

- Трудно сказать… Только вы, Рогатые, не давите на него!

Серый: жизнь и смерть.

Здесь словно дым летят чужие сны,

Там воплощения моих пугающих кошмаров;

В них дождь шипит на пепле от пожаров

И мерзнут в судорогах черные стволы

(V.Suskin)

Сергей Иванов стоял на берегу большой сибирской реки и как загипнотизированный смотрел на искрящуюся отраженными бликами солнца воду. И казалась она ему чистейшей родниковой водой. Казалась …Но он знал, что на воде сплошные разводы масел и солярки, какие-то тряпочки, палочки и другой мусор, но ему все равно хотелось встать на колени и, окунув воду руки и набрав ее в ладони, омыть лицо. И он, чуточку поколебавшись, сделал это. Раз, другой …. Потом, подняв голову, он глянул на ширь великой и могучей реки. И тут же, из каких-то древних глубин сознания выплеснулось непреодолимое желание наклониться и медленно сунуться головой в эту холодную воду и уже там, под водой, во всю силу легких во весь размах грудной клетки, сделать вдох. Причем вдох такой силы, чтобы жидкий лед воды сразу же обжёг и заморозил все внутри нестерпимым холодом: все его грешное тело и особенно - душу! Главное, сделать глубокий вдох! Глубокий! До конца! И успеть оттолкнуться от берега, что бы уйти туда, в серую глубину речной воды … и там, на глубине, вдыхать, … вдыхать, … до конца вдыхать. И тогда все кончится. И кредиторы, и вышибалы, и коллекторы, и самое главное - вся эта поганая и неудачная жизнь! Постояв так чуточку, он медленно встал на ноги и поднялся на невысокий берег, после чего побрел через березовую рощицу к дороге с надеждой, что хоть кто-то да подвезет бывшего … И вдруг именно это слово вызвало поток ассоциаций! Да, да, именно бывшего! Бывшего врача, бывшего спортсмена, бывшего владельца небольшой частной клиники. С такими нерадостными мыслями он и вышел к проселочной дороге. Там, остановившись, он вспомнил, что идти-то некуда, да и незачем. Тогда он присел на вросший в землю валун, что лежал у последних деревьев, огляделся и на его лице появилось недоумение: он же только что был у самой воды, на берегу! Как же он там, у реки, оказался? И вообще – где он??? И что у него с головой? Ничего не помню, - подумал Сергей. Неделю назад он продал последнее, что у него было – «двушку» на окраине Иркутска, но остался должен банку еще много. Потом какие-то парни, коньяк, знакомство, потом много водки. Тут его безрадостно –похмельные мысли прервались, потому что вдали показалась машина. Сергей, замахав руками, было привстал, но серебристый джип даже не притормозил.

- Нет, в самом деле, где я? В Сибири или в Европе? А может на Аляске? – вслух спросил он себя и вдруг понял, что он знает, кто он, знает что, … что недавно он продал машину, но в памяти не проскользнуло ни малейшего намека - как оказался здесь? И где здесь?

Сергей встал и огляделся. Кругом была тишина, не свистел ветер, правда листья на березах отчего-то колыхались. Он, думая, что уши заложило водой, потряс головой, склоняя ее то к одному, то к другому плечу, после чего стало слышно получше. Потом до Сергея дошло, что надо искать остальных. Ну, тех с кем пил, тех, кто его сюда привез… на УАЗике кажется. Потом о вспомнил как устраивался спать в машине, откуда его грубо вытащили и назвав алкашом, отнесли под дерево. Да, именно там он и проснулся. Сергей пошел по березовой рощице искать остальных.

- Наверное, спят, сволочи! – но роща была невелика, и березки там росли довольно редко. Машины нигде не было. Сергей полез по карманам, но не только денег, но и паспорта не нашел. Тогда он пошел искать в роще: авось кто-то да остался и, пройдя короткими зигзагами метров сто, наткнулся на полянку, где лежал человек, лежал лицом вниз и, как показалось, не дышал. Сергей – врач, все же! - наклонился и попытался прощупать пульс на сонной артерии и ничего, пульса не было, человек не дышал. Сергей перевернул его на спину:

- Да это труп! Полноценный и неоспоримый. И что делать, куда сообщать он не знал. Снова посмотрев по сторонам, он увидел под березой стоящие бутылки, что-то еще. В бутылках плескалась жидкость. Водка? Водка... Он налил в стакан и выпил. Немного постояв, присел к дереву и его тут же потянуло в сон. В роще наступила тишина. Минут через десять из-за берез выглянул мужчина. Оглядевшись, он подошел в спящему, чуточку постоял, разглядывая его, потом, вытащив пистолет, приставил ствол к виску лежащего и нажал на спуск, причем жертва в последний миг его земной жизни вдруг открыла глаза и успела увидеть стволы белых берез и чью-то руку с пистолетом, а следующий миг белые стволы дерев вместе с небом рухнули на него. Тот, кого звали Сергеем Ивановым, лежал на боку и лицо его, несмотря на льющуюся кровь, было спокойно-безмятежным.

* * *

Потом Сергей очнулся и, открыв глаза, полежал, пытаясь припомнить: что, где и когда, и тут же вспышка боли воспоминания: пистолет … белые падающие березы. Он, подняв руку, осторожно коснулся головы, но там никаких ран не было, не было и нестерпимой боли. Полежав несколько минут неподвижно, он рискнул чуточку пошевелиться, но боли все равно он не почувствовал, руки и ноги вроде шевелились. Да и отсутствие боли … Это его окончательно озадачило! Ведь стреляли, но раны не было. Нигде не было. Даже наоборот, во всем его теле была какая- то легкость и энергия. И тогда Иванов открыл глаза и буквально под самым носом увидел густую и ровную траву, слово остриженную, обихоженную. Поморгав глазами, он сел и, оглядевшись, встал. Это получилось очень легко. Он улыбнулся и снова глянул вниз, но тут же превратился в соляной столб! Внизу, под его ногами, он, вернее его тело по-прежнему неподвижно лежало на траве, уткнувшись в неё лицом. Вся голова трупа была залита кровью. А самое удивительное - он, Сергей Иванов, стоял прямо на … нет, не на теле… то есть не на трупе. Его ноги пронзали лежащего и упирались в землю. Перекривившись от омерзения, он шагнул в сторону и …. Ничего не произошло. Его ноги свободно прошли сквозь тело. Тогда он, чуточку постоял, насмеливаясь, и подойдя к березе, осторожно коснулся ее ствола. Ладонь легко ушла внутрь, не ощутив никакого сопротивления, а потом и он сам, сделав шаг вперед, свободно прошел прямо сквозь дерево.

- Ты, это … не хулигань, а то ишь выискался,.. Умнее всех, да?

Сергей медленно повернулся и увидел … человека? Нет, скорее человекообразное существо. В нем вроде ничего особенного не было – те же руки, ноги. Все как у людей и придраться не к чему, но… Но Сергей чувствовал, что это не человек, всеми своими чувствами, не напрягаясь, понимал …

- Да человек я, че-ло-век, – по слогам сказал стоящий невдалеке, - просто я очень давно живу….

- Я где? – не слыша слов собеседника, переспросил Сергей.

- А ты не догадываешься? – ухмыляясь, спросил тот, и Сергей помотал головой, а человек неторопливо прошелся по полянке и остановившись, сказал:

- Все что вокруг – иллюзия, декорация. Вернее… Только вот это – и он ткнул пальцем на труп лежащего человека. Тебя убили, помнишь это?

Сергей, приглядевшись к лежащему, узнал себя и растерянно спросил:

- А где я?

- Ты в том мире, который вы, люди, зовете преисподней, а на самом деле нет такового заведения. Нет ни чистилища, нет ни Ада, ни Рая…

- Подожди, подожди … какая преисподняя? Это что, я убит? - глядя на «свой» труп проговорил он, - так это ты в меня выстрелил? Ты убил? И двинулся к стоящему напротив, но тот вскинул руку и Сергей почувствовал, что не может пошевелить даже пальцем.

- Как говаривал некий литературный герой, сядем же господа и побеседуем. Прошу, не стесняйтесь, на травке приятно посидеть, - и первым сел, скрестив ноги. Сергей, освобожденный от невидимых пут, тоже нерешительно присел на травку.

- Я слушаю, говори, – и поерзав чуточку по обычной теплой траве, добавил – как мне тебя называть?

- Значит, хочешь знать правду, – задумчиво произнес собеседник, – хочешь знать мое имя? И после короткой паузы сказал:

- Был такой лодочник, его поэт назвал Хароном или просто лодочником. Это я и есть. Затем, махнув рукой, бросил: - Пошли!

- Постой, какой такой Харон, куда пошли? Пока не объяснишь где я и что дальше делать, не пойду! – упрямо выпятив челюсть, сказал Сергей.

- Ну и не ходи, оставайся здесь ….

- … типа потом сам прибежишь?

- Да нет, - ответил тот, кто назвался Хароном, – что хочешь то и делай,– бросил он напоследок и, поднявшись, пошел куда-то,

- Постой, … погоди, расскажи что и где?

- В общем, коротко это звучит так: ты – умер. Умер, обожравшись водки, а выстрел в висок тебе помог. Ты умер, профукав все и вся, и теперь ты в срединном мире. Здесь есть еще такие как ты. Прислушайся к себе: угрызения совести за прожитые тобой годы наверху испытываешь?

Иванов думал недолго и довольно решительно сказал:

- Да нет, ничего плохого … и никаких угрызений, … не обижал, напрасно, … потому все и профукал, …

- Ну, понятно. А вот все злодеи, спрятав как страусы головы в песок, трясутся от страха и от проснувшейся в их умах совести, переживают за свою судьбу, ибо им и здесь хочется жить, несмотря на все свои преступления. Но они в нижнем мире.

- А я? – чуть дрожащим голосам спросил Иванов.

- Ты умер и ты можешь жить и здесь и в нижнем мире. Осваивайся. Если потребуюсь, меня легко найти.

- И сколько жить здесь?

-Всю жизнь, или – Вечность! Впрочем …. – начал было что-то говорить Харон, как

его слова прервали крики, гвалт и визги. Иванов оглянулся и увидел как из-за скал появилась толпа. Иванов вгляделся, не веря своим глазам: это были черти, кстати, довольно крупные. И они очень точно соответствовали ранее виденным рисункам. Все они неторопливо обогнули их и толкаясь, словно в очереди за водкой, меленной вереницей втянулись в пещеры и щели скал. И тут задрожала земля и показался гигант, чем то похожий на того же чертяку, только с трехэтажный дом. Он подбежал к узким – для него! – пещерам и принялся выть и колотить по скалам, а Харон сказал:

- Это всё - бывшие люди. Они не смогли воздать добром, за то зло, которое они причинили другим и оно со временем превратило их в необратимое состояние – ты видел! Кстати они далеко не все порождения зла, далеко не все, - задумчиво повторил он и добавил: - короче, я пошел. Дел много. Тебя, пока ты в этом обличье, никто не тронет. Оглядись, ознакомься, - и после этих слов, тот, кто назвался Хароном, медленно растаял в воздухе.

Дата добавления: 2015-10-28