ГЛАВА 35 Как воскресить спартаковский футбол

Спартаковский футбол… Кружевной. Изящный. Отчаянный. Я боготворю его. Вижу в своих снах и скреплю зубами, когда отбиваюсь от очередного приступа ностальгии по нему. Он как солнце. Все о нем знают, но далеко не каждый способен объяснить природу его происхождения и дать четкие характеристики. Истинный спартаковский футбол не укладывается в обтекаемые фразы. Это и искусство. И философия. И очень специфичная психология. Одним словом, это и есть те самые «кружева», которые Черенков и Гаврилов плели на зеленом газоне. Вот с Алексеем Зининым мы и попытались эти кружева расплести, а самое главное, разобраться, что от них осталось в новом тысячелетии.

Внешнюю особенность понять в общем‑то несложно, и сделать это может рядовой болельщик без особых проблем. Достаточно взять выдержки из интервью ветеранов «красно‑белых». Так, Геннадий Олегович Логофет поведал такую историю:

– В сборной Советского Союза Николай Петрович Морозов говорил мне: «Гена, отдашь пять диагональных передач на полполя – получишь пятерку». На что я ему возражал: «Нас в «Спартаке» учат дорожить мячом». Он закипал: «Ты мне здесь свою спартаковскую пластинку не крути. Используй длинные передачи». Да это же проще всего! Не ломая голову, запустил мяч подальше, и пускай твои партнеры там бьются в воздухе. Только я все равно ребят втихаря предупреждал: при случае через короткий пас выходить из обороны буду.

Димка Парфенов, тоже, к слову, правый защитник, только уже моего поколения, как штришок привел такой пример:

– В квалификационных матчах Лиги чемпионов за «Партизан» играл Томич, друг Пьяновича. И вот он Михайле на нас с Васей

Барановым жаловался: «Так, как меня возили в Белграде эти два сумасшедших, никто никогда не возил! А этот маленький, Парфенов… тренер сказал, что он защитник, а он совсем не защитник! Он все время в атаке». У нас тогда действительно все атаковали. Романцев говорил: вы обороняться не умеете – идите, наступайте.

Много таких рассказов довелось услышать. Не десятки. И наверное, даже не сотни. И независимо от того, из чьих уст они звучали, суть всегда была одна. Какой‑то игровой непосредственностью от них веяло, романтикой, а глаза у рассказчика обязательно горели. Точно так же, как горят у меня сейчас, когда я вспоминаю все наши фантастические комбинации и грандиозные победы. Тем же «Реалу» с «Арсеналом» мы так головы кружили, что они отказывались понимать, куда попали.

Откуда все это? С каких таких времен? С кем из матерых «красно‑белых» ни поговоришь, все убеждены, что комбинационный стиль у команды был с момента ее образования! И Бесков, и Романцев считаются лишь гениальными наследниками. То есть они не создавали легендарный стиль, они его сохраняли и пытались улучшить.

«Впервые живьем я увидел этот «кружевной» футбол ровно полвека назад, – это еще одна выдержка из рассказа Логофета, – в 1956 году в «Лужниках». Я был поражен тем, что спартаковцы в чужой штрафной делали по пять (!) точных передач друг другу и не оставляли сопернику шанса отобрать мяч. Все девяносто минут крутили такую карусель, что дух захватывало. «Спартак» представлялся какой‑то сказкой, чем‑то неземным. И когда в конце 1959 года я попал в эту команду, в составе которой выступали десять олимпийских чемпионов, испытал состояние абсолютного счастья. Кстати, уже тогда наши игроки были убеждены, что спартаковский футбол существовал испокон веку».

Мне, так же как и Олеговичу, кажется, что он был вечно. Такое впечатление, будто спартаковский футбол появился на свет гораздо раньше, чем англичане придумали саму игру.

Главнейшая составляющая нашего стиля – мысль. Представьте, что вы ведете машину. На сложном участке дороги пытаетесь предугадать, что шофер едущего впереди автомобиля будет делать, если сейчас возникнет экстремальная ситуация. И чтобы это понять, смотрите на машины, которые едут перед ним. То есть, дабы не угодить в аварию, вам нужно просчитывать эпизод на два, три, пять ходов вперед. У нас это получалось!

Если в «Спартак» попадал человек, который носился по полю, пускай и безостановочно, но «не включая голову», то, каким бы он талантом ни являлся, можно было не сомневаться – в команде не задержится.

Романцев по десять раз за тренировку кричал: «Думайте! Думайте!» Если кто‑то тормозил, Иваныч останавливал занятие и пихал нам: «Хотите пустой беготней заниматься?! Тогда мне будет проще забрать у вас упражнения с мячами и заменить их максималкой». Максималку все боялись как огня. После таких слов, да после романцевского крика, хочешь не хочешь начнешь думать.

Безусловно, без техники в классическом «Спартаке» также делать было нечего. В середине 1990‑х у нас были собраны сплошь техничные ребята. По окончании тренировки, бывало, станем возиться с мячом – собаки в Тарасовке замолкают. Сочетание мысли и техники позволяло нам брать игру под свой контроль. Даже в самом принципиальном поединке мы обязаны были держать мяч на любом участке поля. За боковую можно было выбить или сделать безадресный вынос лишь в самом крайнем случае. И то была велика вероятность за это попасть под раздачу. Раньше все тренировочные упражнения были со своим глубоким смыслом. Они, как мозаика, дополняя друг друга, складывались воедино, что и давало картину под названием «спартаковский футбол».

Наши «кружева», к слову – это не только стеночки и забегания. Был у нас еще такой шикарный прием, как оставление мяча пяткой. С «Партизаном» в Москве я увел за собой полкоманды гостей и оставил пяткой мяч Тихону. Андрей ворвался и перекинул вратаря. Красивейший гол! Настоящий спартаковский. В Европе он произвел на специалистов сильное впечатление. И основной элемент для отработки всех этих элементов – квадрат.

* * *

У нас даже в школе был культ квадрата. Федосеич Королев играл с нами нейтрального и каждому за тренировку раз по пять просовывал мяч между ног. Такое наслаждение получал. У Романцева квадрат был вообще важнее всего на свете. Когда у нас по осени матчи шли через два дня на третий и сил уже не оставалось, Иваныч давал нам только разминку и это упражнение. Квадрат – это ведь, помимо всего прочего, и объединяющий фактор в команде, поэтому о нем необходимо говорить обстоятельно.

Когда в семнадцать лет я начал тренироваться с основой, сразу заболел квадратом. Специально на поле пораньше выходил, впрочем, как и все. На первых порах, конечно, боялся лезть к звездам. Крутился в своем молодежном обществе. Играешь здесь – сам туда одним глазом смотришь. Кто как себя ведет, какие шутки отпускает. Потихонечку шла ротация состава, и я плавненько перебрался в тот большой квадрат. Обошлось без потрясений – выдержал. С нами очень любил играть Романцев. Возьмет мяч: ну, кто со мной? И «старики» к нему уже летят. Иваныч щелкал квадрат как орешки. За семь‑десять минут лишь раз мог войти в круг.

Разминочный квадрат 6 х 2 мы использовали до начала занятий. Его специфика – покатить мяч между ног водящего. По неопытности люди, когда попадают внутрь, хотят побыстрее отнять мяч. Ноги расставляют широко. Им «между» накидают авоську – народ в экстазе! Смех на всю Тарасовку. И вот что интересно: если человеку пару раз «между» просунуть, то он вроде уже и поближе к коллективу. Мы смеемся. Он улыбается. Эти улыбки и роднят. Помню, когда Робсон только появился, мы ему тут же раз семь мяч в «очко» закатили. Он потом бегал «со связанными» ногами. Мы просто умирали от хохота и Робу сразу признали. Он стал своим. Ни один праздник без него не обходился.

Правда, однажды «погоня за прекрасным» привела к очень щекотливой ситуации. По‑моему, в 1999 году в Ростове за день до матча Иваныч решил с нами порезвиться и попал в круг. Так я возьми и покати ему мяч между ног. Иваныч только развернулся, Цыля ему в оборотку в «очко» прокинул. Со всеми – истерика.

Точнее будет сказать – скрытая истерика. Всем хотелось хохотать, настолько все забавно получилось, но позволить себе это в открытую никто не посмел, вот и давились смехом. Но Иваныча все равно это задело. Он побагровел на глазах, дал свисток: «Тренировка закончена!» – и ушел в корпус. Нам всем было очень неприятно, что так получилось, но все равно даже на следующий день при виде Иваныча каждому из нас приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы сдержать смех.

Зато когда начиналась серьезная работа, шутки заканчивались, и тогда для новичка уже ничего страшнее квадрата не существовало – мозги кипели от перенапряжения.

Тот, кто со своими мозгами не справлялся и постоянно оказывался водящим, очень быстро Романцева разочаровывал, и главный тренер на этом человеке фактически ставил крест.

* * *

Требования у нас предъявлялись высочайшие. И здесь мне хочется привести кусочек из рассказа Тишки, хотя бы потому, что его история куда более характерна для «Спартака», чем моя. Вот как Андрей Тихонов вспоминает свои первые годы под красно‑белыми знаменами:

– Романцев никогда не был подарком. И у меня с ним отношения с самого начала складывались своеобразно. Вне поля Иваныч нормально со мной разговаривал, давал понять, что из меня может получиться ФУТБОЛИСТ. Но на первых порах на тренировках он на меня кричал чуть ли не истерически. Я, к счастью, быстро понял: Олег Иванович давит только на тех, на кого делает ставку, в ком видит какие‑то предпосылки. Те, на чьи промашки он закрывал глаза, в команде не задерживались. Полагаю, если бы Романцев постоянно не предъявлял ко мне повышенных требований, я мог бы и не состояться. Когда наставник с тобой все время жестко, ты в постоянном тонусе.

Иваныч комментировал все мои действия на поле. Установки давал такие, что я изначально знал: попаду под раздачу. Тогда еще я был нападающим и должен был преследовать любого защитника, если тот идет вперед, вплоть до нашей вратарской площади. Я должен был «гонять» весь квартет оборонцев, когда соперники начинали атаки. Должен был цепляться за мяч, правильно открываться и принимать верные решения, оказываясь на ударной позиции. В общем, я должен был делать абсолютно все. Так вот, при всех моих титанических усилиях избежать ошибок не получалось. И тогда я оказывался под перекрестным огнем Романцева и Пятницкого. Испытание, поверьте мне, не из легких. Через нечто подобное прошел каждый. Тот, кто выдерживал морально, – рос, кто нет – отваливался.

* * *

У меня в отличие от Андрея все протекало более или менее гладко. Я попал в ту редкую категорию игроков, на кого Олег Иванович старался не кричать. Но сей факт еще выше поднимал планку требований ко мне. Я знал, что не имею права подвести. Более того, не имел права даже на то, чтобы хотя бы один матч провести средне. Максимализм во всем.

Спартаковский футбол – это, может быть, даже в первую очередь исключительная психология. Не просто победная, а отчаянно победная. Мы настраивали себя на то, что мяч будет у нас постоянно. Девиз был, как у бразильцев: соперник забьет, сколько сможет, мы – сколько захотим. Побеждая с минимальным преимуществом, мы и на последних минутах все равно неслись вперед.

Мы были Командой с большой буквы! Никто не думал о собственной выгоде, мы думали друг о друге. И это был спартаковский принцип.

С того момента как человек регулярно попадал в состав, он начинал ощущать себя игроком основы. У Романцева во всем свои методы. Олег Иванович не ждал, когда его ключевой футболист восстановится и наберет форму. Боль утихла – сразу в пекло. То есть каждый из нас твердо знал, что на него рассчитывают. Никакой волокиты, никакой обкатки в дубле. Может, это и негуманно, но с психологической точки зрения подход очень сильный. На подсознательном уровне не было боязни того, что сломаешься и на твоем месте «выстрелит» другой. Другой будет играть до тех пор, пока ты не вылечишься. Наверное, и поэтому тоже мы играли как одержимые.

Как в Шаолиньском монастыре из поколения в поколение передавали тайное боевое искусство, точно так же в спартаковской обители передавали искусство футбольное. «Красно‑белые» прежде были сильны своей преемственностью и среди наставников, и среди подопечных.

«Спартак» всегда был силен своей дедовщиной – мудрой, грамотной, необходимой для больших побед. Романцеву лишний раз и голову не надо было забивать вопросом формирования микроклимата в коллективе, ведь был костяк, который держал все под контролем. Все новички и молодые, приходя в «Спартак», тут же осознавали, куда они попали, и безоговорочно принимали законы «красно‑белых». Атмосфера была такой, что не принять эти законы просто было нереально.

И еще было важно, что дубль жил и тренировался вместе с основой. Переход из второй команды в первую осуществлялся органично. А год‑два спартаковской науки в одном составе исполнителей приводил к тому, что мы действовали на автомате, как умный компьютер. И очень важную роль играла импровизация. На всем протяжении времени от Чернышова до Федотова у нас ее было слишком мало. Играли по схемам: бежать, подавать, «крест» замыкать. Мысль появлялась редко. Взаимопонимание хромало.

Первый тревожный звоночек, заставивший задуматься о том, что наш футбол может дать трещину, я услышал в день выставления на трансфер Тихонова. И уже за год до отставки Романцева ощутил, что мы теряем свой непередаваемый стиль. А когда клуб покинул Иваныч, надежда на лучшее пропала. Подъехали «суперфутболисты» из дубля «Шинника», «высококлассный» хорват. Даже просматривали нападающего, который до этого играл в любительской лиге то ли Албании, то ли Ливии. Я когда услышал, просто обалдел: откуда вы их берете?! Две недели это «тайное оружие» тренировалось с нами. Удивительно, что с ним так и не подписали контракт! При Чернышове вообще стало все иначе. Он строил другой футбол, со спартаковским ничего общего не имеющий. К тому же Алексеич был сторонником зонного метода, и на тренировках мы в основном эту зону и отрабатывали. Вот тогда команда и стала «пустышкой».

Скала был приличным дядькой и сильным специалистом, но что он мог знать о «красно‑белых» «кружевах»? Квадрат у Скалы меня убивал. 18 х 2. Ни мысли, ни динамики. Уснуть можно. Я этого не понимал. Старков и вовсе квадрат запретил: ребята, вы рискуете сломаться! Забываться все это стало.

Когда кто‑то говорит, что Старков на первых порах вроде бы порывался воскресить спартаковский футбол, я скептически улыбаюсь. В моей памяти отложилось только то, как Петрович психовал из‑за этого: кто вам сказал, что есть спартаковский футбол? Напридумывали себе! Старкова такие вопросы задевали. Человек, который через это не прошел, никогда никакой спартаковский футбол команде не поставит. Это утопия!

При Александре Петровиче еще очень сильно пострадала наша психология. Мы стали думать: самое главное – сзади сыграть на ноль. А там уж как‑нибудь забьем. И отголоски той ущербности сказывались вплоть до окончания 2006‑го. Иногда возникало ощущение, что, забив мяч, мы больше не сможем этого сделать, поэтому сосредоточивались на обороне. А защищаться толком не умели, начинали нервничать.

В межсезонье 2006–2007 в своей рукописи я написал следующее: «Сегодня в клубе прекрасная организация дела, для нас созданы потрясающие условия, и я не вправе обсуждать кадровую политику. Скажу лишь, что в середине этого десятилетия футболисты подбирались по другим критериям: масса, рост, жесткость. Это немаловажно. Но в исконный спартаковский футбол научить играть нынешнее легионерское поколение практически невозможно. К слову, раньше совсем не обязательно было, чтобы на поле были слоны, которые всех затаптывали бы. Слава богу, Федотов все это прекрасно осознает. Григорьич – наш человек! Он многое пытается воскресить. У него, конечно, хватает своих нюансов, но квадрат он использует регулярно. Юрьич Родионов играет с нами нейтрального. Человек знает все «от» и «до». Подсказывает очень грамотно. Только его подсказки долгое время имели низкий КПД, поскольку и русский‑то человек на такой скорости мышления улавливает далеко не все, а иностранец, не владеющий русским языком, обречен. «Дальняя! Угол! Пятка! Влево!» За те доли секунды, что идет пас на расстоянии пять‑десять метров, иностранец в лучшем случае может только смекнуть, где лево, а где право. Но осознать это, пропустить через себя и записать на подкорку – вряд ли. А при таком раскладе смысл упражнения теряется. Ну или по крайней мере становится другим.

Скажу честно, мне теперь не так интересно. Это раньше была фенька. Наша четверка – Тихонов, Апеничев, Кечинов и я – в общей сложности восемь минут из десяти могла удерживать мяч в противостоянии с любой другой четверкой. Помню, мы как‑то на ограниченном участке сделали непрерывно пятьдесят восемь передач. Те, кто знает, о чем идет речь, поймут всю уникальность. Это фантастика! У нас еще было так: за десять передач тебе давалось право дополнительного розыгрыша. А тут после этих пятидесяти восьми передач, чтобы завладеть мячом, нашим оппонентам нужно было сделать шесть отборов. Люди из того квадрата на карачках выползали.

Так что, резюмируя вышесказанное, считаю, что с 2003 года спартаковский футбол оказался в подполье. С уходом Романцева ушла система. Если в последующие три года что‑то спартаковское и проскальзывало в игре, это носило стихийный характер – традиции периодически прорывались наружу. Больше комбинационному футболу было неоткуда взяться, у того же Старкова любимое упражнение было – подача с фланга. Подали – замкнули. Да стандарты отрабатывали.

Тем не менее верю, что когда‑нибудь настоящие «кружева», те, которые дарят массу эмоций, вернутся. Чтобы полноценно поставить спартаковский футбол, у руля должен быть спартаковец, долгие годы играющий у Романцева. И чтобы два помощника у него были тоже свои в доску, съевшие на фирменных спартаковских приемах не одну собаку. Чтобы они являлись единомышленниками. И очень важно, чтобы игроков подбирали соответствующих. Думаю, спартаковский футбол вернется, когда к руководству командой придет уже наше поколение – поколение Тихонова‑Цымбаларя. Нам ничего и записывать не надо – все в голове. Вбито и выдержано временем. Нужно будет адаптировать все эти знания к веяниям современного футбола, и все! Сейчас же у нас оттепель. Переходный период возвращения к истокам. И для Владимира Федотова, как мне кажется, главная задача заключается именно в том, чтобы не допустить того отдаления от стиля, которое началось при Чернышеве. Считаю, Григорьичу, особенно после привлечения к основному составу весной 2007 года наших доморощенных воспитанников, это отчасти удается. Федотов – вообще первый тренер после Романцева, который вызвал в команде всеобщее уважение. И первый тренер, который имеет представление о том, что же такое знаменитый спартаковский футбол, и при этом верит, что наш футбол неподвластен времени. Считаю, что это глупость, когда кто‑то говорит, что «кружевной» стиль – это стиль прошлого. Сегодня финалисты Лиги чемпионов 2005–2006 годов «Барселона» и «Арсенал» играют именно в такой футбол, только исполнители у них уровнем повыше. Как‑то я прочитал интервью Арсена Венгера, где он вспоминал, как в Москве «Спартак» не оставил от его команды камня на камне, и с тех пор он кое‑что в своих взглядах пересмотрел. И теперь, когда я наблюдаю за «Арсеналом», который к тому же выступает в красно‑белых цветах, с удовольствием отмечаю: у нас есть последователи и единомышленники.

Февраль 2008‑го… Я перечитываю свои записи и невольно отмечаю: Егор, ты был прав, когда писал те строки. Сегодня я говорю спасибо Григорьичу за все, что он для нас сделал. И как бы горько мне ни было расставаться со столь замечательным и родным наставником, признаю, что это вполне логичный шаг.

Апрель 2009‑го… С того момента, как Владимир Григорьевич покинул «Спартак», наши с ним отношения не изменились. Я всегда за него переживал, да и он за меня тоже. А сегодня Григорьича уже нет в живых. Страшно и горько. Морально я не был к этому готов. Совсем. И тем не менее, вспоминая Григорьича, я всякий раз не только испытываю болевые ощущения в левом подреберье, но и ловлю себя на том, что невольно улыбаюсь. Владимир Григорьевич Федотов был настолько солнечным и жизнерадостным человеком, что и память о нем осталась такая же светлая.

Дата добавления: 2015-09-04