Инициация Действия

Гештальт—терапия рассматривает текущее поведение как фобийное, моделированное таким образом, что в целом его можно воспринимать ровным, а на самом деле оно избе­гает настоящего контакта и подавляет настоящее выраже­ние. Кроме практически универсального избегания боли, глубины контакта и выражения, некоторые фобии чисто индивидуальны и лишены специфических функций, явля­ющихся частью нашего потенциала.

Идеал инициации действия или экспрессии имеет, соот­ветственно, две формы технического приложения в Геш­тальт-терапии: одна — универсальная, другая — индивидуальная. Универсальная техника — это максима­лизация инициативы, риск и явная экспрессия словом или действием. Техникой для индивидуального приложения является «предписание», основанное на индивидуальном диагнозе, выполнение которого позволит индивиду превоз­мочь избегание.

А. Максимализация Экспрессии

Этот принцип применяется в Гештальт-терапии в раз­ных формах. Одну из них опосредованно мы уже обсудили: минимизация невыразительного действия. После того, как клише и многословие подавлены, то, что останется — это выбор между пустотой и выражением.

Другой техникой, ведущий к максимализации экспрес­сии, является обеспечение неструктурной ситуации. Там, где ситуация неструктурна, индивид представлен собствен­ному выбору. Там, где нет правил взаимодействия, где по­ведение индивида не ограничено, он сам вырабатывает свои правила, отвечает за свои действия. Отсутствие структуры требует от индивида, чтобы он проявил творчество, а не просто хорошо играл в навязанную игру.

Отсутствие структуры является, подобно другим аспек­там Гештальт-терапии, компонентом ее основного упраж­нения: практики континуума осознанности. Более того, уверен, что только через оценку данного аспекта упражне­ния терапевт способен эффективно реагировать на пациен­та.

В каждое мгновение континуума осознанности пациент либо следует, либо сопротивляется диктату своих желаний, импульсов момента. Что бы он ни делал, это он, кто делает. Это его выбор, а терапевт должен заставить его осознать решения, помочь ему понять, что он выбирает, т.е. что вся ответственность на нем, как, например, в следующих ситу­ациях:

П.: У меня челюсти сжаты. Чувствую, кулаки тоже сжимаются... сейчас затопаю ногами. Т.: Что же вы не топаете? П.: Я решил не топать...

Когда индивид не интегрирован, то, будучи представлен собственному выбору, он неизбежно выставляет свои внут­ренние трещины в виде конфликтов:

П.: Мне чувствуется, будто я стою и ору на всех вас!

Т.: А я вижу, что вы этого не делаете.

П.: Боюсь, что это выглядело бы смешно.

Т.: Это?

П.: Ну, я выглядел бы смешно.

Т.: Вот он ваш конфликт: орать или бояться мнения группы. Давайте-ка над этим поработаем... и т.д.

Конфликты, наиболее часто проявляющиеся во время практики континуума осознанности это нечто среднее меж­ду органичными потребностями с одной стороны и обще­ственными правилами поведения и принятием во внимание реакции других людей с другой. Это можно суммировать дилеммой:

«Коль отрыгнуть — стыда не оберешься, а проглотить — своим же поперхнешься».

Думаю, стоит выделить, несколько важно отсутствие структуры в решении подобных конфликтов. В ситуации, где главным является правило «отказа от правил», пациент не может не признать конфликта как своего собственного. Другими словами, интерпретация конфликта как столкно­вения между своей сущностью и внешним миром (или об­щественными правилами) будет лишь отказом от собственности. Если он придерживается правила «будь со­бой», то здесь его свобода подвергнется серьезному испыта­нию. Это не обязательно означает, что в следующей подобной ситуации в жизни он не столкнется с окружаю­щим или что в любой ситуации он должен действовать со­гласно своим желаниям. Это будет уже предметом выбора его зрелости. Отсутствие структуры наделит его пустотой, которую он заполнит своей экспрессией или же осознанием своей неспособности сделать это, осознанием своих конф­ликтов и их природы.

В групповых занятиях отсутствие структуры принимает дополнительную окраску, а правило «отказа от правил» заслуживает особого отношения.

Обычно я говорю слушателям, что наш сеанс будет сво­его рода разработкой истины — истины нас самих, здесь многого можно добиться, если рискнуть выразить свои чув­ства не только словами, но, и невербальными действиями. То, что мы говорим или делаем, может оказаться очень близким истине, но для того, чтобы очистить это от примеси самообмана, мы должны искренне делиться и действовать, исходя из переживаний момента. У этого правила тоже есть исключения, которые варьируются терапевтом. Например, одним является суппрессивная техника, выделенная в предыдущем разделе. Другое — просьба не прерывать ра­боту терапевта переключением на кого-то одного в группе. Моим собственным правилом является формула: ограни­чить прерывание экспрессии, вербальных или других, ин­тенсивными чувствами (никаких императивов или комментариев), никаких индивидуальных наставлений, максимальная спонтанность.

Другим важным компонентом в максимализации экс­прессии является прямая подсказка об экспрессии, вер­бальной или невербальной. Такая подсказка заключает в себе основное упражнение, кроме того, пациенту требуется побуждение, чтобы он выражал свои переживания постоян­но, шаг за шагом. К тому же на вербальной экспрессии часто настаивает терапевт, когда пациенту она не удается:

Т.: Что вы сейчас переживаете?

П.: Чувствую, что сержусь на замечание Джо.

Т.: А когда вы рассердились, то перестали выражать свои" переживания.

П.: Да, я еще и испугался.

На групповых сеансах вербальная экспрессия может быть стимулирована по-разному. Фритц Перл говорил: «У вас всегда есть альтернатива: прервать кого-то или пре­рвать себя. Хочу, чтобы других вы прерывали чаще, чем себя». Полезным будет по несколько раз за сеанс просить кого-нибудь из группы сделать короткое высказывание о его переживании момента. Это служит для того, чтобы раз­будить чувства или реакции, которые иначе могут заглох­нуть, выделить что—то или кого-то, заслуживающего внимания, способствовать открытости коммуникационных каналов.

Техника, в которой отсутствие структуры и предписа­ние экспрессии идут вместе, а пациенты обращаются к чле­нам своей же группы по очереди, часто называется «круговой». Сюда подходят и вербальные, и невербальные экспрессии; как правило, «круговая» техника эффективна при одностороннем акте экспрессии, без ожидания ответ­ной реакции. Инструкцией здесь может быть: «скажите каждому что-нибудь» или: «Скажите каждому то, что вы хотите сказать», «Скажите каждому, что вы о нем думаете» и т.д. А можно инициировать невербальную экспрессию:

«Сделайте что—то каждому из нас», «Сделайте каждому то, что вам подскажет внутренний голос, поддайтесь импульсу момента».

Такие приемы, подобно большинству в Гештальт-терапии, не следует превращать в стереотипы, где вовлекается каждый участник группы; прием становится более полез­ным, когда используется как часть органичного развития и в соответствии с индивидуальными потребностями в дан­ный момент. Функция приема, в основном, в преодолении сдержанности индивида в экспрессии и при отсутствии экс­прессии в межличностной сфере. Каталитический эффект других используется как стимул для извлечения того, что континуум осознанности не извлекает спонтанно.

Активная форма особенно ценна в случаях с теми, кто избегает риска, у кого трещина между вербально—интел­лектуальной реакцией и их эмоционально-импульсивным поведением. В таких случаях предписание делания может либо завести индивида в тупик, либо раскрыть в нем ас­пект, недостижимый вербальным путем.

Кроме просьбы говорить и делать что-то по отношению к другому члену группы существует форма экспрессии, за­служивающая особого выделения, поскольку она объединя­ет неструктурность и инициативу: неструктурная вокализация или тарабарщина. Тарабарщина — это дейст­вие, которое не может быть запрограммировано или отре­петировано. Готовность «говорить» тарабарщину можно рассматривать как готовность сказать о неизвестном, зара­нее непродуманном. Однако природа такой задачи не толь­ко несмоделирована, но и экспрессивна. Каждый, кто экспериментировал с тарабарщиной, знает, насколько она отражает для каждого из нас наш собственный индивиду­альный стиль и ощущения момента. Именно отсутствие структуры предопределяет тарабарщину: она послушно раскрывается для внутренней нашей реальности подобно художественному произведению.

Прием экспрессии через тарабарщину может быть очень ценным в связи с ее непредсказуемостью для стимуляции инициативы и рискованности в целом, однако у него есть и особое применение. Тарабарщина уникальна, по крайней мере, для некоторых: она способствует спонтанности экс­прессии, которая иначе, т.е. словами и действиями, не получается. Таким образом, информация, несомая этими, ка­залось бы, бессмысленными слогами, может быть одновре­менно и ключом и семенем для самосознания. Иногда индивид может подвергнуть цензуре и выбраковать- весь свой гнев из высказывания, голоса, сознания, а в тарабар­щине гнев обязательно проявится. Обычный голос остается непринужденным, а в тарабарщине проявляется страсть — это причина для продолжения работы над его подавленны­ми нуждами. С тем, что высказано тарабарщиной, можно поэкспериментировать и высказать потом словами, что не­пременно будет способствовать осознанности.

Б. Индивидуальные предписания

В зависимости от того, что определяет интуицию и вос­приятие терапевта, он иногда усматривает «дыры в лично­сти» индивида, как пишет Перле:

... у каждого из нас в личности имеются дыры. Вильсон Ван Дусен первым открыл это в шизофрениках, но я убежден, что дыры есть у каждого из нас. Там, где что-то должно быть, там нет ничего. У многих нет души. У дру­гих — сексуальных наклонностей. У некоторых нет серд­ца. И вся их энергия уходит на просчитывание, обдумывание. У тех нет ног, они не могут стоять. У этих нет глаз. Их глаза, подобно прожекторам, высвечивает что—то из внешнего мира, они так и живут, будто видят только это что-то... У большинства нет ушей. Считается, что уши для того и созданы, чтобы ими слышать. А кто слышит? Если бы люди слышали, войны бы не было*.

Терапевт может проявить смысл того, что пациент из­бегает в своей жизни и поведении, чего не может признать, принять или выразить, но что является его частью. Помогая ему выразить его истинные аспекты, которые им подавля­ются, терапевт помогает ему познать себя, стать ответст­венным за то, что он есть, т.е. стать целостным. Интуиция или восприятие, которые в обычной психотерапии воспри­нимаются как интерпретация или комментарий, помогают терапевту воздействовать на экспрессию пациента, задей­ствуют «рот» пациента, а не его «ухо». Выражение Перлса

* «Дословно о Гештальт-терапии», Фридрих Перле (Изд. Гештальт Журнал Пресс, Хайлэнд, Нью-Йорк, 1992 г Перепечатка с разрешения)

«Можно мне накормить вас предложением?» стало стандар­тным приемом, где пациент экспериментирует с возможной истиной, увиденной терапевтом, высказываясь о самом се­бе. Чаще всего такое действие обнажает смысл истины или фальши или же вызывает иную реакцию, более значитель­ную, чем интеллектуальное согласие и отсутствие его.

Приглашение пациента делать то, чего он избегает, бо­лее эффективно, когда оно подразумевает действия, а не высказывания, имеющие значения действий.

Т.: Вижу, что вы избегаете смотреть на нее.

П.: Да.

Т.: Попробуйте обратное: посмотрите на нее прямо.

П.: Мне неудобно. Чувствую, что мне не хочется даже говорить с ней.

Т.: Так скажите ей об этом.

П. (ей): Меня к тебе совсем не тянет. Чувствую, что я совсем далеко от тебя. Вообще бы не хотел видеть тебя. (Более уверенно) Мне не хочется быть с тобой рядом. Ты меня заела своими постоянными претензиями. (Громко) Я тебя ненавижу!

В данном примере терапевт выступает в роли повиваль­ной бабки, помогающей разродиться экспрессией того, что в противном случае осталось бы невысказанным. В других случаях терапевт может пойти еще дальше: может попро­сить «тихоню» выразить гнев, заставить «супермена» за­просить помощи, самодовольного интеллектуала повторять «Я не знаю». Терапевт действует, интуитивно определяя «убийцу» в тихоне, неуверенность всезнайки, червоточин­ку в супермене. Предписания, подобные этим, могут осно­вываться не только на интуиции или понимании первопричины, но и на принципе действия от обратного. Одной из оригинальнейших идей Перлса было применить фигуральное различение к вопросу о самовосприятии и личностном функционировании в целом. В рамках своего невроза мы раздуваем значение отдельных своих черт, ко­торые почитаем за добродетель, и не замечаем тех, которые называем пороком. Таким же образом мы фильтруем свою спонтанность, какие-то проявления поддерживая, другие же тормозя. А что, если изменить точку зрения, принять за рассматриваемую величину, фигуру сам фон, на котором данная «фигура» смотрится? Что, если перевернуть весь наш жизненный эксперимент на некоторое время? Ведь если это удается, сколько новых возможностей мы пол­учим.

Идея реверсии привычного самовосприятия и собствен­ных поступков может принять различные формы, которые можно рассматривать как средства по извлечению экспрес­сии того, что откладывалось, не замечалось или подавля­лось, как несовместимое с гештальтом. Отсюда можно вывести, что противоположная сторона человеческого от­ношения скорее всего также является его частью, хотя и менее развитой.

Принцип реверса может быть применим не только к чувствам, но и к физической стороне отношений. Раскры­тие определенной позы, глубокого дыхания вместо сдержи­ваемого входа или выхода, изменение моторных отношений левой и правой сторон может привести к развер­тке неожиданных переживаний. Вот пример:

Терапевт замечает, что при выражении текущих пережи­ваний пациент часто прерывает то, что он говорит и чув­ствует, в эти моменты он сглатывает или фыркает. Терапевт предлагает ему делать противоположное фыр­канию и сглатыванию. Пациент начинает усиленно и про­должительно выдыхать через нос и рот, что приводит, по его словам, «к незнакомым и удивительным ощущени­ям... будто бы я рыдаю, но как-то через силу, мускулы напряжены, как при зевании; такое напряжение мне нра­вится, особенно при выдохе до самого конца, ощущение как будто от оргазма».

Позже он обнаружил, что такое чувство у него было дав­но, только он ничего не знал об этом: «Это как вспышка, как желание взорваться изнутри, разодрать какую-то пленку, в которую я завернут, которая мешает мне. В. одно и то же время я и в смирительной рубашке, и сам себя сжимаю».

Краткое переживание было исходной точкой спонтан­ного развития в течение месяцев. Мускульное напряжение и сопутствующие ощущения становились все осознаннее, его все больше тянуло к физическим упражнениям. Затем он обнаружил, что удовольствие можно получить и от танцев, свободно выражающих его экспрессию в движении и в общем отношении. В конце концов он стал ощущать мы­шечное раздражение, проходящее только после осознания его причин при реагировании на людей в степени, неизве­стной ему ранее.

Еще одним ориентиром для инициализации действия или выражения, сокрытых в собственном понимании отсут­ствия «законченности», является то, что, по терминологии Гештальта, называется отсутствием закрытия. Невыска­занные слова и неопределенные действия оставляют в нас след, связывая с прошлым. Значительная часть наших меч­таний и грез является попыткой жить в фантазии о том, что нам не удалось в реальности. Иногда, как мы увидим в дальнейшем, терапевт призывает пациента сделать фанта­зии более реальными, обыгрывая их; иногда он просто раз­бирается в его ощущении незавершенности и предлагает пациенту выполнить то, что было отложено или выполне­ние чего избегалось. Эта идея может быть применима в разных формах: закончить в фантазии незаконченную меч­ту, сказать родителям то, что не было высказано в детстве, распрощаться с разведенным супругом или с умершим род­ственником. В групповой терапии является обычным раз­бираться в конце сеанса или с незавершенными ситуациями межличностного группового общения. Чаще всего «неза­конченность» создается сдерживанием выражения одобре­ния или негодования, такое выражение можно рекомендовать в качестве группового упражнения.

Дата добавления: 2015-10-28