|
В начале девятого утра подъехала Ла Гэрта. Подошла ко мне – я сидел на багажнике моей машины, – прислонилась к машине своей модельной задницей, скользнула ей по багажнику, пока наши бедра ни соприкоснулись. Я ждал, пока она что‑нибудь скажет, но, похоже, у нее не оказалось слов на такой случай. У меня тоже. Я сидел так несколько минут, глядя на мост и чувствуя тепло ее ноги, а сам думал о том, куда же уехал мой друг на грузовике.
Из спокойных видений меня выхватило давление на бедро.
Я опустил глаза на ноги. Ла Гэрта мяла мне бедро, как будто кусок теста. Я посмотрел ей в лицо. Она бросила ответный взгляд.
– Нашли тело, – сказала она. – Понимаешь. То, что осталось.
– Где?
Ла Гэрта посмотрела на меня так, как должен смотреть коп на того, кто находит на улице головы без туловища. Однако ответила:
– Деловой центр Депо.
– Там, где играют «Пантеры»? – спросил я и почувствовал, как легкий озноб холодными пальчиками пробежал по телу. – На льду?
Продолжая смотреть на меня, Ла Гэрта кивнула.
– Хоккейная команда? Это и есть «Пантеры»?
– Думаю, именно так они и называются, – не мог удержаться я.
Она поджала губы.
– Ее запихнули в сетку ворот.
– Своим или гостям? Она моргнула.
– А что, есть разница?
– Просто шутка, детектив. Я покачал головой.
– Именно потому, что я не понимаю разницы, мне нужен человек, который разбирается в хоккее. – Ее глаза наконец оторвались от меня и стали обшаривать толпу, словно в поисках кого‑нибудь с шайбой. – Я рада, что ты еще можешь шутить по этому поводу. А что такое… – она сдвинула брови, пытаясь что‑то вспомнить, – самболи?
– Что? Пожатие плеч.
– Какая‑то машина. Ее используют на льду.
– «Замбони»?
– Может быть. Парень, который работает на этой машине, вывел ее сегодня утром на лед, чтобы подготовить его к тренировке. Какие‑то игроки любят тренироваться спозаранку. А для этого нужен свежий лед, и этот парень, – легкое замешательство, – водитель… «самболи»? В дни тренировок он приходит на работу рано. И вот он выезжает на этой штуке на лед. И видит сложенные кучкой пакеты. Прямо в воротах. – Еще одно пожатие плеч. – Доукс уже там. Говорит, парня до сих пор не могут успокоить.
– Я не много знаю о хоккее, – сказал я.
Она снова посмотрела на меня каким‑то тяжеловатым взглядом.
– Я тоже не много знаю о тебе, Декстер. Ты играешь в хоккей?
– Нет, и никогда не играл, – ответил я сдержанно. – Несколько раз ходил на матчи.
Ла Гэрта ничего не ответила, а мне пришлось прикусить губу, чтобы не сболтнуть лишнего. На самом деле у Риты сезонные билеты на все матчи «Флоридских пантер», и я был немало удивлен, поняв, что люблю хоккей. Я получаю удовольствие не просто от яростного задорно‑убийственного настроя игры и наносимых в ее ходе увечий. Что‑то есть расслабляющее, когда сидишь в огромном и прохладном помещении. Я с удовольствием ходил бы туда, даже чтобы смотреть игру в гольф. А по правде, я сейчас сказал бы все, что угодно, только бы Ла Гэрта взяла меня с собой. Я очень хотел попасть на стадион. Больше всего на свете мне захотелось увидеть тело, сложенное в сетке ворот, на льду, развернуть упаковку и взглянуть на чистую, аккуратную плоть. Мне так хотелось увидеть ее, что я, наверное, стал похож на карикатурного пса в стойке; так хотелось быть рядом, что я даже почувствовал какую‑то самоуверенность собственника по отношению к этому телу.
– Хорошо, – сказала Ла Гэрта, когда я уже готов был выскочить из кожи. В ее легкой, несколько странной улыбке присутствовала доля официальности и еще доля… чего? Чего‑то совершенно другого, чего‑то человечного, что, к сожалению, находится вне пределов моего понимания. – Дадим друг другу шанс поговорить.
– Мне бы этого очень хотелось, – ответил я, источая обаяние.
Ла Гэрта не ответила. Может быть, уже не слышала меня. Впрочем, не важно. Она полностью перестает понимать сарказм, если дело касается ее собственной персоны. Ей можно выдать самую пошлую лесть, и она примет как должное. Даже неинтересно. Вот я уже и не знаю, что еще сказать. Она и так уже безжалостно допросила меня, когда первой прибыла на место происшествия.
Мы стояли у моей бедной помятой машины, глядя, как восходит солнце. Ла Гэрта несколько раз спросила меня, рассмотрел ли я водителя грузовика, каждый раз слегка изменяя формулировку вопроса. Пять раз она спросила, уверен ли я, что это был фургон‑рефрижератор; похоже, такую манеру ведения допроса Ла Гэрта считает вершиной проницательности. Она явно хотела бы задать этот вопрос еще несколько раз, но сдержалась, чтобы не выглядеть слишком прямолинейной. Как‑то она забылась настолько, что задала вопрос по‑испански. Я ответил, что seguro, уверен, и она посмотрела на меня, дотронулась рукой и больше не спрашивала.
Трижды она осматривала наклонный съезд с моста, качала головой и беззвучно исторгала «Puta!». Ясно, это имело отношение к офицеру Puta, моей дорогой сестрице Деборе. Факт наличия реального рефрижератора, как и предсказывала Дебора, потребует определенного контроля за подачей информации, и по тому, как Ла Гэрта закусила нижнюю губу, я понял, что она как раз работает над этой проблемой.
Наверняка она выдаст что‑то неудобное для Деб, это у нее всегда отлично получается, но пока я все еще не потерял надежду на скромный подъем акций моей сестры. Конечно, не благодаря Ла Гэрте, но можно допустить, что кто‑то еще заметит, что ее блестящий опыт детективного расследования завершился удачей.
Как ни странно, Ла Гэрта не спросила меня, что я делал на этой дороге в такой час. Конечно, я не детектив, однако такой вопрос мне кажется совершенно естественным. Возможно, и нехорошо утверждать, что упущения – дело для нее типичное, но – факт. Она не спросила.
И тем не менее очевидно, что нам еще есть о чем поговорить. Я последовал к ее машине – большому двухлетнему светло‑голубому «шевроле», на котором Ла Гэрта ездит по служебным делам. После работы она пересаживается в маленький «БМВ», о котором никто не должен знать.
– Залезай, – сказала она, и я устроился на изящном голубом сиденье.
Ла Гэрта ехала быстро, перестраиваясь из ряда в ряд, и совсем скоро мы уже проехали дамбу, снова оказались в Майами, пересекли бульвар Бискейн и проехали еще полмили в направлении автострады № 95. После этого она повернула на автостраду и полетела в северном направлении со скоростью, которая была великовата даже для Майами. Очень скоро мы уже поворачивали в противоположную от моря сторону в направлении Санрайз. Ла Гэрта поглядывала на меня из уголка глаза, и так три раза, пока наконец не заговорила.
– Классная рубашка.
Я посмотрел на свою славную рубашку. Я второпях набросил ее, отправляясь в погоню, и сейчас впервые обратил на нее внимание: рубашка для боулинга из полиэстера с яркими красными драконами. Я провел в ней целый день на работе, и она уже слегка помята, но выглядит достаточно свежей. Симпатичная, конечно, и все‑таки…
Завела ли Ла Гэрта светский разговор с расчетом, что я расслаблюсь и что‑нибудь выболтаю? Подозревает ли она, что мне известно больше, чем я говорю? Неужели думает, что ей удастся усыпить мою бдительность и разговорить меня?
– Ты всегда так хорошо одеваешься, Декстер, – говорит она и смотрит на меня, широко и глуповато улыбаясь, не замечая, что вот‑вот врежется в автоцистерну.
Вовремя спохватывается, одним пальцем поворачивает руль, обгоняет цистерну и поворачивает на запад в сторону автострады № 75.
Я подумал о том, что всегда ношу красивую одежду. Ну да, конечно. Горжусь, что я – лучше всех одетый монстр в округе Дейд. Да, конечно, он почикал милого мистера Дуарте, но как он хорошо одевается!.. Подходящая одежда для каждого случая, – а кстати, что положено надевать к утреннему обезглавливанию? Естественно, рубашку для боулинга однодневной свежести и слаксы. Я выгляжу аlamode. Однако, за исключением второпях выбранного этим утром костюма, я все‑таки осторожен. Один из уроков Гарри: оставайся аккуратным, одевайся хорошо, избегай внимания.
Но с чего вдруг политически ориентированная дама‑полицейский из убойного отдела стала что‑то замечать и обращать внимание? Это ведь не…
Неужели? Меня осенило. Что‑то в странной улыбке, промелькнувшей на ее лице, подсказало ответ. Нелепо, конечно, но что еще это может быть? Ла Гэрта не ищет возможности поймать меня врасплох и не собирается больше задавать проницательные вопросы о том, что я видел. И на самом деле ей совершенно наплевать на мою компетенцию в области хоккея.
Ла Гэрта ведет себя так не из служебных соображений. Я ей нравлюсь.
Ну вот, я еще не пришел в себя после жуткого шока от своего чудного, воровато‑слюнявого нападения на Риту – и теперь это? Я нравлюсь детективу Л а Гэрте? Неужели террористы что‑то подлили в водозабор Майами? Я выделяю какой‑то странный феромон? Или женщины Майами вдруг осознали, насколько безнадежны все мужики, и я стал привлекательным по умолчанию?
Конечно, я могу ошибаться. Я набросился на эту мысль, как барракуда – на блестящую серебристую блесну. В конце концов, насколько эгоистично полагать, что такая отполированная, искушенная и ориентированная на карьеру дама, как Ла Гэрта, может проявить какой‑то интерес ко мне? Может быть, вероятнее, что… что…
Что – «что»? Как бы неудачно все ни складывалось, в этом есть определенная доля смысла. Мы занимаемся одной и той же работой, и поэтому, как гласит традиционная полицейская мудрость, будет легче понимать и прощать друг друга. Наши отношения помогли бы ей переживать дежурства и постоянные стрессы. Не хочу хвалиться, но я достаточно презентабелен; как говорят местные, у меня всегда хорошо убрано. Уже несколько лет я выставляю перед ней свое обаяние. Конечно, это чисто политические фигли‑мигли, но ей вовсе не обязательно знать. А я умею быть обаятельным, это одна из немногих тщеславных черт моего характера. Я старательно учился, долго практиковался, и когда я начинаю применять свои навыки на деле, никто не скажет, что я притворяюсь. Мне хорошо удается разбрасывать семена обаяния. Наверное, естественно, что со временем семена эти начинают давать всходы.
Однако таких всходов я не ожидал. Что теперь? Как‑нибудь вечером она предложит тихо поужинать? Или несколько часов потного блаженства в мотеле «Касик»?
К счастью, мы подъехали к Арене еще до того, как мною полностью завладела паника. Ла Гэрта объехала здание вокруг, чтобы найти нужный подъезд. Это было нетрудно. У длинного ряда двойных дверей сгрудилось несколько полицейских автомобилей. Она втиснула свою большую машину между ними. Я быстро выпрыгнул из нее, пока Ла Гэрта не успела положить мне руку на колено. Выйдя из машины, она мгновение смотрела на меня. Ее губы подергивались.
– Я взгляну, – сказал я и почти вбежал в здание Арены.
Да, я спасался бегством от детектива Ла Гэрты, но мне также очень не терпелось попасть внутрь. Увидеть, что натворил мой игривый друг, оказаться рядом с его произведением, почувствовать запах чуда.
Из помещения неслось эхо организованного бедлама, типичного для любого места, где совершено убийство. И все же мне казалось, что в воздухе присутствует особая наэлектризованность, слегка приглушенное ощущение возбуждения и напряженности, которых не найти на месте обычного убийства. Такое чувство, что здесь все как‑то иначе, может произойти нечто новое и прекрасное, потому что сегодня мы здесь, на острие ножа. А может быть, я все это и надумал себе.
Группа людей столпилась вокруг ближайших ворот. На некоторых форма Броварда; скрестив руки на груди, они наблюдали, как капитан Мэттьюз спорит о юрисдикции с человеком в дорогом костюме, явно сшитом на заказ. Подойдя ближе, я узнал Эйнджела – не родственника – в необычной для него позе: он стоял над лысеющим человеком, который, опустившись на колено, разглядывал кучку аккуратно упакованных пакетов.
Я остановился у борта и стал смотреть сквозь защитное оргстекло. Вот оно, всего в десяти футах. Само совершенство – на фоне холодной чистоты хоккейной площадки, тщательно обработанной ледяной машиной «замбони». Любой ювелир вам скажет, насколько важно найти нужную оправу, а это… это было сногсшибательно. Абсолютное совершенство. Я почувствовал легкое головокружение, сомневаясь, выдержит ли бортик мой вес, будто я мог просто так пройти сквозь твердое дерево, как сквозь туман.
Даже из‑за борта было видно. Он не торопился, он сделал все четко, несмотря на предупредительный звоночек всего несколькими минутами раньше – там, на дамбе. Или он каким‑то образом знал, что я не собираюсь вредить ему?
А коль скоро именно я вынес это на всеобщее обозрение, действительно ли я не имел в виду навредить? Или собирался проследить за ним до его берлоги, а потом в нужный момент все выложить, дрожа от желания помочь карьере Деборы? Конечно, я думал, что именно этим и занимаюсь, но хватило бы у меня сил решиться на такое, если бы все разворачивалось так же интересно? И вот мы на хоккейной арене, где в созерцании я провел столько приятных часов; разве это еще раз не доказывает, что наш художник – извините, конечно, я имел в виду «убийца» – движется параллельно со мной? Только взгляните на прекрасную работу, которую он здесь представил.
А голова – это ключ. Определенно она является слишком важным элементом его работы, чтобы просто так где‑то его оставить. Зачем он бросил ее мне: чтобы напугать, вызвать припадок страха, ужаса и трепета? Или он знает, что мои чувства – те же, что и у него? Чувствует ли связь между нами или просто захотел поиграть? Может быть, он дразнит меня? У него должны иметься очень веские причины, чтобы оставить мне такой трофей. А если уж я настолько ошеломлен – разве может он ничего не чувствовать?
Подошла Ла Гэрта.
– Ты так торопишься, – сказала она с легким оттенком недовольства в голосе. – Боишься, что она исчезнет?
Ла Гэрта кивнула на груду пакетов с частями тела.
Я знал, что где‑то внутри у меня есть умный ответ, который заставит ее улыбнуться, чуть больше обаяет ее, смягчит мой неловкий побег из ее тисков. Но когда стоишь здесь, у бортика, глядя на части тела на льду, в сетке ворот, как говорится – в присутствии величия, мудрость уходит. Мне удалось не заорать на нее, чтобы заткнулась, но я был очень близок к тому.
– Я должен был увидеть, – честно ответил я, а потом нашел в себе силы объяснить: – Это же ворота нашей команды.
Ла Гэрта игриво шлепнула меня по руке.
– Ты ужасен!
К счастью, к нам подошел сержант Доукс и у детектива не осталось времени на кошачье хихиканье, которое я бы уже не вынес. Как всегда казалось, что Доукса больше всего интересует, как половчее схватить меня за ребра и выпотрошить, и он одарил меня настолько теплым и всепроникающим взглядом радушного хозяина, что я предпочел поскорее исчезнуть и оставить его детективу Ла Гэрте. Он уставился мне вслед с таким выражением, как будто думал, что я должен быть в чем‑то виноват, и ему очень хочется обследовать мои внутренности, чтобы выяснить в чем. Уверен, он чувствовал бы себя счастливее там, где полиции время от времени разрешали бы ломать ребра и большие берцовые кости.
Я медленно шел вдоль бортика к ближайшему выходу на лед. И почти дошел до него, пока что‑то довольно сильно не врезалось мне в область ребер.
Я развернулся, чтобы встретить своего обидчика достойным отпором и натянутой улыбкой.
– Привет, дорогая сестра, – сказал я. – Как приятно увидеть лицо друга.
– Ублюдок! – прошипела она.
– Вполне вероятно, – согласился я. – Но зачем выносить это на обсуждение именно сейчас?
– Потому что ты – жалкий сукин сын, ты знал, а мне даже не позвонил!
– Знал? – Я почти заикался. – С чего ты решила…
– Хватит трепаться, Декстер! – прорычала Дебора. – Ты же не поехал в четыре утра к шлюхам! Ты знал, где он, черт возьми!
Ясно. Я так завяз в своих собственных проблемах, начиная от сна, который фактически оказался пророческим, потом это кошмарное общение с Ла Гэртой, а Дебора у меня просто вылетела из головы. Я не поделился с ней. Конечно, она разозлилась.
– Я не знал, Деб, – пытался я оправдаться и хоть чуть‑чуть успокоить ее. – Ничего определенного. Предчувствие, что ли. Просто пришло в голову, и все. Правда, ничего определенного…
– Кроме того, что ты определенно нашел его! – прорычала она, снова ткнув меня в бок.
– На самом деле все не совсем так. Скорее он нашел меня.
– Хватит умничать! – Мне ничего не осталось, кроме как развести руками – настолько невыносимой бывает иногда Деб. – Ты же обещал, черт тебя возьми!
Что‑то я не припоминаю никаких обещаний, в которые включался бы ночной звонок с пересказом кошмарного сна, однако из политических соображений об этом не стоило говорить, посему я оставил утверждение без комментариев.
– Извини, Деб, – сказал я. – Я просто не мог подумать, что из этого что‑нибудь получится. Просто… предчувствие, что ли…
Естественно, у меня и в мыслях не было попытаться объяснять это через парапсихологию, даже такому близкому человеку, как Деб. Да мне этого и не хотелось. В голову пришло совсем другое.
– Ты мне лучше помоги. Что мне сказать, если они решат спросить, зачем это я катался там на машине в четыре утра?
– А Ла Гэрта уже опрашивала тебя?
– Всесторонне и исчерпывающе. Меня даже передернуло.
На лице Деб появилось раздраженное выражение.
– И она не поинтересовалась. Не вопрос – утверждение.
– Убежден, что у детектива Ла Гэрты много забот, – сказал я, умолчав о том, что часть этих забот, очевидно, касается меня. – Но рано или поздно кто‑то поинтересуется. – Я посмотрел туда, где она возглавляла операцию. – Возможно, это будет сержант Доукс, – добавил я не без страха.
Она кивнула.
– Он порядочный коп. Ему бы только чуть поменьше спеси.
– Спесь – это, может быть, единственное, что у него есть, – возразил я. – Но по какой‑то причине он меня не любит. И спросит о чем угодно, если решит, что этим загонит меня в угол.
– Тогда скажи ему правду, – сказала Дебора с невозмутимым видом. – Но сначала скажи ее мне.
И она снова ткнула меня в то же место.
– Пожалуйста, Дебора, ты же знаешь, какая у меня нежная кожа.
– Не знаю, – ответила она. – Но чувствую, что начинаю узнавать.
– Такое больше не повторится, – пообещал я. – Это было просто какое‑то ночное вдохновение, Дебора. Что бы я тебе сказал, если бы позвонил, а дело обернулось бы ничем?
– Но оно не обернулось ничем. Как раз наоборот! Еще тычок.
– Я правда не был уверен, что так случится. И я бы чувствовал себя последним придурком, если бы втянул тебя.
– А теперь представь, как бы я себя чувствовала, если бы он убил тебя.
Вот так сюрприз. Мне трудно даже начать представлять, что бы она почувствовала. Сожаление? Разочарование? Гнев? Боюсь, все эти штуки выше меня. И я просто повторил:
– Прости меня, Деб. – А потом, как неунывающая Полианна,[17]которая в любом деле находит светлые стороны, добавил: – Но по крайней мере там был рефрижератор.
Она моргнула.
– Там был грузовик?
– Ох, Деб, они тебе не рассказали?
Тычок.
– Черт возьми, Декстер! – зашипела она. – Так что же грузовик?
– Был грузовик, – произнес я, несколько сконфуженный ее настолько эмоционально обнаженной реакцией, и, конечно же, тем фактом, что столь симпатичная женщина выбивает из меня все это дерьмо. – Он сидел за рулем фургона‑рефрижератора. Когда бросил мне голову.
Дебора схватила меня за руки и уставилась прямо в глаза.
– Иди ты… – наконец смогла сказать она.
– Как скажешь.
– Господи Иисусе… – произнесла Дебора, глядя в пространство и, очевидно, видя свое повышение по службе, проплывающее где‑то у меня над головой.
Она скорее всего собиралась продолжить, если бы в этот момент Эйнджел – не родственник – не подал голос, перебивший гул, висящий над Ареной.
– Детектив? – крикнул он, вертя головой в поисках Л а Гэрты.
Голос звучал странно, словно в беспамятстве, как вскрик полузадушенного человека, не привыкшего громко говорить на людях. В помещении сразу же стало тихо. В интонации были одновременно и шок, и триумф: я нашел что‑то важное, но – о Господи!
Все глаза повернулись в сторону Эйнджела, а он показывал вниз, на сидящего на корточках лысого мужчину, который медленно и осторожно что‑то вынимал из верхнего пакета.
Мужчина наконец вытащил эту штуку из пакета, неловко держа, уронил, и она покатилась по льду. Он потянулся за ней, поскользнулся и поехал по льду вслед за поблескивающей штуковиной, пока их обоих не прибило к борту. Трясущейся рукой Эйнджел дотянутся до нее, схватил и поднял, чтобы всем нам было видно.
Внезапно воцарившаяся в помещении тишина была благоговейной, захватывающей и прекрасной, как всеподавляющий взрыв аплодисментов после того, как с гениального произведения сняли покрывало.
Это было зеркало заднего вида с грузовика.
Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 9 | | | Глава 11 |