Сценарий/Часть первая

Это на втором этаже. Латунная дощечка: «Блюм & Круп». Железная дверь. Звонок. Я звоню. Молодой еврей с ледяными глазами мгновенно отворяет дверь.

– Да-да? Вы клиент или продавец?

– Ни то, ни другое.

Я вручаю ему мою карточку. Он закрывает дверь и уходит. Он возвращается.

– Мистер Блюм и мистер Круп ждут вас.

Он вводит меня в офис, оформленный в наихудшем немецком вкусе: картины, изображающие юношей и девушек, которые плавают с лебедями в северных озерах, ковры мне по щиколотку. А там, за необъятным столом – Блюм и Круп. Водевильная парочка. Блюм – австрийский еврей, а Круп – пруссак.

Круп окостенело кланяется, не вставая.

– Круп фон Норденхольц.

Блюм суетится за своим столом.

– Присаживайтесь, мистер Снайд. Хозяин здесь я. Угощайтесь сигарой.

– Нет, спасибо.

– Ну, что ж, тогда мы хотя бы немножко повеселимся. Мы устроим оргию.

Он возвращается в свое кресло с другой стороны стола и сидит, смотрит на меня сквозь сигарный дым.

– А почему вы не пришли сюда раньше, герр Снайд? – спрашивает Круп холодным сухим тоном.

– Ох, знаете, в нашем деле нужно много работать ногами… – неопределенно говорю я.

– Ja, und Assenwerke. [[38]]

– Мы бы хотели, чтобы вы прекратили валять дурака и занялись настоящим делом, мистер Снайд.

– Мы – не благотворительная организация.

– Мы не финансируем еблю в жопу.

– Погодите, погодите-ка, Блюм и Круп. Я не был в курсе, что вы – мои клиенты.

Круп холодно хмыкает.

Блюм вынимает сигару изо рта и нацеливается окурком через стол мне в грудь.

– А кто, вы думали, платит вам миллион долларов?

– Зеленая сука, синтезированная из капустного кочана?

– Что ж, если вы мои клиенты, то что же именно я должен сделать?

Круп ржет, как циничная лошадь.

– Вам надлежит разыскать кое-какие редкие книжки, находящиеся теперь в собственности одной графини, – говорит Блюм.

– Я даже не уверен, что узнаю эти книжки, если их увижу.

– Вы видели копии.

– Я не уверен, что копии хоть чем-то похожи книги, которые я должен найти.

– Вы думаете, что вас обманули?

– Не «думаю». Знаю.

В комнате стоит такая тишина, что слышно, как длинный серый конус пепла с сигары Блюма падает в пепельницу. Наконец он говорит:

– А предположим, что мы точно скажем вам, где находятся книги?

– Следовательно, они в чьем-то частном банке, в подвале, в сейфе, окруженном охраной и снабженном компьютерной сигнализацией? Я должен прокрасться туда и вынести коробку с книгами на плече, завернув в старинный гобелен, карманы забиты гравюрам и первоизданиями, в заднице – набитый промышленными алмазами напальчник, а во рту – сапфир величиной с куриное яйцо? Вы ждете от меня этого?

Блюм громко и долго смеется, а Круп тем временем кисло изучает свои ногти.

– Нет, мистер Снайд. От вас ждут не этого. Есть группа хорошо вооруженных партизан, которые захватят цитадель графини. Вам надо будет только проникнуть туда следом за ними и спасти книги. Поднимется волна протеста против партизан, которые так безжалостно обошлись с богатой заморской сукой… Потом просочатся слухи о графине и ее лабораторий, и каждый найдет в них что-то для себя. ЦРУ, партизаны, русские, китайцы… а мы хотя бы немножко повеселимся. По меньшей мере, можем устроить что-то вроде небольшого Вьетнама.

– Ну, что ж, – говорю я. – Кому как не вам иметь широкий взгляд на вещи.

– Мы предпочитаем иметь очень специфический взгляд, мистер Снайд, – говорит Круп, глядя на тяжелые золотые карманные часы. – Будьте здесь в то же время во вторник, и мы продолжим нашу беседу. До того времени я бы очень порекомендовал вам избегать прочих обязательств.

– И прихватите с собой ваших помощников, и книги, которые у вас есть, – добавляет Блюм.

Во вторник, отправляясь к Блюму и Крупу, мы берем с собой книги, которые дали нам Игуаны. Круп просматривает книги, время от времени фыркая. Когда он заканчивает листать одну из них, он посылает ее через стол Блюму.

– Мистер Снайд, а где же те книги, которые вы сейчас делаете? – спрашивает Круп.

– Книги? Я? Я – всего лишь частное око, а не писатель.

– Вы пришли нас надувать, – рявкает Блюм, – мы сломаем вам хребет. Ганс! Вилли! Руди! Хайнрих! Herein [[39]]!

Входят четыре типа, держа в руках П-38 с глушителями, как в старом фильме о гестапо.

– А теперь ваш помощник принесет книги, а Вы и Ваш Lustknabe [[40]] останетесь здесь. Ганс и Хайнрих пойдут с ним, чтобы он уж наверняка не потерялся.

Ганс и Хайнрих становятся за спиной у Джима.

– Держитесь все время в шести футах от нас.

Они уходят прочь.

Через полчаса Джим возвращается с книгами. Б & К раскладывают их на столе, и оба они встают и смотрят на них, как генералы, изучающие план боя.

Наконец, Круп кивает.

– Аch, ja. С этими, кажется, все ясно.

Блюм оборачивается ко мне, вид у него теперь почти игривый, потирает руки.

– Ну, что ж, вы и ваш помощник, и этот парень, вы готовы ехать, hein?

– Ехать? Куда?

– Сами увидите.

Ганс, Руди, Вилли и Хайнрих ведут нас под конвоем по какой-то лестнице на крышу; там нас ждет вертолет. У пилота пустое холодное лицо наемного убийцы, в кобуре под мышкой – 45-й калибр. Он похож на американца. Охранники пристегивают нас к сиденьям, завязывают нам глаза, и мы взлетаем.

Полет продолжается около часа.

Затем нас перегоняют из одного вертолета в другой. Театральщина. Вероятно, Дакота. На этот раз летим около трех часов, а затем садимся на воду. Нам снимают повязки с глаз, и теперь у нас уже другой пилот. Внешне он похож на англичанина, и у него борода.

Пилот оборачивается и улыбается:

– Ну, ребятки, приехали.

Нас развязывают, и мы высаживаемся на пристань. Она находится на маленьком озере, как раз такой величины, чтобы можно было посадить гидроплан. Вокруг озера я вижу сборные домики, и дальше на открытом месте – что-то вроде нефтяной вышки. Вся местность окружена оградой из колючей проволоки с вышками для стрелков. Вооруженной охраны кругом столько, что хватило бы на небольшую армию.

Перед одной из хибар беседуют несколько мужчин. Один из них подходит поприветствовать нас; этот тот самый цеэрушный панк Пирсон.

– Ну, Снайд, – говорит он. – Добро пожаловать на борт.

– Ну, Пирсон, – говорю я, – не можешь одолеть врага – вступай в его ряды.

– Вот это верно. Как насчет перекусить?

– В самый раз.

Он направляется к домику, который служит столовой. Там длинные столы, жестяные тарелки и множество едящих мужчин. Одни из них похожи на монтажников, другие на специалистов.

Мое внимание привлекает стол, за которым сидят около тридцати юношей. Это красивейшие парни из всех, что я встречал в таком количестве сразу; каждый из них – идеальный образец англосаксонского юноши.

– Наш генофонд, – объясняет Пирсон.

Толстый дежурный по столовой плюхает нам на тарелки немного рыбы, риса и тушеных абрикосов и наполняет жестяные кружки холодным чаем.

– У нас как в армии, – говорит Пирсон.

После того, как мы заканчиваем есть, он закуривает сигарету и ухмыляется мне сквозь клубы дыма.

– Ну, что ж, полагаю, вы недоумеваете, что все это значит.

– Ага.

– Заходите в мою берлогу, и я объясню. По крайней мере, хоть частично.

Я уже и так немало знаю. Гораздо больше, чем ему положено предполагать. И я знаю, что чем меньше он мне расскажет, тем больший у меня шанс выбраться отсюда живым. Я уже разглядел, что нефтяная вышка – это ракетная пусковая установка. Все встает на свои места.

Он направляется к маленькому сборному домику. Оборачивается к Джиму и Кики:

– Почему бы вам не прогуляться по окрестностям? Порыбачьте немного. Снаряжение можете взять в гарнизонной лавке. Озеро кишит большеротым окунем. Вам здесь понравится:

Я киваю Джиму, и он уходит вместе с Кики. Пирсон отпирает дверь, и мы заходим вовнутрь. Раскладушка, карточный столик, несколько стульев, какие-то книги. Он указывает мне на стул, садится и смотрит на меня.

– Вы видели пусковую установку?

– Да.

– А для чего, по-вашему, она будет использована?

– Очевидно, для того, чтобы что-то запустить.

– Очевидно. Космическую капсулу, которая одновременно будет спутником связи.

Я начинаю понимать, какую связь они планируют установить.

– Итак, представьте себе: на Нью-Йорк падает атомная бомба. Кого в этом будут винить?

– Комуняк.

– Правильно. А теперь представьте: разражается таинственная эпидемия, поражающая белую расу, в то время как желтые, черные и коричневые имеют к ней столь же таинственный иммунитет. Кого в этом будут винить?

– Желтых-черных-коричневых. В особенности желтых.

– Правильно. И значит, тогда у нас будет право в отместку применить любое биологическое и/или химическое оружие, разве нет?

– Вы его все равно примените, будет у вас право или не будет. Но эта эпидемия вполне может выкосить всю белую расу: уничтожить ее как генетическую единицу.

– У нас есть запасы спермы на случай эпидемии. Мы можем восстановить белую расу по своим образцам после того, как мы:

Перед моими глазами промелькнул стол с тридцатью парнями.

–Изящно. И вы хотите, чтобы я написал сценарий.

– Именно. Вы и так уже написали достаточно для того, чтобы дело завертелось.

– Как насчет графини де Гульпа? Какое отношение она имеет ко всему этому?

– А, графиня! Она не при чем. Ее роль совсем не так велика, как вы думаете. Она вряд ли пойдет на истребление черной и коричневой рас, потому что делает на них деньги. Она все еще мыслит денежными интересами.

– А ее лаборатории?

– Не так уж много от них пользы. Определенные виды специальных экспериментов представляют, возможно, некоторый интерес. Она, например, добилась успеха в реанимации обезглавленных мужчин. Их она дарит своим друзьям в качестве рабов-любовников. Их кормят через прямую кишку. Не вижу для них никакого практического применения. Мы думали о том, чтобы использовать ее в скандалах для дискредитации рядовых цеэрушников, но сейчас это уже не так важно.

– Осмелюсь предположить, вы можете прямо отсюда стереть ее с лица земли ракетами.

– Запросто. А можем использовать биологическое оружие.

– Черная Лихорадка?

– Да. – Он указал на рацию. – Вообще-то, я могу отдать приказ прямо сейчас.

– Так чего же вы хотите от меня?

– Вы закончите сценарий. Ваш помощник сделает иллюстрации.

– А потом?

– Вам пообещали миллион долларов за то, чтобы вы нашли книги. Вы их нашли. Конечно, деньги ничего не будут значить, когда мы запустим эту штуку, но мы позаботимся, чтобы вы жили комфортабельно. В конце концов, у нас нет никаких причин вас убирать: ваши услуги могут нам понадобиться в будущем. Мы, по правде говоря, неплохие парни:

Насколько неплохими будут эти неплохие парни, когда они получат от меня все, что им нужно? Если мне вообще будет позволено жить, это, конечно же, будет жизнь заключенного.

Я пытаюсь всучить Блюма дешевую идейку под названием «Голый Ньюгейт», про молодого красивого разбойника с большой дороги и дочь шерифа. Блюм это не покупает.

– Любой голливудский поденщик, получающий тысячу долларов в неделю, мог бы накатать такое дерьмо.

Затем Пирсон приглашает меня выпить и «поболтать». Это звучит зловеще.

– Ммм, э-э, кстати: Блюм что-то не очень доволен сценарием.

– Симпампотная малышка, сжувала весь сценарий.

Он смотрит на меня в упор.

– Что это вы, Снайд?

– Это шутка. Фицджеральд в Голливуде.

– А-а, – говорит он, слегка напуганный упоминанием Фицджеральда: может быть, по штату ему полагалось об этом самому знать. Он прочищает горло.

– Блюм говорит, что ему нужно что-то такое, что он называет искусством. Он узнает это, когда увидит, а сейчас он этого не видит.

– Что мне нравится, это таки культура! Что мне нравится, это таки искусство! – визгливо кричу я на манер чокнутой еврейской мамаши.

Он смотрит на меня долго, невыразительно и кисло.

– Пошутим еще, Снайд?

– Я дам ему то, что он хочет. Завтра я ставлю один маленький спектаклик: очень артистично.

– Желательно, чтобы он оказался хорош, Снайд.

Стройный юноша-блондин в элегантном костюме девятнадцатого века стоит на эшафоте. Ему на голову надевают черный капюшон, прошитый золотыми нитями.

Дата добавления: 2015-10-24