Укрощение строптивой

Катарина, старшая дочь богатого падуанского дворянина Баптисты, обладала таким необузданным нравом и пылким темпераментом, так громогласно бранилась, что в Падуе ее называли не иначе как Катарина Строптивая. Трудно, даже невозможно было вообразить, найдется ли когда‑нибудь дворянин, который отважится жениться на этой девушке. Баптиста отклонил много блестящих предложений кроткой сестре Катарины Бьянке, отделываясь от ее поклонников под тем предлогом, что, дескать, как только он сбудет с рук старшую дочь, они смогут свободно добиваться юной Бьянки. За это его сильно осуждали.

Однако случилось так, что дворянин по имени Петруччио прибыл в Падую специально, чтобы найти себе жену. Вовсе не обескураженный молвой о нраве Катарины и прослышав о ее богатстве и красоте, он решил жениться на этой знаменитой мегере и, усмирив, сделать ее кроткой и покорной женой. В самом деле, для этого геркулесова труда Петруччио годился больше всех: остроумный человек с характером таким же сильным, как у Катарины, шутник и весельчак, он к тому же был благоразумен и рассудителен и прекрасно умел изобразить вспыльчивость и неистовство, в глубине души оставаясь совершенно спокойным. Он мог весело посмеяться над собственной притворной яростью, поскольку на самом деле у него был беззаботный и легкий характер. Когда он стал мужем Катарины, его буйство было напускным, так как Петруччио с удивительной проницательностью догадался, что это единственный способ одолеть вспыльчивость неистовой Катарины.

Итак, Петруччио отправился ухаживать за Катариной Строптивой. Первым делом он попросил у ее отца Баптисты разрешения посвататься к его кроткой дочери и сказал лукаво, что, услышав о ее застенчивости, скромности и любезном обхождении, прибыл из Вероны в надежде снискать ее любовь. Отец мечтал выдать Катарину замуж, но вынужден был признаться, что её характер не слишком соответствует лестным словам Петруччио; и тут же стало ясно, какого рода ее кротость, ибо в комнату влетел учитель музыки и пожаловался на свою ученицу Катарину, которая разбила ему голову лютней за то, что он осмелился найти ее игру небезупречной. Услышав это, Петруччио воскликну: «Отличная девчонка; она мне еще больше полюбилась! Ах, перекинуться бы с ней словечком!» И, поторапливая старика с согласием, сказал: «Синьор Баптиста, это дело неотложное, я не могу каждый день являться со сватовством. Вы знаете моего отца; он умер и оставил мне в наследство все свои земли и богатства. Так скажите, какое приданое вы дадите, если я добьюсь любви вашей дочери?» Баптиста подумал, что для влюбленного он, пожалуй, слишком нахрапист, но, радуясь возможности наконец-то выдать Катарину замуж, обещал двадцать тысяч крон в приданое, а по смерти - половину своих владений. Итак, этот странный брак был делом решенным и Баптиста отправился известить строптивую дочь о том, что просят ее руки, и прислать ее выслушать сватовство Петруччио.

Тем временем Петруччио обдумывал, каким образом ему ухаживать за Катариной; он говорил себе: «Она придет - примусь решительно за дело. Если начнет ругаться - скажу, что она поет слаще соловья, нахмурится - скажу, что смотрит ясно, как роза, окропленная росой. Ни слова не промолвит - буду восхищаться ее красноречием. Велит уйти - начну благодарить, как будто просит погостить неделю». Тут величаво вошла Катарина и Петруччио для начала обратился к ней так: «День добрый, Кэт! Так вас зовут, слыхал я». Катарине не понравилось фамильярное приветствие, и она презрительно ответила: «Все, кто говорит со мной, называют меня Катариной». «Вы лжете,- возразил влюбленный,- Зовут вас просто Кэт, то милой Кэт, а то строптивой Кэт; но, Кэт, вы прелестнейшая Кэт во всем христианском мире, и потому, Кэт, услыхав, как повсюду превозносят твою кротость, я здесь, чтобы просить твоей руки».

Странное это было ухаживание! Она громко и сердито доказывала ему, насколько справедливо получила прозвище Строптивой, а он вовсю нахваливал ее любезность и вежливость, пока наконец, услышав, что идет ее отец, не сказал (намереваясь как можно скорее завершить сватовство): «Милая Катарина, оставим эту болтовню: отец согласился отдать тебя мне в жены, в приданом мы сошлись, и хочешь ты или нет я на тебе женюсь».

Вошел Баптиста, и Петруччио сказал, что Катарина приняла его ласково и обещала в воскресенье обвенчаться. Катарина стала это отрицать Петруччио попросил Баптисту не обращать внимания на ее сердитые слова: якобы они условились, что для вида Катарина будет притворяться, но наедине с ним она оказалась очень нежной влюбленной, и он сказал ей: «Дай руку, Кэт; я еду в Венецию купить тебе наряды к свадьбе. Готовьте пир, отец, гостей зовите. Я привезу кольца, украшения, богатые наряды, чтобы моя Катарина была хороша. Целуй же меня, Кэт, ведь в воскресенье мы поженимся».

В воскресенье собрались гости, но Петруччио пришлось долго дожидаться, и Катарина плакала с досады при мысли, что он просто посмеялся над ней. В конце концов Петруччио появился, но он не привез ничего из обещанных Катарине свадебных нарядов, да и сам оделся не как жених: платье его было в таком беспорядке, будто он решил превратить в забаву серьезное дело. И его слуга, и даже лошади, на которых они приехали, тоже были убраны самым неподходящим и фантастическим образом.

Заставить Петруччио переодеться не удалось; он сказал, что Катарина венчается с ним, а не с его платьем. Спорить с ним было бесполезно, и они направились в церковь. Петруччио вел себя все так же дико: едва священник спросил, готов ли он взять в жены Катарину, Петруччио стал так отчаянно божиться, что священник от изумления уронил требник, а когда наклонился за ним, полоумный жених дал ему пинка, и поп свалился наземь вместе с книгой. И все время, пока шло венчание, Петруччио так топал ногами и ругался, что отважная Катарина дрожала и тряслась от страха. По завершении обряда, но еще в церкви, он потребовал вина, гаркнул заздравный тост и выплеснул опивки со дна стакана в лицо пономарю, объяснив свой странный поступок тем, что, дескать, жидкая бороденка пономаря как будто сама просила этих опивков. Такой дикой свадьбы доселе не бывало; но Петруччио лишь прикидывался неистовым, чтобы тем больше преуспеть в выполнении своего замысла - укротить строптивую жену.

Баптиста приготовил роскошный свадебный пир, но, когда они вернулись из церкви, Петруччио, крепко держа Катарину, объявил о своем намерении немедленно увезти жену домой, и ни возражения тестя, ни ругань разъяренной Катарины не могли заставить его передумать. Он заявил о праве мужа распоряжаться женой, как ему вздумается, и увлек Катарину прочь; вид у него был настолько дерзкий и решительный, что никто не осмелился остановить его.

Петруччио посадил жену на жалкую клячу, тощую и заморенную, которую выбрал специально для этого. И сам он, и его слуга взгромоздились на таких же кляч; и они отправились в путь по разбитой и грязной дороге; и каждый раз, когда лошадь Катарины спотыкалась, он обрушивался с бранью на бедное заезженное животное, едва передвигавшее ноги, как будто был самым вспыльчивым человеком на свете.

Наконец, после утомительного путешествия, во время которого Катарина только и слышала, как Петруччио орет на слугу и на лошадей, они прибыли в его дом. Петруччио ласково пригласил ее войти, сказал, что отныне это ее дом, но про себя решил: сегодня ночью она не получит ни отдыха, ни пищи. Накрыли столы, подали ужин, но Петруччио, в каждом блюде притворно находя какой-нибудь изъян, расшвырял мясо по полу и приказал слугам убрать его; все это он делал, по его словам, из любви к Катарине: не может же она есть плохо приготовленное мясо. А когда Катарина, усталая и голодная, пошла спать без ужина, Петруччио нашел, что и постель нехороша, и разбросал подушки и простыни по комнате. Пришлось Катарине спать в кресле, но стоило ей задремать, как ее тотчас будил громовой голос мужа, яростно бранившего слуг за плохо приготовленное для его жены брачное ложе.

На другой день Петруччио продолжал вести себя в том же духе; он говорил Катарине ласковые слова, но за завтраком опять стал находить недостатки во всем, что ей подавали, и сбросил завтрак на пол точно так же, как ужин; и Катарине, надменной Катарине, пришлось просить слуг потихоньку принести ей что-нибудь поесть; они же, наученные Петруччио, отвечали, что не смеют ничего ей дать без ведома хозяина. «Ах,- сказала она,- неужели он женился, чтобы морить меня голодом? Нищим у дверей моего отца дают еду. Но я, которой никогда еще не приходилось о чем-нибудь просить, умираю от голода, смертельно уверить вас, синьор, сейчас два часа, и мы не попадем туда даже к ужину». Но Петруччио намеревался подчинить ее настолько, чтобы она соглашалась с каждым его словом, а уж потом везти к отцу; поэтому он заявил, что не двинется с места, если сейчас не то время дня, какое ему угодно,- будто он властелин солнца и может повелевать временем! «Ведь ты все время мне противоречишь,- добавил он,- чтоб ни сказал или ни сделал я. Сегодня я не поеду, а когда поеду, часы покажут, сколько я сказал». И Катарине еще день пришлось упражняться в повиновении, и до тех пор, пока она не привела свой гордый дух к столь совершенному покорству, что не смела вспомнить самое слово «противоречить», Петруччио не позволил ей поехать к отцу. Даже на пути туда она подверглась опасности возвращения, осмелясь намекнуть, что светит солнце, когда он заявил, будто в полдень ярко светит луна. «Клянусь я сыном матери родной,- сказал Петруччио,- короче говоря, самим собою, светить мне будет то, что я сказал,- луна, звезды,- иначе не поеду». И он сделал вид, будто возвращается; но Катарина, больше уже не Катарина Строптивая, а послушная жена, сказала: «Прошу, поедем, раз уж мы так далеко отъехали, и пусть это будет солнце, или луна, или что вам угодно, а назовете свечкою, клянусь, что это тем же будет для меня». Он решил это проверить и повторил: «Я говорю, луна». «Луна, конечно»,- ответила Катарина. «Ты лжешь, это благодатное солнце»,- сказал Петруччио. «Ну, значит, это благодатное солнце,- ответила Катарина.- А скажете: не солнце,- значит, нет. Как вы ни назовете - так и есть, и так всегда будет для Катарины». Только тогда они продолжили путь. По дороге им по встречался старик, и, чтобы еще раз испытать, надолго ли эта покорность, Петруччио обратился к нему, как к женщине: «Доброе утро, благородная синьора». Потом он спросил Катарину, видала ли она когда-нибудь такую хорошенькую женщину, стал нахваливать румянец и белизну щек старика, уподобил его глаза ярким звездам, снова обратился к нему: «Еще раз добрый день, прелестная девица! - и сказал жене:- Милая Кэт, обними молодую красотку». Окончательно побежденная Катарина сразу согласилась с мужем и заговорила со стариком в том же духе: «Привет прекрасной, нежной, юной деве! Куда идешь ты, где ты обитаешь? Счастливы родители, у которых такое прелестное дитя». «Опомнись, Кэт,- сказал Петруччио.- В своем ли ты уме? Ведь это же мужчина, старый и сморщенный, дряхлый и иссохший, а вовсе не девица, как ты говоришь». На это Катарина ответила: «Простите, достойный старец; солнце ослепило мои глаза, мне все, на что я ни взгляну, кажется зеленым. Теперь я вижу: вы — почтенный отец; надеюсь, вы простите мне досадную ошибку». «Простите ее; добрый дедушка,- сказал Петруччио,- и скажите нам, куда вы держите путь. Мы будем рады составить вам компанию, если нам по пути». Старик ответил: «Прекрасный синьор, и вы, веселая синьора, ваши странные приветствия ошеломили меня. Меня зовут Винченцио, я направляюсь проведать сына, который живет в Падуе. Оказалось, что это отец Люченцио, молодого дворянина, который собирался жениться на младшей дочери Баптисты. Петруччио очень обрадовал старика, сказав, как выгодно женится его сын; они весело продолжали путь вместе и наконец прибыли в дом Баптисты, где собралось большое общество на свадьбу Бьянки и Люченцио: сбыв Катарину, Баптиста охотно согласился выдать замуж Бьянку.

Когда они вошли, Баптиста пригласил их на свадебный пир, где была еще одна пара новобрачных.

Люченцио, муж Бьянки, и Гортензио, другой новобрачный, не удержались от добродушных шуток и намеков на строптивость жены Петруччио; эти влюбленные женихи не могли нарадоваться на мягкий нрав своих избранниц и смеялись над менее удачным выбором Петруччио. Петруччио не обращал внимания на их шутки. Дамы после обеда удалились; тогда уже и сам Баптиста стал над ним смеяться вместе со всеми. Когда Петруччио заявил, что его жена окажется послушнее их жен, отец Катарины сказал: «Увы, как мне ни жаль, сынок Петруччио, твоя жена строптивей, чем у всех». «А я говорю - нет,- ответил Петруччио, - и в подтверждение, что это правда, пусть каждый из нас пошлет за своей женой, и тот, чья жена окажется самой послушной и придет по первому же зову, получит заклад, который мы поставим». Двое других мужей охотно согласились, так-как были совершенно уверены, что их кроткие жены окажутся послушнее упрямицы Катарины. Они предложили ставку в двадцать крон, но Петруччио весело ответил, что поставил бы столько на ястреба или на гончую, а на жену раз в двадцать надо больше. Люченцио и Гортензио подняли ставку до сотни крон, и Люченцио первым послал слугу за Бьянкой. Но слуга вернулся и сказал: «Синьор, хозяйка говорит, что занята и прийти не может». «Как,- переспросил Петруччио,- она говорит, что занята и прийти не может? Разве так должна ответить жена?» Тогда они опять стали смеяться над ним: дай бог, чтоб Катарина не ответила похуже. Настала очередь Гортензио послать за женой. Он сказал слуге: «Ступай и попроси мою жену прийти ко мне». «Ах, вот как! Попроси! - вскричал Петруччио.- Ну, отказать она не сможет». «Я боюсь,- ответил Гортензио,- что вашу упросить вам не удастся». Но вежливый муж был тут же несколько озадачен тем, что слуга вернулся без госпожи. «A где моя жен!!?» - спросил он. «Синьор,- ответил слуга,- хозяйка говорит, что вам шутить угодно, и поэтому она не придет. Она велит вам к ней идти». «Еще не легче! - воскликнул Петруччио и послал слугу за Катариной:- Эй, скажи своей хозяйке, что я велел ей прийти». Компания едва успела подумать, что строптивица не послушается приказа, как Баптиста в полнейшем изумлении воскликнул: «Клянусь пресвятой девой, сюда идет Катарина!» Она вошла и смиренно спросила Петруччио: «Синьор, меня вы звали? Что угодно?». А где твоя сестра и жена Гортензио? - спросил он. Катарина ответила: «Болтают там в гостиной, у камина». «Тащи-ка их сюда!» - сказал Петруччио. И Катарина молча вышла, чтобы выполнить приказание мужа. «Коль чудеса бывают - это чудо!» - сказал Люченцио. «Да, чудо,- сказал Гортензио.- Только что оно сулит?» «Оно сулит мир,- ответил Петруччио,и любовь, и покой, и справедливое верховенство - ну, словом, то, что называют счастьем». Отец Катарины, видя в дочери такую перемену, сказал вне себя от радости: - «Будь счастлив, сынок Петруччио! Ты выиграл заклад, а я добавлю к ее приданому еще двадцать тысяч крон. Другая дочь - приданое другое, ведь она совсем переменилась». «Ну,сказал Петруччио,- я свой заклад еще верней возьму и покажу, какой она стала добродетельной и послушной». Когда Катарина вошла с двумя другими дамами, он продолжал: «Вот ваших дерзких жен ведет она, в плен взяв их женской силой убежденья. Катарина, шляпка не идет тебе; скинь эту гадость, брось ее под ноги». Катарина тут же сняла шляпку и бросила на пол. «Господи! - воскликнула жена Гортензио. Дай бог мне в жизни горестей не знать, пока такой же дурой я не стану!» И Бьянка тоже сказала: «Фи, что за глупость называть это своим долгом!» Муж Бьянки не выдержал: «Вот бы и вам вести себя так глупо! А то на вашем мудром поведенье я сотню крон сегодня потерял», «Так ты ведешь себя еще глупее,- ответила Бьянка,- когда ставишь деньги на мою покорность». «Катарина,- сказал Петруччио,-объясни этим женщинам, чем они обязаны своим мужьям и повелителям». И, к удивлению присутствующих, исправившаяся строптивица так же красноречиво стала восхвалять долг женщины - повиновенье мужу, как только что безоговорочно демонстрировала его, с готовностью подчиняясь воле Петруччио. И Катарина стала знаменита в Падуе уже не как Катарина Строптивая, а как Катарина - самая послушная и покорная жена.

Дата добавления: 2015-10-24