Листочки календаря

Я шагала в сторону кинотеатра и ела мороженое – эскимо в шоколаде. Перешла на него с сахарных трубочек, думала, станет легче. Но, кажется, только хуже. Какая разница, буду ли я есть трубочку и думать, что мы постоянно ели такие с Антоном, или лизать эскимо на палочке, отмечая, как редко мы с Антоном его покупали. В данной задаче Антон – неизменная производная. Стремление исключить из своей жизни все те вещи, которые мы делали и любили вместе, примерно то же самое, что из жизни исключить жизнь.

Наверное, уже год не встречалась с парнями. Ни капли волнения, даже обидно. Похоже, мое сердце способно радоваться только одному человеку во всей вселенной.

Смешно сейчас вспоминать, как год назад я каждый день ходила гулять с разными мальчишками, вовсю флиртовала, смеялась с новоиспеченными подружками и вообще, как это называется, зажигала. Ненадолго меня хватило. Мне хотелось доказать себе, что я могу без Тоши, мир не сошелся клином на каком‑то мальчишке. А ведь тогда все еще можно было исправить. Всего один звонок…

Проходит день за днем, а мне каждый раз кажется, что еще вчера, сделай я шаг навстречу, все могло бы стать хорошо, а сегодня… уже слишком поздно. Наступает новое утро, и с ним возникает острое чувство упущенного времени. Я жалею, жалею о «вчера», которое прошло и уже не вернется, и ненавижу «сегодня», отрывающее очередной листок календаря, отдаляющий меня от Антона.

Кусочек шоколада с эскимо упал на асфальт. С кустов, растущих у обочины тротуара, тут же спорхнули три воробья, устремившихся к нежданному угощению. На низенькую черную решетку прыгнул галчонок с зажатой в клюве блестящей пробкой от пива.

Сердце болезненно сжалось. Так случается всякий раз, когда я вижу птенцов. Не люблю об этом вспоминать. И не вспоминаю. Не хочу.

Я вынула из кармана серебристый фантик и показала галчонку. Тот заинтересовался, наклонил голову набок.

Когда Тоша был маленьким, он, как галчонок, тащил домой все блестящее. Тетя Оля без конца ругалась из‑за хлама – не помогало. А уж сколько у меня самой раньше в ящиках даров Антошкиных валялось – не счесть. Множество всяких разноцветных шариков, меленьких сердечек, игрушек, бусинок, красивых ленточек. Я ничего не выкинула, не смогла. Сложила все в огромную коробку и убрала на антресоли. Даже смотреть боюсь в сторону кладовки, если увижу все эти маленькие глупые штучки, подаренные мне, наверное, умру.

– Вероника! – замахал мне издалека Петров.

Я тоже ему махнула рукой.

Он встретил меня с попкорном, фантой и двумя билетами на последний ряд.

Говорят, они для поцелуев. Не знаю, не довелось испытать… Мы с Антоном были просто друзьями, хоть и сидели всегда по центру, на последнем ряду. «Просто друзья» – что за ничтожные слова? Они ничего не стоят, описать ими наши чувства невозможно. В целом свете не найдется слов, способных измерить глубину того, что бездонно, передать, как рождается счастье – от одного лишь взгляда, улыбки, прикосновения.

– Думаю, прикольный фильмец! – заметил Леха, пропуская меня вперед в полупустой темный зал.

– Ага, – отозвалась я.

От Аполлона Петрова по‑прежнему вкусно пахло, даже лучше, чем утром. Наверное, брызнулся перед выходом.

Мы уселись на свои места, Леша посмотрел на меня.

Не хочу встречаться с ним глазами. Зачем давать надежду? Хотя в случае с главным красавцем школы это скорее не надежда, а повод. Не влюблен же он в меня, в самом деле. Так, просто интересно: «А чего это она такая неприступная?»

– Не скажешь, зачем меня фоткала сегодня? – спросил парень.

– Ты симпатичный, – равнодушно ответила я.

Да что же такое с голосом? Представляю, как Леха потом опишет наше свидание: «Нам с резиновой куклой по имени Вероника фильм очень понравился!»

– Да много симпатичных, – пожал плечами Петров.

Хочет поговорить о себе. Ну что ж…

– А ты самый симпатичный! – отрезала я и уставилась в белый экран, демонстрируя тем самым – разговор окончен.

А он не дурак, все понял и больше не приставал. Мне это даже понравилось.

Начался фильм. Американская комедия. Я люблю такие – яркие, глупые и романтичные.

Петров смотрел кино молча, ни словечка не проронил. В очередной (какой уже?) раз убеждаюсь, что мне не нужно общаться с кем‑то похожим на Антона, чтобы помнить его. Отличия всех прочих парней ничуть не хуже провоцируют на воспоминания.

Тоша всегда комментировал фильмы, при этом совсем не мешая смотреть и слушать. С его добавлениями получалось смешнее, как будто так и надо, только сценаристы не догадались.

Я давно не смеялась – по‑настоящему. Лицемерно, просто ради звука – сколько угодно, а от души что‑то не получается. Может, разучилась? А такое вообще возможно?

Мы с Петровым вышли из кинотеатра. На улице уже стемнело.

Я люблю смотреть на фонари и прищуривать глаза. Люблю, и все тут. И Антону это нравилось. По вечерам мы часто возвращались откуда‑нибудь домой, шли, чуть‑чуть касаясь друг друга плечами, щурили глаза на фонари и говорили о том, чего вкусненького хотел бы съесть каждый из нас.

– А ты в школе подходила бы ко мне, что ли, – сказал Леха, внимательно глядя на меня.

Так не хочется ему отвечать, и смотреть на него – тоже. Хочу щурить глаза, чтобы круглый свет фонарей превращался в звездочку, а мокрый асфальт блестел, слушать, как мимо проезжают машины. Такой умиротворяющий, но в то же время грустный звук.

– Подойду, – со вздохом пообещала я и, подумав, прибавила: – Не провожай.

Он удивился:

– Почему?

Как ответить? У тебя не каре‑зеленые глаза с лукавыми изумрудными крапинками и зовут тебя не Антоном? Не стоило мне никуда идти. Если больна – лечись! Совсем плохо – ступай к врачу, а не к тем, кого легко заразить своим безразличием. Мальчишкам нужны победы, особенно самым лучшим, тем, кто покорил не одну крепость. Красавчик Аполлон из таких.

– Я люблю гулять в одиночестве, – сказала я.

Петров озадаченно покусал нижнюю губу и уточнил:

– Что‑то не так? Я тебя обидел?

– Все отлично! – я приятельски хлопнула его по плечу и, замедлив шаг, со всей признательностью, на какую только была способна, сказала: – Спасибо, что сводил на фильм. Все правда здорово!

Ускоряю шаг и машу на прощание. Нелепо, конечно, но щурить глаза на фонари в компании Аполлона совсем не то…

Все – не то. И кроме меня никто в этом не виноват.

– До завтра! Увидимся! – крикнул вслед Петров.

В голосе разочарование, а мне сразу хорошо стало. Когда можно наконец расслабиться и даже заплакать, если совсем подкатит, на душе становится легче. Самое настоящее освобождение.

Я бы съела сейчас жареную куриную ножку, только без шкурки, ненавижу ее, и жареные макарошки, такие чтоб со шкварками. Смотрю на фонари – много звездочек вдоль длинного тротуара. Сырые желтые листья на асфальте приглушают мои шаги. Мне не хватает звука Его шагов. В груди жарко‑жарко и сердце бьется тоскливо. Где он сейчас? Что делает? Думает ли обо мне, как я о нем?

– Девчонка! Девочка, плак‑плак! – послышалось совсем рядом.

Я от испуга замерла.

На другой стороне дороги под фонарем трое мальчишек окружили светловолосого мальчика в клетчатой курточке, прижимающего что‑то к себе.

– Да он девчонка! Плаки‑плаки, малютка! – издевались малолетние хулиганы.

Один из них толкнул светловолосого и пискляво протянул:

– Давай сюда этого одноглазого!

Я присмотрелась.

Мальчик держал на руках серого котенка.

– О‑ой, девчоночка наша, посмотрите, он плачет!

Отголоски прошлого ворвались в голову, и я слышала: «Девчонка, он девочка, две подружки, две девочки, смотрите, смотрите!»

Я перебежала дорогу и приблизилась к ребятам. Хулиганы заметили меня и бросились бежать, мальчик с котенком, не поднимая на меня глаз, пробормотал: «Спасибо» – и со всех ног припустил в другую сторону.

Я осталась стоять под фонарем, глядя на свою длинную тонкую тень. Голоса из прошлого еще звучали в ушах, но все тише и тише…

Нам с Антоном было по десять, когда его начали дразнить. В классе как‑то неожиданно заметили, что мы все время вместе. Только я и он. Мы больше ни с кем не дружили. Нам дела ни до кого не было. Вместе приходили в школу, вместе сидели на всех уроках, обедали в столовой, затем уходили домой. И вдруг каждому из ребят стало интересно, почему мы не такие, как все?! На нас показывали пальцем, провожали взглядами, шептались за спиной. А классная руководительница как‑то вызвала родителей. Она прямо так и спросила у наших мам: «Почему ваши дети не дружат со своими одноклассниками?»

Только наши мамы и сами не знали ответа на этот вопрос. А боевая тетя Оля поставила училку на место, спросив: «В уставе школы прописано, что нужно непременно дружить со всеми?»

Но дома мамы все равно сказали, что наши ровесники могут оказаться интересными людьми и все такое, мол, надо попробовать с ними пообщаться.

Удивительно, но мы покивали, как будто все уяснили, а сами стали еще больше времени проводить вместе. Так, словно подсознательно чувствовали, что нас хотят разлучить. Не могли просто насмотреться друг на друга, наговориться, насмеяться…

Моя мама любила шутить: «Прощаются, как на год!» – когда после первого «пока», сказанного по телефону или у двери дома, мы болтали еще по полчаса.

Однажды, когда мы возвращались из школы, нам встретились мальчишки из параллельного класса. Они крикнули:

– Жених и невеста!

Мы не обратили внимания – нас все так называли. Мне даже нравилось.

А мальчишки не унимались, выкрикивали всякие обзывательства, а еще дразнили Антона девчонкой.

Не знаю, что на меня нашло, я схватила с асфальта булыжник и швырнула в них. Камень угодил одному мальчику прямо в голову – пошла кровь. Мне совсем не было его жаль! Наверное, я испугалась, что Антон станет думать как эти дураки и перестанет со мной дружить.

Мальчишки схватили камни, принялись кидаться в нас и все кричали Антону: «Девчонка, он девочка, две подружки, смотрите, смотрите!»

Мы убежали в парк и забрались на наше дерево.

Люди, сбившиеся в стаи, мерзки, любое отличие вызывает у них волну протеста, зависть, злость. Они готовы уничтожать лишь потому, что сами кому‑то не интересны.

С Антоном многие пытались завязать дружбу, он не отталкивал их грубо, но и интереса не проявлял.

Тогда, на дереве, я спросила его:

– Тебе обидно?

Тоша засмеялся и сказал:

– Кажется, это им обидно. Может, они тоже хотят с тобой дружить?

Мне стало смешно.

– А может, с тобой?

Он вынул из рюкзака упаковку вафель и скинул мне. А еще добавил, что мы особенные и нам никто не нужен.

Вафли оказались ужасно вкусными, с банановой начинкой. Мы сидели на дереве до самого вечера. Время летело быстро, нам никогда его не хватало.

Кому‑то покажется, мы болтали о сущей чепухе. А какая разница, если нам было хорошо вместе?

В тот день я узнала про слона и радугу.

Антон задумчиво посмотрел на хмурое небо и поинтересовался у меня:

– А ты знаешь, что слон, даже если очень захочет, не сможет пройти по радуге?

Я покачала головой.

И он объяснил:

– Радуга узкая, а слон широкий, он не сможет встать на нее всеми четырьмя ногами.

– А если подогнет одну пару ног и будет прыгать? – спросила я.

Тоша свел брови и воскликнул:

– Думаешь, такая туша сможет на одной паре ног прыгать в гору?!

Я так, конечно, не думала.

Глава 4

Звездолет

Зима приходит неожиданно. Ложишься спать осенью, а просыпаешься уже зимой.

За окном идет снег, все стало белым.

– Ники, тебе вчера звонил какой‑то мальчик, – сообщила мама, вбегая в кухню с расческой в руке. – Забыла сказать.

Аполлон Петров оказался настырным. Так и бегает за мной с того несчастного свидания, которое и не свидание вовсе, а так – горчичник для моего измученного жаром сердца.

Я грею руки о чашку какао, жадно вдыхаю его аромат, руки, ноги покрылись гусиной кожей. Маечка на мне не по сезону. Хочется спать. Зимой и летом одним цветом (кто еще не знает?) – моя ненависть.

Раньше Тоша всегда заходил за мной. И мы успевали вместе что‑нибудь съесть, например, яичницу с жареной колбасой, поджаренный на сливочном масле хлеб, а еще посмотреть по телику какой‑нибудь мультик.

У природы нет плохой погоды – так и было, пока в моей жизни существовал Антон.

– Как твои подготовительные курсы? – спросила мама, быстро работая ложкой в стаканчике с йогуртом.

– Нормально.

Математика не мой конек. Мне всегда с ней помогал Тоша. Ни одна училка не могла объяснить лучше, чем он. Уроки мы делали вместе, так быстрее и интереснее. Пока я русский, он математику, пока я литературу, он физику. Разделение труда – это вообще весьма правильно. Хотя наши мамы не очень одобряли. Тетя Оля всегда спрашивала: «А в институт как поступать будете? Скажете комиссии: „Ой, извините, а ответ на этот вопрос я не знаю, но знает мой друг/подруга?“»

Мы хотели пойти в один институт. У нас и в мыслях не было разлучаться из‑за такой ерунды, как высшее образование. Даже не думали о том, кем собираемся стать. Кем‑нибудь, главное – вместе.

– Одевайся сегодня теплее, – напутствовала мама.

– Хорошо.

Мама приоделась, вчера прическу себе сделала, а надушилась‑то, надушилась. Последнее время она вообще не злится и вечно улыбается. Меня, несчастную, это слегка раздражает. Ее энтузиазм бьет ключом, в то время как мой собственный пересох, точно родник в Африке.

– Ники, не кисни дома, сходи куда‑нибудь, – посоветовала мама из прихожей. Ее голова показалась в дверном проеме. – А что за мальчик? Хороший?

– Не знаю, – проворчала я. Ненавижу обсуждать мальчиков. В воздухе витает вопрос об Антоне, только ни я, ни мама не заговорим на эту тему. Негласно она у нас под запретом.

– Ну как не знаешь? – обиделась мама. – Не знаешь, кто тебе звонит?

– А для кого ты надушилась? – посмотрела я на нее через плечо.

Улыбка исчезла с ее лица, и я пожалела.

Чудная доченька получилась. Да уж, лучше бы молчала.

– До вечера, – попрощалась мама.

Я допила какао, вытянула перед собой руки, уронила на них голову и закрыла глаза. Только под веками почему‑то не темно, а белым‑бело, и кажется, я даже вижу тени снежинок.

Зима – это чудесно. Мы с Антоном всегда с нетерпением ждали первого снега. А как только он выпадал, звонили друг другу и кричали в трубку: «Ты видел?», «А ты видела?», и так по три‑четыре раза, пока не убедимся, что и он, и я действительно видим.

Наши мамы посмеивались, а мы бежали на улицу, падали на первый снег, кидались им друг в друга и даже пробовали на вкус. А еще зимой я впервые приревновала Тошу к другой девочке…

Когда мы учились в пятом классе (четвертый мы, естественно, перепрыгнули), в школе открылась лыжная секция, куда могли записаться все желающие. Вот мы с Антоном и записались. Два раза в неделю следовало ездить на базу за город и там кататься на лыжах.

Мне нравились электрички. Может, потому, что я на них редко ездила? Но всякий раз, когда мы стояли на платформе, а впереди вспыхивал яркий свет, раздавался гудок и подъезжала зеленая электричка, мое сердце начинало учащенно биться. Мне казалось, будто происходит что‑то мистическое, словно электричка, как звездолет, может перенести в другой мир.

И в самом деле, когда через десяток станций двери электрички открывались, мы оказывались в другом мире – снежном царстве. Повсюду лес, деревянные домики, засыпанные снегом, горы и пригорки, тропинки. Воздух свежий‑свежий, и его так много, кажется, можно задохнуться.

На лыжах мы с Тошей быстро научились кататься, но нам все равно больше нравилось на санках, правда, на той базе санок не выдавали.

Стояла середина января, мы уже изучили все маршруты, и нам позволяли ездить без инструктора.

На очередном спуске я завалилась набок, а Антон молодцом – не упал. Пока я барахталась в снегу, с горы съехала юная лыжница, одетая в красный костюм, и остановилась возле Тоши.

– Катаетесь? – запросто начала она разговор.

– Падаем, – весело глядя на меня – снеговика, – ответил он.

Девчонка оперлась одной рукой на палку, а другую, в массивной красной перчатке, протянула ему и сказала:

– Ира.

В ее голосе звучала такая уверенность, что мне даже завидно стало.

А Антон смутился, неловко пожал ей руку, представился сам и представил меня.

Мне хотелось поскорее убраться подальше от этой Иры, но она, как назло, предложила:

– Давайте вместе кататься? А то я тут ни с кем не знакома, как‑то скучно.

Мы переглянулись и ничего не ответили. Лихая лыжница сама все за нас решила и скомандовала:

– Тогда вперед?! Я знаю тут один классный маршрут!

Я еще подумала: «А сказала, в первый раз!»

Маршрут оказался жутким, я падала на каждом шагу, Антон еще ничего, держал марку. Мне даже показалось, он стесняется перед Иркой. Она действительно здорово каталась, в каждом движении сквозила уверенность, а в голосе слышалась снисходительность к нам – неумехам. Впрочем, главной неумехой была я. Антон Ирке понравился, я сразу поняла. Она делала ему комплименты.

– Ты правильно держишь палки, как профессионал! – сказала она.

– А Вероника? – спросил Тоша.

– Не совсем.

Не прошло и десяти минут, как снова:

– Антон, ты классно съехал с этой горы, большинство падают! – И посмотрела на меня, как на типичную представительницу большинства.

Я тогда чуть не расплакалась. Как чучело в снегу стояла перед ними.

На все Иркины похвалы Тоша краснел и отводил глаза, а у меня внутри становилось гадко‑гадко, как будто жабу, помазанную горчицей, лизнула.

И домой мы ехали вместе с Иркой. Электричка в тот раз совсем не показалась мне волшебной, стук колес нервировал, от качки подташнивало, я никак не могла согреться.

Наша новая знакомая сказала:

– Ник, ты какая‑то зеленая.

Мне хотелось крикнуть, чтобы она не смела меня называть «Ник», потому что так звал меня только Тоша. Но я промолчала и отвернулась к окну.

Ирка рассказывала, что раньше занималась на другой лыжной базе, предлагала как‑нибудь съездить туда вместе.

Я бы в жизни не поехала! Однако она и не меня, по большому счету, приглашала.

Когда же мы наконец вышли на нашей станции – новой знакомой, к счастью, оказалось, нужно было ехать дальше, – я сказала Антону:

– Знаешь, я больше не стану ездить на базу. У меня что‑то плохо получается с лыжами.

Тоша огорчился и возразил:

– А мне кажется, у тебя отлично получается.

Мы некоторое время шли молча, а потом он заявил:

– Тогда и я не буду ездить.

– Ты же договорился с Ирой на послезавтра… – Голос у меня дрожал от холода и еле сдерживаемых слез. – Тебе она понравилась?

Я ругала себя за то, что спросила. Все и так было ясно, конечно, понравилась. Мне самой бы понравилась, не отнимай она у меня Антона.

А Тоша сказал:

– Не‑а, не очень, какая‑то задавака!

Я недоверчиво посмотрела на него:

– Правда?

Он закивал:

– Ага! Давай лучше попросим у мам, чтоб купили нам лыжи, и будем в нашем парке кататься?

Мне хотелось его расцеловать – таким хорошим он мне показался.

Антон обнял меня за плечи и, хитро сверкая глазами, сообщил:

– У меня дома есть половина шарлотки с яблоками и кассета с ужастиком. Пошли?

Первым снегом по пути в школу полюбоваться я не успела – опаздывала. Зато после уроков шла медленно‑медленно и наслаждалась.

Совсем некстати из школы выбежал Петров и помчался за мной, выкрикивая на бегу мое имя. Ей‑богу, парни такие смешные, когда чего‑то сильно хотят. Вот и Аполлон наш местный совсем голову потерял, не стыдится выставлять себя на посмешище. Неужели влюбился? Этого еще не хватало!

– Вероника, я хочу поговорить! – выпалил парень.

Мне уже нехорошо, в горле ком, сердце неприятно сжалось, но не от радостного предвкушения, а от жалости.

Не хочу никому делать больно, я слишком много знаю о любви, чтобы с кем‑то играть в нее не по правилам.

– Ну подожди же ты, – Леха схватил меня за руку.

Ощущаю себя неловко, хочется вырвать ладонь и бежать прочь, только бы не видеть взволнованную улыбку и нежную тоску в глазах.

Его чувства не настоящие, он ничего обо мне не знает, кроме одного – по какой‑то причине я в него не влюблена. Аполлону все слишком легко дается, девчонки к нему слетаются как мотыльки на свет, я же досадное исключение из правил. Но он, конечно, может и не догадываться, что это не любовь, а всего лишь уязвленное самолюбие.

– Сходим куда‑нибудь сегодня? – предложил Леха, не выпуская моей руки.

– Нет, прости, у меня курсы.

– А как насчет завтра?

– Не получится.

Любопытные ребята из школы глазеют на нас. Среди них несколько моих подружек. Когда я на очередной девичник притащила фотки Петрова, меня чуть ли не на руках носили. А потом Леха стал уделять мне много внимания, и подружки начали завидовать. Они хоть и стараются этого не показывать, но наши отношения стали натянутыми. Не со всеми, все‑таки у меня их двенадцать штук, напряг только с самыми влюбленными в нашего Аполлона.

Я высвободила свою руку и пошла, пояснив:

– Я опаздываю.

– Мы могли бы… – начал он, я оборвала:

– Нет‑нет, прости. Мне жаль.

– У тебя есть парень? – озадаченно спросил Леха, неотступно следуя за мной.

– Нет.

Петров нервно засмеялся и, заглянув мне в глаза, процитировал строки старой песни:

– «Или я хорош слишком для тебя, или, может, ты слишком скромная?»[3]

Я не сдержалась, улыбнулась. Искренне. А он красивый, правда. Я была бы счастлива посмотреть на него другими глазами…

Но, наверное, мне суждено в каждом искать то, чего никогда не найду.

– Я не принимаю отказов, – подмигнул мне Леха.

– А я редко меняю свои решения, – предупредила я.

– Мы идеальная пара! – Он остановился и самодовольно заявил: – Скоро ты это поймешь!

Я оглянулась:

– Если пойму, сообщу тебе!

Что бы он знал об идеальных парах?! Ровным счетом ничего. А я видела одну…

Глава 5

Красотка

Когда мы с Антоном окончили шестой класс, мамы в складчину купили домик в одной деревеньке, чтобы было куда вывозить нас на каникулы.

С нами по соседству жила старушка Шура Игнатьевна, а у нее огромная черная коза Манька.

Тоша катал меня на этой козе. Мне хотелось стать наездницей! Я садилась ей на спину, а он манил рогатую лопухом. Так мы развлекались, пока хозяйка не увидела и не нажаловалась нашим мамам. Они поругались‑поругались да купили нам велосипеды. Мне красный, а Тошке синий.

Даже удивительно, как мы одиннадцать лет прожили без великов? Кажется, первый месяц мы вообще с них не слезали. Тетя Оля даже предложила: «А может, положите их рядом с собой в постели?»

Как‑то раз мы уехали далеко‑далеко, за два леса и три поля, на трассу. Машины там практически не появлялись, и весь асфальт гладкий, блестящий от солнца, принадлежал нам двоим. Так было здорово катить по пустой дороге, без усилий крутить педали, щуриться от солнца, вдыхать запах травы, цветов с полей.

Мы дурачились, давали друг другу «пять», шлепали по плечу, играя в пятнашки, обзывались всякими смешными прозвищами, кто остроумнее выдумает.

Я нагнала Тошу, потянулась, чтобы шлепнуть по плечу, но под колесом очутилась ямка, руль дернулся, я нажала на тормоза и, перелетев через руль, грохнулась на асфальт, прямо коленями. Мой вой, наверное, в Америке был слышен. Антон остановился, бросил велик и подбежал ко мне. У меня из коленок и ладоней шла кровь, содранная кожа висела как тонкие тряпочки, а из глаз градом текли слезы.

Тоша оттащил меня к обочине, посадил на траву, а сам засуетился вокруг. Он нарвал листьев подорожника, поплевал на них, затем приклеил к моим коленкам и ладоням. И все время гладил по плечу, порывался обнять, просил не плакать, пытался рассмешить, обещал, что подорожник меня мигом вылечит.

Мне стало полегче, но любое движение причиняло боль. Тоша спрятал наши велики в канаву у дороги, а сами мы выбрали на поле желтую от одуванчиков полянку и легли на траву. Антон был моей медсестрой. Он менял подорожники, каждый раз сперва обильно на них поплевав.

– Моя слюна лечебная, – заверял он, приклеивая очередной зеленый листик.

Мы лежали голова к голове, я ощущала исходившее от Антона тепло. По небу плыли тучи, и мы придумывали, на что они похожи. Тоше везде виделись драконы, а мне почему‑то рыбки.

Я спросила его:

– Я плакса, да?

Он удивленно посмотрел на меня и сказал:

– Я сам бы расплакался, если бы так шлепнулся!

Я не поверила. Он никогда не плакал. Хотя нет, однажды я видела его слезы… не люблю вспоминать тот день. И не вспоминаю.

Домой пришлось возвращаться пешком, педали крутить я не могла.

Мы заявились поздно вечером, мамы поджидали у калитки. Как увидели нас, моя вскричала:

– Ну наконец‑то!

– Наша идеальная парочка, – покачала головой тетя Оля, разглядывая прилепленные к моим коленкам подорожники.

От великов на какое‑то время пришлось отказаться. Мы навещали козу Маньку и играли у дома в земельки. То же самое, что ножечки, только с камнем. Нож нам, конечно, никто бы не дал.

Мамы боялись, что наша безумная любовь когда‑нибудь перерастет во что‑то нехорошее… Может быть, в одержимость?

С первым снегом приходят разговоры о главном празднике зимы. Я вместе с пятью самыми симпатичными мне подругами, которых даже знаю по именам и почти не путаю их, сидела в классе биологии.

Мы уже второй час обсуждаем новогоднюю дискотеку. Если уж начистоту, танцевать мне не хочется, но сказать об этом я не осмеливаюсь.

– Веронику, наверное, Петров пригласит, – задумчиво произнесла Маша, поправляя резинку на косичке.

– Как пить дать, – кивнула Галя.

Мысленно соглашаюсь. Аполлон мне уже все уши прожужжал с этой дискотекой.

Марина недовольно поджала губы и взяла со стола составленный нами список всякой ерунды, на которую всему классу придется скинуться. Эта особенно страдает по Петрову, а меня, похоже, уже просто ненавидит. Жаль, раньше она мне больше других нравилась.

Пообщавшись с девчонками, я очень быстро кое‑что про них поняла. Они дружат до тех пор, пока не вмешается парень. Такое ощущение, что они перекантовываются друг с другом от нечего делать, пока не появится вторая половинка. Дружба одинаковых полов в наше время переоценена. О ней слишком много говорят, но где она сама? Я не видела. Девочки, когда‑то казавшиеся мне лучшими подружками, если не поливали друг друга за спиной грязью, то уж точно говорили что‑то, о чем в глаза никогда бы не сказали.

– А я рыжика из «Б» класса приглашу танцевать, – заявила Юлька.

– А я Гришку из «В», – похвасталась Галя.

Повисла тишина, все посмотрели на меня, и тут Марина неожиданно сказала:

– Я не прочь потанцевать с нашим Антоном.

Взгляды всех присутствующих еще сильнее впились в меня.

Ну вот, теперь, кажется, и я Марину ненавижу.

Я посмотрела на часики и поднялась.

– Лапули, мне пора, – сообщила я, напомнив: – Курсы.

Девочки со мной попрощались. Когда же я вышла из класса и закрыла дверь, до меня донеслось, как Марина вскричала:

– Видели, какое она сделала лицо? Такое ощущение, что Антон все еще ее собственность!

– А я не заметила, – фыркнула Юля. – Сдался ей Антон, за ней сам Петров ухаживает! Антону она за целый год слова не сказала!

– Это и странно, – понизила голос Марина.

Я тихо отступила от двери и быстро пошла по коридору.

Год назад девчонки расспрашивали, почему я перестала общаться с Антоном, но я сразу поставила всех перед фактом, что обсуждать это не намерена. Думаю, Антон занял ту же позицию, потому что я ни разу не слышала, чтобы хоть одна сплетня раскрыла настоящую причину нашего внезапного разрыва. Да что там, о ней не знают даже наши мамы.

На улице шел снег.

Мне нравится, когда снежинки огромные и сухие, как сейчас. Подставляешь руку в перчатке, они падают на ладонь и не тают, можно рассматривать.

Мимо меня пробежали два мальчика с длинными сосульками в руках. В детстве мы с Антоном сражались на таких, как на мечах. Поединки длились недолго, сосульки быстро ломались. А еще мы ели свои ледяные мечи и потом болели. Впрочем, болели мы не только из‑за сосулек.

Как‑то зимой, когда мы учились в седьмом классе, после школы я пришла к Антону. Наши мамы с работы возвращались не раньше восьми, так что обе квартиры были в нашем полном распоряжении.

Взяли мы из морозилки корыто мороженого. Самое настоящее корыто, по‑другому не назвать, если вспомнить о размерах того контейнера. Улеглись на Тошкину кровать, застеленную зеленым покрывалом с изображением красной машины – это я Антону на день рождения подарила, и включили «Терминатора». Некоторым девчонкам мальчишеские фильмы не нравятся, а я могла смотреть любые – лишь бы интересные и с Тошей вместе. Он тоже совершенно спокойно смотрел со мной девчачьи фильмы.

Пока Терминатор разбирался с плохими парнями, мы черпали из корыта мороженое ложку за ложкой… Все съесть не удалось, но мы неплохо его ополовинили.

А на следующее утро Антон позвонил мне и прохрипел в трубку, что не пойдет в школу, потому что заболел, я же просипела ему в ответ, чтоб приходил болеть ко мне.

Мы часто болели вместе.

Мама сбегала перед работой в круглосуточную аптеку, накупила всяких лекарств от боли в горле, жаропонижающего, сделала нам горячего чая с малиной и бутербродов с медом.

Пришел Антон, мы улеглись на мою кровать, поставили между нами поднос с градусниками, лекарствами, кружками, бутербродами и укрылись мохнатым пледом.

На этот раз мы включили «Красотку» с Ричардом Гиром.

Странно, но я никогда даже не задумывалась, что болеть – это плохо. Нам не было плохо, может, даже получше, чем в школе! Лежали рядышком, уплетали бутерброды с медом, запивали ароматным чаем с малиной, болтали, смеялись, смотрели фильм… ну не круто ли, пока все учатся?

Впервые осознание, что Тоша мальчик, а я девочка, пришло именно в тот день – при просмотре «Красотки». Момент, когда главные герои заходят в гостиничный номер и…

Мне вдруг стало очень неловко, а еще мы переглянулись. Никогда не забуду его взгляд, такой откровенный, в то же время застенчивый и испуганный.

У меня сердце забилось сильнее и в животе сжалось, как будто от страха. Я ощутила, что между нами что‑то пошло не так, эта перемена меня напугала. Кажется, его тоже.

Мы сделали вид, будто ничего не случилось. Обычно мы обсуждаем все‑все свои эмоции, а тогда не стали.

И «Красотку» больше никогда не смотрели.

* * *

Новогодняя дискотека мне не понравилась. Я стояла в темном углу в надежде, что Петров меня не отыщет, на крайний случай – просто не сможет пробиться через толпу своих фанаток.

Увлечься танцами у меня как‑то не получилось. Удивительно, но с Антоном мы никогда не танцевали.

– Потанцуем? – услышала я шепот над самым ухом.

Леху я даже не увидела, а учуяла. Все‑таки он меня нашел.

– Что‑то не очень хочется, – честно ответила я.

– Да брось ты, – обиделся парень. – А зачем тогда пришла?

– Сама не знаю.

Он решительно взял меня за руку и повел к танцующим. Антона среди них не было.

Год назад, когда мне сорвало крышу от потери лучшего друга, я частенько ходила на танцульки с подружками. Каждый раз едва могла дождаться, когда смогу сбежать домой, не вызывая подозрений.

Петров по‑свойски обнял меня. Я не очень‑то сопротивлялась.

Один танец – и домой.

А с Антоном мы не ходили на школьные дискотеки и прочие мероприятия, у нас были свои – собственные.

– Слышала новость, Шашкина Верка из одиннадцатого «В» залетела? – спросил Леха.

Я поморщилась и ничего не ответила.

Терпеть не могу всю эту грязь, которую передают из уст в уста. Да и вообще, у нас с грязью сложились особые отношения…

Глава 6

Дата добавления: 2015-10-24