Вместо эпилога

Монохромные цветы

Часть 1

«Мы созданы для чужого счастья»

Пять слов, которые определили целую вечность. Пять слов, которые повторяешь при каждом пробуждении. Пять слов, которые вечное проклятие и почти молитва. Пять слов, которые на бесконечность. Пять слов, которые факел в сыром тоннеле.

В нашем уютном мирке есть единственное правило: чтобы твоя бесконечность не оборвалась, необходимо следовать главному жизненному кредо всех Духов Желаний. Каждый из нас создан для того, чтобы творить маленькое волшебство для людей, которые всё равно его не замечают. Мы облегчаем ношу смертных, наставляем их на верный путь, шлём «огоньки», на которые нужно ориентироваться в темноте. И, кажется, в этом весь смысл нашего существования. И даже не «кажется», а так и есть: вдолбленная фраза, непреложный закон, который никто не может нарушить, это и гласит.

Мы должны быть счастливы, служа смертным. Мы должны быть в экстазе от того, что они перечёркивают все наши усилия и прибавляют работы. Мы должны биться в приступе от того, что они вытирают ноги о наше волшебство, грезя о своей собственной «магии», той, что заставила бы всё Мироздание ползти на коленях. Мы даём им частичку света, а они отплёвываются и вновь зарываются в свои пахнущие отходами деньги.

Мы должны быть счастливы, служа скоту.

Но вот как-то не получается. На виду-то у всех одухотворённое выражение лица, этакая улыбочка истинного безоблачного счастья. И только оставаясь в одиночестве, мы позволяем себе поддаться сомнениям…

- Ты слышала, Жаклин сегодня не явилась на смену…

- Да-да, а начальница даже не обратила внимание.

- Думаешь, она?..

Дамочки в ужасе прижали ладошки ко ртам. Но в их глазах плещется смесь зависти, досады и жгучей ненависти к собственному бессилию. Многие хотели бы жить по собственному усмотрению и не пытать себя с особым изощрением, да только от вечности мало кто мог отказаться.

У меня, наверное, сейчас такое же выражение, как и у них. Да, я действительно завидую Жаклин. Она смогла найти в себе смелость пойти против главного принципа. Она лишилась магии и бесконечности, но получила шанс стать свободной на ничтожно малый срок, равный четверти человеческой жизни. Я же… не смогу так. Хочу, просто до безумия желаю вырваться, но… мне же только семьсот исполнилось. Ещё так рано отказываться от вечности. Ещё так рано для счастья…

- Хана, твой человек! – меня бесцеремонно ткнули носом в экран.

А, да, конечно. «Судьба даёт шанс встретить своего единственного»… Судьба, конечно же. Корочка льда, усилившийся ветер и пониженная координация движений - вот что сближает продирающихся сквозь зимнюю пургу людей. Эти двое уже сталкивались раньше, и осталось ткнуть их мордочками ещё пару раз для завершения дела. Та-та-тадам, «единственная на всю жизнь любовь» успешно откопана и идентифицирована!

- Что-то у тебя сегодня нелады с фантазией, - хмыкнула Мари, пялясь на моего сегодняшнего подопечного. Её парочка уже коллективно накачивалась алкоголем и почти дошла до требуемой кондиции.

- А ты сегодня тоже поленилась. Алкоголь уже был на этой неделе, - не осталась в долгу я.

- Что поделать, если так люди соображают быстрее? – фыркнула она, разведя руки в стороны. – Чем тратить время на сводничество, запихнуть их в одну постель и смотреть, что получится. Не дойдёт с первого раза – можно придумать что-нибудь новенькое. Это куда экономнее твоих, - Мари сделала неопределённый жест, - старомодных встреч по сказочным мотивам.

- Зато так они хоть немного в волшебство верят.

Шатенка насмешливо приподняла брови и, хмыкнув, отвернулась к своему экрану. Мне же оставалось подавить вздох и вернуться к своим бар… людям.

Я всё ещё продолжаю надеяться на то, что моё волшебство наделит кого-то внутренним светом. Мари говорит, что это по неопытности, и вскорости мне надоедят эти бесплодные попытки. Сотню лет назад я ещё пыталась находить контраргументы, но сейчас и впрямь стало как-то всё равно.

Мы созидаем то, что люди всё равно затаптывают в грязь.

Часть 2

Когда я была маленькой, мне нравились зимние вечера у камина. Мама всегда возвращалась домой поздно, усталая, но всё равно улыбающаяся мягко и тепло. Она без магии разжигала огонь, брала собственноручно связанный плед и, смеясь, укутывала сопротивляющуюся меня в него. А затем долго смотрела в огонь и с отстранённой улыбкой рассказывала обо всём на свете…

О том, что бывают люди, которые желают чего-то другим. И их души, возвращающиеся в Великий Поток, тёплые и мягкие, как этот плед. Люди, что сражаются за других, обжигающие, как пламя в камине. Те, кто подолгу размышляет, но ничего не делает, даже если может, липкие, как смола. А про иных она не рассказывала. И маленькая я думала, что те, кто лишь в мыслях совершает подвиги, - самые ужасные на свете злодеи, желания которых нельзя исполнять. И мама, посмеиваясь, говорила, что даже у самых страшных и злых людей есть искорка, которая может разжечь целое пламя.

А однажды мама просто не вернулась. Никто не обратил внимание на её исчезновение. Никто даже и не подумал обращать внимание, и мне посоветовали поскорее смириться с тем, что теперь я могу жить самостоятельно, теперь я взрослая по духу и могу работать вместе со всеми. Это высшая награда. Это верх любых мечтаний. Ведь на меня, ребёнка, обратил внимание сам Властитель, одарил способностью дарить любовь и вести к свету…

У того камина теперь сидит другая девочка и смотрит в огонь. Магический, неживой огонь. Ведь мы созданы для того, чтобы дарить счастье другим, вырывая собственное солнце.

Очередная «сказка» должна свершиться, и теперь мне даже предоставлен выбор, чьи сердца связывать. Мари смотрит на меня с улыбкой, поздравляет с повышением, а мне всё равно. В самом деле, было куда лучше, когда уже были готовые люди, и их нужно было просто свести. А сейчас искать конец паутинки, тянущейся от самого смертного сердца. Лишняя морока и головная боль.

В списке возможных «жертв» мне вдруг попадается человек, у которого не стоит ни одной печати вмешательства. Это было бы легко объяснить, будь он ребёнком, но чтобы в течение двадцати трёх лет его никто не пытался изменить… слишком странно и неправдоподобно, чтобы соответствовать реальности. Не бывает так, чтобы человек следовал своему пути абсолютно точно, совершенно не сбиваясь.

Что ж, тогда я буду первой, кто поставит свою печать.

Он сидит в кафе в компании друзей. От них к нему тянутся прочные канаты связей, даже есть пара золотых нитей Спутников. Удивительно удачливый смертный. И в его-то судьбу никто ещё не вмешивался?.. Да быть того не может!

Но… что же это?.. Все нити внезапно обрываются у самого его сердца. От него нет ответного сигнала. Даже нужной мне ниточки, существующей у каждого человека, нет. Просто пусто, будто бы кто-то ножницами обрезал, а затем для верности ещё и вырвал с корнями.

Так не бывает. И именно поэтому этот смертный интересен.

Ричард Шейн… сможешь ли ты привести меня к свету?..

Часть 3

Неопытные хранительницы часто совершают одну и ту же ошибку: они начинают сочувствовать и сопереживать людям. Разумеется, и меня это не обошло стороной. Будучи волшебницей, ведущей людей к свету и надежде, я часто вмешивалась в судьбы «падших». Преступники, бедняки, пьяницы, наркоманы… Бесконечное множество тех, кого не интересует даже собственная жизнь. Они отвратительны на ощупь, как многоножки, склизкие, как черви. И мне было их бесконечно жаль, эти жалкие огрызки прежде целых душ, ведь это не они сами стали такими, их насильно расколотили на рваные куски.

Одним из самых запоминающихся смертным был Марк Роджерс. Молодой человек двадцати двух лет, отпрыск богатой семьи, единственный наследник целого состояния. Он запутался в себе настолько, что связался с дворовой компанией. Наркотики, продажные женщины, алкоголь, гонки – он посвятил всего себя дороге под откос.

Я видела его детство. Одинокий ребёнок, на которого даже родители не обращали внимание. Неудивительно, что он делал всё, чтобы родители заметили его. Сначала это были достижения в школе, спортивные и научные награды, а затем ему всё надоело, и он скатился. Типичная ситуация, типичный комплекс неполноценности из-за отсутствия родительской любви.

Я считала своим долгом сделать всё, чтобы помочь ему, но почти все мои попытки возродить его душу заканчивались весьма плачевно. Меня охватило отчаяние, когда он на моих глазах попал в жуткую аварию, стоившую ему ног.

Любовь – странное чувство. Мы не можем влюбиться в смертных, но привязаться – запросто. И я привязалась. Настолько, что когда пришла пора ставить печать «закрытого дела», снова разрушила его жизнь, лишь бы он дольше оставался под моим присмотром. А он не выдержал разрыва со своей любовью.

Его кровь была слишком яркой в лучах восходящего солнца.

Ричард Шейн был тем самым особым случаем, когда его ведёт по жизни яркая звезда. Без какого-либо вмешательства он добивался завидных высот. В двадцать три, экстерном закончив ВУЗ, он уже работал в престижной компании, быстро завоёвывая вершины. У него было множество друзей, среди которых было немало влиятельных людей. Он очаровывал всех своей улыбкой, от него было без ума всё его окружение. Ради него некоторые даже готовы были жертвовать собой.

Вот только он не отдавался взамен. У него не было даже осколка души, даже малейшей искорки, способной занять целый пожар. Пустота, холод и мрак. Он тянул на себя весь окружающий свет и поглощал его без остатка. Должно быть, это и называется энергетическим вампиризмом…

Интересно, хватит ли моего опыта для того, чтобы привести его к свету? Это обещает быть весьма сложным делом.

Ричард любил сидеть в маленькой кофейне в незаметном переулке у своего офиса. Заведение было неприметным и малолюдным, но в нём царила потрясающая атмосфера уюта, тепла и кофе. Многие приходили сюда, чтобы отдохнуть от городской суеты и взять паузу. Нередко посетители приходили с книгами, а случайно оставленное чтиво постепенно накапливалось на книжных полках, откуда его мог взять любой желающий.

Просто идеальная база для романтической встречи.

Стоило начать с несерьёзных отношений и случайных встреч. Раз я не могу найти ему истинную пару по духовной нити, то попытаюсь для начала разбудить его душу.

Девушка, зашедшая в кафе, направилась к своему любимому столику, находящемся по соседству с тем местом, за которым сидел Ричард. Но что, если её столик будет занят?.. Официант подошёл к месту и, смущённо улыбнувшись девушке, поставил на него табличку «зарезервировано». Элис Мейсон выглядела растерянной. Единственное свободное место было рядом с молодым человеком, а уйти из кафе, не выпив даже чашечку эспрессо, было обидно.

- Простите, у Вас не занято? – смущённая улыбка, потупленный взгляд из-под ресниц, судорожно сжатая в пальцах ткань пальто.

Молодой человек обаятельно улыбается в ответ

- Нет, здесь свободно. Присаживайтесь, - и, как истинный джентльмен, помог даме сесть за столик.

Элис выглядела смущённой, огонёк её мечтательной души слегка заалел, говоря о зарождающейся симпатии. Вот только Ричард не проявил ни следа отклика.

Что ж, не вышло. Становится всё интереснее…

Часть 4

Люди невероятно слепы. Даже когда их буквально носом тыкаешь в их судьбу, они с упорством барана продолжают игнорировать знаки до тех пор, пока их не щёлкнет по носу. Как же там это выражение… Не ценим то, что имеется, а начинаем ценить, когда потеряем?..

Ричарду Шейну было плевать на всё. Даже когда его начали преследовать неудачи, он продолжал улыбаться и жить, как ни в чём не бывало. Его выперли с работы, заподозрив в крупной краже, но он даже бровью не повёл, а затем весьма удачно устроился в другую успешную компанию. Пусть даже ему и пришлось столкнуться с множеством отказов. Его квартира сгорела, а он даже почти не расстроился, лишь купил новый дом, попутно вляпавшись в крупные долги. Его ограбили и избили, а он даже не стал подавать заявление в полицию.

Странный. Непонятный. Нелогичный. Пустой. А человек ли он вообще?

Что ему нужно потерять, чтобы оживиться? Что ему нужно обрести, чтобы потерять? Я не знаю. Это слишком сложно.

Ричард Шейн… Ты стал моим камнем преткновения.

Самый лучший способ узнать, чего желает человек – заглянуть в его подсознание. В его незащищённое подсознание, каким оно бывает во время сна или комы. Доводить человека до почти-смерти исключительно ради любопытства было бы слишком радикально, потому я приготовилась к путешествию в сновидения моего подопечного.

В его сне шёл дождь. Чёрный бесконечный ливень. Он сидел на чёрной кованой скамейке, окружённый мертвенным лунным светом, и курил, откинувшись назад. В его мире не было воспоминаний, лишь статичная картина.

Дождь. Луна. Сигаретный дым.

Я невольно залюбовалась монохромом этого измерения.

- Кто ты? – его голос прорезал тихий шёпот дождя.

Глаза тёмно-серые, волосы абсолютно чернильные, кожа болезненно-бледная. Даже его внешность соответствовала этому монохрому.

- Я твой хранитель, - отвечаю тихо, стараясь не нарушить атмосферу этого места.

Он выглядит удивлённым, правда, быстро возвращает лицу нейтральную улыбку.

- Хранитель? Что-то вроде того, кто охраняет меня от неприятностей? – он неприятно усмехнулся, явно думая о недавней полосе неудач.

- Нет. Хранитель наставляет на путь к свету, а неудачи порой являются необходимым уроком, - мне даже забавно общаться с ним. Правда, приглушённость его эмоций даже в подсознании оставляет не слишком приятное послевкусие.

- М-м… - он неопределённо хмыкает и делает продолжительную затяжку. Забавно, что в реальном мире у него нет этой вредной привычки. – И каков же мой путь, хранитель?

В серо-стальных глазах лукавые огоньки, на тонких губах усмешка, в длинных пальцах тлеющая сигарета. Лунный свет и сигаретный дым.

- Это зависит от того, что тебе необходимо. Чего не хватает. Недостаток чего буквально сжигает изнутри.

Как у всех Духов Желаний, неспособных окунуться в собственное счастье.

Ричард неопределённо ведёт плечом, отклоняя голову чуть вбок. Длинные чёрные пряди падают на лицо, прикрывая левый глаз.

- У меня есть всё, - а в улыбке сквозит холод одиночества.

- Нет. У тебя нет ничего, - обвожу рукой монохром. – Лишь дождь, луна, скамья и сигарета.

- А разве нужно что-то ещё? – он приподнимает брови в непритворном удивлении.

- Да. Свет.

Дождь, кажется, зазвучал чуть громче. Или так кажется из-за установившейся тишины?..

Ричард кладёт голову на спинку скамейки и задумчиво вертит в пальцах сигарету. Пепел падает на чёрные брюки, но он этого даже не замечает.

- Мне не нужен свет. Эти цвета меня вполне устраивают.

Тихий голос. Пронзительный взгляд.

Я чувствую, как начинаю мелко дрожать. Не от холода: в этом месте нет температуры. Не от восхищения: слишком много красивых людей приходилось видеть, чтобы меня пробирала дрожь от этой почти мистической картины. Нет, мне… страшно.

Этот человек мёртв.

Часть 5

Я знала одну хранительницу, которая могла лишь парой слов заставить поверить во что угодно. Одним взглядом она могла успокоить и внушить надежду на лучшее. Она была истинным воплощением света, мои идеалом, тем самым эталоном, к которому я стремилась. Эта хранительница была многим похожа на мою матушку, и даже её отношение ко мне было таким материнским и тёплым, что мне часто казалось, будто за мной ухаживает мама.

Её звали Мария. Мою мать – Марина. Они были похожи даже внешне, одинаково светловолосые и зеленоглазые, окружённые солнечным светом и наполненные пыльцой счастья. Мои наставники. Мои скульпторы.

Марина исчезла, отдав свою душу смертному. Мария отказалась от вечности, стремясь к человеку. Это считается предательством, но таким… правильным и нужным, наверное. Логический конец каждого Духа Желаний. Завершение вечного полусна.

В его подсознании снова шёл дождь, но мелкий и практически незаметный. Даже щекотный. Полная луна выглядывала из-под густых облаков, пятнами освещая чёрную кованую скамейку и сидящего на ней человека. Не хватало сигаретного дыма.

- Ты снова пришла, - лёгкая улыбка на губах.

Киваю и присаживаюсь рядом, задумчиво глядя на луну сквозь лёгкий дождливый туман.

- Прости за тот случай в кино, - бросает без видимого раскаянья.

- Прости за ту девушку в кино, - возвращаю ему ухмылку.

Мы на миг вспоминаем неудавшееся свидание. Девушка, пожалуй, слишком поспешила с проявлением своей искренней симпатии, а Ричард… Эх. Он сразу же дал ей понять, что ей даже ночь не светит. Нормальные люди желают воспользоваться предложением. Но речь же идёт об исключительном случае, так что удивляться нечему.

- Ты нашла, чего мне не хватает? – и выглядит так невинно, а в глазах насмешливые огоньки. Он прекрасно знает, что если бы я нашла ответ на этот вопрос, то не являлась бы в его сны.

- А ты прочёл ту книгу? – намекаю на недавно украденный из кафе роман.

- Довольно неплохо. Но слишком сказочно, - он неопределённо поводит плечами.

Удивительно, как он умудряется так просто уничтожать все мои попытки хотя бы зажечь его душу. Искусство, отношения, новые впечатления – ничто не может изменить его монохром.

Вот только сегодня не хватало сигаретного дыма.

- Так и не оставишь попытки? – он улыбается. Слишком открыто для него, пожалуй, но это определённо хороший знак.

- Ни за что. Я приведу тебя к свету, - невольно улыбаюсь в ответ.

В этом измерении становится слишком тепло и уютно. Почти как у маминого камина, только как-то иначе. А его серо-стальные глаза, кажется, отражают тот самый немагический огонь.

На работе становится до ужаса скучно. В судьбах других людей всё складывается легко и до смешного предсказуемо: стоит создать единственную ситуацию, пресловутый «поворот судьбы», и они уже готовы хоть раствориться в свете. Я не единожды связывала смертных любовью, порой и братскими узами, вот только ни разу не задумывалась, каково ощущать их на себе.

Ричард Шейн снова сидит в маленьком уютном кафе, задумчиво листая книгу. Теперь он проводит почти все выходные здесь, и всё только из-за того, что ему «надоело находить в своей сумке «случайно» попавшие туда книги». Рядом с ним стоит не одна пустая чашка, и официант спешит убрать их, чтобы освободить место для нового заказа.

Что же нужно этому человеку? Какого рода узы? Его сердце не способно принять нити связи, пусть в последнее время он стал значительно теплее. До пламени ещё очень далеко, но я чувствую, что мне удастся его зажечь.

- Хана, ты всё ещё копаешься с этим смертным? – Мари смотрит на монитор из-за моего плеча.

- Да. Это тяжёлый случай, - я невольно хмурюсь, глядя на очередную соединённую пару в её мониторе. Так просто, без каких-либо ухищрений. Скучно.

- Ха. Да он пуст, а таких сразу отправляют к разрушителям. Почему ты от него ещё не отказалась?

Пуст? Ничего подобного. Пустых людей не бывает. Даже когда изначально нет искры, есть шанс создать её самому. Вот только многие из хранителей забывают об этом или слишком ленятся, чтобы буквально вылепливать всю судьбу смертного, а не просто пару ситуаций.

- Я не откажусь и доведу его до света, - прямо смотрю в глаза Мари.

Она насмешливо изгибает брови и, фыркнув, отворачивается.

- Эта дорога ведёт к концу, Хана.

Хах, когда это она стала говорить столь очевидные вещи?

Часть 6

Существуют люди, рождённые в лучах света и несущие тепло его пламени до самого перерождения. Именно они становятся защитниками и воинами, именно их души зажигают новые звёзды и дают жизнь новым Духам Желаний. Они достойны бесконечности, однако это не спасает их от телесного угасания.

Мне всегда было тепло наблюдать за такими звёздами. Мне в их судьбах нечего было делать: я скорее мастер склеивания душ, а не их защиты. Иногда после работы я заходила на работу к своей лучшей подруге Лилии, которая была именно Хранительницей, мастером защиты и сохранения целостности духовного пламени. Они были прочно связаны с одним смертным до самого его перерождения, а в некоторых случаях связующая нить оставалась и после.

Лилия заботилась уже о третьем перерождении своего человека. Они были удивительно похожи, «ангел-хранитель» и «маленькая звёздочка». Алиса, подопечная Лилии, ещё будучи ребёнком проявляла огромный талант в искусстве. В первом перерождении это был голос; её песни обладали воистину волшебным свойством излечивать души. Не так эффективно, как прямое вмешательство Духа Желаний, конечно, но постепенно её голос сращивал мелкие трещины. В следующий раз она стала художницей, только ей не удалось завоевать мировую известность. Девочка отказалась от шанса стать знаменитой, оставшись рядом со своим лучшим другом-инвалидом в родном городке. Сейчас она была художником виртуальным, но от этого её картины не теряли своих магических свойств.

Хранители Звёзд вели своих подопечных весь их жизненный путь. У кого, как не у них, можно узнать о том, что чувствуют люди?

- Это будет очень сложно и опасно, Хана. Многие Духи, стремясь помочь смертным, отдавали свою бесконечность, - слова о моих наставниках так и повисли в воздухе, но я видела невысказанное в её сиреневых глазах.

- Мне это известно, - отвечаю чуть злее, чем хотелось бы. Так. Глубоко вздохнуть и успокоиться. – Но я бы не бралась за это, не зная о риске.

- Я не знаю… - Лилит неуверенно опускает взгляд. – Ты больше Мастер, чем Хранитель, потому не уверена, что у тебя получится.

- Поэтому я и обращаюсь к тебе, - почему-то мне страшно, что она откажет. Руки дрожат. – Лилит, мне нужно ему помочь. Я не могу объяснить, почему, но это необходимо и мне, понимаешь?

Она зажмуривается и судорожно сжимает в кулаках ткань форменной юбки. Её плечи слегка подрагивают. Почему?.. Неужели она уже прощается со мной? Но это же смешно. Я не собираюсь уходить в ничто, это было бы самым глупым поступком в моей вечности.

- Да, - её голос слегка вздрагивает, и она прочищает горло. – Я могу помочь тебе, но… Только остановись вовремя, прошу тебя. Делиться своим светом со смертным – почти самоубийство. Не перешагни границу. Хана, - глаза горят решимостью, которой обычно не хватало мягкой и светлой девочке.

- Обязательно, - улыбка.

Все они так изменились… даже в этом застывшем измерении. Интересно, насколько повзрослела (постарела?..) я? Если бы у нас была такое понятие, как возраст, сколько лет было бы мне? Шестнадцать? Двадцать? Сорок? Шестьдесят?

Мне кажется, не меньше ста. Когда устаёшь от всего и с нетерпением ожидаешь, когда сможешь забыться в вечном сне.

И снова эта вечность. Наш дар и наше же страшнейшее и тяжелейшее проклятье.

Ричард Шейн был «звездой». Будучи мальчишкой, он часто подлечивал своим сверстникам мелкие ранки, подбирал и выхаживал покалеченных животных. У него был самый настоящий дар даже не врача, а целителя. Вот только его родители не желали видеть единственного наследника, посвятившего себя другой, «неправильной», профессии. Его часто наказывали за то, что он подбирал животных, и тогда он устроил маленькое укрытие за пределами домашнего участка и лечил их там. Ему не был интересен бизнес отца, и за это его тоже наказывали. Но звезда Ричарда не гасла, а становилась всё ярче. Его переполняло желание доказать отцу, что он сможет стать хорошим врачом, и в его будущем он смог добиться этого.

Однако вскоре что-то пошло не так. Исчез его Хранитель. Подросток остался совершенно без присмотра, и ничего нельзя было поделать: защитник у «звёзд» один на всю жизнь.

Сначала скончалась от рака его мать. Затем разорился отец. А после Ричард остался совершенно один. Свободен от всяческих запретов. Но разве ему нужна была эта свобода?..

Его звезда погасла. А её место заняла пустота.

В его измерении идёт снег. Крупные серебристые хлопья падают отовсюду, закрывая обзор. Мне удаётся различить в этом хаосе одинокую фигуру, закутанную в чёрные одежды. Он стоит, крепко сжав кулаки, и в бессильной злобе сверлит взглядом луну. Но… злобе ли?.. Это больше похоже на отчаяние. Оно мелкими осколками расцарапывает кожу. Снежинки окрашиваются в алый.

Монохром разбавляется новым цветом. Только становится жутко.

Он резко оборачивается и впивается в меня взглядом серебристо-серых глаз. На миг у меня внутри всё обрывается. Боль, отчаяние, злоба, бессилие и что-то ещё на самой грани.

- Зачем?.. – его голос срывается.

- Твоя звезда должна сиять, - улыбка получается вымученной.

Он бросается ко мне и хватает за запястья, сжимая их до боли. Алого всё больше. Он слишком ярок для этого монохрома.

- Это и есть твой «свет», хранительница? – почти рычит, глядя в глаза. Его горячее дыхание опаляет лицо. – Это и есть он?!

- Да. Это и есть свет, - мне хочется улыбаться. – Это мой свет и мой дар тебе.

Он, тихо застонав, опускается на колени и прижимает мои руки к своему пылающему лицу. Горячо. Щиплет.

- Глупая…

В выглядывающем из-под свинцовых облаков луче солнечного света кованая скамейка окрашивается бронзой.

Часть 7

Мне часто приходилось видеть перерождение душ смертных, правда, в моём случае оно было скорее пугающим, чем красивым. Жутко и завораживающе. Жутко завораживающе. Пламя на мгновение вспыхивает ослепительно ярко, а затем мгновенно чернеет и рассыпается миллиардами алых искр. Среди них тлеет одна золотистая, которая на порывах ветра стремится к небесам. Летит и проваливается вниз, взмывает вверх и снова падает. А затем она растворяется в воздухе, оставляя после себя нечёткий силуэт, который, превращаясь в маленькую комету, летит в небеса, чтобы раствориться в них до тех пор, пока не придёт пора вернуться на землю.

На моих руках сотни переродившихся душ, десятки из которых всё же не смогли добраться до небес. Они так и остались алыми искрами. Знак падших. Знак сгинувших.

И сейчас все эти знаки белеют на моей коже старыми шрамами. Тонкие длинные царапины, исчертившие мои руки, служат напоминанием моих ошибок.

- Хана, твой человек, - снова Мари. И снова скука.

По ту сторону реальности парень едва не сбивает на мотоцикле девушку. Всего-то камень на дороге и выпавший из кармана плеер, и их судьбы начинают сплетаться. Сейчас нити тонки, они больше похожи на золотистую паутину. Но затем эти двое встретятся ещё раз, уже не случайно, и их знакомство продолжится. Нити продолжат сплетаться в золотые верёвки, которые прочно свяжут их друг с другом.

Маленькая сказка, которую всё равно никто не заметит и не оценит. Но всё же мне тепло, когда я наблюдаю за тем, как заходятся пламенем их души. Сначала едва-едва трепещут огоньки, затем вспыхивают пожаром, а после успокаивается этот золотой огонь, становится ручным и уютным, как крупный кот.

Люди никогда не станут благодарить нас за то, что мы направили их по верному пути. Просто потому, что они даже не догадываются о нашем существовании. Они будут отдавать хвалу богам, судьбе и даже собственным силам, но, на самом деле, даже не адресная благодарность ценна.

- У тебя сегодня снова школьники? – с улыбкой наблюдаю за невинными смущающимися подростками в мониторе Мари.

Та раздражённо закатывает глаза.

- Ага. Более нудной пытки не существует. Все эти их ужимки, сомнения, неуверенность так бесят иногда!

- Но в этом есть своя прелесть.

Она, тяжело вздохнув, запускает руку в волосы и качает головой. Однако на её губах играет лёгкая улыбка.

- Сказочность скорее по твоей части, - хихикает, ехидно сверкая глазами.

- А ты поупражняйся, может, и у тебя что выйдет, - фыркнув, возвращаюсь к своей работе.

Мне предстоит создать ещё пару сказок.

Ричард Шейн был красив. Кристально-белое пламя на мгновение затопило весь мой мир, оставив лишь где-то на грани ощущений невероятную лёгкость и тепло в груди. Шрамы отозвались уже позабытым пощипыванием, но боли не было. Лишь какое-то странное иррациональное предвкушение. Его пламя, вспыхнув ещё раз, но менее ярко, вдруг рассыпалось неисчислимым множеством осколков. В полёте они окрасились золотым и, вспыхнув, взорвались сотнями солнечных искр.

Звёзды перерождаются иначе. Это воистину прекрасно и грустно.

Его силуэт чёток и ярок. В груди сияет золотое пламя, а я смотрю лишь в серебристо-серые огоньки его зеркал. Мне кажется, он улыбается, и его глаза знакомо щурятся. А затем всё исчезает.

Вот и всё, должно быть… Счастливый конец, так это можно назвать? Я подарила ему частицу своего света, и он прожил достойную и долгую жизнь, так, что смог даровать этот свет и другим людям. Мне стоило бы гордиться, но почему-то… Почему-то мне ужасно холодно и пусто.

- Хана? – Лилия удивлённо провожает меня взглядом.

А мне хочется выйти отсюда. Вернуться домой. Растопить камин. Закутаться в плед. И больше не выбираться из него.

Я часто спрашивала у мамы, почему она дала мне такое странное имя. Оно не было похоже ни на одно из знакомых мне. Да что уж там, мне даже не был известен язык этого имени. Мама всегда делала загадочный вид и говорила, что я сама разгадаю эту загадку.

Хана. «Цветок» в переводе с японского. Я узнала это уже после исчезновения мамы, поэтому у меня не было возможности спросить, почему именно японский и почему именно цветок.

А затем я нашла в её спальне искусно сделанную бронзовую брошь в форме, кажется, розы. На лепестках растения каплями росы застыли изумруды, а единственный листочек был слегка загнут вовнутрь. Эта брошь лежала в маленькой шкатулке, спрятанной в тайном отделе маминого письменного стола. Ещё в шкатулке лежала старая бумажка, на которой выцветшими чернилами были начертаны иероглифы:

私たちの春のメモリに。

«В память о нашей весне»

Духи Желаний не имеют право на собственное счастье. Ведь мы созданы для того, чтобы отдавать себя другим. Взамен на что?.. Я не могу понять до сих пор. Меня можно назвать испорченной эгоисткой, но я не могу смириться с тем, что мы безвозмездно сжигаем себя изнутри. А этого даже не замечают.

Даже в пледе мне ужасно холодно. Руки сводит судорогой. Голова тяжёлая. Мысли с трудом оформляются в слова. Мне ещё никогда не было так пусто.

Неужели я исчезла вместе с ним?.. Но как такое возможно? Ведь я отдала ему лишь часть собственного света.

Нет. Это неправда. Я отдала ему не только свет. Я… связала нас. Ведь так?.. Именно поэтому так холодно и одиноко.

Ричард… его не существует теперь. Он вернулся в поток перерождающихся душ, снова стал искрой. Если я и встречу его вновь, то это будет другой человек. Без серебристо-серых глаз. Без сигаретного дыма. Без монохрома.

Как же тепло было там, под лунным дождём…

Вместо эпилога

- Ма-а-ам, птичке больно!

Маленький мальчик, дрожа, протягивает на вытянутых ладошках воробья с простреленным крылом. Где-то за забором шумят подростки, устроившие забаву с отстрелом птиц из отцовской «воздушки». Женщина, тихо охнув, выпрямляется и вытирает перепачканные в земле руки о старую растянутую футболку.

- Ох, милый, ей срочно нужно помочь, - суетится она, заламывая руки.

В серебристо-серых глазах мальчика блестят слёзы, но на его губы сама собой наползает широкая улыбка. Он почему-то чувствует бесконечное облегчение, словно боялся, что мама заставит его выбросить птицу и забыть о ней.

- Подлатаем ей крылышко, и она снова сможет летать, - улыбаясь, гладила ребёнка по волосам женщина, уводя его в дачный домик.

На соседнем заборе сидит девочка, свесив босые ноги вниз и болтая ими. Короткие золотые волосы завязаны в неуклюжие хвостики, ярко-зелёные глаза весело поблёскивают из-под длинной чёлки.

Из домика выходит женщина, такая же златовласая и зеленоглазая, как и девочка. Казалось, она была наполнена светом, так тепло было от одного взгляда на неё.

- Цвета, если не поторопишься, Маша съест все ягоды! – позвала она, с беспокойством смотря на дочь.

Девочка, возмущённо пискнув, ловко спрыгивает с забора и бежит к дому, дробно стуча ножками и смеясь.

- Вот ещё!

Луч июльского солнца отражается от бронзовой броши, приколотой на лёгкое летнее платьице.

Дата добавления: 2015-10-28