Глава одиннадцатая.

Генеральное сражение (Продолжение)

Применение сражения

Какое бы оформление война ни принимала в отдельных случаях и чтобы нам в зависимости от него ни пришлось признать необходимым на войне, нам стоит только обратиться к понятию войны, чтобы высказать с полной убежденностью:

1) уничтожение неприятельских боевых сил составляет основной ее принцип и главный путь к цели во всей области позитивных действий;

2) это уничтожение сил достигается преимущественно только боем;

3) лишь крупные бои общего характера дают крупные результаты;

4) самые крупные результаты достигаются тогда, когда бои объединяются в одно большое сражение;

5) лишь в генеральном сражении полководец правит делом собственными руками, и естественно, что он охотнее всего доверяет его своим рукам.

Из этих истин вытекает двойной закон, части которого взаимно подкрепляют друг друга, а именно: 1) уничтожение боевых сил неприятеля надо преимущественно искать в больших сражениях и в их результатах и 2) главная цель больших сражений должна заключаться в уничтожении неприятельских вооруженных сил.

Правда, принцип уничтожения можно в большей или меньшей степени усмотреть и в других средствах. Встречаются случаи, когда благодаря особо благоприятным обстоятельствам в небольшом бою может быть уничтожено несоответственно большое количество неприятельских сил (Максен). С другой стороны, в генеральном сражении может иметь место преобладание захвата или удержания известного пункта как чрезвычайно важная цель, но в общем неоспоримой и преобладающей истиной остается та, что генеральные сражения даются лишь для уничтожения боевых сил противника и что эта цель достигается только генеральным сражением.

Поэтому на генеральное сражение следует смотреть как на концентрированную войну, как на центр тяжести всей войны или кампании. Подобно тому, как солнечные лучи собираются в фокусе вогнутого зеркала в полное изображение солнца и дают высшую степень жара, так силы и обстоятельства войны концентрируются в генеральном сражении и получают общую наивысшую эффективность.

Сосредоточение вооруженных сил в одно крупное целое, которое более или менее имеет место во всех войнах, уже указывает на цель - нанести этим целым главный удар или добровольно, в роли атакующего, или под давлением противника, в роли обороняющегося. Там же, где такого главного решительного удара не происходит, там, следовательно, к первоначальному мотиву вражды примешались другие умеряющие и сдерживающие мотивы; действие оказывается ослабленным, измененным или даже совершенно приостановленным. Но и в этом состоянии обоюдного бездействия, которое составляло основной тон столь многих войн, идея возможного генерального сражения оставалась для обеих сторон направляющей точкой, далеким фокусом, по которому, однако, они строят свои орбиты. Чем более война становится действительной войной, чем больше она служит исходом накопившейся вражды и ненависти, чем больше она стремится ко взаимному одолению, - тем более вся деятельность сосредоточивается в акте кровопролитного боя и тем ярче выступает на первый план генеральное сражение.

Всюду, где смысл войны заключается в достижении позитивной цели, глубоко затрагивающей интересы противника, генеральное сражение является самым естественным средством; поэтому оно является и лучшим средством, что мы еще будем подробнее доказывать; обычно оно несет с собой возмездие для тех, кто его избегает из страха перед великим решением.

Позитивную цель преследует нападающая сторона, а потому генеральное сражение является по преимуществу ее средством. Однако, не входя здесь в более близкое определение понятия нападения и обороны, мы все же должны сказать, что даже обороняющаяся сторона в большинстве случаев обладает лишь этим действительным средством, чтобы рано или поздно удовлетворить при помощи его потребностям своего положения и разрешить свою задачу.

Генеральное сражение является самым кровопролитным путем разрешения задачи; хотя оно отнюдь не представляет простого взаимного убийства и его воздействие заключается преимущественно в том, чтобы убить мужество врага, а не его солдат, как мы подробнее рассмотрим в следующей главе, однако кровь всегда является его оплатой, а бойня определяет его характер, имея общий филологический корень с боем; вот перед чем содрогается человеческое сердце полководца. Но еще более смущается человеческий дух перед мыслью об окончательном решении одним ударом. В одной точке пространства и времени сосредоточено здесь все действие; и в такие минуты в нас закрадывается смутное чувство, будто в этом тесном пространстве наши силы не имеют возможности развернуться и проявить всю свою деятельность; словно, выигрывая время, мы уже много приобретаем, хотя это время вовсе не состоит нашим должником. Это одна только иллюзия, но и с иллюзией приходится считаться; именно эта слабость, которой подвержен человек при всяком ином великом решении, может с особенной силой заговорить в душе полководца, когда он должен поставить на лезвие ножа дело столь огромной важности. Вот почему и правительства и полководцы во все времена искали пути, чтобы обойти генеральное сражение - или для того, чтобы достигнуть своих целей без него, или чтобы миновать его незаметным образом. Историки и теоретики изо всех сил старались потом найти в таких походах и войнах каким бы то ни было образом не только эквивалент упущенного генерального сражения, но даже проявление какого-то высшего искусства. Таким путем в наши времена мы приблизились было к тому, чтобы во имя экономии войны смотреть на генеральное сражение, как на зло, делающееся неизбежным из-за допущенных ошибок, как на болезненное явление, к которому правильно организованная осторожная война никогда не должна приводить; лишь те полководцы должны заслуживать лавров, которые умеют вести войну без кровопролития, а теория войны, подлинное учение браминов, как раз для того и существует, чтобы научить такому искусству.

История нашего времени разрушила эти фантазии, но ни один человек не может поручиться за то, что они снова не воскреснут на более или менее продолжительный срок и не увлекут руководителей судеб к подобным сумасбродствам, потворствующим человеческой слабости, а следовательно, близким сердцу человека. Может быть, еще настанет время, когда на походы Бонапарта и его сражения будут смотреть, как на проявление грубости и глупости, и снова благосклонным и доверчивым оком будут любоваться салонной шпагой устарелых закорузлых порядков и приемов. Если теория может от этого предостеречь, то она окажет ценную услугу тем, кто захочет внять ее предостережению. Да удастся нам протянуть руку помощи тем, кто в нашем дорогом отечестве призван высказывать решающее мнение по этим вопросам, послужить им проводником в этой области и побудить их к добросовестной оценке существа дела.

Не одно лишь понятие войны приводит нас к тому, чтобы мы искали великое решение только в великом сражении, но и данные опыта. Испокон века лишь великие победы вели к великим результатам, у нападающей стороны безусловно, у обороняющейся - в большей или меньшей степени. Сам Бонапарт не достиг бы единственного в своем роде Ульма[90], если бы он боялся кровопролития; на этот эпизод надо смотреть именно как на второй укос, собранный с побед его предшествующих походов. Не одни лишь отважные, отчаянные, дерзкие полководцы пытались выполнить свое дело при помощи великого иска решительных сражений; этого пути держались все наиболее удачливые полководцы, и мы должны предоставить им дать ответ на столь широкообъемлющий вопрос. Мы и слышать не хотим о тех полководцах, которые будто бы побеждали без пролития человеческой крови. Если кровопролитное сражение представляет ужасное зрелище, то это должно служить основанием лишь к тому, чтобы смотреть на войну белее серьезно, а не к тому, чтобы из чувства человеколюбия дать своим мечтам мало-помалу притупиться, пока, наконец, не появится вновь кто-нибудь с отточенным мечом и не отрубит нам руки.

Мы смотрим на крупное сражение, как на главное решение, но, разумеется, не как на единственное, которое может потребоваться для данной войны или кампании. Лишь в новейшее время бывали нередко случаи, когда большое сражение решало судьбу целой кампании; те же случаи, когда решалась одним сражением целая война, принадлежат к самым редким исключениям.

Решение, являющееся результатом большого сражения, конечно, зависит не исключительно от самого сражения, т.е. от массы сосредоточенных в нем сил и от интенсивности победы, но также и от множества других обстоятельств, касающихся вооруженных сил и государств, которым эти силы принадлежат. Однако вывод имеющихся налицо главных сил на великое единоборство является в то же время приступом к основному решению, размеры которого можно наперед предвидеть во многих отношениях, но далеко не во всех. Это решение может оказаться не единственным, но в качестве первого оно как таковое окажет влияние и на все последующие решения. Поэтому задуманное генеральное сражение по своим отношениям к остальному может в большей ли меньшей степени, а иногда и преимущественно рассматриваться временным центром тяжести, основным пунктом всей системы. Чем больше полководец будет преисполнен при выступлении истинным духом войны, который является и духом всякой борьбы, чем больше он будет проникнут чувством и мыслью, т.е. сознанием, что он должен разгромить и разгромит своего противника, - тем скорее он бросит все на чашу весов первого сражения, тем больше он будет надеяться и стремиться получить все в этом сражении. Едва ли Бонапарт когда-либо предпринимал какой-либо из своих походов без мысли, что он тотчас же, в первом же сражении, разгромит своего противника; то же думал и Фридрих Великий в более мелких условиях, при кризисе более ограниченного характера, когда он с небольшой армией стремился проложить себе путь в тылу русских или имперцев.

Решение, которое дает генеральное сражение, зависит отчасти, как мы сказали, от самого сражения, т.е. от численности вооруженных сил, принимающих в нем участие, и от размера достигнутого успеха.

Каким образом полководец может увеличить результаты сражения первым путем, ясно само собой. Мы ограничимся лишь замечанием, что с размерами генерального сражения увеличивается и число попутно решаемых им вопросов. Поэтому те полководцы, которые, веря в свои силы, любили эти крупные, решающие акты, всегда находили возможность применить в них большую часть своих боевых сил, не опуская ничего существенного в других пунктах.

Что же касается успеха или, говоря точнее, интенсивности победы, то последняя зависит преимущественно от четырех обстоятельств: 1) от тактической формы, в какой дается сражение; 2) от характера местности; 3) от соотношения родов войск; 4) от соотношения сил. Сражение, разыгранное фронтально и без обхода, редко даст такой крупный результат, как сражение, в котором побежденный оказался обойденным или которое он вынужден был дать, имея более или менее перевернутый фронт. На пересеченной или гористой местности результат точно так же бывает меньше, ибо здесь сила удара вообще оказывается ослабленной.

Если побежденный имеет равную или превосходящую численностью по сравнению с победителем кавалерию, то воздействие преследования, а следовательно, и большая часть результатов победы отпадают.

Наконец, само собою понятно, что победа, одержанная при большом превосходстве сил, если этим превосходством воспользовались для обхода или охвата, даст большие результаты, чем если победитель был слабее побежденного. Сражение под Лейтеном как будто заставляет нас усомниться в практической верности этого положения; но да будет нам на этот раз дозволено сказать то, чего мы вообще говорить не любим: нет правила без исключений.

Все эти пути дают полководцу средства придать сражению решительный характер; правда, вместе с тем возрастают и опасности, которым он подвергается, но этому динамическому закону морального мира подчиняется вся деятельность полководца.

На войне, следовательно, ничто не сравнимо по важности с генеральным сражением, и высшая мудрость стратегии проявляется в добывании необходимых для него средств, в правильной установке его по отношению к месту, времени и направлению сил и в использовании его результатов. Из важности значения, какое имеют эти вопросы, однако, не следует, чтобы они отличались большой сложностью и таинственностью; напротив, здесь все крайне просто, искусство комбинаций очень ограничено, но велика потребность в точной оценке явлений, в энергии, в твердой последовательности, в юношеской предприимчивости - в героических свойствах, к которым нам еще не раз придется возвращаться. Таким образом, здесь требуется мало такого, чему можно научиться из книг, и многое из того, чему если и можно научиться, то не путем грамоты, а как-то иначе.

Импульс к генеральному сражению, свободное, верное движение к нему должны исходить из ощущения собственной силы и ясного сознания его необходимости; другими словами, этот импульс должен исходить из прирожденною мужества и из изощренного широкими жизненными горизонтами взгляда.

Великие примеры - лучшие наставники; но, конечно, будет прискорбно, когда между ними и нами ляжет облако теоретических предрассудков, ибо даже солнечный свет, проникая через облака, преломляется и окрашивается. Разрушить такие предрассудки, которые в известные эпохи образуются и распространяются как миазмы, - настоятельный долг теории. То ложное, что порождено человеческим рассудком, может уничтожить тот же рассудок.

Дата добавления: 2015-10-24