Часть шестая.

Досье на обвиняемого-7: Азкабан.

Прежде чем допустить многострадальных читателей до своего свежего, нефэндомного взгляда на тему «Некоторые аспекты взаимодействия островной тюрьмы Азкабан дементорного типа и м-ра С.Блэка в 1981-1993 гг.», авторы собираются сделать возмутительное признание, которое, как они весело надеются, несколько смягчит их, авторов, участь.

Дело в том, дорогие друзья и прочие неизвестно зачем заглядывающие сюда личности, что мы честно пытались писать об отсидке звезды в трагических тонах и вообще стиле «графиня побледнела». Но поскольку чем дальше, тем больше никакой бледной графини (она же аццкий пафос) у нас не выходило, а упорно получался пулемет (юмористические зарисовки поведения звезды в азкабанском быту), мы сели и стали думать, почему бы это, собственно.

Да не усомнится уважаемая общественность, что поводов для аццкого пафоса ситуация дает более чем достаточно. Возгласим же пафосно: все и вся против маньяка. И добавим: то есть абсолютно.

Начнем с обстановки. Сама по себе она всячески предрасполагает если не к сумасшествию, то уж точно к скорейшему затиханию с последующей глубочайшей депрессией. Что, по сути, представляет собой Азкабан? Морально-нравственную дыбу, с которой пытаемых к тому же не снимают годами. А что маньяк многолетние прелести застенка прочувствовал на себе в полной мере, мы знаем с его же собственных слов.

Рассказ Сириуса о тюремных университетах очень выразителен, при всей его краткости и фрагментарности, а может быть, даже благодаря им. Главное здесь – не страданья нечеловеческие, а попытки логически объяснить, как он, бедняга, там не двинулся с глузду и даже сумел рвануть на волю. Ну и, как всегда, логические объяснения Сириуса есть невероятно трогательная штука. Перечитайте УА – так и видно, как звезда мучается с формулировками исключительно для Гарри и прочих юных слушателей, ну и по большой просьбе друга. А так в жизни бы не собрался. Ну, сидел и сидел. Ну, сбежал и сбежал. Чего заморачиваться-то?

Однако именно благодаря скупости формулировок маньяка авторы безусловно уверены, что ему в Азкабане пришлось на редкость тяжко. Дело в том, что чересчур точное, детальное и вообще распространенное описание индивидуумом своих пекельных мук сразу вызывает некую девальвацию оных мук и вообще определенные сомнения в правдивости рассказа. Настоящая боль, как и настоящая любовь, имеет свою стыдливость.

Сириус в отношении своих страданий правильно стыдлив. Это вам не истерически-рефлективная Беллатрикс, доставшая душераздирающим описанием собственного мученичества во имя волдемортово уже всех, начиная с того же Волдеморта (об этом самоупоенной палачихе не без удовольствия напоминает строгий, но справедливый Северус Снейп, которому от нас за это отдельное душевное спасибо).

Но даже не располагай мы показаниями Сириуса, все равно понять, каково пришлось в тюрьме маньяку, вполне возможно. Напомним общеизвестное: камера была одной из самых надежных, и дементоры присутствовали рядом постоянно, то бишь роздыху пытаемому не давали. (Фадж: «…он был одним из самых охраняемых заключенных. Дементоры стояли у него за дверью днем и ночью»). Как действуют дементоры на людей, даже при краткосрочном контакте, и особенно на тех, кто пережил в жизни что-то очень страшное, мы прекрасно знаем хотя бы по Гарри. А ведь в Азкабане дементоры все время рядом, и шоколад, мы твердо уверены, в рацион узников не входит.

Пытка дементорами крайне эффективна – вплоть до того, что «крепость находится на крошечном островке посреди моря, но на самом деле, чтобы удержать преступников, не нужны ни стены, ни вода. Если они где и заперты, так это в своих собственных страданиях, не способные подумать ни о чем радостном. Большинство сходит с ума в первые же недели».

Любой человек в Азкабане неминуемо и по принципу дурной бесконечности прокручивает в голове худшее, что было в его жизни, причем мучительно размышляет над своими ошибками и раз за разом убеждается в невозможности эти ошибки исправить. А также с немеркнущей остротой осознает полную безнадежность своего положения. И все это – пока он не сойдет с ума или по крайней мере не окажется на грани. Между тем положение Ярчайшего таково, что ему впору рехнуться и без Азкабана.

Бывает, когда человеку кажется, что он все потерял. А бывает, когда он действительно все потерял. Сириус являет собою яркий пример второй, куда более трагической, ситуации. Семья? Отец и брат мертвы, а как повлияет на мать пожизненное заключение последнего (и, упорно нам кажется, любимого) сына – страшно представить. Друзья? Джеймс и его жена погибли, причем не без участия Сириуса. Стараниями еще одного старого друга звезда, собственно, и сидит в тюряге. Для третьего друга-Мародера, а также соратников по Ордену, Директора и вообще любого приличного человека (не будем принимать во внимание шваль типа Питера и Волдеморта, знающих правду) Сириус отныне и навсегда – предатель и подонок. Простые радости жизни, которые маньяк, будучи совершенно нормальным молодым человеком, несомненно, ценит (мотоцикл, риск, дружеский выпивон с оттягами, солнце, воздух, вода и блондинки, и вообще свобода во всех ее проявлениях) – безнадежно потеряны.

Не забудем, что и без дополнительных пыток неугомонному человеку типа Сириуса просидеть 12 лет в каменном мешке очень нелегко. Вспомним также, в компании кого очутился нетерпимый ко злу и волдемортничеству страстный боец Ордена Феникса, и посочувствуем ему вдесятеро. (Отметим на полях, что по крайней мере некоторым из палачей Сириус не может не сочувствовать, ибо человек он очень добрый. Например, девятнадцатилетнего Барти он открыто жалеет. Конечно, в виновности Крауча Ярчайший не очень уверен. Но когда он скорбно говорит о Барти - совсем был мальчик, это с позиций убеленного сединами солидного двадцатидвухлетнего возраста звезды весьма и весьма забавно. А если вспомнить, что Крауч-мл. - сын человека, который, собственно, и отправил Сириуса в пыточную без суда и следствия, ситуация заставляет испытать к маньяку дополнительное уважение.

Однако и вообще, и с точки зрения особенностей азкабанского застенка самое страшное, думается нам, - это сознание, что во многом Сириус виноват сам. Потакал себе, потакал ботинку и вообще бился в истерике. В то время как свободно мог бы вовремя поговорить с мамой по душам, разобраться с Люпином, разобраться (с совершенно другим акцентом) с Петтигрю, а главное – вернуть время назад и что-нибудь изменить в цепочке собственных глупостей, из-за которых погибли Джеймс и Лили. Через 12 лет, оказавшись лицом к лицу с Гарри, Сириус скажет о них: я все равно что убил их, Гарри. У него так и не отболело. Что же было в Азкабане, где воспоминание и вина не могут не грызть человека без передышки?

Было, считается авторам, вот что. Вспомним, что в принципе маньяк может сбежать из тюрьмы в любой момент, как только сбросит вес до нужной кондиции и сможет в собачьем варианте просунуться между прутьями решетки. Вряд ли на дементорских харчах пришлось бы долго ждать. Годик-другой… но Сириус сидит в своей камере целых двенадцать лет. Почему?

Ответ обескураживающе прост: ему некуда и незачем бежать. А еще Азкабан для Сириуса – наказание, предписанное ему не только властями и судьбой. В определенной степени (мы не уверены, что сознательно) Сириус сам наказывает себя Азкабаном.

Чтобы у маньяка появилось желание сделать лапы, на него прежде должна свалиться настоятельная необходимость спасти кого-то другого, а не себя. Только это способно сломать прутья клетки, сделанной из чувства вины. И когда Фадж любезно зажигает для Сириуса огонек в виде пункта В, маньяк, будьте уверены, свой шанс не упустит.

Но чтобы не упустить шанс после 12 лет непрерывной пытки, надо сохранить в себе не только разум и волю, но и огромное количество жизненных сил. Словом, упорно противостоять давлению палачей. К тому же после побега Ярчайший отправляется не на тропический пляж отлеживаться и приходить в себя, а исполнять обязанности крестного, рискуя в любую минуту вернуться в общество дементоров (а с февраля и того хуже).

Вот тут, как нам кажется, и надо искать истоки пулемета, который у нас все получается.

Что силой духа и целеустремленностью маньяк не обделен, ясно даже и ежу. Сириус вроде как сам объясняет механизм своего выживания в Азкабане. «Думаю, я не сошел с ума только потому, что был уверен в своей невиновности. Это была совсем не счастливая мысль, и дементоры не могли выпить ее из меня... но она сохраняла мой рассудок, не давала забыть, кто я такой... помогала сохранить волшебную силу... Поэтому когда все вокруг становилось… слишком... я, прямо в камере, превращался в собаку. У дементоров, знаете, нет зрения... – Блэк сглотнул. – Они чувствуют людей через их эмоции... Они понимали, что мои чувства стали... менее человеческими, менее сложными... оттого, что я был собакой... но они, разумеется, решили, что я схожу с ума, как и все остальные, и их это не беспокоило». Однако, как всегда водится у хитрой Джоан, это объяснение правдивое, но не полное.

Маньяк не просто выживает в Азкабане. Он там еще отслеживает новости, ведет счет времени и делает умозаключения. А также интересуется, кто о чем говорит, причем не только днем, но и ночью, кто чем болен, кто к кому пришел, кого, где и когда похоронили, и так далее и тому подобное. Завести себе в подобных условиях некое подобие общественной жизни – для этого нужны феноменальная энергия, которой можно только восхищаться; феноменальная жажда жизни, которую следует очень уважать; и, конечно, феноменальное чувство юмора, которым обязательно следует насладиться в полной мере.

Когда все потеряно, остается лишь впасть в глубочайшую депрессию, - так отвечает своим поведением на Азкабан абсолютное большинство тех, кто там оказывается. Когда нечего терять, остается веселиться! – таков ответ Сириуса Азкабану. На наш взгляд, именно юмор позволил Сириусу остаться в нечеловеческих условиях человеком. К тому же вполне вменяемым и не менее (если не более) адекватным, чем на воле. Это пока маньяк не достиг страстно желаемого состояния невинной жертвы, он вовсю буянит и совершает ошибки. А вот когда мистер Блэк уже действительно жертва, и действительно вполне себе невинная, он демонстрирует такие чудеса выдержки и героизма, что просто ах. Ну и попутно несколько развлекается. Но кто-кто, а мы и сами в него за это камень не бросим, и другим не дадим.

А кто слеп настолько, что не видит: маньяк любил ну если не поработать немножко в пыточной камере массовиком-затейником, то по крайней мере потешить душу крутыми понтами, - для того есть растерянное свидетельство Фаджа про их личную встречу в тюрьме. Совершенно ясно, какой обворожительный спектакль был разыгран для министра слегка скучающим, но вполне благополучным гражданином из самой охраняемой камеры Азкабана.

Дабы со всевозможной наглядностью объяснить, как это выглядело, мы позволили себе создать легкий набросок кровью на каменной стене. Единственная вольность здесь, на наш взгляд, это замена морально-нравственных пыток на физические, но допущена она исключительно наглядности ради.

Итак.

Репортаж с дементором на шее.

Пыточная камера. В центре на дыбе окровавленный Сириус, увешанный пальцеплюшками и прочими орудиями убеждения. Ввиду министерского визита высокой особы дементоры торопливо ослабляют испанские сапожки и сматываются, дабы не воздействовать к худому на VIP-персону.
В камеру заходит несколько бледный, но самоуверенный Фадж.
Сириус, с дыбы, оптимистически: «Доброго времени суток, министр! Как вас там… Корнелиус Фадж, кажется? Министерская мантия вам к лицу. Выглядите менее идиотом, чем обычно».
Фадж стоит с отвисшей челюстью.
Сириус, ласково: «Вольно! Не тормозите, Корнелиус, размещайте задницу вот в том уголочке, где крови поменьше. Посидим, поокаем…»
Вопли из соседней камеры. Фадж вздрагивает.
Сириус, легко: «Не обращайте внимания, это моя горячая поклонница. Я еще не успел сегодня удовлетворить ее стремления. Беллочка! Потерпи немножко! Я люблю тебя сегодня не меньше, чем ты меня вчера!».
Фадж, в растерянности: «Ээээ…»
Сириус: «Вы, конечно, хотите спросить, доволен ли я условиями содержания? А то! Дыба крепкая, пальцеплюшки новенькие, тюремщики ко мне ну очень внимательны, а что кормят не блестяще, так это я всегда могу парочку крыс сжевать».
Фадж, понимая, что что-то не так, но не в состоянии понять, что: «Ээээ…».
Сириус, раскачиваясь на дыбе с тем же выражением, с каким любит раскачиваться на стуле: «А, соседи? Да они прямо как в поговорке – в раю прохладнее, зато в аду общество приятнее».
Фадж, в тревожной растерянности: «Эээээ… ну, разумеется, если у вас имеются просьбы в пределах разумного…»
Сириус, махнув окровавленной рукой с раздробленными пальцами: «Ну, если вы так настаиваете… вы уже прочитали свою газетку?»
Фадж, ошеломленно: «Газетку?..»
Сириус, светски: «Не подумайте, что меня интересует политика. Боюсь, мне здесь непросто следить за международными магическими новостями. Но у вас там кроссвордики на последней странице… Когда будете вставать, положите газетку туда же, где сидите. Кроссвордами вверх, чтобы страница не запачкалась. Во, круто! И карандашик, пжалста… Теперь я полностью и абсолютно счастлив и вас не задерживаю. Ну, куда пошли, а, министр? Выход-то слева. И на пальцеплюшку не наступите!».
Конец наброска.

Авторы не собираются утверждать, что хохот массовика-затейника из пыточной камеры постоянно оглашал Азкабан. Но в лучшие дни звезды ситуация выглядела, на наш взгляд, именно так. Ну а уж когда Сириуса совсем припекало, всегда можно было превратиться в собаку. Между прочим, тоже некоторый элемент развлекухи присутствует: смотреть собачьими глазами на то, как вокруг камеры ходят и принюхиваются ничего не понимающие дементоры (что-то как-то здесь сидит не то… а теперь опять то… снова не то… да нет, вроде то самое…), в определенном, запредельном смысле весьма забавное занятие.

Конечно, фантастические энергия, жажда жизни и чувство юмора имеют свою оборотную сторону, которая уже принесла Сириусу много неприятностей в прошлом и еще сыграет свою роль в будущем. Например, в ОФ Сириус, будучи заперт в четырех стенах родного дома, с которым у него, мягко говоря, сложные отношения, только что головой о стену не бьется. Роулинг не справилась с характером! – кричат больные на психологию. Ах, оставьте. Создательница саги, как обычно, предельна точна, превосходно описав состояние человека с бурлящей жизненной энергией, которого вдруг лишили точки ее приложения.

Впрочем, о том, как Сириус справляется с собою и блэковским гнездом, позже. Ибо пункт В налицо. Встретив Фаджа и обретя наконец стимул к бегству, маньяк в пару дней делает лапы, совершив то, что до него не удавалось никому. А для чего, собственно?

Единственная причина побега налицо – Гарри в опасности. Единственная цель, естественно, – защитить крестника. Ни малейших признаков того, что Сириус тогда или позже пытался доказать свою невиновность и зажить вольной и безбедной жизнью на свободе. Конечно, в Азкабане и далее, до сцены с Люпином в Хижине, маньяк попросту не верил, что подобное возможно. Иначе, например, мог бы воспользоваться визитом министра, чтобы хоть доводы свои привести и попросить о пересмотре дела. Но – ничего похожего. И не следует этому удивляться, ибо оправдание для Сириуса - далеко не главное дело жизни. Вспомним, что после побега Питера к Волдеморту мы в течение двух лет опять-таки не замечаем со стороны Ярчайшего никаких телодвижений в оправдательном направлении. Он на коне не когда оправдан светом и миром, а если друзья любят – ну и еще если есть счастливая возможность бороться и искать, найти и не сдаваться.

Напоследок о страшной мсте подлому Питеру. Сириус об этом много кричит и даже один раз держит в руках палочку, совместно с Люпином готовясь заавадить подонка. Но почему-то, как только упомянутый подонок перестает представлять угрозу для Гарри, маньяк сразу о нем забывает.

Кстати, очень интересно у Роулинг использование сложившихся литературных стереотипов. Невинный Эдмон Дантес, отсидев по не зависящим от него обстоятельствам четырнадцать лет в замке Иф, бежит оттуда, пылая жаждой мести, и превращается в графа Монте-Кристо, со всеми вытекающими для виновных. Невинный Сириус Блэк, отсидев по не зависящим (не будем придираться) от него обстоятельствам двенадцать лет в крепости Азкабан, бежит оттуда, тоже вроде пылая жаждой мести… и никакого Монте-Кристо на выходе.

Так что если вдруг мы видим, как нередко бывает, что некая сюжетная линия у Роулинг складывается похоже на нечто прочитанное в других книгах, это значит только, что эрудированная Джоан данные книги тоже читала. Но не ждите, что она приведет повествование к аналогичному результату.

Скорее уж в рамках постмодернизма случится наоборот.

Дата добавления: 2015-09-04