Больше всего он боялся, что не найдет домика, или тот окажется сгоревшим, разрушенным. Поэтому, когда слева показалась крытая тесом крыша, Максим облегченно вздохнул.

Дом оказался целым. Выбравшись на берег, Максим первым делом разулся, вылил воду из сапог. Подумав, вытащил из лодки рюкзак и переоделся в сухую одежду, обул кроссовки. И лишь после этого прошел к дому.

Это был обычный бревенчатый домик, довольно старый, крыша уже местами позеленела от мха. Замка нет, проушины засова связаны куском проволоки. Размотав ее, Максим открыл дверь и осторожно вошел внутрь.

Почти треть комнаты занимали большие нары – человек на пять, не меньше. Ближе к стене лежал свернутый матрац. Стол у окна, пара лавок. Металлическая печурка. На стенах полки с кастрюлями и тарелками. В правом дальнем углу большой ящик, сбитый из толстых плах.

Ящик оказался заперт на замок, однако ключ висел рядом на гвоздике. Открыв замок, Максим приподнял крышку.

В ящике находились продукты. Мука, крупы, лапша, консервы. Запас выглядел более чем солидно. Вспомнив наставления Игоря, Максим вытащил из ящика часть продуктов, добрался до задней стенки. Подковырнув ножом нижнюю заднюю доску, оторвал ее, за ней обнаружилась ниша. В ней лежал длинный, обернутый мешковиной, сверток. Достав его, Максим развязал тесемки, развернул мешковину.

Как и обещал Игорь, в свертке оказалось ружье, одностволка шестнадцатого калибра. Пошарив в нише, Максим отыскал патронташ с патронами, несколько банок с порохом, мешочки с дробью и картечью, коробочку с капсюлями.

Проверив ружье, Максим переломил его, сунул в патронник патрон. Закрыв ружье, вздохнул – так как-то спокойнее…

Ружье он повесил на стену. Еще раз оглядев свое новое жилище, вышел наружу – разгружать лодку.

Самым странным для Максима стало ощущение свалившейся на него свободы, отсутствия необходимости что-то делать, о чем-то заботиться. Да, здесь тоже отыскались свои занятия, но это было совсем другое. Раньше над Максимом постоянно висел груз каких-то дел – сначала это была учеба, потом работа. То одно, то другое, бесконечная череда забот и проблем, все это требовало к себе внимания, отнимало силы и время. Заботы не исчезли даже после того, как Максим сошелся с хакерами – скорее наоборот, их стало еще больше. Потеря привычного уклада жизни, опасность попасть в лапы к легионерам, организация своего бизнеса… Потом делал оранжерею, плюс постоянные магические практики – картография, созерцание, остановка внутреннего диалога. Ежедневные физические тренировки. От всего этого нельзя было так просто отмахнуться, нельзя было выкинуть из своей жизни.

И вот теперь выяснилось, что прежняя суета ушла. Не она ушла – он сбежал от нее. Пусть на время, но сбежал. Впервые Максим получил возможность самому распоряжаться своим временем, выбирать, что ему делать, а что нет. И если делать, то как и когда. Эта речка, этот лес, эта затерянная лесная избушка принадлежали совсем другому миру. Окружавшая Максима тишина была такой глубокой, что ее не нарушали ни редкие крики птиц, ни журчание реки. Первые дни эта тишина просто подавляла, привыкший к вечному шуму города Максим испытывал настоящий сенсорный голод. Он даже пел песни, кричал, однако все его старания не могли даже всколыхнуть владевший этим миром покой.

В течение первой недели Максим осмотрел ближайшие окрестности своих новых владений. Далеко не заходил, боясь заблудиться. С собой всегда брал ружье – на всякий случай.

Километрах в трех от избушки Максим обнаружил еще одну реку, не слишком широкую, но глубокую. В одном месте у высокой скалы находился большой омут. Увидев его, Максим сразу подумал, что здесь можно рыбачить – и тут же понял, что это место уже кто-то облюбовал до него. Сначала насторожился, и лишь чуть позже понял, что рыбачили здесь бывшие обитатели его избушки.

Рыбалка здесь и в самом деле оказалась отменной. В сарае рядом с избушкой отыскались две старые бамбуковые удочки, леску и крючки Максим привез с собой. Червей накопать не удалось, пришлось ловить на тесто. Сначала клевало очень плохо, Максим поймал лишь пару плотвичек. Потом, догадавшись, разрезал одну плотвичку на маленькие кусочки и попытался ловить на них. И сразу все изменилось, буквально через минуту Максим вытянул великолепного хариуса. Развернув его спинной плавник, залюбовался – до того красивой была эта рыбка…

С тех пор он ходил на рыбалку едва ли не через день. Это помогало экономить продукты, да и просто было интересно. Окружавший Максима покой постепенно проникал и в его сознание, Максим все чаще вспоминал разговор с Игорем о единении с природой и понимал, насколько тот был прав. Здесь, в глухом таежном краю, Максим был частью окружавшей его природы. Точнее, пытался ею быть, стремился к этому. Глядя на реку, на пламенеющий закат, на величаво скользящих в небе орлов, Максим заново учился любить этот мир, учился видеть его красоту. Слова Игоря о скорлупе, в которой он жил, уже не казались ему метафорой.

Первые недели Максим просто отдыхал. Отдыхал от всего, даже от магии. Здесь, в этом мире покоя, все было иначе. Если раньше Максим мучительно пытался разобраться в тонкостях магических построений, то здесь знание приходило само. Оно просто возникало в сознании, расставляя все на свои места. Так было и с «занятиями магией» – Максим неожиданно понял, что нет смысла насиловать себя жестким распорядком, нет смысла заставлять себя что-то делать. Не хочешь созерцать – не созерцай, дай себе передышку. Надоели ежедневные тренировки – отдохни. Подожди, пока тело само попросит нагрузки. Периоды покоя столь же важны, как и периоды активности.

Осознание этой простой истины принесло Максиму массу приятных минут. Распорядок исчез, развалился, Максим делал что хотел и когда хотел. Мог несколько дней подряд усердно пилить дрова старенькой бензопилой, а мог просто лежать на траве, глядя в бездонное голубое небо. Порой ему вдруг хотелось бежать, и он с упоением бежал вдоль реки, прыгая по камням и петляя между деревьями. Потом пришло время, когда Максим снова вернулся к созерцанию – не потому, что это было нужно, ему просто этого захотелось. Он созерцал воду, созерцал лес и склоны холмов. Созерцал камни. Максим буквально пропитывался тишиной и покоем, порой ему приходилось сознательно восстанавливать внутренний диалог – установившаяся в уме тишина просто пугала, временами Максим даже испытывал тошноту и головокружение. Но вскоре он привык к этой внутренней тишине, она стала доставлять ему удовольствие. Тишина не означала полного отключения мыслей – скорее, не думать было просто приятнее, чем думать. Это ощущение Максиму уже было знакомо по цепочкам Пасьянса Медичи. Но теперь тишина пришла сама.

Прошло больше двух месяцев, когда Максим впервые ощутил скуку. Он давно излазил вдоль и поперек все окрестности, заготовленные им дрова уже не вмещались под навесом. Рыбалка постепенно потеряла свою прелесть, став просто способом добывания пропитания. Максим даже испугался, почувствовав, что волшебство это места постепенно исчезает. Все чаще и чаще в его сознании стали проскальзывать мысли о доме. И еще страх – Максим все острее понимал, что ему придется жить в этой избушке еще очень долго. Сейчас конец июля – значит, впереди еще весь август, вся осень и вся зима. Да и почти вся весна… Месяцев десять – это очень долгий срок.

Максим как мог гнал эти мысли. Придумывал себе новые занятия – подремонтировал избушку, соорудил из найденных пустых бутылок и банок замысловатый музыкальный инструмент. Потом налег на физические тренировки – тренировался до пота, до изнеможения. Ежедневные пробежки по лесу стали для него столь же необходимыми, как еда или воздух. Не забывал и о магических практиках, но покоя в душе так и не наступило. Все чаще Максим задумывался о том, правильно ли сделал, связав свою жизнь с хакерами и не было ли это самой большой ошибкой в его жизни. Благодаря им он потерял привычный уклад жизни, благодаря им теперь сидит в этой убогой лесной избушке. Да, мир хакеров полон тайн, с ними интересно. Но стоит ли оно того? И не лучше ли было бы просто спокойно жить – так, как живут все?

Это была одна сторона медали. Однако рядом всегда вырисовывалась и другая. Максим думал о том, как много узнал за последнее время, думал о мире сновидений. Наконец, думал об Оксане. Ведь если бы не хакеры, он бы ее никогда не встретил…

Больше всего Максима удивляло то, с какой легкостью меняется его взгляд на вещи. Еще минуту назад он мог радоваться тому, что с ним произошло. А теперь его снова грызла тоска, ему хотелось сесть в лодку и отправиться в путь. Сто двадцать километров вниз по реке, потом бросить лодку, около тридцати километров пешком – и он выйдет к людям. Тогда все кончится… Проходило несколько минут, и Максим опять ужасался своим мыслям – как он мог подумать о таком?

Подобный разброд мыслей привел к удивительному результату: Максим перестал доверять себе. Он окончательно убедился в том, что наши желания, мысли, эмоции определяются исключительно положением точки сборки. Смещается она, меняется и осознание. А значит, и взгляд на вещи. Лучший способ думать – это не думать вообще, именно так говорил учитель Кастанеды. Теперь Максим волей неволей был вынужден с этим согласиться.

Весь конец августа и первую половину сентября лили дожди, потом по утрам стало подмораживать. Чувствовалось приближение зимы, Максим воспринимал это с невольным страхом. Да, дров ему должно хватить, но ведь и морозы здесь нешуточные…

В начале октября земля покрылась снегом, Максим почти перестал выходить из дома. Он понимал, что тепло придет теперь месяцев через пять, не раньше, но воспринимал это уже без особых эмоций. Медленно, очень постепенно в его душе устанавливался покой. Он не был вызван каким-то логическими рассуждениями, этот покой просто был. Максиму казалось, что он даже начал улавливать какое-то различие между разными видами покоя. Так, когда он только приплыл сюда, его поразила владевшая этим миром тишина. Она буквально поглотила его, навязала ему свое безмолвие. Но то была тишина места. Нынешняя тишина была другой, она принадлежала… другим измерениям? Максим не мог ответить на этот вопрос, но чувствовал, что эта тишина другая. Ее не могло нарушить ничто – ни треск поленьев в печи, ни завывание ветра за покрытыми морозными узорами стеклами. Эта тишина просто пришла – и осталась…

Новый год Максим встречал целых четыре раза. Первый раз по своему местному времени, потом по новосибирскому. Знал, что в эти минуты в Кленовске поднимают бокалы. Третий раз встретил Новый год по московскому времени, вместе с ростовчанами. Наконец, четвертый раз отметил праздник по времени киевскому. Очень жалел, что не мог позвонить родителям, что не додумался хоть письмо написать и оставить его Оксане – пусть бы бросила в почтовый ящик перед Новым годом. Увы, умные мысли всегда приходят слишком поздно…

Наступление Нового года он отмечал вином из голубики – собственного приготовления, собирал ее осенью специально для этого случая. Даже немного гордился этим вином, жалел, что некого им угостить.

Родителей он все-таки поздравил, отыскав в сновидении. Это оказалось нелегко, но Максим справился. Не знал, вспомнят ли они эту встречу, но это было уже не столь важно. Больше никого не искал, помня запрет Бориса. Теперь этот запрет уже не казался глупым или жестоким – Максим чувствовал, как много ему дали эти месяцы одиночества. Он стал другим человеком, его взгляд на многие вещи кардинально изменился. В сознании прочно воцарился покой, Максим чувствовал, что стал гораздо ближе к окружающему его миру. Та скорлупа, о которой говорил Игорь, если и не рассыпалась окончательно, то наверняка стала очень тонкой.

В начале февраля Максим прекратил практику созерцания, это произошло после памятного дня него происшествия. Был поздний вечер, Максим созерцал кусочек сахара, положенный на стоящую вертикально ружейную гильзу, все шло очень хорошо. Но в какой-то момент произошло то, что Максима по-настоящему напугало – он вдруг ощутил, что снаружи избушки кто-то есть. Это было ощущение тела – Максим вскочил, сорвал со стены ружье. Потом замер, прислушиваясь к происходящему снаружи.

Дата добавления: 2015-10-02