Сказ о талабском полку

.

О, никогда победа не умрет,
И слава никогда не истребится,
Не переплавится в угрозные зарницы
И будет опьянять издалека
Того, кто соберет в танцующее тело
Все то, что в нас томилось и звенело,
Угадывая дальние века.
Борис Семенов
Русский голубец
В теплые июльские дни 1999 года на берегу реки Наровы, в старинном селе Скамья проходил лагерный сбор, организованный ямбургским Братством Ар­хистратига Михаила. За год до этого общество, главной задачей которого яв­ляется создание Мемориала белых воинов в России, объявило о начале «Крес­тного марша» по спасению и восстановлению братских захоронений солдат и офицеров Северо-Западной добровольческой армии. Первый сбор участников марша проходил в июле 1998 года в селе Ложгалово Сланцевского района, где на могиле белых воинов был установлен памятник — Русский северный голу­бец. Второй сбор, проходивший в селе Скамья, был посвящен памяти воинов Талабского полка СЗА, который по некоторым свидетельствам принял свой последний бой на этих берегах.
Дни стояли погожие, пока съезжались в село участники Крестного марша: священники, историки и журналисты из Ямбурга (Кингисеппа), Петербурга, Пско­ва, — пока во дворе дома рыбака, где остановились гости, походный атаман Игорь Шевчук со своими казаками налаживал Русский северный голубец — трехметро­вый деревянный брус с двусторонней иконой под кровелькой из двух широких резных наличии и крестом наверху. А в это время другие во главе с энергичным, подвижным председателем Братства Сергеем Зириным выбирали, посоветовав­шись с пограничниками, место для установки голубца на берегу Наровы, копали яму под его основание, подвозили бутовый камень, не обращая внимания на тучи остро жалящих слепней, слетевшихся со всей округи.
Так же тихо и сухо было, когда участники похода прошли по единственной ули­це явно вымирающей деревни, — до революции в ней было около двухсот дворов, а сегодня только две-три настоящие крестьянские избы, остальные — дачные доми­ки, напоминающие большие, громоздкие курятники. Молодые, статные люди из Братства Архистратига Михаила и совсем еще юные ребята из Петербургского корпуса разведчиков были в форме русской армии, с погонами на плечах и треу­гольными шевронами СЗА на рукавах — так, наверное, проходили здесь восемьде­сят лет назад воины белой армии, давно ушедшие в небытие. Кто бы еще каких-то
десять-пятнадцать лет назад мог подумать, что это станет возможным? Сколько же воды с тех пор утекло в широкой и могучей Нарове? Сколько потерь и невос­полнимых утрат позади? И, глядя на этот небольшой отряд участников марша, не­вольно приходилось задумываться: а возможно ли хоть в малой степени восстано­вить память о былом, о тех многих тысячах русских по крови и духу людей, вычер­кнутых из нашей истории только за то, что они видели иной путь спасения России, нежели большевики? Но, слава Богу, для участников лагерного сбора в селе Ска­мья этот вопрос, кажется, давно был решен. Потому и вели они себя несуетно, сдержанно, с достоинством и в деле, и в походе, и на отдыхе, во время ужина, когда подпевали петербургскому поэту-барду, автору замечательных песен о белом во­инстве Кириллу Ривелю, — как бы сознавали, какой непростой груз возложили они на себя в наше смутное, неблагодарное к прошлому время.
И с утра, вдень установления Русского северного голубца, тоже было сухо, хотя и пасмурно. Но едва иеромонах Варсонофий Капралов, приехавший из Петербурга, начал чин освящения голубца, как полил мелкий, плотный дождь, который лил, не переставая, часа полтора — пока шла панихида по погибшим воинам Талабского полка, а потом и молебен по святым новомученикам рос­сийским. И все это время под дождем стояли участники сбора, а вместе с ними молились и несколько бойцов из по­гранзаставы, во главе с молодень­ким лейтенантом, в своих темных от влаги гимнастерках.
Но едва у освященного голуб­ца раздался воинский салют, и взви­лись в небо сигнальные ракеты в честь павших воинов одного из луч­ших полков Северо-Западной ар­мии, как и надо было того ожидать, из-за плотных облаков выглянуло солнце, все озарилось вокруг теп­лым, золотым сиянием, и уже через какую-то четверть часа от дождя и следа не осталось. Только еще стла­лась над водами Наровы молочная дымка, за которой просматрива­лась на противоположном, уже эс­тонском берегу пограничная выш­ка, дальше, в центре старинного, некогда русского села Сыренца, ныне называемого Васьк-Нарвой -купола православного Никольско­го храма, а правее, выше по тече­нию, темные развалины немец-
кого замка. На широкой водной глади реки тут и там замерли рыбацкие лодки с государственными флажками на корме — это чтобы они были видны пограничникам с обоих берегов.
Теперь Нарова вновь стала пограничной рекой, отделяющей Россию от западных соседей. Сколько раз она меняла свой, так сказать, статус! Во вре­мена Киевской Руси, еще до ее крещения, когда эти места посещала Святая равноапостольная княгиня Ольга и, сокрушая идолов, приводила местных жителей к Христовой вере, Нарова была рекой, соединяющей торговыми, экономическими связями славянские народы с народами Прибалтики и всей Северной Европы. Спустя века, в пору вел.икой междоусобицы и угасания мощи Русского государства, река Нарова стала рубежом, линией противо­стояния двух миров: западного протестанско-католического и восточного, православного. Казалось, так будет всегда. Но вот возвысилось Московское государство, превратилось в могущественную, великую империю, и полных три столетия воды реки Наровы соединяли два мирных берега, на которых в согласии уживались народы русского Северо-Запада. Революции и Граждан­ская война начала 20-го века вновь ослабили Россию, и сделали Нарву пору­бежной, разделяющей рекой, принявшей в себя горечь и страдания разорен­ных семей, кровь погибших за Россию воинов. В пору могущественного подъе­ма Советской державы река Нарова вернулась к своему мирному состоянию, но через полвека, с разрушением Советского Союза, ее берега вновь разделил межгосударственный рубеж. Надолго ли? И если вновь возродится великая Россия, не вернется ли в который раз к своему «мирному статусу» река Наро­ва, только теперь уже в новом, преображенном мире?
Здесь, между селами Скамьей и Сыренцом (Васьк-Нарвой) сливаются воды Чудского озера и Наровы. Точнее, из озера они впадают в реку, но, глядя на этот речной простор, как-то трудно поверить, что это не устье реки, а ее на­чало, самый исток. Впрочем, не только в географическом даже, а в более широком смысле, источниками реки Наровы служат воды и Чудского, и Псковского озер, да и всего бассейна реки Великой. Вот на территории этой единой водной системы и действовала в основном белая Северо-Западная армия. Города Ревель и Петербург были равноудаленными и как бы уравно­вешивающими это военно-политическое образование времен Гражданской войны. А географическим центром его, в этом можно убедиться, взглянув на карту, как раз являются Талабские острова, расположенные на Псковском озере — от них до Таллина и до Петербурга расстояние одно — 254 километра! Оттуда и вышел сам Талабский полк, один из двадцати шести полков СЗА.
И опять же разве неудивительно, что впервые заявив о себе осенью 1918 года, этот полк за год, до осени 19-го, как бы прошел свой круг войны и с началом зимы нашел свой печальный конец в ожесточенных боях на берегах Наровы, омываемых той самой водой, которой омываются и берега Талабских островов.
Во всем этом есть какой-то свой особенный глубинный смысл, который, возможно, так никогда и не будет полностью разгадан. Однако тут мы вправе
задать себе вопрос: как он возник, этот полк, о котором с таким восторгом отзывался русский писатель Александр Куприн в своей повести «Купол Св. Иса-акия Далматского»?
Собственно, благодаря этой повести Куприна, мы впервые и узнали о са­мом полку, освободившем в октябре 1919 года от красных Гатчину, о его бо­евом командире Б.С.Пермикине: «Этот необыкновенный человек обладал несо­мненным природным военным талантом, который развивался вширь и вглубь от практики трех войн».

В ту памятную осень 1919 года, когда Северо-Западная армия стремитель­но двинулась на красный Петроград, на острие ее главного удара, в числе дру­гих формирований, был и Талабский полк. Этот полк первым ворвался в Крас­ное Село, овладел Гатчиной, вплотную подошел к Царскому Селу. Именно во­ины Талабского полка, писал А. Куприн, уже видели блестевший на солнце «ку­пол св. Исаакия Далматского». Есть в его повести такая характеристика полка: «Основной кадр его — это рыбаки с Талабского озера. У них до сих пор и говор свой собственный: все они цокают… А в боях — тигры».

Дата добавления: 2015-09-04