Ю.Б.Гиппенрейтер

МЕТОД ИНТРОСПЕКЦИИ И ПРОБЛЕМА САМОНАБЛЮДЕНИЯ¹

В психологии сознания метод интроспекции (букв, «смотрения внутрь») был признан не только главным, но и единственным методом психологии.

В основе этого убеждения лежали следующие два бесспорных об­стоятельства.

Во-первых, фундаментальное свойство процессов сознания непосред­ственно открываться (репрезентироваться) субъекту. Во-вторых, «закры­тость» тех же процессов для внешнего наблюдателя. Сознания разных лю­дей сравнивались в то время с замкнутыми сферами, которые разделены пропастью. Никто не может перейти эту пропасть, никто не может непо­средственно пережить состояния моего сознания так, как я их переживаю. И я никогда не проникну в образы и переживания других людей. Я даже не могу установить, является ли красный цвет красным и для другого; возможно, что он называет тем же словом ощущение совершенно иного качества!

Я хочу подчеркнуть, казалось бы, кристальную ясность и строгость выводов психологии того времени относительно ее метода. Все рассуждение заключено в немногих коротких предложениях: предмет психологии — факты сознания; последние непосредственно открыты мне — и никому больше; следовательно, изучать их можно методом интроспекции — и ни­как иначе.

Однако простота и очевидность каждого из этих утверждений, как и всего вывода в целом, только кажущиеся. В действительности в них за­ключена одна из самых сложных и запутанных проблем психологии — проблема самонаблюдения.

Нам и предстоит разобраться в этой проблеме.

¹ Гиппенрейтер Ю.Б. Введение в общую психологию. М.: ЧеРо, 1988. С. 36—50.

106 Тема 2. Становление предмета психологии

Мне хотелось бы, чтобы на примере рассмотрения этой проблемы вы увидели, как много значат в науке критичность и одновременно гибкость подхода. Так, на первый взгляд очевидный тезис начинает расшатывать­ся от того, что к нему подходят с других точек зрения и находят незаме­ченные ранее оттенки, неточности и т.п.

Давайте же займемся более внимательно вопросом о том, что такое интроспекция, как она понималась и применялась в качестве метода пси­хологии на рубеже XIX—XX вв.

Идейным отцом метода интроспекции считается английский фило­соф Дж.Локк (1632—1704), хотя его основания содержались также в де­картовском тезисе о непосредственном постижении мыслей.

Дж. Локк считал, что существует два источника всех наших знаний: первый источник — это объекты внешнего мира, второй — деятельность собственного ума. На объекты внешнего мира мы направляем свои внеш­ние чувства и в результате получаем впечатления (или идеи) о внешних ве­щах. Деятельность же нашего ума, к которой Локк причислял мышление, сомнение, веру, рассуждения, познание, желания, познается с помощью особо­го, внутреннего, чувства — рефлексии. Рефлексия, по Локку, — это «наблю­дение, которому ум подвергает свою деятельность»¹.

Дж.Локк замечает, что рефлексия предполагает особое направление внимания на деятельность собственной души, а также достаточную зре­лость субъекта. У детей рефлексии почти нет, они заняты в основном по­знанием внешнего мира. Она может не развиться и у взрослого, если он не проявит склонности к размышлению над самим собой и не направит на свои внутренние процессы специального внимания.

«Ибо хотя она (т.е. деятельность души. — Ю.Г.) протекает постоян­но, но, подобно проносящимся призракам, не производит впечатления, дос­таточно глубокого, чтобы оставить в уме ясные, отличные друг от друга, прочные идеи»².

Итак, у Локка содержится, по крайней мере, два важных утверждения.

1. Существует возможность раздвоения, или «удвоения», психики. Ду­
шевная деятельность может протекать как бы на двух уровнях: процессы
первого уровня — восприятия, мысли, желания; процессы второго уровня —
наблюдение, или «созерцание» этих восприятий, мыслей, желаний.

2. Деятельность души первого уровня есть у каждого человека и да­
же у ребенка. Душевная деятельность второго уровня требует специаль­
ной организации. Это специальная деятельность. Без нее знание о душев­
ной жизни невозможно. Без нее впечатления о душевной жизни подобны
«проносящимся призракам», которые не оставляют в душе «ясные и проч­
ные идеи».

¹ Локк Дж. Опыт о человеческом разуме // Избр. филос. произведения. М., 1960. С. 129.

^гТам же. С. 131.

Гиппенрейтер /О. Б. Метод интроспекции... 107

Эти оба тезиса, а именно, возможность раздвоения сознания и необ­ходимость организации специальной деятельности для постижения внут­реннего опыта, были приняты на вооружение психологией сознания. Бы­ли сделаны следующие научно-практические выводы:

1. Психолог может проводить психологические исследования толь­
ко над самим собой. Если он хочет знать, что происходит с другим, то дол­
жен поставить себя в те же условия, пронаблюдать себя и по аналогии за­
ключить о содержании сознания другого человека.

2. Поскольку интроспекция не происходит сама собой, а требует осо­
бой деятельности, то в ней надо упражняться, и упражняться долго.

Когда вы будете читать современные статьи с описанием эксперимен­тов, то увидите, что в разделе «Методика», как правило, приводятся различ­ные сведения об испытуемых. Обычно указывается их пол, возраст, образо­вание. Иногда даются специальные, важные для данных экспериментов, сведения: например, о нормальной остроте зрения, умственной полноценно­сти и т.п.

В экспериментальных отчетах конца прошлого и начала нашего века также можно обнаружить раздел с характеристикой испытуемых. Но он выглядит совсем необычно. Например, читаешь, что одним испытуемым был профессор психологии с десятилетним интроспекционистским ста­жем; другой испытуемый был, правда, не профессор, а всего лишь ассистент-психолог, но также опытный интроспекционист, так как прошел 6-месячные курсы интроспекции, и т.п.

Психологи того времени отмечали важные дополнительные преиму­щества метода интроспекции.

Во-первых, считалось, что в сознании непосредственно отражается причинная связь психических явлений. Например, если я захотела под­нять руку и подняла ее, то причина действия мне непосредственно извест­на: она присутствует в сознании в форме решения поднять руку. В более сложном случае, если человек вызывает во мне сострадание и я стремлюсь ему всячески помочь, для меня очевидно, что мои действия имеют своей причиной чувство сострадания. Я не только переживаю это чувство, но знаю его связь с моими действиями.

Отсюда положение психологии считалось намного легче, чем поло­жение других наук, которые должны еще доискиваться до причинных связей.

Второе отмечавшееся достоинство: интроспекция поставляет психо­логические факты, так сказать, в чистом виде, без искажений. В этом отно­шении психология также выгодно отличается от других наук. Дело в том, что при познании внешнего мира наши органы чувств, вступая во взаимо­действие с внешними предметами, искажают их свойства. Например, за ощущениями света и звука стоят физические реальности — электромагнит­ные и воздушные волны, которые совершенно не похожи ни на цвет, ни на звук. И их еще надо как-то «очищать» от внесенных искажений.

108 Тема 2. Становление предмета психологии

В отличие от этого для психолога данные ощущения есть именно та действительность, которая его интересует. Любое чувство, которое испы­тывает человек независимо от его объективной обоснованности или при­чины, есть истинный психологический факт. Между содержаниями соз­нания и внутренним взором нет искажающей призмы!

«В сфере непосредственных данных сознания нет уже различия ме­жду объективным и субъективным, реальным и кажущимся, здесь все есть, как кажется, и даже именно потому, что оно кажется: ведь когда что-нибудь нам кажется, это и есть вполне реальный факт нашей внут­ренней душевной жизни»¹.

Итак, применение метода интроспекции подкреплялось еще сообра­жениями об особых преимуществах этого метода.

В психологии конца XIX в. начался грандиозный эксперимент по проверке возможностей метода интроспекции. Научные журналы того времени были наполнены статьями с интроспективными отчетами; в них психологи с большими подробностями описывали свои ощущения, состоя­ния, переживания, которые появлялись у них при предъявлении опреде­ленных раздражителей, при постановке тех или иных задач.

Надо сказать, что это не были описания фактов сознания в естествен­ных жизненных обстоятельствах, что само по себе могло бы представить ин­терес. Это были лабораторные опыты, которые проводились «в строго кон­тролируемых условиях», чтобы получить совпадение результатов у разных испытуемых. Испытуемым предъявлялись отдельные зрительные или слу­ховые раздражители, изображения предметов, слова, фразы; они должны бы­ли воспринимать их, сравнивать между собой, сообщать об ассоциациях, ко­торые у них возникали, и т.п.

Эксперименты наиболее строгих интроспекционистов (Э. Титчене-ра и его учеников) осложнялись еще двумя дополнительными требова­ниями.

Во-первых, интроспекция должна была направляться на выделение простейших элементов сознания, т.е. ощущений и элементарных чувств. (Дело в том, что метод интроспекции с самого начала соединился с атоми­стическим подходом в психологии, т.е. убеждением, что исследовать — значит разлагать сложные процессы на простейшие элементы.)

Во-вторых, испытуемые должны были избегать в своих ответах тер­минов, описывающих внешние объекты, а говорить только о своих ощуще­ниях, которые вызывались этими объектами, и о качествах этих ощущений. Например, испытуемый не мог сказать: «Мне было предъявлено большое, красное яблоко». А должен был сообщить примерно следующее: «Сначала я получил ощущение красного, и оно затмило все остальное; потом оно сме­нилось впечатлением круглого, одновременно с которым возникло легкое

¹ Лопатин Л.Н. Метод самонаблюдения в психологии // Вопросы философии и психологии. М., 1902. Кн. II (62). С. 1034.

Гиппенрейтер Ю.Б. Метод интроспекции... 109

щекотание в языке, по-видимому, след вкусового ощущения. Появилось также быстро преходящее мускульное ощущение в правой руке...»

Ответ в терминах внешних объектов был назван Э.Титченером «ошибкой стимула» — известный термин интроспективной психологии, отражающий ее атомистическую направленность на элементы сознания.

По мере расширения этого рода исследований стали обнаруживать­ся крупные проблемы и трудности.

Во-первых, становилась все более очевидной бессмысленность такой «экспериментальной психологии». По словам одного автора, в то время от психологии отвернулись все, кто не считал ее своей профессией.

Другим неприятным следствием были накапливающиеся противоре­чия в результатах. Результаты не совпадали не только у различных авто­ров, но даже иногда у одного и того же автора при работе с разными ис­пытуемыми.

Больше того, зашатались основы психологии — элементы сознания. Психологи стали находить такие содержания сознания, которые никак не могли быть разложены на отдельные ощущения или представлены в ви­де их суммы. Возьмите мелодию, говорили они, и перенесите ее в другую тональность; в ней изменится каждый звук, однако мелодия при этом со­хранится. Значит, не отдельные звуки определяют мелодию, не простая их совокупность, а какое-то особое качество, которое связано с отношениями между звуками. Это качество целостной структуры (нем. — «гештальта»), а не суммы элементов.

Далее, систематическое применение интроспекции стало обнаружи­вать нечувственные, или безббразные, элементы сознания. Среди них, на­пример, «чистые» движения мысли, без которых, как оказалось, невозмож­но достоверно описать процесс мышления.

Наконец, стали выявляться неосознаваемые причины некоторых яв­лений сознания (о них подробнее ниже).

Таким образом, вместо торжества науки, обладающей таким уни­кальным методом, в психологии стала назревать ситуация кризиса.

В чем же было дело? Дело было в том, что доводы, выдвигаемые в защиту метода интроспекции, не были строго проверены. Это были ут­верждения, которые казались верными лишь на первый взгляд.

В самом деле, начну с утверждения о возможности раздвоения соз­нания. Казалось бы, мы действительно можем что-то делать и одновре­менно следить за собой. Например, писать — и следить за почерком, чи­тать вслух — и следить за выразительностью чтения. Казалось бы, так — и в то же время не так или, по крайней мере, не совсем так!

Разве не менее известно, что наблюдение за ходом собственной дея­тельности мешает этой деятельности, а то и вовсе ее разрушает? Следя за почерком, мы можем потерять мысль; стараясь читать с выражением — перестать понимать текст.

Известно, насколько разрушающим образом действует рефлексия на протекание наших чувств: от нее они бледнеют, искажаются, а то и вовсе ис-

110 Тема 2. Становление предмета психологии

чезают. И напротив, насколько «отдача чувству» исключает возможность рефлексии!

В психологии специально исследовался вопрос о возможности од­новременного осуществления двух деятельностей. Было показано, что это возможно либо путем быстрых переходов от одной деятельности к другой, либо если одна из деятельностей относительно проста и проте­кает «автоматически». Например, можно вязать на спицах и смотреть телевизор, но вязание останавливается в наиболее захватывающих мес­тах; во время проигрывания гамм можно о чем-то думать, но это не­возможно при исполнении трудной пьесы.

Если применить все сказанное к интроспекции (а ведь она тоже вто­рая деятельность]), то придется признать, что ее возможности крайне огра­ничены. Интроспекцию настоящего, полнокровного акта сознания можно осуществить, только прервав его. Надо сказать, что интроспекционисты до­вольно быстро это поняли. Они отмечали, что приходится наблюдать не столько сам непосредственно текущий процесс, сколько его затухающий след. А чтобы следы памяти сохраняли возможно большую полноту, надо процесс дробить (актами интроспекции) на мелкие порции. Таким образом, интроспекция превращалась в «дробную» ретроспекцию.

Остановимся на следующем утверждении — якобы возможности с помощью интроспекции выявлять причинно-следственные связи в сфере сознания.

Пожалуй, примерами отдельных, так называемых произвольных, действий справедливость этого тезиса и ограничивается. Зато с каким количеством необъяснимых фактов собственного сознания мы встречаем­ся повседневно! Неожиданно всплывшее воспоминание или изменившее­ся настроение часто заставляют нас проводить настоящую исследователь­скую работу по отысканию их причин. Или возьмем процесс мышления: разве мы всегда знаем, какими путями пришла нам в голову та или иная мысль? История научных открытий и технических изобретений изобилу­ет описаниями внезапных озарений!

И вообще, если бы человек мог непосредственно усматривать при­чины психических процессов, то психология была бы совсем не нуж­на! Итак, тезис о непосредственной открытости причин на проверку ока­зывается неверен.

Наконец, рассмотрим мнение о том, что интроспекция поставляет сведения о фактах сознания в неискаженном виде. Что это не так, видно уже из сделанного выше замечания о вмешательстве интроспекции в ис­следуемый процесс. Даже когда человек дает отчет по памяти о только что пережитом опыте, он и тогда неизбежно его искажает, ибо направля­ет внимание только на определенные его стороны или моменты.

Именно это искажающее влияние внимания, особенно внимания на­блюдателя, который знает, что он ищет, настойчиво отмечалось критиками обсуждаемого метода. Интроспекционист, писали они не без иронии, нахо-

Гиппенрейтер /О. б. Метод интроспекции... 111

дит в фактах сознания только те элементы, которые соответствуют его тео­рии. Если это теория чувственных элементов, он находит ощущения, если безобразных элементов, — то движения «чистой» мысли и т.п.

Итак, практика использования и углубленное обсуждение метода ин­троспекции обнаружили ряд фундаментальных его недостатков. Они бы­ли настолько существенны, что поставили под сомнение метод в целом, а с ним и предмет психологии — тот предмет, с которым метод интроспек­ции был неразрывно связан и естественным следствием постулирования которого он являлся.

Во втором десятилетии нашего века, т.е. спустя немногим более 30 лет после основания научной психологии, в ней произошла револю­ция: смена предмета психологии. Им стало не сознание, а поведение че­ловека и животных.

Дж.Уотсон, пионер этого нового направления писал: «<...> психо­логия должна <...> отказаться от субъективного предмета изучения, ин­троспективного метода исследования и прежней терминологии. Сознание с его структурными элементами, неразложимыми ощущениями и чувст­венными тонами, с его процессами, вниманием, восприятием, воображени­ем — все это только фразы, не поддающиеся определению»¹.-^.^

Рассмотрим, какой оказалась судьба сознания в психологии. Уда­лось ли психологии полностью порвать с фактами сознания, с самим по­нятием сознания?

Конечно, нет. Заявление Дж. Уотсона было «криком души» психо­лога, заведенного в тупик. Однако после любого «крика души» наступают рабочие будни. И в будни психологии стали возвращаться факты созна­ния. Однако с ними стали обращаться иначе. Как же?

Возьмем для иллюстрации современные исследования восприятия человека. Чем они в принципе отличаются от экспериментов интроспек-ционистов?

И в наши дни, когда хотят исследовать процесс восприятия, напри­мер, зрительного восприятия человека, то берут испытуемого и предъяв­ляют ему зрительный объект (изображение, предмет, картину), а затем спрашивают, что он увидел. До сих пор как будто бы то же самое. Однако есть существенные отличия.

Во-первых, берется не изощренный в самонаблюдении профессор-психолог, а «наивный» наблюдатель, и чем меньше он знает психологию, тем лучше. Во-вторых, от испытуемого требуется не аналитический, а са­мый обычный отчет о воспринятом, т.е. отчет в тех терминах, которыми он пользуется в повседневной жизни.

Вы можете спросить: «Что же тут можно исследовать? Мы ежеднев­но производим десятки и сотни наблюдений, выступая в роли "наивного наблюдателя"; можем рассказать, если нас спросят, обо всем виденном, но

¹Уотсон Дж. Психология как наука о поведении. Госиздат Украины, 1926. С. 3.

112 Тема 2. Становление предмета психологии

вряд ли это продвинет наши знания о процессе восприятия. Интроспек-ционисты, по крайней мере, улавливали какие-то оттенки и детали».

Но это только начало. Экспериментатор-психолог для того и суще­ствует, чтобы придумать экспериментальный прием, который заставит та­инственный процесс раскрыться и обнажить свои механизмы. Например, он помещает на глаза испытуемого перевертывающие призмы, или пред­варительно помещает испытуемого в условия «сенсорного голода», или использует особых испытуемых — взрослых лиц, которые впервые уви­дели мир в результате успешной глазной операции и т.д.

Итак, в экспериментах интроспекционистов предъявлялся обычный объект в обычных условиях; от испытуемого же требовался изощренный анализ «внутреннего опыта», аналитическая установка, избегание «ошиб­ки стимула» и т.п.

В современных исследованиях происходит все наоборот. Главная на­грузка ложится на экспериментатора, который должен проявить изобре­тательность. Он организует подбор специальных объектов или специ­альных условий их предъявлений; использует специальные устройства, подбирает специальных испытуемых и т.п. От испытуемого же требуется обычный ответ в обычных терминах.

Если бы в наши дни явился Э.Титченер, он бы сказал: «Но вы бег конца впадаете в ошибку стимула!» На что мы ответили бы: «Да, но этс не "ошибка", а реальные психологические факты; вы же впадали в ошиб ку аналитической интроспекции».

Итак, еще раз четко разделим две позиции по отношению к интрос пекции — ту, которую занимала психология сознания, и нашу, современную

Эти позиции следует, прежде всего, разнести терминологически. Хо тя «самонаблюдение» есть почти буквальный перевод слова «интроспек ция», за этими двумя терминами, по крайней мере, в нашей литературе, за крепились разные позиции.

Первую мы озаглавим как метод интроспекции. Вторую — ка! использование данных самонаблюдения.

Каждую из этих позиций можно охарактеризовать, по крайней мере по двум следующим пунктам: во-первых, по тому, что и как наблюдается во-вторых, по тому, как полученные данные используются в научных целях

Таким образом, получаем следующую простую таблицу.

Таблица

	Метод интроспекции	Использование данных самонаблюдения
Что и как наблюдается	Рефлексия, или наблюдение (как вторая деятельность) за деятельностью своего ума	Непосредственное постижение фак­тов сознания («моноспекция»)
Как используется в научных целях	Основной способ получения научных знаний	Факты сознания рассматриваются как «сырой материал» для дальней­шего научного анализа

Гиппенрейтер Ю. Б. Метод интроспекции... 113

Итак, позиция интроспекционистов, которая представлена первым вертикальным столбцом, предполагает раздвоение сознания на основную деятельность и деятельность самонаблюдения, а также непосредственное получение с помощью последней знаний о законах душевной жизни.

В нашей позиции «данные самонаблюдения» означают факты соз­нания, о которых субъект знает в силу их свойства быть непосредствен­но открытыми ему. Сознавать что-то — значит непосредственно знать это. Сторонники интроспекции, с нашей точки зрения, делают ненужное добавление: зачем субъекту специально рассматривать содержания сво­его сознания, когда они и так открыты ему? Итак, вместо рефлексии — эффект прямого знания.

И второй пункт нашей позиции: в отличие от метода интроспекции использование данных самонаблюдения предполагает обращение к фак­там сознания как к явлениям или как к «сырому материалу», а не как к сведениям о закономерных связях и причинных отношениях. Регист­рация фактов сознания — не метод научного исследования, а лишь один из способов получения исходных данных. Экспериментатор должен в каждом отдельном случае применить специальный методический прием, который позволит вскрыть интересующие его связи. Он должен полагать­ся на изобретательность своего ума, а не на изощренность самонаблюде­ния испытуемого. Вот в каком смысле можно говорить об использовании данных самонаблюдения.

После этого итога я хочу остановиться на некоторых трудных во­просах. Они могут возникнуть или уже возникли у вас при придирчивом рассмотрении обеих позиций.

Первый вопрос, которого мы уже немного касались: «Что же, раздвое­ние сознания возможно или нет? Разве невозможно что-то делать — и од­новременно наблюдать за тем, что делаешь?» Отвечаю: эта возможность раз­двоения сознания существует. Но, во-первых, она существует не всегда: например, раздвоение сознания невозможно при полной отдаче какой-либо деятельности или переживанию. Когда же все-таки оно удается, то наблю­дение как вторая деятельность вносит искажение в основной процесс. По­лучается нечто, похожее на «деланную улыбку», «принужденную походку» и т.п. Ведь и в этих житейских случаях мы раздваиваем наше сознание: улыбаемся или идем — и одновременно следим за тем, как это выглядит.

Примерно то же происходит и при попытках интроспекции как спе­циального наблюдения. Надо сказать, что сами интроспекционисты мно­гократно отмечали ненадежность тех фактов, которые получались с помо­щью их метода. [Вот] слова одного психолога, написанные в 1902 г. по этому поводу:

«Разные чувства — гнева, страха, жалости, любви, ненависти, стыда, нежности, любопытства, удивления — мы переживаем постоянно: и вот можно спорить и более или менее безнадежно спорить о том, в чем же соб­ственно эти чувства состоят и что мы в них воспринимаем? Нужно ли луч-

8 Зак. 2652

Тема 2. Становление предмета психологии

шее доказательство той печальной для психолога истины, что в нашем внутреннем мире, хотя он всецело открыт нашему самосознанию, далеко не все ясно для нас самих и далеко не все вмещается в отчетливые и оп­ределенные формулы?»¹.

Эти слова относятся именно к данным интроспекции. Их автор так и пишет: «спорить о том, что мы в этих чувствах воспринимаем». Сами чувства полнокровны, полноценны, подчеркивает он. Наблюдение же за ними дает нечеткие, неоформленные впечатления.

Итак, возможность раздвоения сознания, или интроспекция, сущест­вует. Но психология не собирается основываться на неопределенных фак­тах, которые она поставляет. Мы можем располагать гораздо более надеж­ными данными, которые получаем в результате непосредственного опыта. Это ответ на первый вопрос.

Второй вопрос. Он может у вас возникнуть, особенно и связи с приме­рами, которые приводились выше, примерами из исследований восприятия.

В этой области экспериментальной психологии широко используют­ся отчеты испытуемых о том, что они видят, слышат и т.п. Не есть ли это отчеты об интроспекции? Именно этот вопрос разбирает известный совет­ский психолог Б.М.Теплов в своей работе, посвященной объективному ме­тоду в психологии.

«Никакой здравомыслящий человек, — пишет он, — не скажет, что военный наблюдатель, дающий такое, например, показание: "Около опуш­ки леса появился неприятельский танк", занимается интроспекцией и да­ет показания самонаблюдения. <...> Совершенно очевидно, что здесь че­ловек занимается не интроспекцией, а "экстроспекцией", не "внутренним восприятием", а самым обычным внешним восприятием»².

Рассуждения Б.М.Теплова вполне справедливы. Однако термин «экс-троспекция» может ввести вас в заблуждение. Вы можете сказать: «Хоро­шо, мы согласны, что регистрация внешних событий не интроспекция. По­жалуйста, называйте ее, если хотите, экстроспекцией. Но оставьте термин "интроспекция" для обозначения отчетов о внутренних психических со­стояниях и явлениях — эмоциях, мыслях, галлюцинациях и т.п.».

Ошибка такого рассуждения состоит в следующем. Главное различие между обозначенными нами противоположными точками зрения основы­вается не на разной локализации переживаемого события: во внешнем мире — или внутри субъекта. Главное состоит в различных подходах к соз­нанию: либо как к единому процессу, либо как к «удвоенному» процессу.

Б.М.Теплов привел пример с танком потому, что он ярко показыва­ет отсутствие в отчете командира наблюдения за собственным наблюде­нием. Но то же отсутствие рефлексирующего наблюдения может иметь место и при эмоциональном переживании. Полагаю, что и экстро-спек-

¹ Лопатин Л.Н. Метод самонаблюдения в психологии // Вопросы философии к
психологии. М., 1902. Кн. II (62). С. 1068.

² Теплое Б.М. Об объективном методе в психологии. М., 1952. С. 28.

[иппенрейтер Ю.Б. Метод интроспекции...

цию и интроспекцию в обсуждаемом нами смысле может объединить термин «моноспекция».

Наконец, третий вопрос. Вы справедливо можете спросить: «Но ведь существует процесс познания себя! Пишут же некоторые авторы о том, что если бы не было самонаблюдения, то не было бы и самопознания, самооцен­ки, самосознания. Ведь все это есть! Чем же самопознание, самооценка, са­мосознание отличаются от интроспекции?»

Отличие, на мой взгляд, двоякое. Во-первых, процессы познания и оценки себя гораздо более сложны и продолжительны, чем обычный акт интроспекции. В них входят, конечно, данные самонаблюдения, но только как первичный материал, который накапливается и подвергается обработ­ке: сравнению, обобщению и т.п.

Например, вы можете оценить себя как человека излишне эмоцио­нального, и основанием будут, конечно, испытываемые вами слишком ин­тенсивные переживания (данные самонаблюдения). Но для заключения о таком своем свойстве нужно набрать достаточное количество случаев, убе­диться в их типичности, увидеть более спокойный способ реагирования дру­гих людей и т.п.

Во-вторых, сведения о себе мы получаем не только (а часто и не столько) из самонаблюдения, но и из внешних источников. Ими являют­ся объективные результаты наших действий, отношения к нам других людей и т.п.

Наверное, трудно сказать об этом лучше, чем это сделал Г.-Х. Ан­дерсен в сказке «Гадкий утенок». Помните тот волнующий момент, когда утенок, став молодым лебедем, подплыл к царственным птицам и сказал: «Убейте меня!», все еще чувствуя себя уродливым и жалким существом. Смог бы он за счет одной «интроспекции» изменить эту самооценку, если бы восхищенные сородичи не склонили бы перед ним головы?

Теперь, я надеюсь, вы сможете разобраться в целом ряде различных терминов, которые будут встречаться в психологической литературе.

Метод интроспекции — метод изучения свойств и законов созна­ния с помощью рефлексивного наблюдения. Иногда он называется субъ­ективным методом. Его разновидностями являются метод аналитиче­ской интроспекции и метод систематической интроспекции.

Речевой отчет — сообщение испытуемого о явлениях сознания при наивной (неинтроспективной, неаналитической) установке. То же иногда называют субъективным отчетом, субъективными показания­ми, феноменальными данными, данными самонаблюдения.

Поведение как предмет психологии. Основные понятия, задачи и методы классического би­хевиоризма

Дж.Уотсон

ПСИХОЛОГИЯ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ БИХЕВИОРИСТА¹

С точки зрения бихевиориста психология есть чисто объективная отрасль естественной науки. Ее теоретической целью является предска­зание поведения и контроль за ним. Для бихевиориста интроспекция не составляет существенной части методов психологии, а ее данные не пред­ставляют научной ценности, поскольку они зависят от подготовленности исследователей в интерпретации этих данных в терминах сознания. Пы­таясь получить универсальную схему ответа животного, бихевиорист не признает демаркационной линии между человеком и животными. Пове­дение человека со всеми его совершенствами и сложностью образует лишь часть схемы исследования бихевиориста.

Традиционно утверждалось, что психология — это наука о явлениях сознания. В качестве основных проблем выдвигалось, с одной стороны, рас­членение сложных психических состояний (или процессов) на простые элементарные составляющие их, а с другой стороны, построение сложных состояний, когда даны элементарные составляющие. При этом мир физи­ческих объектов (стимулов, включая все, что может вызвать активность в рецепторе), которые составляют область естествознания, рассматривается только как средство для получения конечного результата. Этот конечный результат является продуктом духовных состояний, которые можно «рас­сматривать» или «наблюдать». Психологическим объектом наблюдения в случае эмоций, например, является само духовное состояние. Проблема эмо­ций, таким образом, сводится к определению числа и вида элементарных со­ставляющих, их места, интенсивности, порядка, в котором они появляются, и т.п. Соответственно интроспекция есть par excellence метод, посредством

"Хрестоматия по истории психологии / Под ред. П.Я. Гальперина, А.Н. Ждан. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. С. 17—19, 33—34.

Уотсон Дж. Психология с точки зрения бихевиориста 117

которого можно манипулировать с духовными явлениями в целях их иссле­дования. При таком подходе данные поведения (включая в обозначаемое этим термином все, что называют этим именем в сравнительной психоло­гии) не представляют ценности per se. Они имеют значение только постоль­ку, поскольку могут пролить свет на состояния сознания¹. Такие данные должны, по крайней мере, по аналогии или косвенно, принадлежать к облас­ти психологии.

Действительно, иногда находятся психологи, которые проявляют скептическое отношение даже к этим ссылкам по аналогии. Часто такой скептицизм проявляется в вопросе, который возникает перед исследовате­лем, изучающим поведение: «Какое отношение к психологии человека име­ет изучение животных?» Моя задача рассмотреть этот вопрос. В своей соб­ственной работе я интересовался этим вопросом и понял всю его важность, но я не мог обнаружить никакой определенной связи между ним и тем по­ниманием психологии, которое было у психолога, задающего этот вопрос. Я надеюсь, что такая исповедь прояснит ситуацию до такой степени, что у нас больше не будет необходимости идти в своей работе ложным путем. Мы должны признать, что те необыкновенно важные факты, которые были соб­раны по крупицам из разбросанных по разным источникам исследований ощущений животных, проведенных с помощью бихевиористского метода, внесли вклад только в общую теорию процессов органов чувств человека; но они оказались недостаточными для определения новых направлений экспериментальных исследований. Те многочисленные эксперименты, кото­рые мы провели по научению, также очень мало внесли в психологию че­ловека. По-видимому, совершенно ясно, что необходим некоторый компро­мисс: или психология должна изменить свою точку зрения таким образом, чтобы включить факты поведения независимо от того, имеют ли они отно­шение к проблемам сознания или нет; или изучение поведения должно стать совершенно отдельной и независимой наукой. Если психологи, изу­чающие человека, не отнесутся к нашим попыткам с пониманием и отка­жутся изменить свою позицию, бихевиористы будут вынуждены использо­вать человека в качестве своего испытуемого и применить при этом методы исследования, которые точно соответствуют новым методам, применяемым в работе с животными. <...>

Резюме

1. Психологии человека не удавалось выполнить требований, предъявляемых к ней как к естественной науке. Утверждение, что объ­ект ее изучения — явления сознания, а интроспекция — единственный

¹ Или непосредственно на состояния сознания наблюдателя, или косвенно на состояния сознания экспериментатора.

118 Тема 2. Становление предмета психологии

прямой метод для получения этих фактов, ошибочно. Она запуталась в спекулятивных вопросах, которые хотя и являются существенными, но не открываются экспериментальному подходу. В погоне за ответами на эти вопросы она уходит все дальше и дальше от проблем, которые затра­гивают жизненно важные человеческие интересы.

2. Психология с бихевиористской точки зрения есть чисто объек­
тивная, экспериментальная область естественной науки, которая нужда­
ется в интроспекции так же мало, как такие науки, как химия и физи­
ка. Все согласны, что поведение животных может быть исследовано без
привлечения сознания. Господствовавшая до сих пор точка зрения сво­
дилась к тому, что такие данные имеют цену постольку, поскольку они
могут быть интерпретированы с помощью аналогий в терминах созна­
ния. Позиция, принятая нами, состоит в том, что поведение человека и
поведение животных следует рассматривать в той же самой плоскости
и как в равной степени существенные для общего понимания поведе­
ния. Можно обходиться без сознания в психологическом смысле. От­
дельные наблюдения за «состояниями сознания» являются, согласно
этому предположению, задачей психолога не больше, чем физика. Мы
могли бы рассмотреть этот возврат к нерефлексивному и наивному ис­
пользованию сознания. В этом смысле о сознании можно сказать, что
оно является инструментом или средством, с помощью которого работа­
ют все науки. Так или иначе, средство, которое надлежащим образом
используется учеными, в настоящее время является проблемой для фи­
лософии, а не для психологии.

3. С предлагаемой здесь точки зрения факты в поведении амебы
имеют ценность сами по себе без обращения к поведению человека. В
биологии исследование видовых различий и унаследованных черт у аме­
бы образует отдельный раздел, который должен излагаться в терминах
законов, лежащих в основе жизнедеятельности данного вида. Выводы,
достигаемые таким путем, не распространяются на какую-либо другую
форму. Несмотря на кажущийся недостаток всеобщности, такие иссле­
дования должны быть выполнены, если эволюция как целое когда-либс
будет регулируемой и управляемой. Подобным образом законы поведе­
ния амебы (область ее реакций и определение действующего стимула,
образование навыка, устойчивость навыка, интерференция и закрепление
навыков) должны быть определены и оцениваемы в себе и для себя, не
зависимо от того, насколько они являются всеобщими и имеющими зна
чение и для других форм, если явления поведения когда-либо войдут i
сферу научного контроля.

4. Предлагаемый отказ от состояний сознания как самостоятельно
го объекта исследования уничтожает барьер, который существует межд]
психологией и другими науками. Данные психологии становятся функ

Уотсон Аж. Психология с точки зрения бихевиориста 119

циональными коррелятами структуры и сами сводятся к объяснению в физико-химических терминах.

5. Психология как наука о поведении хочет, в конце концов, пренеб­речь несколькими из действительно существующих проблем, с которыми имела дело психология как интроспективная наука. По всей вероятности, даже эти оставшиеся проблемы могут быть сформулированы таким обра­зом, что усовершенствованные методы поведения (вместе с теми, которые еще только будут открыты) приведут к их решению.

Дж.Уотсон БИХЕВИОРИЗМ¹

Бихевиоризм {behaviorism, от англ. behavior — поведение) — особое направление в психологии человека и животных, буквально - наука о по­ведении. В своей современной форме бихевиоризм представляет продукт исключительно американской науки, зачатки же его можно найти в Анг­лии, а затем и в России. В Англии в 90-х годах Ллойд Морган начал производить эксперименты над поведением животных, порвав, таким об­разом, со старым, антропоморфическим направлением в зоопсихологии. Антропоморфическая школа устанавливала у животных такие сложные действия, которые не могли быть названы «инстинктивными». Не подвер­гая этой проблемы экспериментальному исследованию, она утверждала, что животные «разумно» относятся к вещам, и что поведение их, в общем, подобно человеческому. Ллойд Морган ставил наблюдаемых животных в такие условия, при которых они должны были разрешить определенную задачу, например, поднять щеколду, чтобы выйти из огороженного места. Во всех случаях он установил, что разрешение задачи начиналось с бес­порядочной деятельности, с проб и ошибок, которые случайно приводили к верному решению. Если же животным снова и снова ставилась та же задача, то в конце концов они научались разрешать ее без ошибок: у жи­вотных развивалась более или менее совершенная привычка. Другими словами, метод Моргана был подлинно генетическим. Эксперименты Моргана побудили Торндайка в Америке к его работе (1898). В течение следующего десятилетия примеру Торндайка последовало множество дру­гих ученых-зоологов. Однако никто из них ни в коей мере не приблизил­ся к бихевиористической точке зрения. Почти в каждом исследовании' этого десятилетия поднимался вопрос о «сознании» у животных. Уош-борн дает в своей книге «The animal Mind» (1-е издание, 1908) общие пси­хологические предпосылки, лежащие в основе работ того времени о пси-

¹ Хрестоматия по истории психологии / Под ред. П.Я.Гальперина, А.Н.Ждан М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. С. 34—44.

УотсонДж. Бихевиоризм 121

хологии животных. Уотсон в своей статье «Psychology as the Behaviorist Views It»¹ первый указал на возможность новой психологии человека и животных, способной вытеснить все прежние концепции о сознании и его подразделениях. В этой статье впервые появились термины бихевиоризм, бихевиористп, бихевиористпический. В своей первоначальной форме би­хевиоризм основывался на недостаточно строгой теории образования привычек. Но вскоре на нем сказалось влияние работ Павлова и Бехте­рева об условных секреторных и двигательных рефлексах, и эти работы, в сущности, и дали научное основание бихевиоризму. В тот же период возникла школа так называемой объективной психологии, представлен­ная Икскюлем, Веером и Бете в Германии, Нюэлем и Боном во Франции и Лебом в Америке. Но хотя эти исследователи и способствовали в боль­шой мере накоплению фактов о поведении животных, тем не менее их психологические интерпретации имели мало значения в развитии той системы психологии, которая впоследствии получила название «бихевио­ризм». Объективная школа в том виде, как она была развита биологами, была, по существу, дуалистической и вполне совместимой с психофизиче­ским параллелизмом. Она была скорее реакцией на антропоморфизм, а не на психологию как науку о сознании.

Сущность бихевиоризма. С точки зрения бихевиоризма подлинным предметом психологии (человека) является поведение человека от рож­дения и до смерти. Явления поведения могут быть наблюдаемы точно так же, как и объекты других естественных наук. В психологии поведения мо­гут быть использованы те же общие методы, которыми пользуются в ес­тественных науках, и поскольку при объективном изучении человека би-хевиорист не наблюдает ничего такого, что он мог бы назвать сознанием, чувствованием, ощущением, воображением, волей, постольку он больше не считает, что эти термины указывают на подлинные феномены психологии. Он приходит к заключению, что все эти термины могут быть исключены из описания деятельности человека, этими терминами старая психология продолжала пользоваться потому, что эта старая психология, начавшаяся с Вундта, выросла из философии, а философия, в свою очередь, из религии. Другими словами, этими терминами пользовались потому, что вся психо­логия ко времени возникновения бихевиоризма была виталистической. Сознание и его подразделения являются поэтому не более как терминами, дающими психологии возможность сохранить — в замаскированной, прав­да, форме — старое религиозное понятие «души». Наблюдения над пове­дением могут быть представлены в форме стимулов (С) и реакций (Р). Простая схема С —> Р вполне пригодна в данном случае. Задача психоло­гии поведения является разрешенной в том случае, если известны стимул и реакция. Подставим, например, в приведенной формуле вместо С при-

¹См. Psychological Review. XX. 1913.

122 Тема 2. Становление предмета психологии

косновение к роговой оболочке глаза, а вместо Р мигание. Задача бихе-виориста решена, если эти данные являются результатом тщательно про­веренных опытов. Задача физиолога при изучении того же явления сво­дится к определению соответственных нервных связей, их направления и числа, продолжительности и распространения нервных импульсов и т.д. Этой области бихевиоризм не затрагивает, как не затрагивает он и про­блему физико-химическую — определение физической и химической природы нервных импульсов, учет работы произведенной реакцией и т.п. Таким образом, в каждой человеческой реакции имеются бихевиористи-ческая, нейрофизиологическая и физико-химическая проблема. Когда яв­ления поведения точно сформулированы в терминах стимулов и реакций, бихевиоризм получает возможность предсказывать эти явления и руко­водить (овладеть) ими — два существенных момента, которых требует вся­кая наука. Это можно выразить еще иначе. Предположим, что наша зада­ча заключается в том, чтобы заставить человека чихать; мы разрешаем ее распылением толченого перца в воздухе (овладение). Не так легко под­дается разрешению соотношение С-^Рв «социальном» поведении. Пред­положим, что в обществе существует в форме закона стимул «запрещение» (С), каков будет ответ (Р)? Потребуются годы для того, чтобы определить Р исчерпывающим образом. Многие из наших проблем должны еще дол­го ждать разрешения вследствие медленного развития науки в целом. Не­смотря, однако, на всю сложность отношения «стимул—реакция», бихе-виорист ни на одну минуту не может допустить, чтобы какая-нибудь из человеческих реакций не могла быть описана в этих терминах.

Основная задача бихевиоризма заключается, следовательно, в нако­плении наблюдений над поведением человека с таким расчетом, чтобы в каждом данном случае — при данном стимуле (или, лучше сказать, си­туации) — бихевиорист мог сказать наперед, какова будет реакция, или, ес­ли дана реакция, какой ситуацией данная реакция вызвана. Совершенно очевидно, что при такой широкой задаче бихевиоризм еще далек от це­ли. Правда, эта задача очень трудна, но не неразрешима, хотя иным она казалась абсурдной. Между тем человеческое общество основывается на общей уверенности, что действия человека могут быть предсказаны зара­нее и что могут быть созданы такие ситуации, которые приведут к опреде­ленным типам поведения (типам реакций, которые общество предписы­вает индивидам, входящим в его состав). Церкви, школы, брак — словом, все вообще исторически возникшие институты не могли бы существовать, если бы нельзя было предсказывать — в самом общем смысле этого сло­ва — поведение человека; общество не могло бы существовать, если бы оно не в состоянии было создавать такие ситуации, которые воздействовали бы на отдельных индивидов и направляли бы их поступки по строго оп­ределенным путям. Правда, обобщения бихевиористов основывались до настоящего времени преимущественно на обычных, бессистемно приме-

УотсонАж. Бихевиоризм 123

нявшихся методах общественного воздействия. Бихевиоризм надеется за­воевать и эту область и подвергнуть экспериментально-научному, досто­верному исследованию отдельных людей и общественные группы. Дру­гими словами, бихевиоризм полагает стать лабораторией общества. Обстоятельство, затрудняющее работу бихевиориста, заключается в том, что стимулы, первоначально не вызывавшие какой-либо реакции, могут впоследствии вызвать ее. Мы называем это процессом обусловливания (раньше это называли образованием привычек). Эта трудность заставила бихевиориста прибегнуть к генетическому методу. У новорожденного ре­бенка он наблюдает так называемую физиологическую систему рефлексов, или, лучше, врожденных реакций. Беря за основу весь инвентарь безуслов­ных, незаученных реакций, он пытается превратить их в условные. При этом обнаруживается, что число сложных незаученных реакций, появляю­щихся при рождении или вскоре после него, относительно невелико. Это приводит к необходимости совершенно отвергнуть теорию инстинкта. Большинство сложных реакций, которые старые психологи называли ин­стинктами, например, ползание, лазание, опрятность, драка (можно соста­вить длинный перечень их), в настоящее время считаются надстроенны­ми, или условными. Другими словами, бихевиорист не находит больше данных, которые подтверждали бы существование наследственных форм поведения, а также существование наследственных специальных способ­ностей (музыкальных, художественных и т.д.). Он считает, что при на­личии сравнительно немногочисленных врожденных реакций, которые приблизительно одинаковы у всех детей, и при условии овладения внеш­ней и внутренней средой возможно направить формирование любого ре­бенка по строго определенному пути.

Образование условных реакций. Если мы предположим, что при рождении имеется только около ста безусловных, врожденных реакций (на самом деле их, конечно, гораздо больше, например, дыхание, крик, дви­жение рук, ног, пальцев, большого пальца ноги, торса, дефекация, выделе­ние мочи и т. д.); если мы предположим далее, что все они могут быть превращены в условные и интегрированы — по законам перестановок и сочетаний, — тогда все возможное число надстроенных реакций превыси­ло бы на много миллионов то число реакций, на которое способен отли­чающийся максимальной гибкостью взрослый человек в самой сложной социальной обстановке. Эти незаученные реакции вызываются некоторы­ми определенными стимулами. Будем называть такие стимулы безуслов­ными /(Б)С/, а все такие реакции — безусловными реакциями /(Б)Р/, то­гда формула может быть выражена так:

(Б) С (Б) Р

После образования условной связи:

124 Тема 2. Становление предмета психологии

В С

Е и т.д.

Пусть в этой схеме А будет безусловным стимулом, a 1 — безуслов­ной реакцией. Если экспериментатор заставляет В (а в качестве В, насколь­ко нам известно, может служить любой предмет окружающего мира) воз­действовать на организм одновременно с А в течение известного периода времени (иногда достаточно даже одного раза), то В затем также начинает вызывать 1. Таким же способом можно заставить С, Д, Е вызывать 1, други­ми словами, можно любой предмет по желанию заставить вызывать 1 (за­мещение стимулов). Это кладет конец старой гипотезе о существовании ка­кой-то врожденной либо мистической связи или ассоциации между отдельными предметами. Европейцы пишут слова слева направо, японцы же пишут вдоль страницы — сверху вниз. Поведение европейцев так же за­кономерно, как и поведение японцев. Все так называемые ассоциации при­обретены в опыте. Это показывает, как растет сложность воздействующих на нас стимулов по мере того, как наша жизнь идет вперед.

Каким образом, однако, становятся более сложными реакции? Фи зиологи исследовали интеграцию реакций главным образом, однако, с точ ки зрения их количества и сложности. Они изучали последовательно* течение какого-либо акта в целом (например, рефлекса почесывания у со бак), строение нервных путей, связанных с этим актом, и т.п. Бихевиори ста же интересует происхождение реакции. Он предполагает (как это по казано в нижеприведенной схеме), что при рождении А вызывает 1, В —2 С—3. Действуя одновременно, эти три стимула вызовут сложную реакцию составными частями которой являются 1, 2, 3 (если не произойдет взаим ного торможения реакций). Никто все же не назовет этого интеграцией Предположим, однако, что экспериментатор присоединяет простой стиму: X всякий раз, как действуют А, В и С. Через короткое время окажется, чт этот стимул X может действовать один, вызывая те же три реакции 1, 2, 3 которые раньше вызывались стимулами А, В, С.

Изобразим схематически, как возникает интеграция или новы реакции всего организма:

(Б) С

А1

В ) действующие последовательно

С ^J (Б) Р

последовательно вызванные, но не интегрированные

УотсонАж. Бихевиоризм 125

После образования условной связи: (У) С

X [ В ^J С

(У)Р

интегрированная реакция (У)

Часто возбудителем интегрированной реакции является словесный (вербальный) стимул. Всякий словесный приказ является таким именно стимулом. Таким образом, самые сложные наши привычки могут быть представлены как цепи простых условных реакций.

Бихевиоризм заменяет поток сознания потоком активности, он ни в чем не находит доказательства существования потока сознания, столь убедительно описанного Джеймсом, он считает доказательным толь­ко наличие постоянно расширяющегося потока поведения.

<...> Другим интересным явлением, связанным с условными эмо­циональными реакциями, является перенесение. Когда пытаются изобра­зить этот процесс в терминах Фрейда, натыкаются на тайну. Между тем экспериментальное изучение дало существенный фактический материал для выяснения его происхождения. Опыты над человеком и над собакой показали, что можно и того и другого заставить отвечать секреторной (слюнной) или двигательной реакцией на тон в 250 колебаний в секунду. Но эта реакция происходит не только тогда, когда действует условный стимул и каждый раз раздается именно этот тон, но и тогда, когда звучат более высокие или более низкие тона. Экспериментатор может, применяя особые приемы, ограничить ряд стимулов, вызывающих реакцию. Он мо­жет ограничить их настолько, чтобы только тон в 256 колебаний в секун-ДУ (±дробь колебания) мог вызывать данную реакцию. Такая реакция на­зывается дифференциальной, точно настроенной. Очевидно, совершенно то же самое происходит в случае условной эмоциональной реакции. Приучи­те ребенка к тому, чтобы один вид кролика вызывал в нем страх, и тогда, если ничего другого не будет сделано, крыса, собака, кошка, любая опушен­ная мехом вещь будут вызывать в ребенке страх. Бихевиорист имеет ос­нование думать, что в точности то же самое происходит и с реакциями любви и гнева. Это указывает на то, что одна прочная условная реакция в эмоциональной сфере может произвести обширные изменения во всей жизни индивида. Такие «перенесенные» страхи представляют, следова­тельно, собой реакции недифференцированные, «неопределенные», диффуз­ные. Образование условных связей начинается в жизни ребенка гораздо раньше, чем думали до сих пор. Это процесс, который в короткий срок ус-

126 Тема 2. Становление предмета психологии

ложняет реакцию: ребенок 2—3 лет уже располагает тысячами реакций, воспитанных в нем окружающей его средой. Объяснение возникающих при этом сложных реакций бихевиоризм находит в механизме условных рефлексов. Бихевиористу нет необходимости при этом погружаться в без­донность «бессознательного» фрейдовской школы.

Процесс размыкания условной связи. Ввиду исключительной прак­тической важности вопроса бихевиористами были проведены эксперимен­ты в области размыкания условной связи или переключения ее. Ниже­приведенный простой эксперимент иллюстрирует сказанное. У ребенка 1,5 лет была выработана условная отрицательная реакция: при виде со­суда с золотыми рыбками он отходил либо убегал. Приводим слова экс­периментатора: «Ребенок, как только увидит сосуд с рыбками, говорит: "Кусается". С какой бы быстротой он ни шел, он замедляет шаг, как толь­ко приблизится к сосуду на 7—8 шагов. Когда я хочу задержать его си­лой и подвести к бассейну, он начинает плакать и пытается вырваться и убежать. Никаким убеждением, никакими рассказами о прекрасных рыб­ках, о том, как они живут, движутся и т.д., нельзя разогнать этот страх. Пока рыбок нет в комнате, вы можете путем словесного убеждения заста­вить ребенка сказать: "Какие милые рыбки, они вовсе не кусаются", но стоит показать рыбку, и реакция страха возвращается. Испробуем другой способ. Подведем к сосуду старшего брата, 4-летнего ребенка, который не боится рыбок. Заставим его опустить руки в сосуд и схватить рыбку. Тем не менее, младший ребенок не перестанет проявлять страх, сколько бы он ни наблюдал, как безбоязненно его брат играет с этими безвредными жи­вотными. Попытки пристыдить его также не достигнут цели. Испытаем, однако, следующий простой метод. Поставим стол от 10 до 12 футов дли­ной. У одного конца стола поместим ребенка во время обеда, а на другой конец поставим сосуд с рыбками и закроем его. Когда пища будет постав­лена перед ребенком, попробуем приоткрыть сосуд с рыбками. Если это вызовет беспокойство, отодвиньте сосуд так, чтобы он больше не смущал ребенка. Ребенок ест нормально, пищеварение совершается без малейшей помехи. На следующий день повторим эту процедуру, но пододвинем со­суд с рыбками несколько ближе. После 4—5 таких попыток сосуд с рыб­ками может быть придвинут вплотную к подносу с пищей, и это не вы­зовет у ребенка ни малейшего беспокойства. Тогда возьмем маленькое стеклянное блюдо, наполним его водой и положим туда одну из рыбок. Если это вызовет смущение, отодвинем блюдо, а к следующему обеду по­ставим его снова, но уже поближе. Через три-четыре дня блюдо уже мо­жет быть поставлено вплотную к чашке с молоком. Прежний страх пре­одолен, произошло размыкание условной связи, и это размыкание стало уже постоянным. Я думаю, что этот метод основан на вовлечении висце­рального компонента общей реакции организма; другими словами, для то­го, чтобы изгнать страх, необходимо включить в цепь условий также и пищеварительный аппарат. Я полагаю, что причина непрочности многих

УотсонАж. Бихевиоризм 127

психоаналитических методов лечения заключается в том, что не воспиты­вается условная реакция кишечника одновременно с вербальными и ма­нуальными компонентами. По-моему, психоаналитик не может при помо­щи какой бы то ни было системы анализа или словесного увещевания вновь включить в цепь условий пищеварительный аппарат потому, что слова в нашем прошлом обучении не служили стимулами для кишечных реакций» (Уотсон). Бихевиорист полагает, что факты такого рода окажут­ся ценными не только для матерей и нянь, но и для психопатолога.

Представляет ли мышление проблему? Всевозрастающее преобла­дание речевых навыков в поведении растущего ребенка естественно вво­дит нас в бихевиористическую теорию мышления. Она полагает, что мышление есть поведение, двигательная активность, совершенно такая же, как игра в теннис, гольф или другая форма мускульного усилия. Мышление также представляет собой мускульное усилие, и именно та­кого рода, каким пользуются при разговоре. Мышление является про­сто речью, но речью при скрытых мускульных движениях. Думаем ли мы, однако, только при помощи слов? Бихевиористы в настоящее время считают, что всякий раз, когда индивид думает, работает вся его телес­ная организация (скрыто), каков бы ни был окончательный результат: речь, письмо или беззвучная словесная формулировка. Другими слова­ми, с того момента, когда индивид поставлен в такую обстановку, при ко­торой он должен думать, возбуждается его активность, которая может привести, в конце концов, к надлежащему решению. Активность выра­жается: 1) в скрытой деятельности рук (мануальная система реакций), 2) чаще — в форме скрытых речевых движений (вербальная система ре­акций), 3) иногда — в форме скрытых (или даже открытых) висцераль­ных реакций (висцеральная система реакций). Если преобладает 1-я или 3-я форма, мышление протекает без слов. Бихевиористы высказывают предположение, что мышление в последовательные моменты может быть кинестетическим, вербальным или висцеральным (эмоциональным). Ко­гда кинестетическая система реакций заторможена или отсутствует, тог­да функционируют вербальные процессы; если заторможены те и другие, то становятся доминирующими висцеральные (эмоциональные) реакции. Можно, однако, допустить, что мышление должно быть вербальным (без­звучным) в том случае, если достигнута окончательная реакция или ре­шение. Эти соображения показывают, как весь организм вовлекается в процесс мышления. Они указывают на то, что мануальная и висцераль­ная реакции принимают участие в мышлении даже тогда, когда вербаль­ных процессов нет налицо; они доказывают, что мы могли все же каким-то образом мыслить даже в том случае, если бы мы не имели вовсе слов. Итак, мы думаем и строим планы всем телом. Но поскольку речевые реакции, когда они имеются налицо, обычно доминируют, по-видимому, над висцеральными и мануальными, можно сказать, что мышление пред­ставляет собой в значительной мере беззвучную речь.

Необихевиоризм. Активность и целостность пове­дения. Понятие промежуточной переменной

Э.Толмен

ПОВЕДЕНИЕ КАК МОЛЯРНЫЙ ФЕНОМЕН¹

Дата добавления: 2015-10-24