Во время переправы через бурную реку Сарса произошла катастрофа: спутники Гуру и его семья были отнесены течением в разных направлениях. Мата Джит Каур, Мата Сахиб Каур и две их служанки, Бхаи Мани Сингх, Дхана Сингх и Джавахар Сингх все оказались в одной группе. Джавахар Сингх, житель Дели, отвез всю группу туда и устроил в своем доме. Престарелая мать Гуру и два его младших сына пошли с брахманом Гангу в его деревню Сахери, находившуюся близ Моринды. Гангу двадцать один год проработал у Гуру на кухне. Мать Гуру, Мата Гуджри, несла сумку с деньгами. Увидев у нее деньги, Гангу не смог преодолеть соблазна, забыв, что столько лет ел хлеб и соль Гуру. Когда Мата Гуджри задремала, он стащил деньги и стал кричать: “Воры! Воры!”, — чтобы создать впечатление, что это воры унесли деньги. Матаджи вступила с ним в спор, утверждая, что не видела, чтобы кто-либо еще входил в дом. Гангу пытался защищаться, говоря, что его обвиняют лишь за то, что он дал приют бездомным и поставленным вне закона. Вместо того, чтобы признать свою вину, он велел родным Гуру покинуть его дом. В конце концов Гангу сдал их в Моринде местному полицейскому чину, который, в свою очередь, отвез их к Вазир Хану, наместнику Сирхинда. Родных Гуру заключили в башню.
На следующее утро обоих мальчиков, Зоравар Сингха и Фатех Сингха, привели ко двору наместника. Вазир Хан понимал, что если дети станут мусульманами, это послужит прославлению его религии — ислама. Поэтому он сказал им, что если они примут ислам, им будет подарено поместье, их женят на принцессах, они будут счастливы и возвеличены императором. Девятилетний Зоравар Сингх на это ответил: “Наш дедушка, Гуру Тегх Бахадур, лишился головы, но не оставил своей религии. Он завещал нам следовать его примеру. Лучше мы отдадим свои жизни ради спасения веры сикхов, и тогда Бог отомстит тюркам.” Он продолжал: “О наместник, мне не надо твоей религии, и я не оставлю своей. Жертвовать жизнью, а не верой стало традицией нашей семьи. Зачем ты пытаешься ввести нас в соблазн, взывая к мирскому тщеславию? Мы не собъемся с истинного пути ради ложных благ, которые ты обещаешь.”
Вазир Хан не смог стерпеть такой дерзкой речи и пришел в ярость. Он решил, что детей следует предать смерти. Министр-индус Суча Нанд поддержал Вазир Хана в этой мысли, утверждая, что вызывающие речи детей ничем не обоснованы. Он разжигал гнев Вазир Хана, доказывая, что когда дети вырастут, они пойдут по стопам отца и будут разить своих врагов. И потому нужно вовремя задушить этот выводок кобры. Но тут заговорил наваб Шер Мухаммад Хан из Малер Котлы: “О наместник, эти дети еще пьют молоко младенчества. Они слишком малы, чтобы принимать какие бы то ни было предложения, и не различают еще, где добро, а где зло. Священный Коран не разрешает убивать невинных и беспомощных детей. Поэтому будь милостив и освободи их.” Вопреки сказанному, кази заявили, что священный закон предоставляет неверным выбор между принятием ислама и смертью.
Согласно преданию, для того, чтобы вынудить детей к принятию ислама, на следующий день их заставили пройти через очень низкую дверь в помещение, где лежал раскрытый Коран. Идея заключалась в следующем: когда дети пройдут через эту дверь, наклонив при этом головы, им скажут, что они уже склонились перед священным Кораном и тем самым перед исламом. Когда же дети увидели эту ловушку, семилетний сахибзаде Фатех Сингх протиснулся в маленький проем вперед ногами, а не головой. Повернуться ногами к Корану означало страшное оскорбление ислама. Вазир Хан так и не смог заставить подчиниться девятилетнего и семилетнего сыновей Гуру Гобинд Сингха. Когда все попытки обратить детей в ислам оказались неудачными, он приказал замуровать их в стену живыми. Камень за камнем возводили стену на их нежных телах, пока она не дошла до плеч сахибзаде Фатех Сингха. Подошел со своим мечом палач и спросил, чью голову отрубить первой. Сахибзаде Фатех Сингх сказал: “Послушай, о палач! Раз стена дошла до моих плеч, отруби сначала мою голову.” Сахибзаде Зоравар Сингх возразил: “Нет, ты не можешь отрубить его голову раньше моей, потому что я старше и, значит, имею право первенства. Отруби сначала мою голову.” Слушая столь странный спор, все собравшиеся придворные Вазир Хана замерли в изумлении. Маленькие дети смеялись над ангелом смерти. Хронист сообщает, что первым был обезглавлен сахибзаде Фатех Сингх. Потому и место это называется в память о погибших детях Фатехгарх Сахиб. Когда известие о смерти детей дошло до Мата Гуджри, ожидавшей их в башне, она скоропостижно умерла на месте. Все эти чудовищные события произошли тринадцатого числа месяца Пох 1762 Самбата (27 декабря 1705 года). Богатый сикх по имени Тодар Мал подверг кремации[59] тела матери Гуру и ее внуков. Их память увековечена гурдварой.
Когда Нура Махи рассказывал эту горестную историю, Рай Калла и другие слушатели рыдали, обливаясь слезами от горя. Гуру был невозмутим и оставался таким же спокойным, как всегда. После того как Махи закончил свое скорбное повествование, Гуру возблагодарил Бога за славную кончину своих сыновей, ушедших победителями. Он обратился к Всемогущему: “О Боже, Ты даровал мне отца, мать и четверых сыновей. Все они были Твоим кредитом мне. Сегодня я доволен и счастлив, что полностью возвращаю Тебе свой долг.” Слушая рассказ Махи, Гуру выкорчевывал куст. Потом он проговорил: “Как я с корнями выкапываю этот куст, так будут искоренены и тюрки.”[60] Еще Гуру сказал: “Нет, мои сыновья не умерли. Они возвратились в свой Вечный Дом. Это Сирхинд умрет.”[61]
Гуру прибыл в Хехар, где провел два дня у Маханта Кирпал Даса, героя битвы при Бхангани. Следующая остановка была сделана в Ламма Джатпуре. Здесь Гуру расстался с сопровождавшим его Раи Калла. Понимая, что местность вокруг Раи Кота — неподходящее место для сражений с врагом, Гуру направился со своими сикхами к Джунгле Деш, земле Браров. Он прошел через деревни Мануке, Мехдиана Чаккар, Такхатпур и Мадхен и достиг Дины, находившейся в округе Фирозпур.
В Дине преданный сикх по имени Рама подарил Гуру отличного коня. Гуру взял его себе, а свою прежнюю лошадь отдал Бхаи Дайя Сингху. Вскоре о прибытии Гуру стало известно местным жителям, и они начали объединяться вокруг него. Среди влиятельных людей, с которыми Гуру встретился в Дине, были Шамира, Лакхмира и Такхат Мал, внуки Джодха Раи, оказавшего материальную поддержку Гуру Хар Гобинду во время сражения при Гурусаре. К нему пришли также внуки Бхаи Руп Чанда — Парам Сингх и Дхарам Сингх. До ушей наместника Сирхинда дошло, что Шамира и его братья поддерживают Гуру. Он написал Шамире по этому поводу письмо с приказанием арестовать и сдать ему Гуру. Шамира ответил, что он всего лишь помогает своему священнослужителю, который просто приехал навестить своих сикхов и никому не причиняет вреда. Однако он испугался, что наместник пошлет свои войска и схватит Гуру, и потому послал своего лазутчика собрать информацию о передвижениях войск наместника.
Гуру оставался в Дине несколько дней. Именно здесь он написал свое знаменитое персидское послание к императору Аурангзебу — “Зафарнаме”. [62] Это блестящий ответ на письма, содержащие приглашения, которые Гуру получил от императора. Послание характеризует величие Гуру: каждая его строка полна дерзких истин и праведного гнева. Он написал императору, что не верит его торжественным обещаниям, данным именем Бога, и клятвам на Коране; что остается фактом нарушение им (императором) своих священных клятв при каждом удобном случае; что император показал себя лжецом, нечестивцем и изменником. Гуру писал: “...Пусть четверо моих сыновей убиты, я остаюсь позади, как свернувшаяся в клубок змея. Какая доблесть — погасить несколько огней жизни? Ты лишь сильнее разжигаешь яростное пламя... Подобно тому, как ты забыл в тот день свое обещание, Бог забудет о тебе. Бог даст тебе вкусить плода творимых тобой злодеяний... Ты гордишься своей империей, тогда как я горд царством Бессмертного Бога... Когда человек в дружбе с Богом, что может сделать ему враг, пусть даже стократно умноживший свои силы? Если даже враг во сто крат усилит свою враждебность, он не может повредить ни волоса на моей голове, пока Бог остается моим другом.”
Письмо было передано императору через Бхаи Дайя Сингха и Дхарам Сингха. Они доставили его к нему в Даккан. Письмо пробудило дремавшую совесть императора и вызвало у него чувство истинного раскаяния. Оно оказало на него такое чудотворное воздействие, что он стал чахнуть и вскоре слег. Когда смерть уже держала Аурангзеба за руку, он продиктовал следующее письмо к своему сыну, в котором выражал сокрушение по поводу прожитой жизни:
“... Все, что бы я ни содеял, добро или зло, я несу как груз на своей голове к Великому Незримому... Для меня совершенно темна судьба, которая меня ожидает. Единственное, что я знаю, — это то, что я совершил чудовищные грехи. Кто скажет, какое суровое наказание уготовано мне...”
Во время остановки в Дине Гуру посетил несколько соседних деревень. Вскоре он узнал, что его местонахождение стало известно наместнику Сирхинда. Гуру встревожился и стал искать подходящее место, где ему было бы удобнее встретить врага. Он покинул Дину и побывал во многих местах, таких, как Бандер, Баргарх, Байхбал, Сараван и т.п. В Сараване Гуру и его воины немного поупражнялись в стрельбе из лука. Далее Гуру побывал в Джайто, Котла Малук Дас, Ламбхавали и приехал в Кот Капура. Понимая, что вражеская погоня уже слишком близко, Гуру попросил старосту Капуры, брара Джата, позволить ему на несколько дней воспользоваться его фортом. Опасаясь гнева Моголов, тот отказал ему в просьбе. Из Кот Капуры Гуру поехал в Дхилван Содхиан, где его очень тепло и сердечно встретил один из его родственников. По преданию, здесь Гуру посетил один из потомков Притхи Чанда, по имени Каул, и преподнес ему в подарок одеяние. Гуру снял свою голубую накидку, которую носил с тех пор, как уехал из Мачхивары, и, разорвав ее в клочья, бросил в огонь. Исторические слова, которые, как говорят, он произнес в этот момент, незабываемы:
“Я разорвал голубые одежды, которые носил; так господство тюрков и патханов близится к концу.”
Староста Капуры, раскаиваясь в своем неблагородном поступке, приехал навестить Гуру и попросил у него прощения, которое и получил. Он дал ему хорошего проводника, старосту Ханы, и с ним Гуру пошел на запад, по направлению к Дхаб Кхидране. Путь его пролегал через Рамину, Маллан, Гаури Сангхар и Каони.
Между тем вокруг Гуру объединилось множество последователей. Сорок сикхов, покинувших его в Анандпуре и подписавших отречение, осмеяли жены, которые не позволили им войти в собственные дома. Они вернулись назад и влились в маленькую армию Гуру. Одна отважная женщина, Маи Бхаго, привела их на помощь Гуру вместе с большим отрядом других сикхов из Маджхи. Гуру занял позицию на песчаном холме близ Кхидраны в округе Фирозпур. Войска Моголов надвигались на его лагерь, но не успели они атаковать Гуру, как были вынуждены вступить в схватку с отрядом, которым командовали Маи Бхаго и Джатхедар Махан Сингх. Закипел ожесточенный бой. Они были разбиты, но успели показать свое мужество как самые стойкие воины, каких только встречал за свою жизнь опытный командир могольской армии. Гуру с высоты своей позиции — примерно с расстояния двух миль от поля боя — пускал смертоносные стрелы в мусульман, которые не видели, откуда на них обрушивается смерть. Поскольку водоем в Кхидране пересох, воины мусульманской армии очень страдали от нехватки питьевой воды, и Вазир Хан решил повернуть войска назад, так и не нанеся удара по основным силам Хальсы во главе с Гуру Гобинд Сингхом. Гуру остался победителем.
После отхода армии мусульман Гуру решил осмотреть поле боя и обошел его, обмывая лица убитых и раненых и вознося хвалу их непревзойденному мужеству. Он обнаружил, что сорок сикхов, подписавших отречение в Анандпуре вместе со своим предводителем Махан Сингхом, все за исключением последнего, геройски сражаясь, погибли. Махан Сингх был еще жив, но в предсмертной агонии. Гуру повелел ему открыть глаза и сказал: “Махан Сингх, проси все, что пожелаешь, от империи до спасения.” Открыв глаза, Махан Сингх обрадовался, что видит Гуру, и ответил: “О истинный царь! Мы — грешники, потому что отреклись от тебя во времена нужды в Анандпуре. Врата Небес закрыты для тех из нас, кто ушел прежде меня. О Владыка, даруй нам свою милость и не принимай во внимание это отречение.” Летопись повествует, что милосердный Учитель достал текст отречения, который все это время носил при себе, и разорвал его в знак прощения и примирения. Махан Сингх увидел это своими глазами, и затем его счастливая, прощенная и освобожденная душа отлетела. Души сорока сикхов также были освобождены. Их называют Сорок Мукте — спасенных или освобожденных — и поминают в ежедневной молитве. С тех пор Кхидрана называется Мукатсар, или озеро спасения. Потом Гуру нашел Маи Бхаго, бывшую вдохновительницей сорока сикхов. Небольшая помощь вернула ее к жизни, и она получила благословение Учителя.
Из Мукатсара Гуру поехал дальше, посетив Рупану, Бхандер, Гурусар, Тхехри Бамбиху, Рохилу, Джангиану и Бхаи ка Кот. Затем он побывал в Сахиб Чанде и Чатиане. Там брары*, сражавшиеся за него, потребовали выплатить им плату, угрожая не пустить его дальше. По милости Бога случилось так, что один сикх из соседних мест как раз в это время принес достаточную сумму денег, и Гуру смог полностью заплатить свой долг. Однако староста браров по имени Дана испытывал крайнюю неловкость из-за вызывающего поведения своих людей и отказался принять долю платы, причитавшуюся лично ему. Дана пригласил Гуру посетить его родное селение Мехма Сваи. Прибыв туда, Гуру устроил свой лагерь в месте, которое ныне называется Лакхисар. Живя там, он совершал выезды в другие близлежащие селения. По приглашению старосты Даллы Гуру решил поехать дальше в Талванди Сабо. Его путь проходил через Гхатиану, Кот Сахиб Чанд, Кот Бхаи, Гиддарбаху, Рахилу, Джангирану, Бамбиху, Баджак, Калджхирани, Джасси Багвали, Пакка Калан и Чак Хира Сингх. Наконец он достиг Талванди Сабо, которое ныне называется Дамдама Сахиб, или Такхат Дамдама Сахиб. Это место Гуру так понравилось, что он решил устроить здесь свою постоянную резиденцию и прожил в Талванди Сабо девять месяцев и девять дней.
Дата добавления: 2015-10-24; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| ПЯТАЯ БИТВА ПРИ АНАНДПУРЕ | | | Что из того, если твои четверо сыновей ушли? |