|
Читайте также: |
Представим себе такой диалог после звонка на урок литературы:
– Эй, Петька, у тебя Пушкин есть? Я своего тащить не стал – толстый очень.
– Да нет, я только Лермонтова приволок. Пушкин у меня подарочный, дорогой, мать не даёт.
Что за ерунда? Толстый Пушкин, подарочный Пушкин, приволок Лермонтова – вдумайтесь в буквальный смысл этих словосочетаний. Страшная какая-то картина получается! Однако при всём этом диалог не производит впечатление абсурдного, звучит как обычный, нормальный. В чём же дело?
Оказывается, в данном случае мы столкнулись с одним из видов переносного значения. Он называется метонимией (переименованием – по-гречески). Суть его в том, что перенос названия происходит из-за близости, или, как говорят учёные, смежности предметов. Пушкин в нашем примере – это, конечно же, книга, написанная Пушкиным. Имя автора стоит на обложке книги, оно является – наряду с названием – важнейшей её характеристикой (вспомним, что именно по авторам стоят книги на полках библиотеки), поэтому очень часто именем автора заменяют и саму книгу. Теперь уже понятно, что более чем странные в прямом смысле сочетания разорванный Гоголь, потрёпанный Тургенев или тоненький Толстой нужно воспринимать в переносном значении – тогда всё встанет на свои места. Впрочем, и более привычные конструкции Я с большим интересом прочёл Достоевского, Выучил ли ты наизусть Тютчева? тоже являются метонимичными по своей сути – речь, конечно же, идёт о произведениях, а не о самих авторах.
Понятие смежности оказывается очень многосторонним. Кроме разобранного переноса имени автора на его произведение существуют и другие типы метонимий. Попробуйте самостоятельно отыскать метонимии в следующих примерах и отгадать, на основании чего они возникли: Скорее гасите огонь, чайник уже закипел!, Шипенье пенистых бокалов (А.С.Пушкин), Борщ сегодня вышел о-го-го!
Я две тарелки съел и ещё попросил! Если сразу найти метонимии не получается, попробуйте представить реально, точно то, что описывается, – тогда странность обнаружится именно в том месте, где скрыта метонимия. В первом предложении такая странность связана со словом чайник: кипит ведь не он сам, а вода в нём (интересно, какой по силе должен быть огонь, чтобы закипел сам чайник?). В примере из Пушкина (вот вам, между прочим, ещё одна метонимия – ведь пример не из Пушкина, а из его произведения; кстати, знаете ли вы, из какого?) шипят не бокалы, а налитое в них шампанское. В последнем предложении речь идёт о том, что некто съел содержимое двух тарелок (вкусный борщ), а не сами тарелки, явно несъедобные. Перед нами одна из разновидностей метонимического переноса названия какой-либо ёмкости на содержимое этой ёмкости.
Тренируемся!
Придумайте ситуации, в которых не выглядели бы странными, абсурдными следующие предложения:
1. Эта банка оказалась более вкусной, чем предыдущая.
2. Выпей ещё стакан и хватит!
3. Скушайте, пожалуйста, ещё чуть-чуть, ну хотя бы одну ложечку!
Метонимией является и перенос названия органа тела на заболевание этого органа. «У вас что? Голова?» – «Да нет, зубы!» – смысл этого диалога не в том, что собеседники проверяют наличие соответствующих частей тела друг у друга. Речь идёт о болезни, боли: болит не голова, а зубы. «Голова прошла» – в этой фразе слились два разных типа переносных значений: голова употребляется в значении «головная боль» – метонимия, прошла в применении к боли – метафора.
Одной из разновидностей метонимий является обозначение чего-то целого через его часть. Известная фраза Посторонним лицам вход запрещён! вовсе не означает, что, например, посторонним рукам или ногам входить можно. В данном случае слово лицо употребляется в значении «человек». Человека можно назвать и по какой-либо другой его части: У неё в семье девять ртов, где ж их всех прокормить? Такую количественную метонимию учёные назвали труднопроизносимым словом син`екдоха. Его можно не запоминать, а попроизносить ради тренировки очень даже стоит. Вот вам пример синекдохи из детского стихотворения:
И вокруг такой галдёж –
Ничего не разберёшь
Мчатся мимо мамы, папы,
Пиджаки, жакеты, шляпы.
Из мясного магазина
Прибежала тётя Зина.(И. Резникова)
Если воспринять этот отрывок в прямом смысле, то получится, что по улице неслись наряду с людьми (мамами, папами, тётей Зиной) ещё и вещи (пиджаки, жилеты, шляпы). Но мы с вами, как люди, уже привыкшие к метонимии и синекдохе, сразу догадались, что название одежды может в переносном смысле употребляться для обозначения человека, который носит эту одежду.
Из-за непонимания явления метонимии могут возникать разнообразные смешные ситуации. Известна шутка о человеке, которого посадили сторожить дверь. Он посидел-посидел, потом снял дверь с петель и пошёл с ней по своим делам, думая, что честно исполняет данное ему поручение. Этот человек не учёл, что охранять дверь означало в данном случае охранять помещение, находящееся за дверью (то есть при формулировании приказа была использована метонимия).
А вот пример неумелого использования метонимии. Один ученик после посещения музея-заповедника А.С. Пушкина в Михайловском написал в сочинении: «Пушкин очень любил Байрона, поэтому и повесил его над столом». Жутковатая картина! Речь, как вы поняли, идёт о портрете великого английского писателя, который действительно висит в кабинете Пушкина. В данном случае метонимия оказывается неуместной, потому что её никак не удаётся воспринять в переносном смысле.
Метонимией называется троп, в котором одно понятие заменяется другим на основании тесной связи между понятиями. Тесная связь существует, напр., между причиной и следствием, орудием и действием, автором и его произведением, владельцем и собственностью, материалом и сделанной из него вещью, содержащим и содержимым и т.д. Понятия, состоящие в подобной связи, и употребляются в речи одно вместо другого. Напр.:
У К.М.Симонова в одном из стихотворений читаем: "И зал встаёт, и зал поёт, и в зале дышится легко". В первом и во втором случае слово зал означает людей, в третьем - "помещение". Примерами метонимии являются употребление слов аудитория, класс, школа, квартира, дом, завод для обозначения людей.
Словом можно называть материал и изделие из этого материала (золото, серебро, бронза, фарфор, чугун). Спортивные комментаторы часто используют этот приём: "Золото и серебро получили наши спортсмены, бронза досталась французам".
Существует несколько видов метонимии, наиболее употребительны следующие:
1) УПОМИНАНИЕ ИМЕНИ АВТОРА ВМЕСТО ЕГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ.
Читал охотно АПУЛЕЯ (вместо: книгу Апулея «Золотой осел»)
А Цицерона не читал.
(А. Пушкин)
2) Или, наоборот, УПОМИНАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ИЛИ БИОГРАФИЧЕСКИХ ДЕТАЛЕЙ, ПО КОТОРЫМ УГАДЫВАЕТСЯ ДАННЫЙ АВТОР (ИЛИ ОСОБА)
Скоро сам узнаешь в школе,
Как АРХАНГЕЛЬСКИЙ МУЖИК (т.е. Ломоносов)
По своей и Божьей воле
Стал разумен и велик.
(Н. Некрасов)
3) УКАЗАНИЕ НА ПРИЗНАКИ ЛИЦА ИЛИ ПРЕДМЕТА ВМЕСТО УПОМИНАНИЯ САМОГО ЛИЦА ИЛИ ПРЕДМЕТА (НАИБОЛЕЕ ЧАСТО ВСТРЕЧАЮЩАЯСЯ В ПОЭЗИИ ФОРМА МЕТОНИМИИ)
С них отражал герой безумный,
Один в толпе домашних слуг,
Турецкой рати приступ шумный,
И бросил ШПАГУ ПОД БУНЧУК (т.е. сдался туркам)
(А. Пушкин)
Только слышно на улице где-то
ОДИНОКАЯ БРОДИТ ГАРМОНЬ (вместо «гармонист»)
(М. Исаковский)
Он выменял лодку на гидрокостюм от Версаче
и люки от "КУРСКА" на СТАРЫЕ ПЕСНИ О ГЛАВНОМ.
(Н. Воронцова-Юрьева, «Я думала, ты привиденье»)
В последнем примере «предметами» являются две сенсации – трагедия подводной лодки «КУРСК» и развлекательная телепередача «СТАРЫЕ ПЕСНИ О ГЛАВНОМ». И то, и другое имело высокий общественный резонанс, но, по мнению автора стихотворения, интерес к развлекательным зрелищам в современном обществе выше, чем к трагедиям.
Это сродни метонимии в стихотворении Блока «На железной дороге»:
Молчали ЖЕЛТЫЕ И СИНИЕ.
В ЗЕЛЕНЫХ плакали и пели.
Вагоны 3-го класса были зелёного цвета. Под цветами вагонов подразумеваются слои общества. Таким образом, под «Курском» и «Песнями» подразумеваются конкретные процессы в современном обществе, обозначенные метонимически, т.к. подтекст, второй план создается не за счет сходства, а путем переноса с глобальных общественных явлений, на конкретные события.
Коктейлем ЕЛИ с АПЕЛЬСИНОМ
омыты стены и уста.
(Михаил Гофайзен «Два рождества, два новых года...»)
В данном случае под «елью» и «апельсином» подразумевается их запах, т.е. имеет место обратный метонимический перенос со свойства предмета на сам предмет.
4) ПЕРЕНЕСЕНИЕ СВОЙСТВ ИЛИ ДЕЙСТВИЙ ПРЕДМЕТА НА ДРУГОЙ ПРЕДМЕТ, ПРИ ПОМОЩИ КОТОРОГО ЭТИ СВОЙСТВА И ДЕЙСТВИЯ ОБНАРУЖИВАЮТСЯ
Шипенье ПЕНИСТЫХ БОКАЛОВ (вместо пенящегося вина в бокалах)
(А. Пушкин «Медный всадник»)
Гирей сидел, потупя взор,
ЯНТАРЬ в устах его дымился (вместо «янтарная трубка»)
(А. Пушкин «Бахчисарайский фонтан»)
Этот тип метонимии представляет собой сдвиг в значении признаковых слов (прилагательных и глаголов), основанный на смежности характеризуемых ими предметов (вторичная метонимизация значения); ср. «выутюженный костюм» и «выутюженный молодой человек»; ср. также расширение сочетаемости определений, вызванное смысловой близостью определяемых имен: «дерзкое выражение глаз», «дерзкий взгляд», «дерзкие глаза», «дерзкий лорнет»; напр.: «Я навел на нее лорнет и заметил, что мой дерзкий лорнет рассердил ее не на шутку» (М. Лермонтов), где прилагательное «дерзкий» характеризует действующее лицо, а не орудие действия. Это можно проиллюстрировать следующим примером:
Судак веление судачье
глухонемыми плавниками
мне промаячит…
(Юлия Вольт «Судьба судила…»)
Эпитет «глухонемые» здесь метонимичен, поскольку характеризует не «плавники», а «судака», жестикулирующего плавниками, словно сурдопереводчик на экране телевизора. Здесь мы имеем дело со сложной образной конструкцией, где «судак» метафорически уподобляется глухонемому, его плавники – рукам, а затем «плавники» посредством метонимии приобретают характеристику исходной метафоры. Генезис данной метонимии очевиден, выводится она из устойчивого словосочетания, из ходовой метонимии четвертого вида «немые губы», употребляемого, в частности, в смысле «губы немого», следовательно, «глухонемые плавники» - «плавники глухонемого».
5) СИНЕКДОХА – ПЕРЕНЕСЕНИЕ НАИМЕНОВАНИЯ ЧАСТИ ПРЕДМЕТА НА ЦЕЛОЕ И НАОБОРОТ, ПЕРЕНОС НАИМЕНОВАНИЯ ЦЕЛОГО НА ЕГО ЧАСТЬ.
Все флаги в гости будут к нам (вместо «корабли»)
(А. Пушкин)
И слышно было до рассвета
Как ликовал француз. (вместо «французские солдаты»)
(М. Лермонтов)
Я не умел подглядывать в замОк (вместо «замочная скважина»)
За тем, что происходит на свободе.
(В. Штокман «Проходит год...»)
Очень часто стихотворный образ представляет собой сложную лексико-семантическую структуру и может быть интерпретирован двояко, и даже трояко. Пример тому стихотворение Лермонтова «Парус», ставший уже хрестоматийной иллюстрацией многоплановости и многозначности поэтического образа. Так, слово «парус» в этом стихотворении может быть понято одновременно и как синекдоха («лодка» - «парус»), и как метонимия («некто в лодке» - «парус»), и как метафора («некто в море житейском» - «парус»).
При удачном применении метонимии она перерастает в СИМВОЛ, определяемый в «Поэтическом словаре» А. Квятковского как «многозначный, предметный образ, объединяющий (связующий) собой разные планы воспроизводимой художником действительности на основе их существенной общности, родственности».
Рассмотрим метонимию 3-го типа из стихотворения Елены Кабардиной «Женщина в Интернете»:
…и найду позабытый под стёклышком ФАНТИК,
в прошлом веке секретно зарытый в саду…
В данном стихотворении «фантик … секретно зарытый в саду» - метонимия, в которой под «фантиком» подразумеваются детские мечты о чистом и светлом, о таинстве любви и дружбы, секрет, которым можно поделится только с кем-то очень близким. Так абстрактное «детство» со всей глубиной его значений, метонимически переносится на «фантик» - атрибут детской игры в «секретики», превращая его в емкий и глубокий СИМВОЛ.
И еще один пример многозначности метонимического образа:
Со ступней снять копытца,
А с плеч – карнавал домино.
(Юлия Вольт «Разорвать бы…»)
Так, «копытца» в процитированном выше стихотворении можно интерпретировать как ходовую метафору: КОПЫТА - туфли на высокой толстой подошве (ср.: «И, наконец, в самом низу - в том месте, где у людей обычно начинается стопа, у неё очутились непропорционально большие туфли-“копыта” с откидными стельками» - А. Чепурной «Ромео и Джульета»), и в то же время как метонимию (синекдоху), где на «копытца» переносятся свойства «чертёнка», которого вынуждена играть лирическая героиня, опутанная «веригами интриг». Развитие этого образа происходит в следующей строке, так же метонимической, в которой мефистофельские качества переносятся на его атрибут – чёрный плащ домино.
Поэт не всегда создаёт новые метафоры и метонимии, часто он подслушивает их в живой речи, которая звучит на улицах городов, в телевизионных репортажах и в газетных публикациях, ведь метонимия – это не искусственный приём, не выдумка древнегреческих философов, поэтов и ораторов, а лингвистическое явление, присущее каждому языку. Язык – это не застывшее аморфное вещество и не жестко заданный механизм с раз и навсегда пригнанными деталями, а открытая система, живой организм, который развивается, изменяясь и приспосабливаясь к внешним условиям и подчиняясь своей внутренней логике. Метонимия является одним из факторов словообразовательного процесса. В результате метонимических переносов у слова появляются новые значения. Так, слова обозначающие действия получают предметное значение и используются для обозначения результата или места действия: «сочинение», «рассказ», «произведение», «посев», «сидение». Таким образом, метонимия способствует развитию лексики. Процесс этот сложен и порой длится веками, обогащая одно и то же слово все новыми и новыми значениями. В качестве примера можно привести слово «узел», которое еще в древние времена путем переноса приобрело значение завязанных в прямоугольный кусок материи предметов. Но развитие значения слова «узел» на этом не закончилось, и на сегодняшний день словарями зафиксированы, например, следующие его «метонимические» значения: место пересечения, схождения линий, дорог, рек и т.п.; важный пункт сосредоточения чего-либо; часть механизма, представляющая собою соединение тесно взаимодействующих деталей.
Метонимия позволяет экономить речевые усилия, поскольку предоставляет возможность заменять описательную конструкцию одним словом: «стадион» вместо «болельщики, сидящие на стадионе», «ранний Рембрандт» вместо «Рембрандт раннего периода своего творчества». Этим свойством объясняется широкое распространение метонимии в повседневной разговорной, речи. Мы употребляем метонимии, зачастую даже не отдавая себе в этом отчета. Например: выпить кружку (вместо «кружку пива»), читать Сорокина (вместо «книгу Сорокина»), на столе стоит фарфор (вместо «посуда из фарфора»), в кармане позвякивает медь (вместо «медные монеты»), лекарство от головы (вместо «от головной боли»).
Ходовые метонимии, такие, как «копыта» в значение «туфли» из приведенного выше стихотворения Ю. Вольт не зафиксированы в словарях и не носят нормативного характера, но функционируют в разговорной речи.
Бытовые метонимии, возникшие в результате метонимического переноса и закрепившиеся в языке как самостоятельные слова, обычно не имеют, второго, образного, смысла. Их значения сузились от повседневного употребления и уже не напоминают нам о своём иносказательном происхождении. Никто из нас сегодня уже не дает себе отчета в том, что слово «боль», например, в значении «скорбь, сильное душевное, а не физическое страдание» является метонимией, что прямым значением этого слова является «физическое страдание». Но, заглянув в любой толковый словарь, мы обнаружим, что регулярно используем это слово в его переносном значении, то есть в качестве метонимии. Или слово «горечь». Говоря о вкусе, о чисто физиологическом ощущении, мы используем слово в его прямом значении, но стоит нам сказать «горечь», подразумевая «огорчение», подразумевая некое тягостное чувство, и в тот же миг с нашего языка слетит то, что древние греки назвали «метонимией», то есть переименованием или кличкой, если пользоваться жаргонной лексикой.
Перефразируя слова профессора В. М. Огольцева, и бытовую, и ходовую метонимии можно отнести к устойчивым метонимиям русского языка, которые «выверены длительным общенародным опытом, поэтому... как правило, безукоризненны по своему внутреннему логическому строю и художественно-эстетическим достоинствам». Устойчивые метонимии (сравнения, эпитеты, метафоры и др. виды единиц языка как саморазвивающейся открытой системы) надо отличать от литературных штампов, которые «лишены общенародной языковой воспроизводимости и ограничены в своем употреблении узкой сферой литературно-художественной речи». Так же следует отличать бытовую метонимию, которая уже и не осознаётся как троп, от метонимии как особого стилистического приёма в художественной литературе, при котором слово или словосочетание употребляется в переносном смысле для создания стилистического эффекта. Метонимии, как стилистические фигуры поэтической речи являются результатом индивидуального творческого процесса, и позволяют авторам добиваться определенных эстетических эффектов, более ярко, адекватно и лаконично выражать эмоции, оценки и отношения.
Вот что пишет Роман Якобсон о поэзии и прозе Бориса Пастернака: «Стихи Пастернака - целое царство метонимий, очнувшихся для самостоятельного существования. Перед усталым героем живут и движутся впечатления дня, как и сам он, углубляясь в сон. Продолжая прерванное движение, само сновидение поэта тихо пробило: "Я - сновиденье о войне" [ОГ, 235]. Автор, вспоминая, рассказывает: "Я часто слышал свист тоски, не с меня начавшейся. Настигая меня с тылу, он пугал и жалобил" [ОГ, 203]. "Оно [молчание] ехало со мной, я состоял в пути при его особе и носил его форму, каждому знакомую по собственному опыту, каждым любимую" [ОГ, 226]. Изъявление предмета захватывает себе его роль. "Где-то неподалеку музицировало его стадо... Музыку сосали слепни. Вероятно, на ней дёргом ходила кожа" [ОГ, 242]. Действие и его автор приобретают равную степень конкретного существования: "Два редких алмаза розно и самостоятельно играли в глубоких гнездах этой полутемной благодати: птичка и ее чириканье" [ВП, 128]. Превращаясь в конкретный объект, абстракция одевается нейтральными аксессуарами: "Это были воздушные пути, по которым, как поезда, ежедневно отходили прямолинейные мысли Либкнехта, Ленина и немногих умов их полета" [ВП, 130]. Абстракция персонализуется ценой катахрезы: "Царила полуденная тишина. Она сносилась с тишиной простершейся внизу равнины" [ОГ, 213]. Абстракция становится ответственной за некие самостоятельные действия - и сами эти действия в свой черед делаются конкретными объектами: "Там втихомолку перемигивались лаковые ухмылки рассыхавшегося уклада" [ОГ, 204].» (Р. О. Якобсон Заметки о прозе поэта Пастернака // Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987)
В художественной речи метонимический перенос часто не ограничивается отдельными словами, а приобретает такие сложные и развернутые формы, как РЕАЛИЗАЦИЯ МЕТОНИМИИ и РАЗВЕРНУТАЯ МЕТОНИМИЯ.
РЕАЛИЗАЦИЯ МЕТОНИМИИ имеет место, когда ходовая метонимия берётся в прямом смысле и в дальнейшем приобретает очертания реального, внеобразного предмета.
Как бы усыпить, думаю, всех людей,
И во сне понаделать из них шляп и гвоздей
(Листиков «Люблю»)
Листиков, большой любитель гротескного стиля, подчеркивающий в своем творчестве совместимость контрастов - реального и фантастического, комического и трагического, не может не прибегать к релизации бытовых метафор и метонимий, так как этот прием является наилучшим для придания поэтической речи гротескного оттенка. В стихотворении «Люблю» он в одной строке объединяет реализацию бытовой метонимии «шляпа» со следующей внутренней цитатой реализованной бытовой метафоры из стихотворения Тихонова: «Гвозди бы делать из этих людей. Крепче бы не было в мире гвоздей» Какую метафору реализовал Тихонов? Известно, что мы называем «железным» человека сильного, крепкого, волевого. А о происхождении метонимии «шляпа» в смысле «растяпа, неуклюжий человек» в Словаре Ушакова написано, что слово это перекочевало в обыденную речь из военного жаргона и первоначальной «шляпами» обзывали штатских, невоенных людей. Невольно, интуитивно или осознанно использовав прием реализации метонимии, Листиков не просто нарисовал гротескную, жутковатую картину, но снова оживил все смыслы и подсмыслы бытующих в нашей речи кличек и прозвищ, то есть метафор и метонимий, вызывая в нашем сознании целый ряд ассоциаций. Поэт Листиков не делит людей на пролетариат с железной волей и интеллигентов в шляпах, на штатских и военных, он только подмечает и высмеивает свойственное всем временам неуничтожимое свойство человечества делиться на своих и чужих.
Реализация метонимии и метафоры распространенное явление в современной поэзии и особенно ярко проявляется в творчестве поэтов метаметафористов, для которого характерны сложные и развернутые конструкции метонимических и метафорических переносов, когда метафора зачастую накладывается на метонимию. Так в стихотворении Алекея Парщикова одновременно имеют место два производных от слова прозрачный:
Темна причина, но ПРОЗРАЧНА
бутыль пустая и петля…
- прилагательное «прозрачный» в значении «ясный, легко постижимый» является бытовым переносом по отношению к абстрактному существительному «причина» и в то же время, в соотнесении с предметным рядом «бутыль» и «петля», – реализацией этого переноса, обнаруживающей его прямое значение «позволяющий видеть насквозь».
РАЗВЕРНУТАЯ МЕТОНИМИЯ (метонимический перифраз) - целый иносказательный оборот речи, в основе которого лежит метонимия. Развернутая метонимия раскрывается на протяжении большого стихотворного отрезка или даже целого стихотворения. Вот классический пример из «Евгения Онегина»:
Он рыться не имел охоты
В хронологической пыли
Бытописания земли.
(то есть не хотел изучать историю).
Для иллюстрации развернутой и реализованной метонимии рассмотрим два фрагмента из стихотворений Марины Цветаевой и Юлии Вольт:
...И если сердце, разрываясь,
Без лекаря снимает швы, -
Знай, что от сердца - голова есть,
И есть топор - от головы...
(Марина Цветаева «Заря пылала догарая…»)
Болью переполнена -
сердце, мозг горчат.
(Юлия Вольт «Молния»)
Если рассматривать и четверостишие Цветаевой, и двустишие Ю. Вольт как развернутые тропы, то можно обнаружить, как меняется смысл в зависимости от смысла исходного выражения. Цветаева развернула бытовую метафору «рвать сердце», близкое, почти тождественное по смыслу с устойчивым выражением «сердечная боль», поэтому и от боли сердечной находится «лекарство» - «голова», т.е. рассудок, а Ю. Вольт разворачиваю ходовое словосочетание, одним из элементов которого является бытовая метонимия «боль», превратив «наполненность болью» в ПЕРЕполненность. И в том и в другом случае использована бытовая метонимия «сердце» как символ сосредоточения чувств в одинаковом значении, но как символ сосредоточения мыслей Цветаева использует слово «голова», а Ю. Вольт - «мозг».
В 4-й строке Цветаева резко переходит от развернутой метафоры к реализации метонимии «голова», а Ю. Вольт из бытовой метонимии «горечь» образует глагол, который до сих пор употреблялся только в прямом значении. В итоге получилось разное содержание. Цветаева противопоставляет рассудок и чувства, что традиционно для русской поэзии, утверждая, что рассудок может над чувствами возобладать и сердечную боль можно превозмочь разумом, но она и исходит из выражения «рвать сердце», близкое по смыслу к выражению «сердечная боль», в то время как Ю. Вольт изначально указывает на ЧРЕЗМЕРНОСТЬ, ЗАПРЕДЕЛЬНОСТЬ боли, на которую указывает приставка ПЕРЕ- в слове «переполнена». Поэтому «мозг» и «сердце», «рассудок» и «чувства» в стихотворении Ю. Вольт не противопоставляются, а только разграничиваются запятой, объединяясь с помощью общего для них глагола «горчат». Ю. Вольт изображает состояние чрезмерной боли, такой, когда боль поражает не только чувства, но и рассудок, такой, когда душевное волнение сочетается с помрачением сознания, когда действительно можно почувствовать тошноту, привкус горечи во рту, когда может подняться температура и т.д. Таким образом, глагол «горчить» является редким видом глагольной метонимии, образованной на основе бытовой метонимии-имени существительного «горечь» и одновременно используется в своем буквальном значении.
Итак, наименование может быть перенесено: 1) с сосуда на содержимое или объем содержимого, например блюдо – «большая плоская тарелка» и «кушанье, яство», а также «порядковое место кушанья в составе трапезы» (ср.: На блюде была курица с рисом; Курица с рисом – мое любимое блюдо; На второе блюдо была подана курица с рисом); стакан: «сосуд для питья» и «мера жидких и сыпучих масс»; 2) с материала на изделия из него: хрусталь – «стекло высокого качества» и «изделия из такого стекла»; серебро – «металл» и «монеты или столовые приборы из серебра» (столовое серебро); 3) с материала на результат действия, осуществленного с его применением: бумага – «материал для письма», «лист» и «письменный документ»; 4) с места, населенного пункта на его население или происшедшее там событие: Весь город (т.е. жители города) вышел на улицу; Ватерлоо – «селение в Бельгии» и «сражение, в котором Наполеон потерпел поражение»; 5) с социальной организации, учреждения на его коллектив и занимаемое им помещение: Институт много работает и В Институте ведутся ремонтные работы;6) с социального события, мероприятия на его участников: Съезд назначен на май и Съезд принял важную резолюцию; 7)с места на то действие, для которого оно предназначено, или время действия: дорога, путь – «место, приспособленное для передвижения», и «путешествие, поездка; время поездки» (ср.: немощеная дорога и долгая дорога); 8) с действия на его результат, место, время или вовлеченный в действие предмет (субъект, объект, орудие): остановка – «действие по глаголу останавливаться» и «место остановки транспорта»; охрана – «действие по глаголу охранять и «охранники»; еда – «принятие пищи» и «пища»; свисток – «акт свиста» и «орудие свиста»; шитье – «действие по глаголу шить» и «то, что шьется», «вышивка» (золотое шитье);9) с имени автора на название его произведения или созданного им стиля: читать (пародировать) Достоевского; 10) с материальной формы, в которую заключено содержание, на само содержание; ср.: толстая книга (о предмете)и интересная книга (о содержании); 11) с отрасли знания на ее предмет: грамматика – «строй, структура языка» (грамматический строй)и «раздел языкознания, изучающий внутреннюю структуру языка» (теоретическая грамматика); 12) с целого на часть и наоборот: груша – «дерево» и «плод», лицо – «передняя часть головы человека» и «человек, личность» и т.п.
В ряде случаев метонимия оказывается обратимой, т.е. может развиваться в обоих направлениях; напр. с места на действие (дорога) и с действия на место (остановка).
Перенос имени с части на целое называется синекдохой;этот тип метонимии может использоваться в целях выделения разных сторон или функций объекта; ср. лицо, фигура, личность в применении к человеку (юридически ответственное лицо, историческая фигура, роль личности в истории). Однако основная функция синекдохи состоит в идентификации объекта через указание на характерную для него деталь, отличительный признак. Поэтому в состав идентифицирующей метонимии (синекдохи) часто входят определения. Для синекдохи типична функция именных членов предложения (субъекта, объекта, обращения): Эй, борода! а как проехать отсюда к Плюшкину, так, чтоб не мимо господского дома? (Гоголь); Эй, зонтик! Уступите место трости. С ней и пенсне усядется вполне (из шуточного стихотворения). Употребление синекдохи прагматически (ситуативно) или контекстуально обусловлено: обычно речь идет о предмете, либо непосредственно входящем в поле восприятия говорящих (см. примеры выше), либо охарактеризованном в предтексте. Чтобы назвать человека панамой, фуражкой или шляпой, нужно предварительно сообщить адресату о его головном уборе: Напротив меня в вагоне сидел старик в панаме, а рядом с ним женщина в кокетливой шляпке. Панама читала газету, а кокетливая шляпка кокетничала со стоящим возле нее молодым человеком. Синекдоха, таким образом, анафорична, т.е. ориентирована на предтекст. Поэтому она не может употребляться в бытийных предложениях и их эквивалентах, вводящих некоторый предмет в мир повествования. Так, нельзя начать сказку словами Жила-была (одна) красная шапочка. Такая интродукция предполагала бы рассказ о персонифицированной шапочке, но не о девочке, носившей на голове шапочку красного цвета.
В случае ситуативно обусловленной метонимии изменение ее предметной отнесенности не влияет на нормы грамматического и семантического согласования слова; ср. Фуражка заволновалась (о мужчине), Бакенбарды рассердились (об одном человеке). Определение обычно входит в состав метонимии и не может быть отнесено к ее денотату (обозначаемому объекту). В сочетаниях старая шляпа, модные ботинки прилагательное характеризует предмет туалета, а не лицо, являющееся денотатом метонимии. Это отличает метонимию (синекдоху) от номинативной метафоры, определения которой часто относятся именно к денотату: старая перечница (о старом злом человеке).
Обозначение объекта по характерной для него детали служит источником не только ситуативных номинаций, но также прозвищ, кличек и собственных имен людей, животных, населенных пунктов: Кривонос, Белый клык, Белолобый, Пятигорск, Кисловодск, Минеральные воды. Метонимический принцип лежит в основе таких фамилий, как Косолапов, Кривошеин, Долгорукий. Метонимия этого типа часто используется в фамильярной разговорной речи и в художественном тексте, в котором она может служить достижению юмористического эффекта или созданию гротескного образа.
Ситуативная метонимия (синекдоха) неупотребительна в позиции сказуемого, т.е. не выполняет характеризующей функции. Однако, если обозначение части (компонента целого) заключает в себе качественные или оценочные коннотации, оно может служить предикатом. Тем самым метонимия преобразуется в метафору: А ты, оказывается, шляпа (т.е. растяпа), Да он лапоть (некультурный человек). Такие метафоры, как шляпа, лапоть, голова (в значении «умный человек»), основываются на метонимическом принципе переноса имени с части на целое: Сноуден – это голова! – отвечал спрошенный жилет. – Но что бы вы ни говорили, я вам скажу откровенно – Чемберлен все-таки тоже голова. Пикейные жилеты поднимали плечи (И.Ильф, Е.Петров). В приведенном тексте видно функциональное различие между метонимией и метафорой: метонимия (жилет, пикейные жилеты)идентифицирует предмет речи, метафора (голова)его характеризует.
Отражая постоянные контакты объектов, метонимия типизируется, создавая семантические модели многозначных слов. В результате метонимических переносов у слова появляются новые смыслы, при этом в семантике слова могут совмещаться принципиально разные виды значения: признаковые, событийные и предметные (абстрактные и конкретные). Так, имена действия регулярно используются для обозначения результата или места действия, т.е. получают предметное значение: сочинение, отправление, рассказ, произведение, посадка, посев, сидение и т.п. Если метонимический перенос осуществляется в пределах словообразовательного типа, то его следствием может быть полисемия суффикса (например, суффиксов - ание, -ение). Ассоциация объектов по их смежности, а также понятий по их логической близости превращается тем самым в связанность категорий значения. Такого рода метонимия служит номинативным целям и способствует развитию лексических средств языка. Однако употребление метонимического значения часто остается ограниченным. Так, душа в значении «человек», штык в значении «пехотинец», голова в значении «единица скота» употребительны только в счете: пять душ детей, стадо в сто голов.
Метонимия, возникающая на базе синтаксических контактов и являющаяся результатом сжатия текста, сохраняет определенную степень зависимости от условий употребления, не создавая нового лексического значения слова. Так, читать (любить, исследовать) произведения Толстого, читать (любить, исследовать) Толстого,но неправильно: * В Толстом описана русская жизнь; В музее есть два полотна Рембрандта (В музее есть два Рембрандта,но неправильно: * На одном Рембрандте изображена старая женщина. Особенно прочно связана с контекстом метонимия, при которой полное обозначение ситуации, опирающееся на предикат, сводится к имени предмета: таблетки от головной боли – таблетки от головы; Что с тобой? – Сердце (в значении «У меня болит сердце»), Круглый стол (в значении «дискуссия за круглым столом») прошел интересно. Конкретные существительные получают событийные значения после временных, причинных и уступительных союзов: опоздать из-за поезда, устать после лыж. Под метонимию иногда подводят также характерное для разговорной речи варьирование семантики глагола в зависимости от направленности действия на непосредственный объект или на ожидаемый результат; ср.: косить траву и косить сено, варить курицу и варить бульон из курицы. Метонимия такого рода служит средством расширения семантических возможностей употребления слов преимущественно в разговорной и непринужденной речи.
К метонимии принято относить также сдвиги в значении признаковых слов (прилагательных и глаголов), основанные на смежности характеризуемых ими предметов (вторичная метонимизация значения); ср. выутюженный костюм и выутюженный молодой человек;ср. также расширение сочетаемости признаковых слов, вызванное смысловой близостью определяемых имен: дерзкое выражение глаз, дерзкий взгляд, дерзкие глаза, дерзкий лорнет;напр.: Я навел на нее лорнет и заметил, что мой дерзкий лорнет рассердил ее не на шутку (Лермонтов), где прилагательное дерзкий характеризует действующее лицо, а не орудие действия.
Итак, использование метонимии может быть свободным либо наталкиваться на те или иные виды ограничений. В соответствии с этим различают: 1) собственно лексическую (номинативную) метонимию, 2) синтаксически и семантически связанную метонимию и 3) ситуативно обусловленную метонимию. Явление метонимии рассматривается в лексикологии, семантике, стилистике и поэтике.
Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 919 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Мелирование | | | Трутнево. Ручей и камень со стопочкой Богородицы. Две пещерки. |