Исковое заявление

(о защите чести, достоинства и деловой репутации)

В газете «Московский комсомолец» была опубликована статья корреспондента Марка Дейча. В данной статье описывается уголовное дело по обвинению Рудакова по ст. 213 ч.1 УК РФ (дело было заслушано мною в течении трех судебных заседаний и постановлен приговор) и распространены обо мне сведения не соответствующие действительности и оскорбляющие мои честь, достоинство и деловую репутацию, а именно…»

Прерву цитату. Пунктуацию оставлю без изменений, хотя, на мой взгляд, судье полагается быть в ладах с русским языком: мантия обязывает. А Зельдина Ольга Владиславовна, как я уже упоминал, – судья Гагаринского межмуниципального суда Москвы.

Отмечу некоторые несообразности. В статье, где фигурировала судья Зельдина, уголовное дело по обвинению Рудакова не «описывалось», речь шла только о приговоре. Кроме того, я – не корреспондент, моя должность называется иначе. В общем-то – мелочь, конечно, хоть бы и курьером назвали. Однако я всегда полагал, что судья обязан быть точным. Ведь он не бройлерной фабрикой заведует, а, извините за патетику, человеческие судьбы решает. К лишению свободы приговаривает. А то и – к высшей мере. А с таким пренебрежением к мелочам вполне может встать вопрос о последующей реабилитации. Посмертной.

Рассказывая о сути конфликта между Егором Рудаковым и фашиствующими юнцами, я, между прочим, размышлял и о том, что не все гладко в нашей судебной системе, если дела, подобные делу Рудакова, сильно отдают фальсификацией, а правоохранительные органы и близкие к ним чиновники делают вид, что нацистские «групповые игрища» – плод воображения журналистов и общественности.

Напомню еще раз последний этап дела. После того как судья Сайкина вернула его на доследование в связи с явными несостыковками, Мосгорсуд моментально удовлетворил протест прокуратуры и распорядился провести новое слушание – естественно, без доследования – с новым составом суда.

Стало быть, старый состав (судья Сайкина) доверия не оправдал. А новый (судья Зельдина) сделал все как надо.

Но недовольна при этом Ольга Владиславовна осталась журналистом «МК», который якобы оскорбил ихнюю «честь, достоинство и деловую репутацию, а именно…»

«…А именно:

1. «Судья Гагаринского межмуниципального суда Зельдина слово в слово переписала обвинительное заключение».

Это, стало быть, цитата из моей статьи.

Сравниваю обвинительное заключение и приговор. Действительно: не совпадают.

Но тут имеется одна заковыка. Приговор, зачитанный судьей Зельдиной в зале заседаний, и приговор, который стал доступен участникам процесса, – два разных документа. Первый, конечно, уже не существует. Но адвокат подсудимого Медведев с карандашом и обвинительным заключением в руках слушал оглашаемый Зельдиной приговор. Адвокат готов подтвердить в суде: тогда оба документа были практически идентичны.

А произошло вот что. Приговор был зачитан в пятницу, его копию по закону судья обязан был предоставить заинтересованным сторонам не позднее чем через трое суток. Следовательно, с учетом воскресенья, – не позднее среды. Подчеркиваю: по закону. Но во вторник вышла моя статья, после чего текст приговора был «готов» с опозданием на пять дней.

Зачем судье Зельдиной понадобилось (вопреки закону) дополнительное время, предоставляю догадаться читателям.

2. «Ни о свастиках, ни о фашистских лозунгах, которыми исписывали подъезд фашиствующие юнцы (их Рудаков и пытался привлечь к порядку), ни о направленном на него пистолете в приговоре судьи Зельдиной не было ни слова».

И здесь – та же история. В тексте приговора, появившемся почти с недельным опозданием, есть несколько слов и о Гитлере, и о пистолете. Но – лишь в описательной части, передающей конфликт со слов подсудимого. Однако в первоначальном тексте, зачитанном Зельдиной в зале суда, ни о свастиках, ни об оружии не было ни слова. Я располагаю беспристрастными свидетелями, готовыми подтвердить это в зале суда.

3. «Уже не в первые прокуратура и суд берут под защиту отечественных национал-социалистов».

Неловко говорить об этом высокообразованному судье, но наречие «впервые» пишется слитно. Что же касается прокуратуры и суда, то они действительно не впервые выступали на стороне отечественных нацистов. Берусь доказать.

В Москве во время суда над уже упоминавшимся мной Корчагиным, обвиненным в разжигании национальной вражды, прокурор Сумин отказался поддерживать обвинение и фактически встал на сторону подсудимого.

В Санкт-Петербурге некто Безверхний, издавший «Майн кампф», да еще с откровенно фашистским предисловием, был дважды оправдан городским судом.

В том же Санкт-Петербурге нацист Беляев при содействии суда ушел от ответственности. Это вынуждены были признать высокопоставленные работники УВД города.

В Москве некто Бехчанов, обвиняемый в разжигании национальной вражды, был оправдан Московским городским судом. Вновь, как и в случае с Корчагиным, прокуратура отказалась поддерживать обвинение. Примеров еще множество. Тем не менее в моей статье среди тех, кто «не в первые» брал под защиту отечественных национал-социалистов, фамилия судьи Зельдиной отсутствовала. Стало быть, к «защитникам» она причислила себя сама. Тогда при чем здесь оскорбленная честь? И тем более – деловая репутация?

4. «Теперь, после „дела Рудакова“, стало и вовсе очевидным: лучше не пытаться очистить страну от этих „сверхчеловеков“. Похоже, у них все схвачено, а наши попытки обойдутся себе дороже».

Разве в этой цитате из моей статьи говорилось о том, что «схвачена» была судья Зельдина? Нету этого. Зато в «деле Рудакова» есть одна любопытная деталь – магнитофонная кассета, с записанным диалогом между Рудаковым с «потерпевшей» Мухиной, во время которого она обмолвилась, что заплатила «кому надо» тысячу долларов, чтобы пистолет оказался стартовым, а о свастиках не упоминалось вовсе.

Впрочем, Рудаков не знал, кому конкретно пошли эти деньги. Я тоже. И уж конечно – судья Зельдина тут не причем. Чего не знаю, за то не ручаюсь.

5. «Не случайно ведь лидеры отечественных нацистов похваляются своими людьми в российских правоохранительных органах. Очевидно, „свои“ имеются и в судах».

Очевидно, имеются. Но ведь и здесь фамилии судьи Зельдиной нет даже близко.

6. «Этим „своим“ закон явно не писан. Даже если он имеется – то не для них. Закон ведь, как известно, – что дышло. Особенно в умелых руках судьи…».

На этом месте Зельдина цитату оборвала. И напрасно, потому как на любом языке, в том числе и юридическом, это называется подтасовкой. В моем изложении это место выглядело так: «Особенно в умелых руках судьи или прокурора. Или – высокопоставленного чиновника».

Разница, как вы понимаете, существенная. Догадываюсь, что понятие обобщения Зельдиной не знакомо. Однако и не в обобщенном, усеченном виде фамилия конкретного судьи там не просматривалась. Конечно, можно принять на свой счет пословицу «Закон – что дышло» и оскорбиться. Но тогда ответчиком по этому заявлению должен быть народ, в недрах которого эта пословица родилась. Родилась, между прочим, не без оснований.

Вывод из приведенных в иске цитат был сделан следующий:

«Вышеназванные сведения обвиняют меня (либо суд в лице судьи Зельдиной, что следует из контекста и характера статьи) в непрофессионализме (п. п. 1,2,6), симпатии национал-социалистам (п. п. 3,4), содействии нацистам (п.5) и таким образом причиняют мне моральный вред, оскорбляют мои честь, достоинство и вредят моей деловой репутации. При этом они полностью не соответствуют действительности».

О симпатиях и содействии судьи Зельдиной нацистам ничего сказать не могу: не знаю. Могу только добавить к «вышеназванным сведениям» еще одну старинную пословицу – по поводу горящей шапки. Что же касается профессионализма или отсутствия такового, то это вопрос не простой. В кассационной жалобе было написано:

«Настоящее уголовное дело рассмотрено судом необъективно, на низком профессиональном уровне, с грубейшими нарушениями принципов отправления правосудия, с позицией ярко выраженного обвинительного уклона».

Возможно, впрочем, что мнение, изложенное в кассационной жалобе, было не объективно, поскольку принадлежало стороне, проигравшей процесс. Но как тогда объяснить следующие факты?

Обвинение в суде было построено только на показаниях заинтересованных лиц. Причем все они – родственники, а один из них даже не был очевидцем инцидента. А вот тетя фашиствующего юнца, некто Романова, вообще заявляла, что Рудаков будто бы чем-то ее ударил, повредив при этом «волосяной покров головы» (так написано в деле). Экспертиза же о повреждениях на теле Романовой говорила следующее: «два синяка в области предплечья, происхождение, давность нанесения которых не установлены». Странное дело: удар – в «волосяную часть головы», а синяки, якобы от удара, – «в области предплечья». Это как? Впрочем, понимаю: анатомия – она посложней орфографии с грамматикой, с которыми судья Зельдина явно на «вы».

А вот приобщить к делу заявление жителей подъезда, в котором все это происходило, судья Зельдина отказалась.

Судебно-медицинские экспертизы потерпевших были проведены с грубейшими нарушениями Уголовно-процессуального кодекса: подсудимый даже не был ознакомлен с постановлениями о назначении этих экспертиз.

Во время процесса судья Зельдина запрещала Рудакову делать записи. Тем самым было нарушено основополагающее право подсудимого – право на защиту. Кроме того, Зельдина долго допытывалась у присутствующих в зале суда, не записывает ли кто-нибудь происходящее на магнитофон. По-видимому, судья не знакома с понятием гласности судебного процесса.

В связи с этими и многими другими нарушениями адвокат заявил ходатайство о направлении дела на дополнительное расследование. Судья Зельдина ходатайство отклонила, заявив, что нарушения эти несущественные.

Этак весь УПК можно признать несущественным.

Что это: непрофессионализм? Или напротив – весьма профессиональная подготовка к обвинительному приговору?

Но давайте закончим с исковым заявлением:

«Основываясь на вышеизложенном и в соответствии со ст. 151, 152 ГК РФ, 134 ГПК РСФСР

Прошу:

обязать ответчиков опровергнуть вышеизложенные сведения в газете «Московский комсомолец»

взыскать с ответчиков солидарно компенсацию морального вреда в размере 50000 рублей

в обеспечение иска запретить ответчикам публиковать обо мне какие-либо сведения до решения суда по данному делу

Приложение:

1. Квитанция об оплате госпошлины

2. Газета «МК»

Число

Подпись» ( подпись неразборчива. – М. Д.)

Со знаками препинания – всё то же самое. И с деньгами: кто ж нынче не хочет денег? А судья – он тоже человек.

А вот последняя просьба, изложенная в исковом заявлении, вызвала у меня недоумение. Сведений о судье Зельдиной я не публиковал, у меня их нет. Но я имею право печатать сведения о работе любого чиновника – будь то Президент России, начальник ДЭЗа или даже судья. Это право зафиксировано ст. 47 Закона о СМИ. Для сведения судьи Зельдиной: ст. 58 того же Закона предусматривает ответственность за ущемление этого права. В Уголовном кодексе имеется ст. 144: воспрепятствование законной деятельности журналиста. А во второй части этой статьи речь о том же воспрепятствовании, но лицом, использующим свое служебное положение. Наказывается, между прочим, лишением свободы сроком до трех лет.

Иными словами, судья Зельдина просила своего коллегу из Пресненского суда нарушить закон и запретить нам работать. Почему бы тогда уж не решить было вопрос кардинально и не закрыть нашу газету? Судье Зельдиной стало бы намного спокойней. И вопрос о профессионализме больше бы не возникал.

* * *

Егор Рудаков с приговором не согласился и направил в Московский городской суд кассационную жалобу. Рассмотрение ее – следующий акт этой трагикомедии, свидетельствующий о глубочайшем кризисе нашей судебной власти.

Но прежде – небольшое отступление.

«Дело Рудакова» заинтересовало тогда некоторых моих коллег. Так, одна из программ НТВ посвятила этой истории аж две передачи. Из них следовало, что:

– автор этих строк погнался за «жареными фактами», но у него не вышло;

– обвинять великовозрастного недоумка в размалевывании стен фашистской символикой нельзя, потому что его папа – офицер Красной Армии;

– Рудаков во всем виноват сам, поскольку он не пошел к музею Ленина бить морды московским нацистам, которые торгуют там соответствующей символикой и литературой, а непонятно почему ополчился против вполне добропорядочных соседей по подъезду.

По– видимому, ведущий остался весьма доволен своими «аргументами». Настолько, что проглядел забавную деталь. Побывав в квартире мадам Мухиной, оператор программы случайно показал зрителям шарфик. Самый обычный шарф, но – с символикой скинхедов. Уж не знаю, кому он принадлежал: мадам или ее отпрыску. Собственно, это не так и важно. Важно, что этот шарф – лучший из аргументов профессионального тележурналиста.

Однако продолжим.

В Мосгорсуде кассационную жалобу рассматривала судья Ирина Верещагина. Адвокат Медведев сообщил судье, что Рудаков защищал интересы общества и государства и поэтому действовал в пределах необходимой обороны. В этом месте судья Верещагина довольно грубо прервала адвоката:

«Вы вообще-то знаете, что это такое – необходимая оборона?» – спросила она.

Адвокат знал. В соответствии с уточнением этого понятия необходимая оборона – не только активная защита от возможного набития морды лица, но и проявление гражданского долга. Каковой (долг) состоит еще и в защите общества от всевозможных партайгеноссе. В том числе и юных.

«Да-а, – разочарованно согласилась судья Верещагина, – что-то такое в законе теперь имеется. Но это – новое, раньше такого не было».

Действительно: раньше много чего не так было. При советской-то власти.

Далее судья Верещагина пожелала обратиться к осужденному Рудакову.

«Перед вами были несовершеннолетние дети (деткам действительно было по 17, но выглядели они – о-го-го! – М.Д.) Они рисовали в подъезде свастику или цветочки. Как, по-вашему, это нужно пресекать – насилие к ним применять?»

Судья, не понимающая разницы между цветочками и свастикой, – это и есть символ современной отечественной Фемиды.

Рудаков ответил, что он не сторонник насилия. Он его и не применял. А если бы применил, то его, как сказал Рудаков, сейчас судили бы совсем по другой статье. Осужденный заявил, что лишь хотел помешать появлению на стене фашистского лозунга и задержать «художника». И он не понимает, почему в деле ничего нет о направленном на него пистолете и вопле «Пристрелю!».

«С вами все ясно», – заявила судья Варещагина и предоставила слово прокурору. Прокурор прежде всего глубокомысленно заметил, что дело неординарное, поскольку к нему привлечено внимание СМИ. Да, сказал далее прокурор, молодые люди действительно рисовали фашистскую символику. Да, они действительно вели себя вызывающе, провоцировали Рудакова. Всё это было, но тем не менее Рудаков отреагировал неадекватно.

Да, продолжал прокурор, при расследовании дела были допущены нарушения Уголовно-процессуального кодекса…

Такого судья Верещагина вынести не могла и закричала на прокурора:

«Что вы такое там говорите? Какие нарушения?»

Прокурор промямлил что-то такое в свое оправдание, а закончил свое выступление так: в связи с тем, что фашистскую символику рисовали, Рудакова провоцировали и при расследовании УПК нарушали, судья Зельдина вынесла предельно мягкий приговор, который он, прокурор, просит оставить в силе.

Завершив свою речь, защитник Закона тут же ушел.

После чего удалилась и судья Верещагина, а через две минуты объявила: приговор оставить в силе.

«Можете жаловаться дальше, – заключила судья Верещагина, – в президиум Мосгорсуда и в Верховный суд». Тон ее ничего хорошего жалобщикам не сулил.

Любопытные бывают совпадения. В тот же день та же судья Верещагина рассматривала еще одну кассационную жалобу – по поводу дела, которое в Гагаринском межмуниципальном суде слушала все та же судья Зельдина.

30– летний таджик, житель горного кишлака, был приговорен судьей Зельдиной к шести месяцем тюрьмы за обман городских властей столицы. Обман заключался в том, что таджик этот устроился на работу в московскую пекарню по фальшивой милицейской справке.

Никого обманывать таджик не собирался. Он заплатил деньги работнику милиции, получил от него справку о регистрации и был уверен, что все сделал правильно. И страшно удивился, узнав, что справка фальшивая.

Обо всех этих обстоятельствах судья Зельдина была прекрасно осведомлена. Но искать какого-то сотрудника милиции, возбуждать против него уголовное дело – хлопотно и небезопасно. А таджик – вот он. Из горного кишлака. То, что в Москву он приехал не грабить, а работать, что на его зарплату надеется семья, а в семье шестеро, и в Таджикистане работы нет, – Зельдину не интересовало.

Верещагину это тоже не заинтересовало. «А чего ж это они от нас отделялись? – спросила судья Московского городского суда. – Отделились, а теперь вот жалуются, к нам едут. Вот и пусть сидит в своем Таджикистане и ищет работу там!»

Это, граждане, речь не девочки. Но – юриста.

И в этом случае судья Верещагина оставила приговор судьи Зельдиной без изменений: шесть месяцев тюрьмы.

Конечно же, в делах Егора Рудакова и несчастного таджика ничего общего нет. А что судьи и результаты одинаковые – прошу считать случайным совпадением.

Однажды я разговорился с немолодым полковником-отставником.

Член Союза офицеров имени тов. Терехова, он во время октябрьских событий 93-го года был в Белом доме. Коммунист. Активно сочувствовал РНЕ. Собственно, мы и познакомились на одном из митингов «чернорубашечников».

После митинга я спросил его:

– Полковник, вам, офицеру Советской Армии и коммунисту, не противно находиться среди этих подонков?

– Противно, – ответил он. – Я вам больше скажу. Во время осады Белого дома я случайно услышал разговор двух баркашовцев. Один из них втолковывал другому: «Вот перебьем демократов и жидов, возьмемся за коммуняк».

– И что же? – спросил я.

– А ничего, – грустно ответил полковник.

Мы распрощались.

Дата добавления: 2015-10-02