Два Года Спустя 14 страница

Ее теплая кровь растеклась по моим джинсам, впиталась в пальто и рубашку.

Где-то на фоне раздался крик Леа, но единственное, что я отчетливо слышал, — замедленное и слабое сердцебиение Грейс.

— Отче, молю, позволь мне вновь стать сотворенным тобой ангелом. Позволь забрать ее боль, — закричал я. — Слишком много крови Грейс, здесь так много крови.

— Шейн, Шейн! Скорой не проехать сквозь эти сугробы! Надо отнести ее внутрь, — прозвучал какой-то знакомый голос.

Я знал, что, скорее всего, уже слишком поздно, но обнял ее и поднялся.

— Не бойся... на небесах потрясающе, — шептал я ей на ухо, пока нес ее умирающее тело.

Глава 14

Яркий свет комнаты ожидания реанимационной слепил глаза. Доктора и парамедики^[24] помчались по коридорам с телом Грейс в операционную, в то время как я беспомощно стоял в стороне; кровь Грейс коркой застыла на моих ладонях и руках. Когда ее погружали в машину скорой помощи, ее кожа выглядела бледно и безжизненно. Лоб и щеки были забрызганы кровью. Она подсохла и спутала ей волосы, заляпала промокшую одежду. Лежа на каталке, Грейс казалась такой маленькой и спокойной. Когда двери отделения экстренной хирургии скрыли ее от меня, у меня подкосились ноги. Я навалился на дверь и медленно сполз по стене, пока не очутился на холодном кафельном полу больницы. Схватился за голову и заплакал.

— Это я виноват, — сказал я.

Ко мне прижалась Леа, ее руки обхватили мои дрожащие плечи. В приемной были все, но единственные пророненные слова были мои.

Минуты медленно перетекали в часы, я смутно помнил, как кто-то предлагал мне выпить кофе или воды. В животе все так скрутило, не думаю, что я смог бы удержать в нем хоть что-то. Я даже не шевелился. Только и думал, что хочу вновь услышать ее смех. Увидеть ее улыбку, хочу обнять и никогда не отпускать.

Восемь часов. Восемь часов, тридцать девять минут и двенадцать секунд спустя двери хирургического отделения распахнулись. Из них вышли три хирурга в блевотно-зеленой врачебной робе и с мрачным видом сняли маски. Я лихорадочно вглядывался в их лица в поисках подсказки относительно состояния Грейс. Безрезультатно.

Я вскочил на ноги и, как и все мои друзья, подбежал к докторам.

— Что произошло? Как она? — Слова слетали с губ резко и грубо.

— Кто из вас является родственником Грейс Тейлор? — Сказанное чертовой пощечиной полетело мне в лицо.

— Мы живем вместе, ее растили мои родители. Других родственников у нее нет, — сквозь слезы выдавила из себя Леа. — Доктор, пожалуйста, просто скажите, что с ней? Прошло почти девять часов, а нам ничего не говорят, и, честно говоря, страшно представить, что я сотворю с этой приемной и всей мебелью, если нам в ближайшее время ничего не скажут, — сквозь рыдания начала угрожать Леа. Итан, Такер и Брейден поддержали Леа, угрожающе столпившись вокруг врачей.

Самый старший из хирургов указал Леа на сиденья:

— Пожалуйста, присядьте и я вам все объясню. — Все вместе, как одно целое, мы сели, внимательно глядя на врачей.

— Ваша подруга в реанимации. Нам пришлось поместить мисс Тейлор в состояние искусственной комы, идет восстановление хирургическим путём после серьезных повреждений от полученных ранений. Плюс — то, что она молода и крепка, поэтому мы надеемся на восстановление и правильное заживление рваных ран. Потеряно много крови, около 40%, и, если она и очнется, на это могут уйти дни, недели или даже месяцы. Слишком рано говорить о тяжести травм, но: остановка сердца... два переливания... пробитое легкое... повреждения важных органов... аппарат жизнеобеспечения... — лишь чудо. — Все слова смешались, но до меня точно дошло сказанное хирургами.

— У нее остановилось сердце? — вмешалась Леа. — Но почему? Что с ней случилось?! Я не понимаю!

— Мы не в курсе обстоятельств нападения, но нам точно известно, что мисс Тейлор поступила в отделение с колотым ранением от подмышки до бедренной кости, задевшим множество жизненно важных органов. А теперь, если позволите, нам необходимо встретиться с полицейскими, которые дожидаются наших показаний.

Пока все пошли перекусить, мы с Леа ждали, когда нас пропустят в отделение интенсивной терапии.

Спустя два часа, мы с Леа молча вошли в палату Грейс и также молча сели рядом с ее койкой.

Я провел рукой по волосам.

— Это я виноват, Леа. Я должен был остаться. Не следовало оставлять ее. Я оттолкнул ее. Слишком давил. Буквально подтолкнул ее к Блейку, — прошептал я.

— Нет, Шейн, поверь мне. Ты не понимаешь, — невнятно из-за слез сказала Леа.

Я уперся лбом себе в руки.

— Я признался ей в любви.

Леа подняла ко мне округлившиеся в шоке глаза.

Провел руками по волосам и уставился в потолок, надеясь на какую-то божью помощь.

— Погоди... Что?! — ахнула Леа.

— Я все испортил. Думал, что это взаимно. Я не знал, что она так любит своего бывшего. Облажался, и мы поругались. Я оттолкнул ее, и теперь она здесь. Меня не было рядом, когда надо было защищать.

— Бывшего?

Я смахнул навернувшиеся на глаза слезы.

— Да, так она сказала, когда мы застряли в джипе во время метели. Она не хотела никого, кроме него. — У меня вырвался смешок. — Мое гребаное везение, тот единственный раз, когда я позволяю себе чувства к кому-то, и у меня никаких шансов, а теперь она на чертовом дыхательном аппарате.

— Думаешь, она выкарабкается, Шейн? Думаешь...

Я встал, внезапно наполненный яростью и гневом.

— Нет. Жизнь состоит не из чудес, розочек и гребанной сахарной ваты, Леа. Она в коме. Этот больной ублюдок точно знал, куда именно бить ножом, чтобы она до смерти истекла кровью и ослабела прежде, чем мы смогли бы доставить ее в больницу. Подумай, каково ей было. Подумай, через что она прошла. Сколько раз ее возвращали с того света? Даже врач сказал «молиться о чуде» в том же предложении, в котором описывал перспективы отключения аппарата поддержания жизнеобеспечения! Чудес в природе не существует. Жизнь горькая на вкус. И она не состоит из прикрас или надежд…

Леа уставилась на меня своими большими карими глазами, умоляя забрать свои слова назад. Но я не могу, Леа. Это — еще одна часть моего наказания: дать вновь полюбить кого-то и отобрать ее. А ты, Леа, — всего лишь сопутствующий человеческий ущерб у этих эгоистичных крылатых ублюдков. Вы им молитесь, но им на вас насрать. Я подошел и присел на кровать Грейс.

Склонившись над ней, я смахнул темную прядь волос с ее лица.

Леа подошла с другой стороны, взяла руку Грейс и показала мне ее запястье.

— Надежда. Вот что написано на ее запястье.

— На этом — «любовь», — вздохнул я. Я понимал, что пыталась сделать Леа — подарить себе надежду, несмотря на все сказанное мной. Боже, насколько слепа человеческая вера. Воистину, счастье в неведении.

— «Вера» — у нее на затылке, — прошептала Леа. — Ты веришь в рай, Шейн?

Душу сжало в агонии, выжимая и выворачивая наизнанку.

— Она точно попадет в рай, Леа, и бьюсь об заклад, это самое прекрасное место в мире. Она запоет, и ангелы будут оборачиваться, чтобы послушать.

Леа выдохнула, и поток слез усилился, ее тело затряслось от неконтролируемых рыданий.

— Нет, не попадет. Она никогда не попадет на небеса!

Я погладил Грейс по бледной щеке.

— Она была хорошим человеком, Леа. Она попадет в рай.

Лицо Леи покраснело, и она встала, привлекая мое внимание.

— Нет, Шейн. Ты не понимаешь! — Она преодолела расстояние между нами и сквозь слезы сердито прошептала: — Ты не знаешь, кто она на самом деле или откуда. Она жила еще до Ноя, ковчега и потопа. Ее душа жила, когда ангелы влюбились в людей. Их называли Наблюдателями, Григорийцами^[25]. Между ними было заключено соглашение — взять в жены человеческих женщин и обучить. Их было около двух сотен. Они стали падшими и, женившись на человеческих женщинах, подарили жизнь Нефилимам, за что и были наказаны. У нее единственной не было ребенка. А ее так называемый бывший парень, Шейн... Она веками искала ангела... своего ангела Шамсиила. А ее имя... ее настоящее имя — Села. Она не умрет и не попадет в рай, Шейн. Ее душа переходит из одного умирающего тела в другое, проживая эти гребанные жизни в поисках того... ангела, которого не видела уже тысячи лет!

Она глубоко вздохнула, ее тело дрожало.

— Она рассказала мне перед тем, как мы уехали к Такеру, что думала, Блейк — это он. Она говорит, что у ангелов особенный цвет глаз. И они…

Нет. О Боже, нет.

— Остановись, — прошептал я. И приблизился к лицу Грейс и обхватил его руками. — Этого просто не может быть! Грейс! Очнись! — Я схватил ее за плечи и потряс, пытаясь заставить очнуться.

Леа попыталась оттащить меня:

— Ты что вытворяешь! Отойди от нее. Так ты только убьешь ее быстрее!

Я отлетел от кровати, руками прикрыл рот и упал на колени.

— Габриель? Михаил? Рафаил? Что вы наделали? — прошептал я.

— Не подходи, Шейн, Богом клянусь, еще раз так прикоснешься к Грейс и увидишь, как я преображусь в Леа образца 2005 года: суку из банды, которая надерет тебе зад. Ты должен успокоиться, я за Коннером! — прошипела она и покинула палату.

Я вернулся к постели Грейс и обвел глазами ее обрамленное растрепанными волосами утонченное лицо. Лицо, теперь я это понимал, которое будет вечно преследовать меня. Словно я вновь впервые ее увидел. Не удержавшись пронзившего меня импульса, я протянул руку и провел кончиками пальцев по непослушной прядке завившихся черных волос, обрамляющих ее бледное лицо.

Стоило отвести руку, и пальцы задрожали. На протяжении последних нескольких недель меня поражало, почему мое тело вновь так на кого-то реагирует. Теперь-то понимаю почему.

Я сел и прислушался к ритмичным звукам аппарата вентиляции легких, который помогал поддерживать жизнь ее драгоценному телу. Я вдыхал и выдыхал под эти чудовищные звуки, пытаясь взять под контроль свою дикую ярость.

Я должен был догадаться. Должен был понять, что единственным человеком в моей Богом забытой жизни, к которому у меня вспыхнут чувства, — будет именно она.

Я нахмурился, стоило подумать каким испорченным, каким эгоистичным и высокомерным я стал. Вереница из каждого прожитого мной дня стала размытой и перепутанной. Единственным утешением для меня, единственным, что дарило ощущение значимости, стала музыка. Но, по правде говоря, и это начало уходить на второй план. Меня беспокоила эта жизнь, колонна ничего не значащих для меня женщин, ни одной из которых не дано было утолить мой голод — я был пресыщен. И вновь я, из-за самого же себя, нахмурился, сидя перед этим прекрасным умирающим созданием. Израненную душу падшего ангела заключили в этого надутого и мерзкого человечишку.

Но она была здесь. Все это долбанное время провела здесь.

Михаил сказал, что ее приняли на небеса, обещал, что не дадут ей умереть и сгинуть на земле.… А теперь же смертная говорит мне, что ее душа заключена в этом теле. Теле, лежащем передо мной, которое подключено к аппаратам поддержания жизни. И душа ее тысячелетиями металась, пытаясь меня найти. Это же каким извращенным наказанием надо быть?!

Когда меня вытаскивали из прогнившей камеры и забрасывали в умирающее тело Шейна, должен ли я был понять, что для меня уготовано другое наказание? Возможно, но я никогда бы не подумал, что они вовлекут людей. Какими же больными извращенцами были ангелы, чтобы и после заключения карать меня той, с любви к которой все и началось. Уж лучше ад.

Мне следовало догадаться, что она — Села. Грейс так на нее похожа, они почти как близнецы. Надо было сразу же, как только я ее увидел, схватить и поцеловать. И никогда не отпускать. Надо было рассказать, кто я. Но я подумал, что она обычная девушка, просто так же невероятно красивая, как и моя Села.

Я должен был понять.

Из коридора больницы до меня донесся раздражающий голос Такера. Он заявился с огромным букетом дико воняющих цветов. Леа с Коннером вошли вслед за ним, держа в руках кофе, с одинаково поджатыми губами. Очевидно, их сильно раздражали цветы. Или Леа рассказала Коннеру, что я спятил.

Леа протянула мне кофе, внимательно наблюдая за мной:

— Стало лучше? С Грейс ничего нового?

Я покачал головой.

— Просто сидел, тихо разговаривая с ней. Люди, находящиеся в коме, могут слышать все окружающее, поэтому нам следует постоянно разговаривать или просто читать ей. — Я взглянул на Леа, притворяясь, что я — самый спокойный человек на земле. — Она сильнее будет бороться за жизнь, если поймет, как сильно нам будет ее не хватать.

Леа присела около Грейс и зашептала ей на ухо. Я схватился за возможность выйти, мне было необходимо найти Габриэля или Михаила. Любого из архангелов. Необходимо узнать, почему мне солгали, но что еще важнее — необходимо понять, кто пытался убить Грейс и как мне ее спасти.

Я явно осознал, что Карла Самптона можно вычеркнуть, так как, пока Грейс была на операции, получил сообщение на телефон, что его тело нашли возле одного из входов Центрального парка. Так для чего же мы проделали весь этот путь, в метель, убегая от уже мертвого человека к кому-то, еще попытавшемуся убить Грейс?

От Блейка тоже не было пользы. Он находился в другой палате, разглагольствуя, как полный идиот. Он рассказал полиции, что он не помнит никого по имени Грейс или даже как добрался до загородного домика. Последнее, что он помнил — как два дня назад вместе с Такером и его дядей пил в баре после работы, обмывая полученную должность. Он признался, что употреблял героин в туалете бара и ему все происходящее напоминает неудачно словленный кайф.

Бессмыслица какая-то.

Я проскользнул мимо поста медсестер. Одна молоденькая медсестричка взглянула на меня и улыбнулась, сверкая белоснежными зубами.

— Сэр, — обратилась она. — Вы в курсе, что на первом этаже больницы есть часовня? — Я замер как вкопанный. С чего она решила, что кто-то вроде меня будет искать часовню? — Близкие наших пациентов, поставив свечку и помолившись, обретают покой.

Большой золотой крестик колыхался в такт дыханию у нее на ключице. И опять же, никогда не устану поражаться тому, насколько глубока вера у большинства людей в то, о чем они ничего не знают. Как они могут верить в то, что никогда и глазом не видели; может, именно это и было особенностью людей — абсолютная и слепая вера.

— Спасибо, — кивнул я. И последовал к лифту, на который она указала пальцем, нажал на кнопку со стрелкой вниз. Лучше кому-нибудь из ангелов быть там и разъяснить мне происходящее, потому что в моей голове уже серьезно начинали появляться крупные апокалиптические видения.

Двери лифта распахнулись, являя суровые алкогольные пары и зловоние какого-то чистящего средства, которым пытались прикрыть витающий запах смерти. Я подавил рвотные позывы и вошел внутрь. Если Грейс и умрет, я буду обязан вытащить ее отсюда. Это не подходящее место для ее души. Тело мое содрогнулось от ярости при мысли, что она умрет здесь. Потребовались все мои силы, чтобы не закричать.

Когда лифт остановился внизу, я больше не мог терпеть — разжал двери руками и раздвинул их в стороны. Повторяющийся звуковой сигнал услужливо сообщил, что, возможно, я сломал двери, но меня это не заботило; здесь будет чертовски больше сломанного дерьма, если я не найду ответы на свои вопросы.

Я последовал по выцветшим коричневым табличкам, указывающим путь к больничной часовне, и яростно распахнул двери.

Единственным, что освещало помещение, — пламя от лампад^[26]. Прислонившись к самой дальней стене, стоял архангел, Габриэль, со скрещенными на груди могучими руками.

Я кинулся к нему и остановился прямо перед его носом. Конечно, этот идиот не шевельнулся, даже ни один мускул не дрогнул на его лице. Бессердечный ангел.

— Расскажи. Мне. Все, — прорычал я.

Оттолкнувшись от стены, Габриэль сделал шаг вперед. Что-то в том, как он медленно двигался, навело меня на мысль, что он не желает нарываться на драку. Но я ощутил исходивший от него всплеск чистой мощи, предостерегающий меня отступить. Но я не поддался. Я не отступлю, ни сейчас, ни когда-либо. Не от него.

— Я не буду пресмыкаться перед тобой, когда речь идет о ней! — прошипел я. — Расскажи мне все, Габриэль!

Он заглянул мне в глаза в поисках чего-то. Я ощутил, как успокаивается бушующая внутри него сила; как и мое сердце.

— Михаил сказал мне, что она отправится в рай; ее пощадили, — прошептал я.

Габриэль неуклюже пожал плечами.

— Должны были, но без тебя она не захотела туда. Поэтому я предоставил ей шанс попытаться найти тебя.

Я отшатнулся, услышав его ответ.

— Она предпочла меня небесам? — Мое тело рухнуло на неустойчивую деревянную лавку, которая выполняла роль церковной скамьи. Я обхватил себя руками, чтобы не упасть на пол. Весь гнев покинул меня, и на его место пришла глубочайшая скорбь.

Габриель сел рядом и наклонил голову, чтобы видеть меня:

— Я разделяю твои мысли, с ее стороны это было глупым решением. Ты подобного совершенно не достоин. Как и тогда, когда у тебя были крылья.

— Я никогда не был с ней, Габриель. Ты знаешь это, ты видел, что тогда произошло. Ты. Наблюдал. За нами. Мы поцеловались один раз, и все же подверглись такому же жесточайшему наказанию, как и другие. Мы были НЕВИННЫ! Я не насиловал ее. И теперь ты говоришь, что она меня искала? На протяжении двух тысяч лет? ОДНА! Это гораздо хуже любого известного мне наказания. Хуже МОЕГО наказания.

Габриэль от души расхохотался, отчего у меня сжались кулаки.

— Не соглашусь с тобой. Не вмешайся я, ты бы не остановился и обесчестил ее. — Он почесал затылок, что заставило его выглядеть почти человеком. — Я не мог позволить тебе этого. И нет, она не была одна, потому что рядом всегда был я.

Я выпучил на него глаза, когда его слова дошли до моих ушей.

— Что, К ЧЕРТУ, это означает?

— С ней была моя дружеская поддержка. Тебе же известно, что нам не позволено вмешиваться в дела людей, поэтому я делал все от меня возможное. Хотя, в конечном счете, я привел ее к тебе.

Я вскочил на ноги.

— И при всем твоем божественном великолепии тебе потребовалось для этого более двух тысяч лет? — Ярость больше не поддавалась контролю. — Ты был моим братом, Габриэль! И ты ПРЕДАЛ меня! ТЫ ЗНАЛ, ЧТО Я ЛЮБИЛ ЕЕ!

Габриэль выдал мне натянутую улыбочку.

— Ну, скажем так, какое-то время я был сам по себе, и больше я не верую во все эти ангельские братские связи. Довольно. Возвращайся к своим смертным. И молись изо всех сил. Может быть, Он тебе и ответит. А если и ответит, посмотрим, простит ли она тебе за все время, проведенное с человеческими женщинами. А после этого попробуй уберечь ее жизнь в роли Грейс.

— После всего, что натворил, ты мне не поможешь? Ты хочешь, чтобы наступил апокалипсис?

— Ты не поймешь, Шамсиил, или я мне называть тебя Шейном? В тебе теперь больше от человека, чем от ангела, и не в твоих силах меня остановить. Апокалипсис, очень смешно. Ты тысячелетия провел в адской тюрьме, так почему ты думаешь, что он уже не наступил. Удачи тебе, слабый и жалкий человечишка. — Он сделал шаг, уходя от меня.

— Габриэль, мне нужна она. Я люблю ее.

Габриэль резко обернулся и впился в меня взглядом:

— Ты такой не единственный. Шейн, забудь эту девушку. Отныне она со мной. — И затем он ушел.

Как и мои надежды, что Грейс вновь откроет глаза. И в этой истории Габриэль слишком многое не рассказал. Ерунда какая-то. Каким образом она теперь с Габриэлем? А от мелькнувшей мысли, что ради меня она отказалась от рая, хотелось сорвать с себя кожу. Кто-то лгал. У меня и мысли не возникало, что она могла остаться на земле. Я и не думал, что такое вообще возможно. Михаил бы мне не врал, он бы сказал. Он согласился, что я не сделал ничего плохого. Я не сговаривался с другими Григори. Я не брал человеческую девушку в жены. И не становился отцом Нефилиму. А всего лишь поцеловал на прощание человеческую девушку, которую полюбил. Да, если бы мне выпал шанс, я бы сделал это снова. Как может мужчина, человек или ангел, не думать об этих губах? Еще даже до поцелуя я обращался к архангелам Михаилу и Рафаилу. Попытался найти способ самому стать человеком и остаться с ней, или подарить ей бессмертие и крылья. Михаил знал, что я любил ее. Почему же Габриэль предал меня? У меня в голове царил хаос и сумятица. Я ничего не понимал. Михаил говорил, что ее пощадили.

Именно это и было сказано мне устами ангела: «Дитя отправится прямиком в рай».

Но все то время, что я провел в тюрьме в аду, она была на земле.

С Габриэлем.

«Отныне она со мной».

Глава 15

Вернувшись, я застал в палате одну Леа, она свернулась калачиком около Грейс. На фоне отвратительно пищали аппараты поддержания жизни. Леа подняла голову и взглянула на меня; её лицо было все в слезах. У меня внутри все сжалось; я понимал, как отчаянно она желала, чтобы Грейс открыла глаза.

Я вытащил один из стоящих у стены стульев и рухнул на него. Я наклонился и уперся локтями в колени, прижав лоб к больничной койке.

— Где ты был? — всхлипывая, спросила Леа.

— В больничной часовне, — ответил я, подняв к ней голову. У нее отвисла челюсть. Ну, это явный показатель того, что она обо мне думает.

Отныне она со мной.

Отныне она со мной.

Со мной.

Черт меня побери.

Это сделал Габриэль.

Глава 16 (первоапрельская, забавный бонус от любимых переводчиков)

Когда я проснулся, в окно пробивалось яркое утреннее солнце. Я до сих пор находился в палате Грейс, судя по всему, я вырубился прямо в той позе, в которой и сидел. Три ночи без сна давали о себе знать. Все мое тело затекло. Я огляделся и увидел Леа. Она спала на коленках у симпатичной молодой медсестры. Кажется, ее звали Бетси. На ее плечо и вполне миленькую голубую форму стекали ручьем слюни Леа. О да, у этой девчонки было мало хороших манер.

Надо было что-то делать, а времени оставалось все меньше. Габриель помогать мне не собирался. А я не носил розовых очков и прекрасно понимал, что этот засранец без боя Грейс мне не отдаст. Придется как-то связаться с Михалычем. Мишка всегда был реальным мужиком, ну, в данном случае ангелом. У него всегда можно было одолжить деньжат. Короче, за ним не заржавеет.

Я спустился опять в больничную часовню, поставил свечку за здравие и стал ждать. А ждать долго и не пришлось.

— Шамсиил, сынок, здорово. Чем обязан? Давно не виделись, — послышался голос Михалыча из-за спины.

Я чуть в штаны от испуга не наделал.

— Михалыч, ну что за привычка подкрадываться сзади? Я, конечно, не осуждаю, но черт, я же не Рафаил.

Михалыч на мои подколы только слегка улыбнулся. Про этих двоих давно уже слушок ходит.

— Зря, зря…. У тебя милая мордашка. Ну да ладно, что ты хотел, Шамсиил? — спросил он.

— Видишь ли, кто-то явно вешает мне лапшу на уши. Может, ты помнишь Селу, дочурку Еноха, длинные черные волосы, серебристые глаза, ноги от ушей, упругая попка, отличный бюст?

— Я решил слегка освежить образ Грейс в памяти Михалыча.

— Припоминаю такую, ты с ней путался еще. Так, Шейн, она уже давным-давно на небесах. —

Он явно не понимал, зачем я его позвал.

— В том то и дело, что нет, ее душу заграбастал Габриэль, а ее милая тушка лежит на койке на два этажа выше нас. И мне бы ну очень хотелось это исправить, но как ты уже заметил, мне подрезали крылышки, — пояснил я.

— Зачем тебе она, Шамсиил? Ты бы лучше пригляделся к Коннеру, чувак точно к тебе не равнодушен.

У меня отвисла челюсть. Коннер и я? Я даже никогда не думал в таком ключе, да у меня были связи с парнями, точнее, они были у Шейна, но у меня всегда это вызывало отвращение. А сейчас после слов Михалыча я стал задумываться. Коннер всегда был рядом, я всегда мог на него положиться. И он всегда собственнически на меня смотрел, но я не придавал этому значения. И у него такие сильные руки… Мне надо выкинуть это из головы. Я люблю Грейс.

— Я люблю ее, Михалыч, — наконец-то ответил я и слегка покраснел.

— Ну как знаешь сынок, но имей в виду, я тебя предупреждал. Ладно, я знаю, где он может ее держать. Залезай ко мне на спину, я мигом доставлю тебя туда.

— Только залетим ко мне домой, мне надо отметиться у парней, а то они будут беспокоиться.

Я залез на спину к Михалычу, обхватил его ногами и вцепился мертвой хваткой ему в шею. Я очень боюсь высоты. Мы летели над Нью-Йорком, ветер раздувал мои волосы, и я крепче вцепился в Михалыча. Внизу по своим делами спешили люди, кто-то шел на работу, кто-то гулял с собакой, молодые парочки сидели на травке в Центральном Парке и целовались. А тем временем мои мысли невольно опять возвращались к Коннеру.

Мы влетели в окно моей спальни. Прям как гребанные Малыш и Карлсон. Я попросил Михалыча остаться там, а сам вышел в зал, все сидели на диване и смотрели «Глухаря». Черт, я бы и сам сейчас сел и посмотрел свой любимый сериал, но времени не было, а может, все-таки Михалыч и Грейс подождут минут сорок. НЕТ, НАДО БЫЛО СПЕШИТЬ. Я ощутил на себе взгляд зеленых глаз, таких родных, что на душе заскребли кошки.

— Коннер, мы можем поговорить? — спросил я.

У Коннера заблестели глаза от радости. И как я сам раньше этого не замечал.

— Конечно, Шейн, все что угодно, — ответил он.

— Наедине, — уточнил я.

И пошел в туалет. Коннер подскочил и вприпрыжку поскакал за мной. Из-за маленького пространства туалета мы стояли так близко, что почти касались друг друга.

— Коннер, я лечу спасать Грейс, — сказал я. Его лицо сразу помрачнело.

— Летишь??? Как супермен? — Он был очень удивлен. Черт, ошибочка вышла, ляпнул, не подумав.

— Ну, ты понял, Коннер, это я так, для пантов сказал. Я не об этом хотел с тобой поговорить. — Его глаза снова наполнились надеждой.

— Это очень опасно, и я могу не вернуться. Если я вдруг я не вернусь, объясни все парням. И еще, Коннер, я хочу, чтобы место фронтмена в группе занял ты.

— Хорошо, я все сделаю, Шейн. Только ты береги себя, ты такой хороший, и, чувак, Грейс тебя не заслуживает. — И на этих словах он меня крепко обнял. По моему телу растеклось приятное тепло, и я резко отстранился.

— Прости, чувак, — смущенно сказал Коннер.

— Мне пора, — сказал я.

И мы вышли. На нас смотрели три пары удивленных глаз. Когда я уходил, я услышал, как Алекс спросил:

— Коннер, что он тебе сказал?

— Да хрен его знает, нес какую-то чушь, мол, полетел спасать Грейс. Мне кажется, он опять подсел. Сказал, что ему пора, а сам зачем-то пошел в спальню. Я начинаю переживать за него.

— Мда, у Шейна явно поехала крыша. Он даже «Глухаря» не стал с нами смотреть, а это вообще на него не похоже. Надо будет позже проверить его в спальне, — сказал Итан.

Но я знал, они меня там не найдут. Я уже улечу спасать Грейс.

Михалыч скинул меня около какого-то барака и сказал, что Грейс внутри, но дальше он со мной пойти не мог. Я зашел в это убогое здание, под ногами валялись бутылки от пива, окурки, да еще какой-то хлам. На стенах висели революционные плакаты. Я увидел в конце коридора дверь. На ее ручке висел красный носок с вышивкой на боку «Devil». Какого черта на двери висит носок? И что я увижу за этой дверью? У меня затряслись коленки. И не зря. Я пинком раскрыл дверь. Дальше все происходило как в замедленной съемке. Я увидел Грейс и Габриэля, они оба лежали на кровати, наполовину раздетые. Видать, носок на ручку двери повесили совсем недавно. Грейси мило наглаживала крылышки Габриеля. Они оба уставились на меня, Грейс с удивлением, а этот ублюдок явно злорадствовал. Меня начало тошнить. Я увидел достаточно, а теперь я ухожу. Каким же я был идиотом. А ведь Михалыч меня предупреждал. Я просто не мог в это поверить.

— Шамси, Шамси, постой я все могу объяснить, — кричала мне вслед Грейс.

Шамси??? Серьезно?? Это что еще за черт?

— Грейс, я увидел достаточно, — прокричал я.

— Он просто попросил почистить ему перышки, — оправдывалась она.

Она еще что-то кричала мне в след, но я уже не слушал ее. Мое сердце было разбито, и слезы текли у меня по щекам. Я ныл как ребенок. КАК ОНА МОГЛА?? Только один этот вопрос не давал мне покоя. Прошло всего-то ДВЕ ТЫСЯЧИ лет. Что могло измениться за столь КОРОТКОЕ время?

Боже, и почему я только не послушался Михалыча и не остался дома с Коннером смотреть «Глухаря». Черт, а сразу после него начиналось «Пусть говорят». Я должен все исправить. У меня получится вновь завоевать доверие Коннера, он долго меня дожидался, пока я нагуляюсь, сможет и сейчас подождать. Надо только найти нужные слова, чтобы он понял всю глубину моих чувств к нему. Но сначала мне надо решить одну проблему — Леа. На моем пути к «И жили они долго и счастливо» стоит слюнтяйка Леа. И я должен ее устранить.

Глава 16 (настоящая)

Меня разбудил шелест шагов у подножия кровати, в носу по-прежнему щипало от больничной вони; а от сигналов аппаратов все так же звенело в ушах. Поднял затуманенную голову с койки Грейс, на которой кое-как заснул, обнимая, несмотря на все торчащие из нее трубки и провода, все так же сидя на долбанном больничном стуле. Я заглянул ей в лицо в надежде увидеть улыбку, но ее там не было. Сердце мое сжалось; она совсем не шевелилась.

Дата добавления: 2015-10-28