Господский двор

Деревенские мужики неторопливой гусеницей вползают на господский двор и останавливаются перед мраморной парадной лестницей.

Посередине господского двора – фонтан. Бегают кругом лакеи с ведрами, вычерпывая ледяные корки и подливая горячую воду. Возле фонтана впереди мужиков – староста Никифор Свистунов. Рядом – «другие уважаемые люди». Неподалеку – мельник.

Окно дома на втором этаже распахивается – молодой барин Жорж и шумная компания гусар.

Жорж:

Эй! Голоштанные! Запевай!

Мужики переглядываются.

Смех и шум в окне.

Эй, борода, запевай! А то свободы не дам!

Мужики:

Чего?.. Чего барин сказал?.. Какой свободы?.. Баю-баюшки-баю, не ложися на краю..

Гусары:

Жорж, не открывай широко рот – простудишь желудок! (общий хохот) А, ведь, он Вам так дорог!

Мужики:

А ты чего не поешь – молодой барин приказал! Какая свобода?.. Придет серенький волчок... А-аа-а-аа...

Один из приятелей Жоржа, белобрысый господин в нижней рубахе и без штанов, уткнулся в гитару и замычал что-то о «прекрасных днях», «прелестной ручке» и «печальном расставании». Другой, заросший до бровей бакенбардами, затянулся дымом из кальяна и расплылся в улыбке. Вонь в комнате стояла порядочная, потому, наверное, две девушки, одетые в простыни, махали опахалами. Третья, одетая в фиговый листок, держала на весу яблоко. Холод от окна заставил ее ерзать. Повязка с ее глаз сбилась, и девушка беспокойно ждала конца забавы.

Жорж:

(возвращаясь от окна и держа в руке лук и стрелу) Мишель, держу пари, Вы не перепье... перепоете моих певцов!.. Эй, Психея, закрой глазки! Руку убери! Выше! Еще выше! Моя очередь, господа!

Жорж натягивает лук, целится и спускает тетиву. Стрела пролетает мимо яблока и пронзает тяжелый ковер на стене, разбив вазу с цветами.

Жорж опустил лук и зло посмотрел на стрелу, а, может, и на ту, что держала яблоко.

Жорж:

Эй, конопатая, держи ровнее! Не то, изволите слышать, в амурово яблочко попаду!

Слышно, как пение стихает, а вскоре и совсем перестает.

Причина молчания стоит в коллонаде дома и похлопывает прутиком по высохшей ляжке.

Староста:

Ваша Светлость, пошто собрать нас изволили?

Под взглядом князя остановились снующие лакеи, затих шум в распахнутом окне, и мужики замерли, как вкопанные.

Установилась мертвая тишина.

Было слышно лишь как ходил кадык у голодранца Пантелеймона и щелкали суставы пальцев рук мельника.

Раздался отчаянный визг свиньи, выскочившей из кухни во двор. За ней гнались повар и баба с тазом. Но даже и этот шум немедленно затих, встретившись с ледяным взглядом князя.

Князь:

Et ensuite?.. (Что дальше?) Barbares... (обращаясь к подбежавшему управляющему) Мужиков – под нож, свинье – свободу.

Управляющий:

Как?!.. Слушаюсь.

Князь:

Свинье – под нож, а мужикам... Читайте! Мой Бог, дай мне терпение вынести все это до конца!

Управляющий ломано, с польским акцентом, начинает читать Его Высочайший Манифест.

Управляющий:

“Божиею милостию Мы, Александр Второй, император и самодержец всероссийский, (вздохнул) царь польский, великий князь финляндский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всем нашим верноподданым…”

Гулко икает старик в толпе.

Завизжала свинья, пойманная поваром.

Жорж с треском захлопнул окно.

Запел пастушковый рожок. Далеко-далеко.

Засмеялся Пантелеймон.

Князь, выдохнув воздух, умчался внутрь дома.

ДОМ КНЯЗЯ

Князь в «голубой комнате», обегает ее, но никого не находит. Следует в «розовую», опрокидывая стулья. Неожиданно останавливается и мчится в «будуар». Там – глухая ключница, убиравшая комнату.

Князь:

Где она?

Ключница:

Да, Ваша Светлость...

Князь:

Где княгиня, старуха?!

Ключница:

А, вот, мсье Жорж изволил вазу Вашу любимую разбить.

Князь:

Пошла вон, глухая старуха!

Та поняла, чего пожелал князь, и продолжила уборку.

Камердинер князя догнал Светлейшего и, задыхаясь от бега, выпалил: «Они изволят отдыхать в библиотеке».

Князь подтянул его за волосы к себе и пристально посмотрел ему в глаза.

Князь:

Что-то ты, голубчик, хорошеешь не по дням? Не пора ль тебе в солдаты, ась?

Князь открывает двери библиотеки и видит копну каштановых волос, выглядывающую из-за спинки могучего кресла. Его Светлость стянул с себя сюртук, панталоны и в исподнем стал красться к креслу. Подобравшись поближе, князь закинул руки за кресло, и с удивлением обнаружил испуганное лицо компаньонки княгини m-lle Jolie.

M-lle Jolie:

Quoi donc? (Что такое?)
Князь:

Vous? (Вы?)

M-lle Jolie:

Excuser moi. (И она покинула комнату, чеканя шаг.)

Княгиня:

(с дивана) Basil, qu’est-ce qui ne va pas? (Что случилось?)

Князь:

Attacher! (Быстро!)

Княгиня:

Russe passion?

Князь:

(стягивая с нее платье) Да пошевеливайся ты!..

СЕЛО

Монотонный голос поляка разносится по усадьбе.

Гарцуя на нервных конях, в деревню входят половцы.

Бабы, ойкая, разбегаются по домам.У ворот своего дома кочевников встречает Тимофей, одетый в тяжелую кольчугу. На груди – две медали, а в руках – меч-кладенец. Костыль летит через двор прямиком в стенку амбара.

Тимофей:

Ой ты, гой еси...

Но закончить он не сумел – половцы дико свистнули и бросились штурмовать тимофеев дом.

Пожарные сидят на каланче, грызя семечки и скушно сплевывая, наблюдают лихой штурм.

А между тем, Тимофей проявляет чудеса – несмотря на свой малый рост и небогатырское сложение, легко вышвыривает захватчиков из окон, разбивая их щиты одним ударом.

Тимофей:

Если враг заходит справа, мы дадим ему заправы! Ежли враг заходит слева...

Тут враг прокрался через огороды. Дыбились кони, топча землю соседа – старосты Никифора Свистунова; да и сами кочевники все норовили порубить деревья старосты.

Бой был очень странен. Половцы совершенно не обращали никакого внимания ни на тимофееву жену Ульяну, занимавшейся сушкой белья, ни на его сына Ивана, с радостным криком носившемся по двору.

Конец боя совпал с концом речи управляющего. Враг был разбит вдребезг.

Пожарные подошли к свирепым коням кочевников и, взяв их за уздцы, отвели к себе, хлопая коней по раздувавшимся бокам.

1-ый пожарный:

Ладные кони!

2-ой пожарный:

Молодец Тимошка – ха-а-а-ароших коней в этот раз притащил.

Пожарные ушли, оставив после себя громадный штоф водки.

Иван собирает мечи и складывает их за баней.

Тимофей сидит на пороге дома совершенно пьяный и усталый.

Ульяна:

Ой-ой-ой, да сколько же можно терпеть! Ой-ой-ой, сил моих нетути больше! (И полетели в окно трубы какие-то, инструменты.) Ой-ой-ой, лихо мне, лихо! У всех мужья, как мужья, а этот, вишь, все сражается-а-а-а!..

Тимофей встал и поклонился неведомо кому.

Тимофей:

Вот, побили мы врагов – возвращаемся домой...

Тимофей идет внутрь двора, садится возле яблони и видит перед собой сына.

Тимофей:

...ничего... иди... потом... все потом... (засыпает)

Вслед его закрывшимся глазам, под грохот вылетающих оз окна предметов, зазеленела яблоня, распустились цветы на дереве и осыпались белоснежной скатертью.

Закат покрывает все мраком.

ВЕСЕЛАЯ ИЗБА

Женский визг. Мужской ор. Топанье каблуков.

Наталья: (поет)

Ой, попович, ой, попович!

Приходи же ты ко мне!

Приходи ко мне, попович,

Исповядаю тебе!

Федя:

А я чем плох, Наталья?

Наталья:

Ты-то?

Федя:

Да я-то.

Наталья:

Да кривой ты какой-то, Федя.

Федя:

Так не все же у меня кривое.

Наталья ушла в сторону, облив его взглядом.

Ехидный коротышка, сидевший неподалеку, заржал: «Во-ота какая! Гордая, как у мужика корова, покуда бык не пришел.»

Федя:

Ты помолчи, выблядок.

Коротышка не удержался и зашелся в смехе, за что и получил тут же удар в лицо.

ДОМ КНЯЗЯ

Барчук в ночной рубахе спрыгнул с кровати, подошел к окну, распахнул его и завыл в тьму.

ОКОЛИЦА СЕЛА

От воя вздрогнули трое – Федя и парочка, державшаяся за руки (сын мельника Николаша и «свободная девка» Клава). Неподалеку все еще гуляла в доме молодежь.

Клава:

Ужас как воет-то!

Она тронулась по тропинке. Вслед за ней потянулся и кавалер.

Федя:

Стой!

Николаша:

А чево такое?

Федя:

Шел бы ты к папаше, теленок.

Николаша:

А ты кто? Пастух?

Федя с кряком влепил кавалеру между глаз. Тот отлетел, поднялся, плюнул на кулаки и засветил обидчику по уху. Парни сцепились, рыча и матерясь.

Из темноты выплыла Клавка и подошла к дерущимся.

Клава:

(зевая) Ну, чего? Поделили?

Ее слова подействовали на драчунов, как холодный душ. Они поднялись, грязные, в разорваных рубахах.

Федя:

(подойдя к ней) Кому?

И двинул ее по лбу. Тут подлетел и Николаша. Они били ее недолго. Потом сели возле охающей девки и закурили.

Николаша:

Айда, Федя, первак глушить!

И пошли они, обнявшись и затянув веселую песнь.

САД ТИМОФЕЯ

Тимофей спит, широко раскинув руки. Возле него копошатся какие-то маленькие человечки. Из костыля выполз голубой цветок, сверкнул и завял. Тимофей улыбается во сне и кладет руки под щеку.

Иван сидит неподалеку и с ужасом смотрит на то, что творится вокруг его отца.

ДВОР МЕЛЬНИКА

Парни перелезают через забор и спрыгивают на землю. Дверь дома распахивается, и на пороге появляется мельник с лампой и с топором.

Николаша:

Б-батя, ты ч-чего?

Мельник подходит к сыну и долго-долго смотрит ему в глаза.

Николаша:

А мы, б-батя, вот...

Федя:

Так чо ты мне, Федя, показать-то хотел?

Николаша:

Я-то?

Федя:

Ага.

Николаша:

Да вот энто-с... пойдем-ка, пойдем...

Парни обходят мельника и трусцой забегают в баню.

Мельник берет топор и в ярости бъет им по бревну. Дерево разлетается в щепы.

САД ТИМОФЕЯ

Тимофей открывает глаза (и выглянуло солнце). Видит напротив сидящего сына. Тимофей еле-еле отрывает руки, привязанные тоненькими ниточками, стряхивает кого-то с головы и улыбается сыну.

Тимофей:

Вот, сына, путы какие... А все же просыпаться пора! (встает, берет костыль и ковыляет во двор, прихватив прошкину деревянную корову)

ДВОР КЛАВКИ

Мать Клавки:

(шепотом) Ой, да опять где-то шлялась, подлая! Ой, да что же ты, стерва, с нами делаешь!

На лавочке возле дома сидит Клавка и широко улыбается. Тщедушный мужичок в залатанных штанах выскакивает из дома к ней, бьет ее по шее и убегает внутрь двора.

Клавка сидит и также улыбается, глядя на солнце.

Отец выскакивает уже с кнутовищем и протягивает ее по голове, срывает с нее рубаху, обнажив обкусанные груди и бьет ее по спине.

Она улыбается.

Отец поднимает кнут и неожиданно бъет жену.

Отец Клавки:

Вот тебе, блядь ты подлая! Кого выродила!

Потом хотел еще кому-нибудь вдарить, да так и сел рядом с женой и дочкой. Женщины, кусая губы, улыбаются, плачут и затягивают песню.

Ой, пошла я за водой,

За водою чистой –

Коромысло, два ведра,

Только путь неблизкий.

Ой, пошла я за водой

Рано на рассвете.

Пела песни о тебе,

О любви на свете.

Ой, да высох тот ручей,

И ушла водица.

Ой, да грустно мне теперь,

Милые сестрицы...

Мимо их дома едет телега, на которой сидит молоденький попович, сын Отца Михаила, одетый в кафтан семинариста. Телега останавливается, и сын заходит в...

ДОМ О.МИХАИЛА

Ойкает попадья, рухнувшая на коник. В избе сидит сам батюшка и гоняет чаи. Сын заходит в горницу.

Отец шумно пьет и грозно грызет сахар. Сын садится на лавку.

Отец вдул в себя очередной глоток, да поперхнулся и зашелся в кашле. Сын подошел и стукнул отца по спине. Кашель тут же прекратился.

Сын вернулся на свое место.

Поп захотел было еще приложиться к чаю, но, посмотрев на мутную жидкость, поставил блюдце и вздохнул.

О.Михаил:

Расскажи, отрок, о блуде своем. (шепотом) Хороша хоть бабешка? А?

Пауза.

О.Михаил:

Расскажи, Алешка, сам был молод.

Пауза.

О.Михаил:

Али хмельной Отцу Никифору попался?.. Пирогом с хреном закусывал?..

Пауза.

О.Михаил:

Так ты, брат, проворовался?

Алексей мотнул головой.

О.Михаил:

Так чего же ты молчишь, козий сын, аки... аки...

Сын достал какую-то бумагу и протянул отцу. Тот медленно одел очки дрожащими пальцами и начал читать.

После прочтения отец уставился непонимающе на сына, посмотрел на него и опять принялся читать.

Постепенно смысл прочитанного начал доходить до него – лицо стекло подбородком вниз, отпечатав заглавную букву «О».

О.Михаил:

Так ты, брат, атеист? В Бога не веруешь?

Алексей:

В вашего Бога, батюшка.

ДОМ ТИМОФЕЯ

Мельник стучится в ворота дома.

Тимофей:

(из-за дверей) Заходите, люди, заходите!

Мельник:

Здравствуйте, Тимофей Иванович!

Тимофей:

(открывая дверь и пропуская гостя в дом) Здравствуй, Сема, да в дом проходи...

В доме обедали. За столом сидели Ульяна, Иван и босяк Пантелеймон.

Мельник и босяк долго смотрят друг на друга.

Пантелеймон встает, кладет ложку, кланяется и выходит.

Тимофей:

Вы чего, Сема, не поделили?

Мельник:

Я с ним заплатки не делил. Удивляюсь я тебе, Тимоша, с такими руками и босяков кормить!

Тимофей:

Да хороший он человек... и не босяк совсем... и дался он тебе... главное, человек хороший... А, хочешь, Семен, я тебе музыку покажу – ни одного гвоздика! (вытаскивая музыкальный аппарат) Всю зиму с ней чирикался!

Мельник:

А, можно, Тимофей Иванович, будьте так любезны, я попробую?

Тимофей:

А попробуй. Ручку сюда крути и думай о сокровенном, и тогда здесь, в окошечке, появится картина про твою задушевную мысль, и музыка польется райская...

Иван соскочил с лавки и выбежал из избы, но никто этого не заметил.

Мельник начал бережно крутить ручку, и полилась мелодия «Как во поле...». И в окошечке показалась картинка с изображением «музыки».

Ульяна вздохнула и принялась за уборку.

В избу входят Иван и сияющий попович.

Иван:

(Алешке) Вот, посмотри на него!

Тимофей:

Вот, смотри, люди пришли мою музыку послушать. А ты чего, Ваня, такой хмурый? Праздник же.

Иван:

(дергая за рукав поповича) Ты посмотри, что он еще скажет-то?

Алешка:

(неожиданно что-то вспомнив) Сейчас скажу... (бросается из избы)

Мельник:

(останавливает шарманку)Я чего пришел-то... Тимофей Иванович... загляни на мельницу... механизм проверить... там... разное...

Тимофей:

Бери, Сема, музыку. Я еще сделаю.

Мельник:

Взаправду... сделаешь еще?

Тимофей:

А как же!

Мельник сгреб шарманку и долго топтался, уходя. Напоследок, он вытащил штоф водки и сунул Тимофею.

ДОМ О.МИХАИЛА

Алексей:

Есть Бог! Есть!

За столом горницы сидят жандармский урядник, О.Михаил и староста Никифор Свистунов.

Жандарм:

(продолжая)... и мне было поручено проследить настроение толпы, вызванное сим черезвычайно важным сообщением. Вам, святой отец, надлежит постараться известить меня в случае всевозможных проявлений как восторженных излияний, так и смутных мыслей, поскольку мне даны свыше указания об исполнении Высочайшего Манифеста, не нарушая спокойствия и порядка. А Вам, уважаемый староста, надлежит при этом...

Алексей:

И Бог не ваш! И Бог не мой! Бог никому не принадлежит, и мы – есть та частица Бога, несущая то знание о Бытие, каковое постигается через наши глаза, уши, наши руки, наш нос! Да-да! Не смейтесь – нос! А то, что мы связаны с Богом сердцем и умом, и где же тот храм? И где же тот клирос?..

Разве там храм, где золото и где царит разврат? Не плоти, но хуже! Во сто крат хуже – души! И тот, кто стоит между мной и Богом – не лжец ли? Он лишает меня частицы Бога, свободы. И как смешон тот убогий человечек, говорящий «Я – избранник Божий!» А потом творить то, что угодно плоти этого человечика? Я знаю одно – Бог есть, и имя ему СВОБОДА!

О.Михаил вскочил и стал что-то орать на сына. Потом к нему присоединился староста. На лбу жандарма выступил пот. Он смахнул его платком, отстегнул саблю, и вся эта троица бросилась на вольнодумца. Они связали его, заткнули рот кляпом, но речь все равно не прерывалась. Тогда над сыном нагнулся отец и ударил его.

О.Михаил:

(шепотом) Про-кли-на-ю.

Жандарм и староста, управившись со смутьяном, вышли на крыльцо, пыхтя самокрутками, наблюдают, как из леса вынырнули три страшенные драконьи головы и поплелись к селу, пуская во все стороны клубы дыма и огня.

Староста:

Вот подлец Тимошка! Сожжет, ведь, село!

Жандарм:

М-дас, сожжет.

Староста:

Намедни в Захватовской кулижке видел глухарей. Токуют – страсть! Не желаете ль в охотку пострелять с Его Высочеством?

Жандарм:

Благодарствую, некогда.

Староста:

А об энтом указе... что делает подлец, а?.. об Высочайшем Указе мне на Матрену еще мельник...

Жандарм:

Что мельник?

Староста:

... Указе...

Жандарм:

Каком указе?

Староста:

Ведун он и чернокнижник! Деньги его бесовские!

Жандарм:

Какие деньги?

Староста:

Ведь, сожжет подлец избу! Свобода, свобода... Тьфу, прости Господи! (и бросился бежать, грозно востря кулачком)

ГОСПОДСКИЙ ДВОР

Возле заряженного экипажа мельтешат лакеи с чемоданами и коробками. Возле кареты стоит камердинер князя и смотрит куда-то в окна дома.

Князь сидит напротив сына и постукивает пальцами по обшивке кресла. Княгиня стоит возле окна и смотрит во двор.

Князь:

Quand? (Когда?)

Жорж:

Завтра.

Князь:

Pourquoi vos amies part parti si tôt? (Отчего твои приятели уехали так рано?)

Жорж:

Сущев решил выгнать медведя, а Мишель был просто пьян.

Князь:

Et tu? (А ты?)

Сын пожал плечами. Князь и княгиня переглянулись.

Князь:

Жорж, жандарм посоветовал мне... к тому же Бухвальд настоятельно рекомендует мне Карлсбад...

Жорж:

Я понимаю.

Князь:

Я бы очень хотел, чтобы мой отъезд был истолкован правильно. Прежде всего тобой.

Пауза.

Князь:

Marie, laissez nous tranquille? (Мари, прошу тебя оставить нас наедине?)

Княгиня выходит.

Князь:

Что ты скажешь, Жорж?

Жорж:

Мне трудно судить Вас.

Князь:

Что?!

Жорж:

Вы немолоды.

Князь:

Да! Я знаю ЭТО. И не вечен.

Жорж:

Слишком похоже на бегство.

Князь:

И ты об этом.

Князь подошел к окну и стал что-то высматривать возле кареты.

Князь:

Отчего же твои друзья уехали, а ты остался? Тебе же было с ними весело?

Жорж:

Папа, Вы ели виноград.

Князь:

Когда?

Жорж:

А у меня – оскомина.

Князь сбросил туфли, на цыпочках подбежал к сыну.

Князь:

(шепотом) Чего же ты хочешь? Денег? Славы? Моей смерти?

Сын молчит. Князь подбегает к своим туфлям, надевает их и начинает мерно вышагивать.

Князь:

Ваше поколение не знает меры, не умеет просто жить, отдав свою жизнь служению Царю и Отечеству.

За дверью раздается женское покашливаение.

Князь:

Сейчас же еду в Карлсбад восстанавливать свое здоровье! Marie! Vous êtes prêtes? (Ты уже готова?)

Жена вбегает в комнату и обнимает супруга. От окна неожиданно полыхнуло красным.

Князь:

Посмотрите! (обрадованно) Горит село. Вот вам ваша и свобода... вот вам ваш Карлсбад...

ДОМ О.МИХАИЛА

Староста и пожарные вбегают к О.Михаилу.

Вместе:

Выручай! Батюшка! Помоги! Позови!

О.Михаил:

К-кого?

Вместе:

Боженьку! Архангелов проси! Николу Чудотворца! Пошел ты со своим Николой! Архангела Гавриила!

О.Михаил:

(медленно одевает митру и что-то шепчет) Так. Где сапоги?

Вместе:

Где сапоги?!

Попадья:

(появляясь из ниоткуда) А, вот, они – родимые!

Вместе:

Пятку! Пятку подбери! Ишь, ноги отъел! Быстрее, батюшка!

О.Михаил:

Стоп! Ладанка святая где?

Вместе:

Где?!

О.Михаил:

В церкви.

Староста:

А-а-а, я сейчас сбегаю! Я быстрый! И ключики у меня есть! (убегает)

О.Михаил:

Откуда это у тебя ключи?

Пожарные:

Давай-давай! Хоругвь не забудь!

СЕЛО

Горело два дома – Тимофея и старосты, но пламя с удивительной быстротой начало перепрыгивать на другие дома; и вот уже все село занялось огнем.

Во дворе Тимофеева дома шла жуткая битва. Хозяин дома бился с последнй головой Змея Горыныча. Две другие головы, выдыхая последний пламень и булькая отвратительной жидкостью, умирали. Ульяна, стоя возле горящего дома, крестилась на солнце. Сын плакал. Тимофей размахнулся и срубил последнюю голову, вытер меч и сел на крыльцо. Тяжело выдохнув, закрыл глаза.

По улице, направляясь к битве, шла странная процессия. Впереди – староста с хоругвью. Следом – поп, размахивающий кадилом. За ними – пожарные, танцующие какой-то бесоватый танец под балалайку. А уж за ними – все село.

Шествие подошло к дому и остановилось.

Тимофей разлепил один глаз, произнес «Вот и все» и заснул.

В одно мгновение стих пожар. И дома и деревья стали из обугленных прежними. Лишь почерневшие и обугленные отрубленные головы напоминали о прежней битве.Село пало на колени и возликовало благодарственно попу: «Спаси ты, батюшка! Отец родной!»

Тимофей поднялся и пошел внутрь двора, сел возле яблони и, обращаясь к кому-то, устало махнул рукой, засыпая: «Ничего... иди... потом... все потом..»

Иван поклонился спящему отцу, дому, поднял котомку, забросил ее за плечи и подошел к ожидавшему его Пантелеймону. И пошли они вслед, уходящему за горизонт, солнцу.

ЛЕС

Утро. Обрыв реки. Слышны шаги людей и их приглушенный разговор.

1-ый пожарный:

... твою мать, слышь, Кузьма, а рыбалка-то летом ха-а-арошая будет.

2-ой пожарный:

А че такое?

Они выходят из леска. Один из них ведет под уздцы стройную лошадь, покрытую половецкой попоной. Весенний мороз заставил лошадь нервно дрожать, а пожарных – матюкаться.

1-ый пожарный:

Гляди, вон, вода совсем чистая...бр-р-р... льда ни хрена нету...

2-ой пожарный:

Ну, вотась, дошли, вроде. Где будем?

1-ый пожарный:

Да тут и пойдет. Ты, Кузьма, пока ноги путай, а я поссать схожу.

2-ый пожарный:

(лошади) А, ну, стой, дышло! В морду захотела! Тихо! Тихо, не кричи! Я те морду сейчас и завяжу! А, вот, таперича и кричи, у-у-у-у, холера! (1-ому пожарному) Ну, чего ты там, проссался?

1-ый пожарный:

Я научный вопрос определил, покуда в кустах-то... Я чего думаю, Кузьма? Едим мы с тобой однова, пьем – однова, и как же так получается, что я больше твоего ссу?

2-ый пожарный:

Значит, ты меня пожиже будешь.

1-ый пожарный:

Это, брат, ненаучный ответ.

2-ый пожарный:

А как же это будет по-научному?

1-ый пожарный:

Водус хуевус.

2-ый пожарный:

(после паузы) Ниче не понимаю. Дрын давай.

1-ый пожарный:

Уперлись? Стой-стой! Попону сниму.

2-ый пожарный:

И уздечку.

1-ый пожарный:

Навались!

И пожарные начали сталкивать лошадь в воду. Она крутила головой и дергала связанными ногами, пока вода не покрыла ее с головой. Тут вдруг она вынырнула и свободными губами заплакала.

1-ый пожарный:

Вот тебе, дедушка-водяной, гостинец на новоселье: люби да жалуй нашу семью.

2-ый пожарный:

(шепча на ухо) Про рыбу скажи.

1-ый пожарный:

Принимай, дедушка, гостинец.

А гостинец не тонул и громко ржал.

Кузьма сбросил тулуп и сапоги, взял дрын покрепче и шагнул в кальсонах в реку.

2-ый пожарный:

От, ебеныть, студено! (прицелился и со всей силы стукнул)

ДОМ ТИМОФЕЯ

Мятежный попович Алешка стоит во дворе в одной нательной рубашке, а хозяин дома суетился вокруг.

Тимофей:

Ты, главное, скажи чего-нибудь. (и хрясть водой его из ведра!)

Алешка:

Хо-ло-дно...

Тимофей:

А, ну, быстро в дом! Уляша, тулупчик дай! Ну, наконец-то заговорил.

Тимофей с женой затаскивают поповича в дом и кладут его на печку.

Алешка:

Стыдно... очень стыдно...

Тимофей:

Чего бормочешь-то?

Алешка:

Стыдно как...

Тимофей:

Ничего, ничего.

Алешка:

Влюбился я… как громом по башке моей глупой…

Тимофей:

Правду, что ль?

Алешка:

Вот, ведь, как это со мной случилось…

Тимофей:

Дак, со всеми случается.

Алешка:

Глаза открываю… и она!

Тимофей:

Кто она-то? Как зовут-то?

Алешка:

Не знаю…

Тимофей:

Где нашел-то ее?

Алешка:

Там, у колодца, подошел…проснулся только…

Тимофей:

Тебе, чего, спать негде было?

Алешка:

Нет…то есть, да…

Тимофей:

Давай ко мне, луковый!

Алешка:

Голова еще болит… подхожу, а она... смеется... надо мной...

Тимофей:

Чего ты? В первый раз что ль надрался?

Алешка:

Первый...

Тимофей:

Ах ты, чума! А с чего же ты?

Алешка:

Из дома... ушел...

Тимофей:

Подожди, сейчас согреешься. (поднося шкалик)

Алешка:

Нет-нет-нет... не бу... ду пить...

Тимофей:

Пей, чума, все зубы выстучишь.

Алексей, зажмурив глаза, глотает содержимое стакана. Тимофей тем временем достает какую-то картину и сует ему под нос.

Тимофей:

Вот, посмотри, Лексей, картину про мою жизнь. Здесь и Ульяна-жена, здесь и друзья-товарищи задушевные, и детишки мои... Вот и для тебя местечко найдется. Оставайся с нами? Прокормимся. Одни мы остались...

Алешка:

А Ваня где?

Тимофей:

А Вани нету. Ушел... и Пантелей тож...

Алешка:

(показывая на картину) А это кто?

Тимофей:

Это – Антип, первый наш. Богу преставился трех дней от роду.

На картине Антип был бодр и усат. В руках он держал ружье.

Тимофей:

Боевитый он. Верно, в Ульяну пошел. В ее родню. У нее все такие были, кого не вспомни. Первый раз, когда свататься пришел, эх и наваляли мне тумаков!..

А это – доченька наша Ксюша. Забрал ее к себе водяной. Семь лет уже прошло. Сейчас деток ему носит, да дом в чистоте держит, покуда хозяин на работе. А когда столько деток – ой, как трудно за домом следить. А ей – ничего! Хоть и устанет, да все равно улыбка с лица ее не сойдет. Хозяин – в дом, а еда из печки – тут как тут. И водяному – гордость да радость – не жена, а праздник, вечная подруга и опора!..

Это – Трофим, второй наш. Лихоманка его завалила. Сгорел за два дня. Смотри, какой красивый – это уж из моих кровей. Ему жениться пора, а он все холостует. Озорник...

А это – Ваня...

А это – друг мой сердечный по службе воинской. Чуваш. Христофором звали. Веселый. Голосистый. Незлобивый. А сильный какой. Сам с виду – щепка щепкой. Раз на спор лошадь пронес на себе аж полверсты, так дух от него сзади шел, как от лошади... Турки голову отрезали, да на кол вбили...

А?.. Э-э-э, да ты спишь, бедный... Дай-кось я тебя пририсую...

Тимофей видит в окне бегущих по улице детей и показывающих руками на небо.

Тимофей:

А-а-а! Икли-икли-икли-кли – это в небе журавли!

Дети стремительно бегут и хором зовут журавлей.

Дети:

Икли-икли-икли-кли – это в небе журавли!

ПОЛЕ

Карета князя. В карете также – его жена и компаньонка жены, щебечущие о чем-то веселом на своем французском

Князь:

(шепчет) Икли-икли-икли-кли – это в небе журавли!

Князь видит невдалеке двух человек, катящих перед собой объемистую тележку. Почувствовав взгляд князя, люди остановились.

Князь:

А, это ты, Мардохай?

Шлема:

Шлема, Ваше Сиятельство, благородству Вашему нету конца.

Старый еврей мелкими шажками приблизился к карете князя.

Шлема:

Вот-с, Светлейший Князь, направляюсь в Ваши владения. Ножики подточить. Дырки залатать. Дошли до меня вести, что работа появилась до меня у Ваших поваров.

Князь:

Откуда ты знаешь, Мардохай?

Шлема:

Работа знает, руки знают, Ваше Ослепительное Сиятельство.

Княгиня:

Qui est? (Кто это?) A qui parlez vou, Basil? (С кем Вы говорите, Базиль?)

Шлема:

Припадаю к прелестным ногам княгини. C’est moi pauvre bêbe. (Это я – несчастное создание.) Est ce que vous voulez voui mes travaux? (Не желает прелестная княгиня оценить мою работу?)

Князь:

Не желает. Ты откуда французский знаешь?

Шлема:

Моя семья, Ваше Сиятельство, очень часто скиталась. Папаша сменил много мест, да так и остался в одном платье...

Князь:

А что ты еще знаешь, какие языки?

Шлема:

По-польски могу, ну еще что-нибудь. Да что я о себе? Вот сын мой! Очень умный, если бы еще образование. А так все читает и читает. (шепотом) Очень много читает.

Князь:

А я не знал, что у тебя есть сын, Шлема. Где же ты его хранил? В тележке?

Шлема:

Жил он у дяди, Ваше Милостивое Сиятельство. Братец мой, раввин под Краковом, выучил его письму, чтению, языкам. Да, вот теперь и моя очередь... учить его ремеслу... жизни... дороге...

Князь:

(сыну Шлемы) Эй, Мардохай, подойди сюда!

Шлема:

(шепчет) Авраам, Ваше Сиятельство.

Сын медленно поднял глаза с дороги, посмотрел на князя, и даже не на него, а куда-то насквозь, шагнул с тележкой раз-два и остановился. Шлема закрыл глаза и начал что-то шептать, шевеля губами.

Князь решился что-то крикнуть Аврааму, но тут его посетила какая-то идея.

Князь:

(Шлеме) Послушай, Мардохай.

Шлема:

Да, Ваше Великое Сиятельство?

Князь:

Ты говоришь, умный у тебя сын?

Шлема:

Не то, что я, Благороднейший Князь, столько книг прочитал...

Князь:

Знаешь мою библиотеку, еврей?

Шлема:

Слышал много, Великий Князь, да...

Князь:

Пусть твой сын опишет мне все книги, а я, когда вернусь, проверю на его спине, какой он умный.

Шлема:

Да, да, Ваше Благородство, ему бы учиться...

Князь:

Управляющему скажешь... (что-то шепчет Шлеме на ухо) А если не поверит, то добавь... (опять шепчет)

Старый еврей открыл рот, подумал и бросил картуз на землю, стоптал его ногами и начал тянуть себя за пейсы.

Князь захлопнул дверь кареты.

Князь:

(кучеру) А, ну, гони!

Княгиня:

Qu’est-ce qu’il a? (Что с ним?)

Князь:

Barbare. (Дикарь)

И карета умчалась вдаль.

Авраам:

Что с Вами, отец?

Шлема:

Радуюсь.

Авраам:

Так чего же плачете?

Шлема:

Страшно.

Авраам:

Что случилось, отец?

Шлема:

Не то важно, что случилось, а то важно – что случится.

Старик поманил сына пальцем и начал шептать ему в глаза.

Шлема:

Клянись всем тем, что свято для тебя! Женщиной, давшей тебе жизнь. Сестрами своими. Дядей. Мной, если хочешь. Всем святым для тебя, что никогда, слышишь – никогда! – ты на эту дорогу не придешь с этой тележкой, чтобы не случилось в твоей жизни! Клянись! Тш-ш-ш! Я не хочу знать твоих порученцев. Ты просто кивни мне головой.

Авраам кивнул.

Отец улыбнулся, подхватил тележку у сына и покатил ее, напевая что-то раскатистыми руладами.

СЕЛО

На окраине села староста, сложив руки козырьком, следит за приближающимися к селу двумя фигурками.

Староста:

О! Кажись, еврей идет. Готовсь!

Село зашевелилось. Из подворьев тащили все острое и звенящее.

Шлема входил в деревню, и его встречал строй хмурых жителей, приготовивших вилы, серпы, топоры ко встрече с евреем. Шлема поставил тележку. Авраам бросился вперед и загородил его грудью. Отец ласково оттолкнул сына и бесстрашно подошел к хмурой тетке с серпом, потрогал ногтем лезвие, процокал языком, широко улыбнулся и развел руками.

Шлема:

Ну, вот, я и здесь.

Тут все загомонили, заулыбались, хлопая точильщика по спине.

Староста:

Ну, жидовская морда, где ж ты шлялся? Все село тебя ждет-не дождется, а?

Шлема:

Прощенья прошу у честной компании, чтоб жить вам в богатстве и любви. Работы было много, уважаемые мои.

Голоса:

Ишь ты! Какой занятый! Сколько ж можно работать!

Шлема:

Работа она дураков любит.

Кругом рассмеялись. Авраам почернел лицом и закрыл глаза.

Сквозь толпу протиснулся повар князя.

Повар:

Чего встал на дороге? Я тебе уже комнату приготовил. А это кто такой с тобой?

Шлема:

Это сын мой, Авраам.

Повар:

Эка, брат, здоровый какой! Помощник твой?

Шлема:

О, не-ет. Сам князь назначил его библиотекой заведовать.

Голоса:

Чего? Кто он будет? Книги воровать будет! И девок в чуланах зажимать! Пейсами щщщекотать!

Насмеялись все вдоволь.

Шлема покатил тележку. Рядом с ним, ведя какую-то беседу, пошли повар и староста. За ними, опустив голову в землю, шел Авраам.

В окне наблюдают эту процессию супруга старосты Прасковья Никитична и дочь их Наталья.

Прасковья Никитична:

Смотри-ка, опять поскакал куда-то. Что-то муженьку моему дома не сидится в последнее время.

Наталья:

Когда же он дома сидел, маменька?

Прасковья Никитична:

Первый месяц, как свадьбу сыграли, а только чего-то он совсем уж шустрый стал. Помолодел что ли?

Последние слова относились к престарелому отцу старосты, сидящему в углу комнаты.

Дед:

Да, да, хозяюшка, совсем шустрый...

От взгляда хозяйки старик осекся и сел на свое место.

Наталья, увидев, что-то на улице, отшатнулась от окна.

Наталья:

Я к себе пойду... Нет! Маменька, можно я к товаркам пойду?

Прасковья Никитична:

Можно. Отчего ты спрашиваешь меня?

Наталья:

Нет! Я лучше у себя буду.

В дверь дома стучат.

Наталья неожиданно крестится и садится рядом с дедушкой.

Наталья:

Будь, что будет.

Прасковья Никитична:

Кто там?

Алешка:

(из-за двери) Это я.

Молчание.

Опять стук в дверь.

Прасковья Никитична:

Да заходи же ты, недолука.

В горницу заходит Алешка с тремя ландышами.

Алешка:

Вот, больше не нашел.

Прасковья Никитична:

Отчего же не нашел боле? Хорошо ли искал?

Алешка:

Хорошо. Дак спешил.

Прасковья Никитична:

Куда спешил-то?

Алешка:

К вам.

Прасковья Никитична:

Так что за дело у тебя?

Алешка:

Свататься я пришел...

ПОЛЕ

Шарманка играет «Как во поле...»

Посередине скользкого поля стоит мельник и крутит ручку своей музыкальной машины.

Вдруг строй музыки ломается. Мельник оборачивается и видит жандарма, покидающего село.

Полицейский остановился возле мельника.

Жандарм:

Чего ты тут делаешь, Семен Семеныч? А? Поплакаться решил? В самый раз. Жалобятся на тебя люди. Жмешь сильно. Я бумагам ходу не даю, да, вот, приеду скоро, так там и решим почему... (лошади, а, может и мельнику) Но, сивая!

Жандарм ускакал.

Мельник молча сплюнул ему вслед, развернулся и пошел домой.

СЕНОВАЛ ТИМОФЕЕВА ДОМА

Зарывшись в сено и стараясь не зарыдать в голос, плачет попович.

Дверь сеновала тихонько открывается. Тимофей подходит к плачущему.

Тимофей:

Ох, гляди-ка, ты мне все сено намочил.

Алешка:

И сено намочил!

Тимофей:

Ты чего, сердешный, душу свою ранишь. Она у тебя болит, а ты ее пуще царапаешь. Ни к чему эту сырость разводить... Как раскиснешь, так, гляди, и лягушки заведутся, и все травой сорной порастет, а там и мавки придут – с собой утащат на дно болотное. И ничего не останется, как жить на дне болота. Эх! Разве там жизнь?

Алешка:

(хлюпая носом) Нет.

Тимофей:

Ты, главное, не спеши – всему свое время. Она, может, и не любила никогда. Она, может, только об этом от подружек слышала, да в книжках читала. А ты хочешь, чтоб раз! И в тебя!.. Она теперь знает, что ты ее любишь. Так дай время ей и тебя полюбить.

Ты, вот что, слушай, возьми в осаду ее, как мы турецкие крепости осаждали.

Кадры «хроники» турецкой войны.

Неделю, другую в осаде сидим. И бьемся, и бьемся. Кажный день. А у турок терпения нет – он или «аллах! и на тебя» или «на колени бух! сдаюсь, мол!» Куда им супротив нас... А французы другие – эти очень на геройство способные.

Кадры «хроники» французских баталий.

И куда-нибудь залезть там, и чтобы достать что-нибудь за три дня! И сражаться весело с куражом! Только им надо, чтобы все видели их геройства – а иначе скушно! Иначе хиреют французы и бегом бегут... Немцы – те самые упорные.

Кадры «немецкой хроники».

Надо им что-то – идут-идут-прут, как черти, лишь усами шевелят. И дома у них такие же – лопата здесь, а вилы, вишь, вот тута. И не дай Бог перепутать! Спать ложится поздно и на супружницу смотрит, как на часы.

«Ку-ку!» – кукушка кукует. Он спит.

«Ку-ку!» – еще раз кукует. Он сразу детишек делает в это время... Настырный народ, упорный. Только если часы им поломаешь, то делай с ними что хошь – потеряются, как дети, и к первому попавшему под крылышко «хер ты мой, хер»... Англичане – те все больше по морям плавают.

Хроника «английской жизни».

А на всех остальных сквозь стекла смотрят. Вот так! Дак что увидишь сквозь стекла? Живут себе на острове, и ни за что с острова нейдут. Эх-х-х, англячане...

Вот про азиятов шибко не скажу – не привелось встречаться.

Изучающее лицо азиата.

Встречать, конечно, приходилось. На ярмонках. А так, чтобы изучить их, не пришлось, да они и сами молчат все или такое начнут говорить, куда там! Ничего не поймешь!.. А еще я слышал про Америку...

Хроника «американской жизни».

Больно на сказку похоже. И все у них не так, и негры те же, и плывешь себе, куда хочешь, и... живешь, как хочешь... насчет последнего я очень сильно сумневаюсь – сказки приходят из тумана. Чем гуще туман, тем... веселее живется.

Хроника мелькает калейдоскопом различных событий из различных стран и времен.

И всем им чего-то от нас хочется – то оторвать, то отрезать, то купить. И всем мы им нужны. И боятся они нас, и даже не любят, а все ж таки уважают.

И никогда им нас не побить, не купить, покуда мы сами себя не побъем иль продадим...

Эх, Алешка, жить будем – грязь почистим, руки умоем, слезы вытрем, крылья расправим и полети-и-и-им...

ВЕСЕЛАЯ ИЗБА

На крыльце стоят Наталья и две ее подруги Настасья и Дашка. Из темноты выныривает мельник, останавливается и начинает внимательно осматривать девиц.

Настасья:

Вам чего, Семен Семенович, невеста запонадобилась? Или сами жениться задумались?

Дашка:

Заходьте, заходьте, тоску развейте, да нас развеселите.

Мельник переводит свой изучающий взгляд с одной девицы на другую. Наталья кивнула недовольной головой и ушла в дом. Следом за ней – подруги.

Мельник тоже покидает сцену, погрузившись в свои раздумьи, и не заметив подошедшего Алешки.

Алешка:

А она, конечно, скажет... почему, конечно?.. Нет, не так!.. Она не скажет, она.. промолчит?..

На крыльце появляются Федя и Наталья.

Наталья:

Пусти!

Федя:

Что ты? Никогда! Ты смотри, какие у меня руки сильные.

Наталья:

Пусти, пусти!

Федя:

Я тебя к сердцу прижму так сильно – из твоих грудей сок потечет, а внизу тебе так полегчает, что улетишь...

Наталья:

Да пусти же ты!

Алешка:

Эй! А ну, перестань! (выходя из укрытия) Что же ты делаешь?! Ты что ее неволишь? Ты понимаешь, что ты делаешь? Она свободна, свободна делать, что хочет... и кого любить... Она выбирает!

Федя вдруг стремительно соскочил с крыльца, схватил Алешку за затылок и потащил в темноту ночи.

Федя:

Пойдем, поговорим. Там расскажешь, кто выбирает!

Из темноты доносится какой-то вздох.

Голос Феди:

(удаляясь) Пойдем, пойдем дальше, попик.

Наталья:

Алеша?.. Алеша? (бросается за ними в темноту)

КОМНАТА ШЛЕМЫ В ГОСПОДСКОМ ДОМЕ

Старик заканчивает точить ножницы, подходит к сыну, берет пейсы и состригает их. Потом радостно целует сына в лоб.

За окном стоит повар и смотрит на действие внутри. Вдруг сверху на повара льется какая-то жидкость.

Жорж:

(со второго этажа) Дождь, что ль пошел?

Повар, качая головой и стряхивая вонючую жидкость, уходит, а...

ОКНО НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ

... тем временем молодой барин, застегивая на ходу штаны, будто отцовская тень, проносится по дому, выбив напоследок витраж входной двери так, что стекла зазвенели и рассыпались бусинками по паркету.

Жорж потрогал край, оставшегося в двери, осколка и с любопытством уставился на окровавленный палец.

В обрамлении выбитой двери неподалеку стоят Федя и, растекающийся коленками по земле, Алешка. Оба уставились на барчука с нескрываемым удивлением.

Жорж подхватил камень и швырнул в них.

Жорж:

А, ну, пшли отсюда, псы!

Алешка и Федя странно переглянулись и уставились на него опять. Барчук подошел к ним, задрав подбородок и шипя сквозь зубы.

Жорж:

Эй... вы... пшли отсюда, «свободные» люди!

Он даже брызнул на них рукой, пугая.

Федя искривился улыбкой, вытащил кривой нож и засунул его в живот молодому барину.

Жорж начал икать, глядя на своего убийцу. И Федя – тоже. Оба булькали горлом, что-то силясь сказать.

Жорж упал на колени и завыл на луну, простерев к ней руку.

Федя исчез в темноте.

Алешка подполз к умирающему и зачем-то вытащил нож из его живота.

Жорж лежал лицом к небу. По его лицу пробежала улыбка. Глаза что-то увидели. Лицо изменилось... и вылетела душа.

Из окружающей темноты неожиданно выступили люди из господского двора и из села.

Алешка пошел на них, блестя кровью и ножом.

Чей-то голос:

Убьет, ведь, кажного.

И все как-то очень быстро скрылись назад в темноту.

Алешка:

Постойте, постойте, куда же вы все?...

Алешка посмотрел на прожектор луны и увидел, как прозрачная фигура поплыла к ней, простирая руку.

СОН НАТАЛЬИ

Церковный хор поет свадебную песню. В хоре – пожарные.

Довольный отец. Мать. Настороженные гости. Радостный Алешка. Поп в золоченой одежде начинает выводить «Венчается раба Божия».

Камера переходит на невесту – она беспокойно взволнована. Далее, камера опускается ниже – на жениха. Это – бородатый карлик, чем-то похожий на мельника.

На вопрос попа: «Согласен ли ты взять в жены рабу Божию Наталию?», жених облизывается, кладет руку на внезапно выросший живот невесты и сладко отвечает: «Да.»

Невеста, заметив свою беременность, хватает карлика за бороду и швыряет его в окно.

Поп продолжает свой вопрос: «Согласна?»

Рядом с невестой – тот же карлик.

«Нет!» – шепотом кричит невеста...

И чей-то женский голос завел песню.

Ой, пошла я за водой,

За водою чистой –

Коромысло, два ведра,

Только путь неблизкий.

Ой, пошла я за водой

Рано на рассвете.

Пела песни о тебе,

О любви на свете.

Ой, да высох тот ручей,

И ушла водица.

Ой, да грустно мне теперь,

Милые сестрицы...

КОМНАТА НАТАЛЬИ

... и просыпается, вскочив с кровати.

Наталья:

Нет!

Она спрыгивает с постели, бросается на колени перед иконой Богоматери и начинает что-то, неслышное нам, шептать.

Ее шепот перемежается с напряженным молчанием.

Наталья переводит свой взгляд вбок и видит Богоматерь, стоящую на коленях и молящуюся вместе с ней.

Наталья:

О, Пресвятая Матерь Богородица...

Богоматерь:

(закрывая рот просящей ладонью) Чего же ты просишь?

Наталья:

Любви.

Богоматерь:

Как же ты можешь просить чуда? Хочешь ягод летних? (протягивает Наталье миску земляники, залитую сметано й)

Наталья:

Разве ж это чудо? Придет лето, я это чудо сама тебе принесу сколько твоя душа пожелает.

Богоматерь:

А сейчас сможешь?

Наталья:

Сейчас – нет. Дай время.

Богоматерь:

А что же тогда «твое» чудо?

Наталья:

То, чего у меня нету.

Богоматерь:

Так будет! Придет «твое» лето.

Наталья:

Когда, Матушка?

Богоматерь:

Господь дал тебе чудо невиданное, а ты и впрямь не видишь. Любовь – в сердце твоем, на самом донышке, а ты просишь меня об этом.

Наталья:

Как же мне дальше-то?

Богоматерь:

Ты знаешь, доченька.

Наталья:

Легко Вам так говорить, Пресвятая...

Богоматерь:

Легко? О, да... Что ты знаешь о любви моей, доченька?

А я про вас, милые, все знаю. Все вы мне про себя рассказываете...

Люби, милая, люби. Открой сердце свое, там и найдешь чудо свое.

---

Дата добавления: 2015-09-04