Опять синяя ворона 2 страница

Витька снова подумал, что эта Анука девчонка совсем не плохая, даже, можно сказать, хорошая. А если бы ее подучить немного, то и совсем была бы что надо.

— Ты не бойся, — сказал он. — Днем хищные звери не ходят. Днем хищные звери спят. А какую-нибудь паршивую антилопу, так ее ведь можно в два счета...

Когда они ушли, Витька принялся слоняться по пещере туда-сюда. Он поддавал ногой мелкие камушки и блестящие белые кости. Скоро ему это надоело. «Что, я век буду тут сидеть?»

Выскочил Витька наружу. Поначалу он видел все вокруг смутно и неприязненно. Мамонты шли в высокой траве, темно-бурые, словно горы парной земли. «Приручить бы этих скотов: умные твари, сильные...» Вдали проскакали лошади низкорослые и косматые. «А этих-то обязательно. Вокруг пещеры вал насыпной, частокол от врагов. Со временем избы построим. Поля, конечно. Пшеницу!..» Возникали в Витькиной голове картины великих преобразований. И посередине новой счастливой жизни, на центральной площади возле Дома культуры увидел он статую в школьной форме на лихом коне.

— Да, — сказал Витька ответственным голосом. — Многое предстоит сделать. — И он направился обратно в пещеру, так как переполненная его душа искала общения.

Раненый Тур стонал. Выгибался.

— В груди у Тура зима, — хрипел он.

— Кофею бы или бы чаю. Вам согреться нужно. Горячего выпить. Почему они не развели костер? — спросил Витька.

— Что такое костер?

— Ну, огонь, чтобы чай вскипятить. Костерчик.

— Тур не понял всего. Тур понял, что Я говорит об огне, будто огонь младший брат Я. — Последние слова Тур произнес едва слышным, затухающим голосом.

— Никак умер?.. Анука! Анука! Тых! Где вы? — Витька выбежал из пещеры.

— Ану-ука-а!!! Ану-ука-а!!!

Мамонты, проходившие мимо, повернули головы. Глаза у них были голубые и тихие. Они подняли хоботы и затрубили. Заревели в кустах зеленые носороги с розовыми глазами. Закричали зебры и антилопы. Заверещали обезьяны на ветках.

В этом шуме и гаме услышал Витька скрипучий голос позади себя:

— Ты чего это панику поднимаешь?

На иссохшей кривой сосне сидела ворона — синяя.

— А-а, — сказал Витька. — Вот ты где, старая карга. Ты что наделала? Я куда просился? А ты меня куда загнала? Колдуй обратно.

— Я вас в первый раз вижу, — сказала ворона. — Вы, дорогой, что-то путаете.

— Ничего не путаю. Колдуй обратно, не то я тебя камнем...

— Крах, — сказала ворона. — Крум, крам, крупе... Та ворона была другая. Она еще не родилась. Она еще через пятьсот тысяч лет родится. Вы подождите. — Она поднялась с ветки, потянула на тяжелых крыльях к лесу, но воротилась вдруг и, кружась над Витькиной головой, сказала: — Мне представлялось, что в будущем люди будут вежливыми. Для людей очень важно стать вежливыми... Крах, крах! — И уселась на ветку. — Почему это я должна улетать? У меня дело. Я сейчас на огонь колдую. Тепло людям нужно. Без тепла люди — звери.

Витьку словно электрический ток ударил. Он бросился обратно в пещеру.

— Кремень нужно и еще другой, какой-то шпат. Нам же Костя вожатый показывал. Еще мху нужно сухого. — Витька набрал мху в расщелинах, наломал смоляных можжевеловых веток, надергал сухой травы и принялся кружить по пещере. Он поднимал камень за камнем, ударял ими друг о друга и отбрасывал.

— У них же кремневые наконечники!

Витька поднял тяжелое копье Тура.

Зазубренный клиновидный осколок маслянисто поблескивал.

И кто бы подумал, что этот паршивый камень положит начало цивилизации? Витькой овладело волнение — лоб вспотел, даже уши вспотели.

— Сейчас, сейчас... — Сыромятные ремни поддавались с трудом. Витька перебивал их попавшимся под руку камнем. Сколько открытий сделано так вот — случайным ударом. Он стукнул камнем по наконечнику. Посыпались искры.

— Ура! — сказал Витька. Еще раз ударил камнем по наконечнику, снова посыпались искры.

— Огонь, — услышал он сдавленный шепот. — Я спрятал огонь в эти камни? — Раненый Тур пытался подняться. В глазах его чернел ужас. — Огонь бросается с неба. Огонь не боится мамонтов и носорогов. Огонь не боится пещерных львов...

— А чего ему бояться. — Витька ухмыльнулся великодушно. — И вы не бойтесь. Привыкнете. Все дикари так огонь добывали. Примитивно. — Он протянул камни Туру.

— Холодные, — прошептал Тур. — Как огонь туда влез?

— Никуда огонь не влезал. И нет там огня. От удара искры летят.

— Я говорит непонятно. Тур сам видел огонь.

Витька отобрал у него камни, ударил ими друг о друга. Тур отпрянул.

— Не бойсь, — Витька пошлепал воина по плечу, — сейчас мы костерчик запалим. — Ударил раз, ударил два. Искры сыпались из камней фейерверком, но мох не загорался.

— У Сереги со второго раза вспыхивало. — Витька ударил еще раз, еще раз пятнадцать. Наконец маленький красный жучок слабо зашевелился в траве. Витька принялся на него дуть легонько. Жучок превратился в змейку, свернулся в клубок и прянул. Трава занялась, затрещала.

— Это будет вроде бы подвиг открытия, — сказал Витька, обмякнув от самодовольства.

Раненый Тур, превозмогая боль, с искаженным от страха лицом уползал за камень. Витька схватил его за ногу.

— Ты куда?

— Огонь, — шептал Тур. — Огонь пожирает все на своем пути. — И он пополз дальше.

— А еще лучший воин!

— Против огня бессильны лучшие воины.

Витька тянул Тура за ногу.

— Стой! Замри!.. Не то превращу в головешку! И не вздумай убегать. Турка ла му... — Витька утер пот со лба. Подбросил в огонь хворосту.

Тур еще больше съежился. Лицо его, суровое, узловатое, как сплетенье корней, сейчас было растерянным и беспомощным. Когда огонь разгорелся по-настоящему, когда наполнил пещеру теплом, Тур сказал:

— Огонь не движется. Я приручил огонь. Я великий воин.

— А как же иначе. — Витька плечи расправил, принял подобающую случаю позу. — Кое-что проходили. — Витька прыгнул через огонь, подставил теплу грудь и живот. — Не боись, не боись, — говорил он. — Подползай.

Придерживая рану, Тур поклонился Витьке, потом бросил в огонь веточку. Радость вспыхнула на его лице.

— Огонь не трогает Тура. Огонь берет пищу из рук... Старики говорят, кому удастся приручить огонь, тот покорит все соседние племена. — Вдруг лицо его потускнело, словно покрылось ржавчиной. — Но однажды огонь выскочит и пожрет победителей. Люди исчезнут, звери исчезнут. Только гады в болотах останутся жить да рыба в глубокой воде... — Тур устал, он дышал тяжело и все опускался к земле.

В пещеру вошли Тых и Анука. Тых нес на плече косулю, Анука тащила большую связку плодов и кореньев. Увидев костер, Тых выронил свою ношу. Анука спряталась за него.

— Пусть Я выбросит огненные камни, — говорил Тур. — Будет большая война. Тур знает...

— Темнота! Огонь — начало цивилизации. Огонь будет согревать людей. Я научу вас варить пищу и обжигать горшки, — развалясь и посвистывая, объяснял ему Витька.

— А сколько будет смертей?

Витькина поза стала менее уверенной.

— Потому что друг другу не верят, — сказал он вдруг решительно и угрюмо.

Оправившись от первого потрясения, Тых и Анука приблизились, но все же остались стоять на почтительном от костра расстоянии.

— Привет! — сказал Витька. — Пока вы охотились, я тут вон чего сделал. — И он простер над костром руку.

Тых поклонился.

— Я великий воин. — Он положил перед Витькой косулю. — Пусть Я возьмет себе лучшую часть.

Анука протянула Витьке плоды и коренья.

Витька взял их великодушно.

— Ну что — сердце рыси, ноги оленя. Человеки тоже кое-что умеют. — Витька выхватил из костра головешку. Анука взвизгнула, бросилась на землю.

— То-то, — сказал Витька. — Проси прощения.

— Анука обидела Я. Анука больше не будет, — сказала Анука смиренным голосом.

Витька швырнул головешку в костер.

— И не воображай. Подумаешь, убила раненого леопарда. Он, может быть, сам издох.

Анука осторожно бросила в огонь веточку. Тых завистливо чмокнул.

— Дети быстрее привыкают к новому, — сказал он и, пересилив в себе что-то этакое, тоже принялся бросать ветки в костер. Он выбирал ветки поменьше и, когда бросал, всякий раз отскакивал и пыхтел. Витька навалил поверх огня хворосту. Костер загудел. Витька посмотрел на Ануку грустно и снисходительно, как, наверно, волшебник смотрит на фокусников.

«Я их вроде уже люблю, — подумал Витька. — Вот ведь дикари, а тоже славные ребятишки». Картины прогресса прорисовывались в его воображении с такой дивной силой, что на миг Витька задохся.

— Я, если захочу, я вам порох придумаю.

Анука смеялась. Махала над головой факелом.

— Анука научится зажигать костры! — кричала она.

Тых тоже взял головешку.

— Огонь не трогает Тыха! Тых держит в руках огонь? — вопил он.

Тых и Анука раскачивались, стоя на коленях. Так, раскачиваясь, они встали на ноги и пошли плясать вокруг костра, выкрикивая гортанные звуки.

— Пусть Я уничтожит огонь, — повторил раненый Тур. Его голос был слаб. Голос его был неслышен.

Наконец Тых и Анука отплясали свое. Швырнули ветки в костер. Отдышавшись немного, Тых разрубил каменным топором тушу, Анука схватила кусок пожирнее. По ее рукам текла кровь. Анука вгрызлась в грудинку до самых ушей, как в ломоть арбуза. Витька сморщился.

— Дикари. Зачем же я огонь разводил? — Тыховым топором Витька нарубил мелких кусочков помягче, наткнул их на ветку и принялся на костре жарить. По пещере пошел вкусный запах.

— Что делает Я? — Ноздри у Ануки раздулись. Она вдыхала запах и жмурилась.

— Мясо жарю... Соли бы еще. Знаешь, что такое соль?

— Белые прозрачные камни, которые люди любят лизать.

— Вот и давай мне соль. Только давай не облизанную.

Анука сунула руку за пазуху, вытащила матовый соляной кристалл. Подала Витьке. Тых тоже вытащил соль.

И когда мясо поджарилось и даже по рваным краям слегка подгорело, Витька понюхал его блаженно. Снял кусочек. Обжигая пальцы и дуя на них, побросал с руки на руку, чтобы остыло. Посыпал солью и запихал в рот.

— Вкуснотища!

Анука медленно, сдерживая нетерпение и не отводя глаз от Витькиного рта, начала приплясывать и колыхаться. Пещеру заполнил негромкий урчащий звук, это Анука запела голосом живота, почуявшего наслаждение.

Витька снял еще кусочек, остудил немного, посыпал солью и протянул Туру.

— Попробуйте... — Другой кусок Витька подал Тыху и лишь последний Ануке, как самой младшей.

Наверно, с минуту в пещере слышались изумленные вздохи.

— Еще не то будет, — говорил Витька, выпячивая грудь. — Котлет нажарим. Горшки научитесь обжигать. Металл плавить. Варенье варить...

Тых давно уже проглотил мясо. Но все еще не мог прийти в себя от восторга. Он облизывал пальцы, ловил ноздрями слабеющий запах. Потом вдруг вскочил, насадил на копье целый окорок — сунул его в огонь. От костра пошел густой запах кухни.

— Я вас еще злаки выращивать научу. Заводы построим. Будете трудиться все, как один. Труд сделал человека!

Анука повесила на Витьку свое ожерелье. Простерла руки кверху.

— Анука поняла: человеки — верхние люди!

Витька уселся на камень повыше.

— А что, если разобраться, то человеки, конечно, верхние люди.

Тур и Тых распростерлись внизу, задрожали почтительно.

— Расскажи, как живут человеки? Человеки всегда едят мясо с огня?

— Всегда. И котлеты жарят... Бабушка как нажарит котлет — по всему дому запах. Даже соседи слюнки пускают...

Встанешь утром — зарядку сделаешь, умоешься в ванной, зубы, конечно, почистишь, а на столе уже блины со сметаной, а хочешь — с вареньем. В школу придешь, поучишься, поучишься, а на большой перемене — в буфет. Из школы придешь — щей кислых, погуляешь, в футбол постукаешь — и снова — ужин. Я на ужин котлеты люблю, я вообще котлеты предпочитаю.

— У верхних людей в каждой пещере огонь, — сказала Анука.

— Ну да, электрический.

— Анука глядит в небо по вечерам и видит, как верхние люди зажигают огни в своих пещерах. Наверно, готовят котлеты. А вокруг большого ночного огня, наверно, сидят и беседуют после удачной охоты.

— Очень похоже. — Витька кивнул. — И еще ездят друг к другу в гости. Сядут в автобус и поедут. Или ходят в кино и в театр.

— Анука хотела бы попасть к верхним людям.

Витька захохотал.

— Ишь ты. Для этого помереть нужно — короче, пройти эволюцию.

— Анука помрет! — Анука вскочила, схватила копье и наставила его прямо себе в сердце. — Анука хочет котлеты предпочитать!

Витька схватил ее за руки.

— Ты брось. Эволюция — это тебе не фунт изюма. Это процесс... Короче говоря — брось копье!

Тур и Тых стучали зубами от страха.

— Я великий воин! — вопили они. — Я научит людей обжигать горшки!

И никто не увидел, как в пещеру прокрался косматый лоснящийся парень в волчьей шкуре. Минуту пришелец с испугом смотрел на огонь, потом поднял дубину, норовя обрушить ее на Тыха.

— Тых, берегись! — крикнул Витька, он первый увидел пришельца.

Тых обернулся, ловко отпрянул от падающей на него дубины. Два неистово злобных тела, рыча, покатились по земле.

— Они задушат друг друга!

Анука выхватила из огня головешку, просунула ее между дерущимися. Тых и пришелец отпрянули друг от друга.

— Зачем пришел Глум? — спросила Анука.

— Вождь послал Глума искать Ануку. Вождь придет в ярость, когда узнает, что Анука сидит в пещере с людьми из чужого племени.

— Здесь Тур.

Только сейчас пришелец заметил Тура. Он подошел к нему, приложил почтительно руку к груди и вдруг закричал, вновь схватил оброненную дубину:

— Кто ранил Тура? — Он замахнулся, готовый кому-нибудь расколоть голову.

Тых поднял топор и опустил его медленно.

— Для воина радость убить врага, — сказал он. — Но сегодня Тых почему-то убивать не хочет.

Тур улыбался своим мыслям:

— Тур дрался с пещерным медведем. Тых помог Туру. Пусть Глум сядет к огню. Пусть попробует его тепла. Пусть попробует мясо, которое облизал огонь. Пусть будет мир в этой пещере.

Парень посмотрел на раненого темным непонимающим взглядом. Привыкший подчиняться, он сел к огню.

— Еще не было такого, чтобы хуп помог хапу. Может быть, в людях что-то испортилось?

Анука дала ему мяса с огня.

Они сидели все вместе и снова с восторженным изумлением жевали.

— Глум никогда не ел такого вкусного мяса. Кто научил Ануку есть мясо с огня?

Анука показала вверх, на Витьку.

— Я научил, — сказал Витька с подобающей случаю скромностью. — Я вас еще и не тому научу. Я еще научу вас щи варить.

Глум упал на колени, почтительно покрутил головой. Потом он долго смотрел в костер, то вытаскивал из огня недожаренный окорок, то горящую головню. Поразмыслив, он взвизгнул, схватил горящую головешку:

— Хапы будут владеть саванной! — и, гогоча, бросился вон.

— Так поступают шакалы, — завыл Тых. — Тых тоже возьмет огонь. — Он выхватил из костра головню. — Хупы будут владеть саванной!

Тур распростерся перед Витькой.

— Я видел? Будет большая война. Люди еще кровожадны и дики, люди еще не готовы владеть огнем.

«Опять за свое», — подумал Витька.

— Ерунда. Они не умеют сохранять огонь в пути. Эти головешки у них погаснут. Их нужно от ветра прятать.

Стоявшая в растерянности Анука выхватила из костра головешку.

— Анука быстра и бесстрашна. Анука сохранит огонь в пути. Хапы будут владеть саванной!

Костер зачах, развороченный.

— И у нее погаснет, — сказал Витька. — Весь костер расхватали.

Раненый Тур поднялся.

— Пусть Я уничтожит огонь. Пусть огонь не достанется никому.

— Что вам жалко, что ли? Пусть варят мясо, согреваются в стужу.

— Я не знает людей, хапы хотят быть сильнее хупов. Хупы хотят быть сильнее хапов. Люди никогда не признают, что они равны.

— Люди не могут жить без огня!

Тур взял копье, которое позабыла Анука.

— Пусть Я убьет огонь!

— Ни за что! Огонь нужен людям.

Тур замахнулся.

Витька расстегнул на груди рубаху.

— Ну, протыкай! Прометея тоже протыкали такие! — Витька думал, что погибать довольно обидно, никто и не узнает, как ты погиб, и не отметят в истории. Витька забормотал: — Каугли маугли турка ла му.

— Человеки воюют? — вдруг спросил Тур.

— Воюют! — крикнул Витька.

— Как же так? Разве человекам не хватает еды?

— Да протыкай ты! — крикнул Витька и еще быстрее забормотал: — Каугли маугли турка ла му...

В пещеру вошла Анука с черной головешкой.

— Огонь умер, — грустно сказала она. — Анука сохраняла огонь на груди. Но ветер унес его. — Она увидела Тура с занесенным копьем. — Тур хочет, чтобы Я ушел назад, к верхним людям?

Тур плюнул, опустил копье.

— Н-не п-проткнул, — пробормотал Витька. — З-зна-чит т-ты не прав...

В пещере загудело, завыло. Глум и Тых с черными головешками бросились к костру, который уже едва тлел. Они отнимали друг у друга огонь и кусались. Они затоптали костер совсем, а когда затоптали, уселись рядом и принялись выть от обиды. Они толкали друг друга локтями и выли.

— Глум, сын шакала, убил огонь.

— Тых, жалкая гиена, убил огонь.

Витька смеялся.

— Ой чудаки, — сипел он. — Да я вам сколько хочешь огня навышибаю.

Свет в пещере заколебался. Заслонив вход громадным телом, величественно вошел вождь хапов Гы.

— Где тут огонь? — спросил он.

Гы был страшен. В львиной шкуре, весь увешанный клыками диких зверей. Этих клыков было так много, что колени вождя слегка подгибались от тяжести.

— Гы спрашивает, где тут огонь? — повторил он голосом бури.

— Огонь умер, — клацая зубами и кланяясь, ответил ему Глум.

Анука хвастливо шепнула Витьке на ухо:

— Мой папаша.

— Кто приручил огонь? — спросил Гы голосом льва.

— Я, — сказал Витька.

Гы повернулся к нему, ударил себя в грудь, как в железную бочку.

— Я отдаст огонь хапам. — Гы подпрыгнул, издав воинственный клич. — Хапы будут владеть саванной.

Раненый Тур встал перед вождем.

— Огнем не должен владеть никто.

Гы подпрыгнул от удивления.

— Тур говорит, как враг.

— Огонь принесет беду. Тур не хочет, чтобы хапы и хупы убивали друг друга. Слишком много стало смертей на земле.

«Похоже, что он совершает подвиг», — тоскливо подумал Витька.

Гы схватил раненого за грудь.

— Тур обезумел. Огонь принесет победу! Тур видел, как этот серый Я добывает огонь?

— Тур видел. Тур знает эти камни. Но Тур не скажет! — Раненый воин повернулся к Витьке. — Пусть Я молчит тоже.

— Молчу, молчу, — сказал Витька.

Гы шагнул к нему, выпятив грудь. Но Тур снова встал на его пути.

— Гы не посмеет обидеть Я, иначе на землю спустятся верхние люди.

Гы зашипел от злобы. Вдруг он поднял дубину и замахнулся на Тура.

— Тур лучший воин хапов! — крикнул Глум.

— Тур был лучшим воином. Сейчас Тур — пища для гиен.

Тур защитил голову рукой, но удар был так силен, что он не устоял на ногах. Глум над ним наклонился.

— Тур ушел. Тур замолчал навсегда.

Вождь Гы осторожно приблизился к Витьке.

— Гы никого не боится, — сказал он, оглядываясь. — Если Я не скажет, Гы убьет Я, и дело с концом.

— Гы не имеет мозгов, — прошептал раненый Тур. — Если Гы убьет Я, Я уйдет к верхним людям и уже никогда не вернется, чтобы учить хапов.

— Молчи! — голос Гы как обвал. — Разговорчивая падаль! — Вождь метнул в Тура дубину.

— Все, — прошептал Витька. И вдруг бросился на вождя в комариной отваге: — Фашист ты паршивый! — и укусил его за ногу.

— Гы убил своего лучшего воина. Гы действительно не имеет мозгов, — сказал кто-то насмешливо.

В проходе стоял вождь хупов Крам. Из-за его спины выглядывал Тых. Крам огромный, как Гы. Клыками увешанный. Крам не в львиной, а в тигровой шкуре.

Он подошел к Витьке, уважительно поклонился.

— У хупов отличные мягкие шкуры. У хупов есть зубы волка, медведя и леопарда. Я сделает из этих зубов ожерелье. Я будет помогать вождю. Я станет получать лучшую долю охоты. — Он взял из рук Тыха шелковистую красную шкуру, накинул на Витьку и сцепил ее лапами, чтобы она не спадала. — Я будет кушать самое нежное мясо. Спать на ароматных травах.

Гы опомнился, взревел.

— Хапы получат огонь!

Вождь хупов Крам ловко отбил его дубину своей и опять улыбнулся Витьке.

— Надеюсь, Я видит, кто его друг?

— Крам говорит, как лиса. Все лисы трусы — все хупы трусы.

Палицы двух вождей скрестились с чудовищным треском.

— Пусть Глум приведет хапов!

— Пускай Тых приведет хупов!

Тых и Глум со всех ног бросились исполнять приказания вождей.

Вожди дрались. Их дубины сталкивались, как бревна, попавшие в водопад. Витька на них засмотрелся. На какое-то мгновение ему казалось, что он сидит в зале кинематографа, что рев и грохот низвергаются на него с экрана.

— Давай, давай! — закричал он. — Тресни его по кумполу!

И никто не видал, что Анука уже давно ползает на четвереньках в дальнем углу пещеры. Она поднимала камни и каменные осколки, и куски сталактитов.

— Анука видела, Я бросил камни сюда. Анука не знает, какие... — Среди осколков она нашла наконечник. — Может быть, про этот камень говорил Тур. Наконечник его копья. — Анука понюхала кремень, даже лизнула. — Холодный. — Попробовала откусить и, видимо, причинив себе боль, с силой ударила кремнем по лежащему у ее колен камню. Брызнули искры. Анука ойкнула. Потом опасливо подняла камень. — Тоже холодный... Почему из него вышли искры? — Она еще раз ударила по нему кремнем и закричала: — Анука нашла камни, которые выбросил Я! Люди научатся добыть огонь. Люди станут есть мясо с огня.

Дерущиеся остановились. Анука подняла камни, ударила ими друг о друга. Искры стрельнули ей в черные волосы.

— Люди научатся обжигать горшки!

И тотчас оба вождя бросились к девочке. Они опрокинули ее навзничь, навалились. Сквозь рычание послышался ее придушенный крик.

Витька бил вождей по плечам и по спинам, колотил их ногами, за волосы тянул, кусал и бодался. От вождей валил пар. Пахло серой, словно от паровозов. Витька кричал:

— Что вы делаете? Таких камней сколько угодно! Отпустите ее. Я найду вам другие камни. Остановитесь же, дураки-и!

Из груды шкур и горячих железных мускулов еще раз послышался затухающий крик Ануки.

Вожди отскочили друг от друга. В руке у каждого было по камню.

Анука лежала недвижная и прекрасная.

У Витьки засосало под ложечкой.

— Что вы наделали? Звери! Она же хотела, как лучше. Она ведь хотела для всех...

У входа в пещеру послышались голоса. Гы засмеялся, пошлепал себя по надутому великанскому животу.

— Хапы пришли.

Голоса стали громче.

— Хупы пришли. — Крам засмеялся тоже, ударил кулаком в свою великанскую жирноватую грудь.

— Хапы будут владеть саванной!

— Хупы будут владеть саванной!

Вожди больше не обращали внимания на Витьку, словно его и не существовало вовсе. И Витька снова почувствовал себя муравьем на асфальте.

Спеша и толкаясь, вожди побежали из пещеры наружу. Голоса возле пещеры как бы распались на два отдельных свирепых крика, это сошлись врукопашную две враждебных орды.

«Их бы из пожарного брандспойта», — подумал Витька. Он осторожно подошел к Ануке. Он еще на что-то надеялся и бормотал:

— Ну, Анука же. Ну, вставай. Чего ты умерла-то...

Он взял ее руки. Руки были теплыми, но Витька знал, что Ануки уже нет. Что все это нелепый кошмар, что он сейчас проснется и тогда исчезнет, уйдет из сердца ощущение вины. Витька укусил себя за руку.

— А-а-а-а-а-а-а-а! — протяжный крик раздвинул своды пещеры. Каменные сосульки подхватили его на высокой ноте.

Витька вскочил. Хромая, вбежал молодой парень — Глум. За ним с топором гнался Тых. Увидев распростертую на земле Ануку, Глум словно споткнулся. Остановился незащищенный. Встал на колени.

— Глум, берегись! — крикнул Витька. Но Глум не слышал его. Он гладил Анукины волосы. Он пытался чутким звериным ухом уловить ее дыхание.

Витькин крик услышал Тых — отшвырнул топор.

— Для воина радость убить врага... Но что-то случилось у Тыха в груди. Тых убивать не хочет...

Глум медленно поднялся с колен.

— Анука умерла, — сказал он с тоскливым недоумением. — Кому же Глум станет приносить ягоды и цветы саванны? — Его глаза остановились на Витьке. Витька весь сжался.

— Я убил Ануку, — сказал Глум.

— Ты что? — Витька попятился. — Зачем мне? Ее ваши убили, эти... гориллы.

— Я хочет взять Ануку с собой к верхним людям, — сказал Тых.

— А-а-а-а-ааа! — закричал Глум голосом одинокого дерева. — Глум без Ануки не может! Глум убьет Я. — Он схватил топор, лежащий возле Тыха. Замахнулся. И Витька понял, что это конец.

— Каугли маугли турка ла му...

Резко и сразу хлынула тьма. Она затопила пещеру. Она сверкала вихревыми огнями, и огни уносились куда-то вдаль. Глохли звуки. Только свист простой и естественный, словно ветер в печной трубе.

АНЕТТА

Огненные спирали охватывали Витьку со всех сторон. Когда они подходили близко, Витька втягивал голову в плечи и тем самым избегал опасных касаний.

Тьма поредела, стала зеленой и полупрозрачной. Тонкий свистящий луч рассек ее, и обнаружилась ясная сердцевина дня, с запахом пыли, травы и деревьев. С кудахтаньем кур, ржанием лошадей и острым клацанием боевой стали.

Витьку мягко тряхнуло. Накренило и выпрямило. По его позвоночнику прошла дрожь от толчка. Он увидел себя сидящим на широкой дубовой полке между кастрюль, котлов, а также медных начищенных сковородок.

Внизу дрались трое в широкополых шляпах с перьями, в ботфортах из бычьей кожи и в кружевах.

Сверкали шпаги, позванивали. Один в черном и один в зеленом наскакивали на одного в красном. А он смеялся.

— Ха-ха, — говорил, — ха-ха-ха! Англичанин и кардиналист — какой трогательный союз. Можно подумать, что герцог Ришелье не ведет сейчас войну с Англией. Право же, пустой желудок объединяет души лучше, чем Иисус Христос.

Те двое тоже что-то говорили и наскакивали, как петухи. А этот в красном, посмеиваясь и почесываясь от удовольствия, гонял их по всей комнате.

Все здесь стало Витьке понятно вмиг. Ни тебе дубин, ни каменных топоров — изящное стальное оружие и бесстрашное благородное сердце. Почесал Витька голову перепачканной доисторическим углем пятерней и улыбнулся во весь рот.

Драка разворачивалась стремительно. Красный загнал черного и зеленого в угол. Выбил у них шпаги из рун:

— Я вас проткну, как каплунов, одним ударом! — Он отступил немного, чтобы сделать свой смертельный выпад, но вдруг по ногам ему ударила тяжелая деревянная швабра. Красный упал.

— Ура! — закричали зеленый и черный. Подхватили шпаги и заспорили, кому из них выпала честь покончить с врагом. При этом они отталкивали друг друга локтями и обзывались:

— Вы, сударь, нахал.

— Ноу, вы есть, сударь, нахал.

Витька схватил медную сковороду, и так как зеленый оказался под самой полкой, то именно его Витька и грохнул по голове.

Медь загудела.

Зеленый вытаращил затуманенные болью глаза, зачем-то вложил шпагу в ножны и рухнул.

«Кто же тут кто?» — подумал Витька, но тотчас все прояснилось.

Красный уже стоял на ногах и кричал:

— Меня, королевского мушкетера, шваброй! Кто посмел?!

Черный отступил к окну.

Мушкетер догнал его, завалил на подоконник и вытянул по тому самому месту, которое, как ни странно, за все отвечает.

— Это неблагородно! — закричал черный. — Я гвардеец его преосвященства герцога де Ришелье. Меня нельзя пороть.

Витька на своей полке хрюкал от суетливого восторга.

Зеленый, англичанин, лежал, раскинув руки.

Мушкетер порол гвардейца шпагой.

— Я, сударь, на вас пожалуюсь, — кричал черный.

— Кому?

— Тому, кто бодрствует, когда король спит. Кто трудится, когда король забавляется.

— Это значит богу.

— Нет, сударь, это значит его преосвященству — кардиналу.

— Пожалуйста. Сколько угодно. Извольте показать ему мою расписку. — Мушкетер захохотал громогласно и уколол гвардейца шпагой в мягкое место. Тот завыл, дернулся и вывалился на улицу. Мушкетер повернулся к Витьке. Высокий, плечистый, немного жирноватый, с бледным лицом.

— Спасибо, мой юный друг. Я бы угостил вас вином отменным, но, видимо, оно еще не скоро придется вам по вкусу. — Он поправил белую крахмальную сорочку, привел в порядок брабантские кружева.

Витька свалился с полки, сияя от счастья и нетерпения, поправил красную шкуру махайродовую.

— Здрасте. Да я всю жизнь мечтал. Да я и так, без всякого вина. Позвольте познакомиться...

Мушкетер улыбнулся одними усами, протянул было руку Витьке, но тут же его лицо исказилось.

— Где эта ведьма?

— Мы здесь...

Витька увидел все остальное, чего не заметил, увлеченный дракой. В комнате стоял большой дубовый стол, очень крепкий. Вдоль стола — две скамьи, тоже дубовые. Был в комнате камин из дикого шершавого камня, во второй этаж вела деревянная лестница. Низкая проложенная железом дверь, оставленная нараспашку, открывала взгляду погреб. А на пороге погреба, будто в черной раме, стояли на коленях пожилая женщина и девчонка Витькиного возраста. Обе в чепчиках, обе в передниках, только на девчонке одежда почище и побогаче.

Дата добавления: 2015-10-24