ГЛАВА 23. И как могу я рассказать или описать те грозные напасти и тучи страшные

И как могу я рассказать или описать те грозные напасти и тучи страшные, обрушившиеся в те времена на русских людей! Ибо страх меня побеждает, и сердце мое горит, и плач смущает, и сами слезы текут из очей моих! Да и кто может рассказать, о правоверные, о бывших тогда великих бедах страшнее Батыевых, в течение многих лет причиняемых казанцами и поганой их черемисой православным христианам. Батый ведь всего один раз прошел по Русской земле, словно стрела молнии или темная огненная головня, спаляя, и сжигая, и разрушая, и пленяя христиан, посекая их мечом. И с тех пор обложил он правителей наших тяжелыми данями, как было сказано прежде. Не так было с казанцами: они из земли нашей не уходили, время от времени с царем своим разоряя ее и захватывая пленных, и пожиная, как пшеницу, и посекая, как сады, русских людей, и кровь их, как воду, проливая по долинам, не давая христианам ни на час покоя и тишины. Никто же из князей и воевод наших не мог ни подняться против них, ни помешать их зверствам, бесчеловечности и суровости, ни оказать им сопротивления, ни остановить их, и ни в чем им не препятствовали худые, и некрепкие, и немощные воеводы наши.

И была тогда великая печаль всем людям, жившим на границе с теми варварами, и горькие слезы текли из глаз у всех правоверных людей. Дома же свои они по большей части ставили в безлюдной местности, в лесах, и жили там, в пещерах и горах прячась с женами своими и детьми, боясь попасть в плен к варварам. Иные же, оставив дома свои, и род и племя свое, страну и отечество, где они родились и были воспитаны, переселялись оттуда в глубину Руси, куда не доходили те варвары.

И что тут много говорить: ведь от частых их набегов и завоеваний до основания были разрушены многие русские города и поросли они былием и травою, так что стали неузнаваемы. Опустошили они и все села, так что от всеобщего запустения позаросли они густыми лесами. И жгли они великие честные монастыри, святые же церкви оскверняли присутствием своим, ложась в них спать; и чинили они насилие над пленными женщинами и девицами; и, раскалывая секирами честные святые образы, предавали их огню всеядцу; и святые служебные сосуды в простую посуду превращали: дома, на пирах своих, ели и пили из них скверные и поганые свои яства и напитки; и снимали честные кресты, серебряные и золотые, и, обдирая оклады с икон, переливали все это на серебреники и золотые и делали женам и дочерям своим серьги, ожерелья и мониста, а свои головы украшали тафиями и из священнических риз шили себе одежду; и над монахами чинили надругательство, бесчестя образ ангельский: засыпали им в сандалии горячие угли и, обвязав вокруг шеи веревку, заставляли их скакать и плясать, словно прирученных зверей; и стаскивали с молодых красивых иноков черные ризы и облачали их в мирские одежды, а затем продавали их, как простых юношей, в далекие варварские земли; и расстригали молодых инокинь, и насиловали их, как простых девушек, и брали их себе в жены; над мирскими же девицами на глазах у отцов их и матерей, не стыдясь, преступное блудное дело творили, также и над женами на глазах у их мужей, еще же и над старыми женщинами, которые до сорока и до пятидесяти лет во вдовстве пребывали, оставшись без мужей своих. И невозможно подробно перечислить все преступления их, ибо все это я видел своими глазами и знаю то, о чем пишу в горьком этом повествовании.

Православные христиане ежедневно уводились в плен казанскими сарацинами и черемисой, старым же, непригодным для работы, они выкалывали глаза и обрезали уши, нос и губы, и выдергивали зубы, и вырезали щеки, и в таком виде бросали их, еле дышащих. Иным же отрубали они руки и ноги, и валялись те люди, как бездушные камни на земле, и спустя недолгое время умирали. Некоторые люди посечены бывали, других же они пронзали железными прутьями меж ребер, и в грудь, и в лицо, иных, убивая, перерубали пополам, иных же сажали на острые колья возле их города и предавали позору, насмехаясь над ними.

О Царь Христос, велико твое терпение! Вот что они — хуже, чем с теми, о ком выше шла речь,— делали с младенцами незлобивыми: когда те, смеясь и играя, протягивали к ним любовно руки свои, словно к родным отцам, окаянные те кровопийцы, схватив за горло, душили их, и, взяв за ноги, разбивали о камень и о стену, и, пронзив копьями, поднимали в воздух.

О жестокие сердца! О каменные утробы их! О солнце, как ты не померкло и не перестало сиять! Как луна не претворилась в кровь, и звезды, как листья с деревьев, не попадали на землю! О земля, как стерпела ты все это и не разверзла уст своих, и живыми не поглотила тех преступников, и в ад их не низвергла! Кто не зарыдает горько, будь он даже жестокий человек с каменным сердцем, со словами: «О горе и увы!», видя, что отцы и матери разлучаются со своими детьми, словно овцы со своими ягнятами, дети же от родителей своих, словно птенцы от птиц, отрываются, и расстаются мужья с женами, прожившие вместе много лет, и на одном ложе возлежавшие, и любившие друг друга, и детей родившие и воспитавшие, и увидевшие чад детей своих,— и вот в один час жестоко разлучают их друг с другом. А иные — новобрачные, день или самое большое два прожившие, другие же — едва успевшие законным браком обручиться и идущие из церкви в дом свой, обвенчанные пресвитером своим, так что еще не познала горлица супруга своего,— и те также разлучались, жених с невестою, словно зверями похищенные, внезапно пришедшими из пустыни, и ничего больше уже не знали друг о друге. У других же, в благоденствии процветающих и богатством кипящих, подобно древнему Аврааму, и подающих нищим, и странникам дающих приют, и церковных иереев почитающих, и выкупающих пленников у варваров, и на волю их отпускающих, за много дней собранное богатство в мгновение ока погибало, разграбленное руками поганых. И в один час оставались они нагими, как при рождении, лишившись всего своего имущества, и в убожестве и горькой нищете проводили свои дни, понапрасну ходя и прося куска хлеба; еще вчера просящим у них подавали они досыта, теперь же сами от боголюбцев пропитание принимали.

Казанцы же, приводя к себе в Казань русских пленников, прельщали их и принуждали, мужчин и женщин, принять бусурманскую веру. Многие же неразумные — увы мне!— прельщались и принимали сарацинскую веру их: некоторые делали это от страха, боясь мучений и продажи в рабство. Увы! Горе было от таковых: не понимаю, как прельстились они и помрачился их разум, но бывали они христианам горше варваров и злее черемисы.

Тех же, кто не хотел принять их веру, они убивали; других же держали связанными, наподобие столбов, и продавали на рынке иноземным купцам, таким же, как и они сами, поганым людям, в иные дальние страны и поганые города, где жили неверные, о которых мы даже не слышали, в чужую дальнюю землю, дабы все они там погибли, не имея возможности никуда оттуда убежать. Ибо опасались казанцы русских людей, мужского пола и необасурманенных, в большом количестве держать как в самой Казани, так и во всей Казанской области, оставляя только женщин и девушек и молодых отроков, дабы не наполнилась русскими Казань и не умножилось число их, как израильтян в Египте, и не укрепились бы они, и не стали бы сами притеснять казанцев. Потому они и продавали русских иноязычникам, беря за них большую плату, и наживались на этом.

И разлилась по Русской земле великая скорбь, и стон великий, и рыдание, и отовсюду поднимался громкий плач, горький и неутешный, от народа поганого и неправедного, бесстыдством и злобой переполненного, от людей, не имеющих жалости в сердце.

Дата добавления: 2015-10-02