И-ГО-ГО 1

Джим Ренни с Энди Сендерсом смотрели на зловещий закат солнца с крыльца похоронного салона Бови. Они собирались в горсовет на очередное «чрезвычайное заседание», назначенное на семь вечера, и Большой Джим хотел прийти туда раньше времени, чтобы подготовиться, но застыли на ступеньках, засмотревшись, какой страшной, жирной смертью догорает день.

- Словно конец мира, - произнес Энди низким, благоговейным голосом.

- Бред сивой кобылы! - возразил Большой Джим, и если его голос и прозвучал грубо даже для него, это потому что и ему самому в голову пришлая такая же мысль. Впервые с того времени, как опустился Купол, он осознал, что урегулирование этой ситуации может быть вне их возможностей - вне его возможностей - и раздраженно прогнал эту мысль прочь. - Разве ты видишь Господа нашего Иисуса Христа, который сходит с небес?

- Нет, - согласился Энди. Он видел только жителей своего города, людей, которых знал всю жизнь, они стояли кучками вдоль Мэйн-стрит, молчаливые, и только смотрели на этот страшный закат солнца, прикрывая себе глаза ладонями.

- А меня ты видишь? - настаивал Большой Джим. Энди обернулся к нему.

- Конечно, вижу, - ошеломленно кивнул он. - Конечно, я тебя вижу, Большой Джим.

- Итак, меня не взяли живым на небо, - объяснил Большой Джим. - Много лет назад я отдал свое сердце Иисусу, и, если бы сейчас происходил Конец Света, меня бы здесь не было. И тебя тоже, ты согласен?

- Наверное, так, - согласился Энди, хотя в душе чувствовал сомнения. Если бы они были спасенными - омытыми кровью Агнца - зачем бы им было только что говорить со Стюартом Бови о прекращении того, что Большой Джим называл «нашим маленьким бизнесом»? Да как они вообще могли вляпаться в этот бизнес, если честно?

Что общего может быть между спасенностью и метамфетаминовым производством?

Если бы спросить об этом у Большого Джима, Энди знал, что именно тот ответит: иногда цель оправдывает средства. В данном случае результаты выглядели захватывающими, вот такими: новая Церковь Святого Спасителя (старая была лишь немного лучше, чем дощатый сарай с деревянным крестом наверху); радиостанция, которая спасла самому только Богу известно сколько душ; десятина, которую они платили - аккуратно, чеками одного банка на Каймановых островах - Миссионерскому обществу Господа Иисуса, помогая тем, кого пастор Коггинс называл «нашими меньшими черными братьями».

Однако, засмотревшись на этот грандиозный, мутный закат солнца, который намекал на мелочность и маловажность человеческих дел, Энди вынужден был признать, что все эти вещи служили лишь оправданиями. Без притока денежной наличности благодаря мету, его аптека пошла бы на дно еще лет шесть назад. Тоже самое можно сказать об этой похоронной конторе. Тоже самое - хотя мужчина, который стоял сейчас рядом с ним, этого никогда бы не признал - касалось «Подержанных автомобилей Джима Ренни».

- Я знаю, что ты думаешь, друг, - сказал Большой Джим.

Энди боязливо поднял на него глаза. Большой Джим улыбался… а впрочем, не хищно. Эта его улыбка была кроткой, понимающей. Энди тоже ответил, или попробовал ответить, ему улыбкой. Он много чем был обязан Большому Джиму. Вот только сейчас вещи, такие как аптека или «BMW» Клоди, казались

малозначительными. Какая сейчас польза от «BMW», хотя бы и с системой автопарковки и реагирующей на голосовые команды саунд-системой, его мертвой жене?

«Когда все это закончится и Доди вернется домой, я отдам этот бумер ей, - решил Энди. - Клоди бы это понравилось».

Большой Джим протянул свою руку с пальцами-обрубками в направлении закатного солнца, которое, как казалось, расползалось по западному горизонту, словно огромная змеиная яичница.

- Ты думаешь, что в этом есть какая-то наша вина. Что Бог наказывает нас за то, что мы подпитывались от города в трудные времена. Это херня, друг. Это не Божье дело. Если ты скажешь, что в том, что нас побили во Вьетнаме, была рука Бога - таким образом, Бог предупреждал нас, что Америка теряет свою духовность, - я с тобой соглашусь. Если скажешь, что одиннадцатое сентября было ответом Всевышнего на решение Верховного суда, который сообщил малым детям, что они могут больше не начинать свой день с молитвы к Богу, Который их сотворил, я тебя поддержу. Но чтобы Бог подвергнул наказанию Честер Милл за то, что мы не пристроили очередную обгонную полосу к какой-то полузабытой дороге, типа Сиворакши или Мелкорубалки? - Он помотал головой. - Это нет. Выбрось это из головы.

- Мы также ложили неплохие барыши себе в карман, - несмело заметил Энди.

Это было правдой. Они хапали больше, чем шло на подкорм своих бизнесов или простирания руки помощи своим меньшим черным братьям. Энди имел собственный счет на Каймановых островах. И против каждого его доллара - или доллара Бови, кстати - он мог бы поспорить, Большой Джим брал себе три. А то и четыре доллара.

- «Потому что достоин рабочий своего заработка», - процитировал Большой Джим поучительным, однако кротким тоном. - Матвея, десятый раздел, стих десятый.

Начало фразы евангелиста он пропустил: «Не берите ни золота, ни серебра, ни медяков в свои карманы…»

Большой Джим бросил взгляд на часы у себя на запястье.

- Если уже упомянули о работе, друг, то надо нам двигаться. Много чего должны решить.

И он выступил вперед. Энди двинулся за ним, не отводя глаз от вечерней звезды, которая все еще оставалась достаточно яркой, чтобы быть похожей на горящую плоть. И тут Большой Джим вновь остановился.

- Кстати, ты слышал, что поведал Стюарт: тут мы все прикрыли. «Завершено и застегнуто», как сказал маленький мальчик, впервые самостоятельно поссав. Он лично сообщил об этом Мастеру.

- О, это еще тот фрукт, - произнес понуро Энди. Большой Джим хохотнул:

- Не переживай в отношении Фила. Мы прекратили бизнес, и не будем начинать, пока не пройдет кризис. Фактически, возможно, это нам знак, что лабораторию следует прикрыть навсегда. Знак от Всевышнего.

- Хорошо было бы, - сказал Энди. Хотя имел в душе гнетущее предчувствие: если Купол исчезнет, Большой Джим может передумать, а если так и случится, Энди вновь будет рядом с ним. И Стюарт Бови со своим братом Ферналдом включатся также. Охотно. Отчасти потому, что там баснословные деньги - не говоря уже об отсутствии налогов, - а отчасти из-за того, что все уже слишком глубоко завязли. Он вспомнил слова какой-то древней кинозвезды: «Когда я наконец-то поняла, что не люблю сниматься, я уже была слишком богатой, чтобы бросать это дело».

- Не волнуйся ты так, - произнес Большой Джим. - Через пару недель мы начнем вновь завозить пропан в город, решится эта ситуация с Куполом, или нет. Используем городские песковозы. Ты же сможешь поработать за рулем нормальную смену, не так ли?

- Не вопрос, - грустно ответил Энди.

- А еще! - Большой Джим расцвел от новой идеи, которая пришла ему в голову. - Мы можем использовать катафалк Стюи! Тогда несколько баллонов мы сможем привезти даже раньше!

Энди ничего на это не сказал. Ему страх как не нравилась идея прибрать к рукам (это было выражение Большого Джима) так много пропана из разных городских служб, но это казалось самым безопасным способом. Производство у них было мощное, а значит, много топлива шло как на само варево, так и на вентиляцию токсичных газов. Большой Джим доказывал, что покупка больших объемов пропана может вызвать вопросы. Так же, как и приобретение большого количества разных лекарств, даже тех, которые продаются без рецепта и идут на это дерьмо, может вызвать подозрения и принести неприятности.

Благодаря тому, что он был владельцем аптеки, с этим было легче, хотя, заказывая в таких количествах робитусин и судафед[170], Энди все равно ужасно нервничал. Он боялся, что именно здесь их ждет провал, если провал их ждет. О газовых баллонах позади студийного здания РНГХ он вообще никогда не думал до этого дня.

- Кстати, сегодня вечером мы будем иметь массу электричества в городском совете. - Большой Джим произнес это с радостной интонацией человека, который возвещает о каком-то приятном сюрпризе. - С моей подачи Рендольф послал моего мальчика с его другом Фрэнки в госпиталь, чтобы сперли там один баллон, подключили к нашему генератору.

У Энди на лице отразилась тревога.

- Но мы же уже забирали…

- Знаю, - успокоительно перебил его Ренни. - Знаю, что уже брали. Не волнуйся ты так за «Кэти Рассел», им пока что хватит.

- Ты же мог взять баллон с радиостанции… там же их много…

- Здесь ближе, - возразил Большой Джим. - И безопаснее. Пит Рендольф наш мальчик, но это не значит, что мне хочется, чтобы он узнал о нашем маленьком бизнесе. Ни сейчас, ни когда-то.

Энди еще больше убедился в том, что Большой Джим на самом деле не собирается прощаться с производством.

- Джим, если мы начнем перебрасывать сжиженный пропан назад в город, как мы сможем объяснить, где он был? Будем рассказывать людям, что его забрала Газовая Фея, а теперь передумала и отдает назад?

Ренни нахмурился.

- Ты думаешь, это смешно, друг?

- Нет! Я думаю, это страшно!

- У меня есть план. Мы объявим о создании городского хранилища топлива, и будем распределять оттуда пропан по норме. А также отопительный мазут, если будет найдено средство его использования без электрического зажигания. Мне ненавистна самая идея нормирования - она антиамериканская по своей сути, но ты же понимаешь, это как в басне о муравье и стрекозе. В нашем городе есть такие никчемы, которые сожгут все за месяц, а как только придут холода, будут взывать к нам, чтобы мы их спасали!

- Ты же на самом деле не веришь, что это будет длиться целый месяц, нет же?

- Конечно, нет, но, как старые люди говорят: надейся на лучшее, готовься к худшему.

Энди хотел, было напомнить, что много пропана из городских запасов они уже использовали на изготовление кристаллического мета, но сам знал, что ответит ему Большой Джим: «Откуда мы могли знать заранее?»

Конечно, не могли. Кто в здравом уме мог ожидать такого внезапного недостатка всех ресурсов? Планируешь всегда на более чем достаточно. Сугубо американский стиль. Но совсем не достаточно - это обида для ума и души.

Энди сказал:

- Не только тебе не понравится идея нормирования.

- Для этого мы имеем силы полиции. Я понимаю, всем нам жаль, что от нас ушел Гови Перкинс, но он сейчас рядом с Иисусом, теперь у нас Пит Рендольф. Который в этой ситуации для города лучший. Потому что он слушается, - он наставил на Энди палец. - Люди в таком городе - да, на самом деле люди повсюду, - они, как малые дети, когда речь идет об их собственных интересах. Сколько раз я уже это повторял?

- Много, - вздохнул Энди.

- Так к чему ты должен принуждать детей?

- Чтобы доедали гарнир, иначе не получат десерта.

- Вот так! И иногда не обойтись без ремня.

- Ты мне как раз напомнил, - встрепенулся Энди. - Я говорил с Самантой Буши там, на поле у Динсмора, это подружка Доди. Она сказала, что кто-то из копов действовал там довольно грубо. Очень грубо. Нам об этом надо поговорить с шефом Рендольфом…

Джим скривился.

- А чего ты ожидал, друг? Реверансов? Там чуть до бунта не дошло. Мы чуть ли не получили хренов бунт тут, у себя, в Честер Милле!

- Я понимаю, ты прав, но просто…

- Я знаю эту девушку Буши. Знал всю ее семью. Наркоманы, угонщики машин, нарушители закона, неплательщики кредитов и налогов. Те, которых мы когда-то называли бедным белым ничтожеством, пока это не стало неполиткорректным. Это как раз те люди, за которыми мы сейчас должны присматривать. Как раз те самые люди. Это те, кто разорвет на тряпки наш город, только дай им волю. Такого ты хочешь?

- Нет, конечно же нет…

Но Большой Джим уже расправил крылья.

- Каждый город имеет своих муравьев, которые делают добро, и своих стрекоз, которые добра не делают, но мы можем жить с ними рядом, потому что понимаем их и умеем принуждать их делать то, что в их же интересах, даже если ради этого их приходится немного принижать. Но в каждом городе присутствует также саранча, как об этом сказано в Библии, и это именно такие люди, как Буши. На них мы должны опускать наш молот. Это может не нравиться тебе, может не нравиться мне, но личная свобода пусть себе пойдет куда-нибудь погуляет, пока все это не закончится. Мы тоже кое-чем жертвуем. Разве не закрываем мы наш маленький бизнес?

Энди не хотелось напоминать о том, что они просто не имеют выбора, поскольку все равно не могут вывозить товар за границы города, и он просто ограничился кивком. Он больше не хотел ничего обсуждать и опасался заседания, куда они направлялись, которое могло затянуться заполночь. Ничего ему не хотелось так сильно, как пойти домой, выпить чего-нибудь крепкого, лечь, и думать о Клодетт, и плакать, пока не провалится в сон.

- Что действительно имеет сейчас значение, друг, так это поддержание баланса. Это означает закон, и порядок, и надзор. Наш надзор, потому что мы не стрекозы. Мы муравьи. Муравьи-солдаты.

Большой Джим задумался. Когда он заговорил вновь, голос его звучал уже сугубо по-деловому:

- Я обдумал и считаю неправильным наше решение разрешить «Фуд-Сити» работать, как обычно. Я не говорю, что мы должны закрыть этот магазин, по крайней мере, сейчас этого делать не следует, но в следующие пару дней нам надо будет за ним внимательно наблюдать. Пристально следить. Тоже самое касается «Топлива & Бакалеи». И я вот что подумал: неплохо было бы нам конфисковать кое-что из тех продуктов, которые быстро портятся, для наших собственных…

Он остановился, прищурено смотря на крыльцо городского совета. Он не мог поверить собственным глазам и потому прикрыл их рукой от вечерней звезды. Но картина осталась: Бренда Перкинс и этот херов баламут Дейл Барбара. Однако не плечом к плечу. Между ними сидела и живо разговаривала с вдовой шефа Перкинса Эндрия Гринелл, третья выборная. Они передавали друг другу из рук в руки какие-то бумаги.

Большому Джиму это не понравилось. Абсолютно.

Он двинулся вперед, предпочитая прекратить эту болтовню, о чем бы там не шло. Не успел он сделать и полдесятка шагов, как к нему подбежал какой-то мальчик. Это был один из сыновей Кильянов. Этих Кильянов жило около дюжины на мерзостной ферме, которая стояла чуть ли не на границе с Таркер Миллом. Никто из этих детей не отмечался умом, что, честно говоря, было естественным, принимая во внимание убогих родителей, которые их породили. Но все они были ревностными прихожанами Святого Спасителя; спасенными, иными словами. Этого звали Ронни… так, по крайней мере, считал Ренни, но не был в этом полностью уверен. Все они были остроголовые, носатые, с выпяченными надбровными дугами.

Одетый в изношенную футболку РНГХ, мальчик принес записку.

- Эй, мистер Ренни! - воскликнул он. - Господи, я ищу вас по всему городу!

- Боюсь, Ронни, у меня сейчас нет времени на болтовню, - сказал Большой Джим. Он не сводил глаз с троицы, которая сидела на ступеньках горсовета. Тройка Херовых Идиотов. - Возможно, завтра…

- Я - Ричи, мистер Ренни, Ронни - это мой брат.

- Ричи. Конечно. А теперь, если ты извинишь…

Большой Джим сделал шаг вперед. Энди взял у мальчика записку и успел задержать Ренни, прежде чем тот подошел к трио, которое расселось на ступеньках.

- Лучше прочитай это.

Первое, что увидел Большой Джим, было лицо Энди, еще больше вытянутое и обеспокоенное, чем обычно. Вот тогда он уже и взял записку.

Джеймс…

Мне нужно увидеться с тобой сегодня вечером. Господь говорил со мной. Теперь мне нужно поговорить с тобой, прежде чем мне обратиться к городу. Жду твоего ответа. Ричи Кильян доставит твою записку мне.

Преподобный Лестер Коггинс

Не Лесс, даже не Лестер. Нет. Преподобный Лестер Коггинс. Не к добру это. Ну почему, почему все это должно случаться одновременно?

Мальчик стоял перед книжным магазином, в своей выцветшей футболке и мешковатых, сползающих джинсах он был похож на какого-то неполноценного сироту. Большой Джим кивнул ему, чтобы подошел. Тот с готовностью подбежал. Большой Джим извлек из кармана ручку (на цилиндрике которой шла надпись золотом ВАМ ХОРОШЕЕ НАСТРОЕНИЕ, БУДЬТЕ УВЕРЕНЫ, ПОДАРИТ БИЗНЕС ДЖИМА РЕННИ) и

нацарапал ответ из трех слов: Полночь. Мой дом. Сложил бумажку и вручил мальчику.

- Отнеси ему. И не читай сам.

- Я не буду! Ни за что! Благослови вас Господь, мистер Ренни.

- И тебя тоже, сынок, - провел он глазами мальчика.

- О чем это он? - спросил Энди. И прежде чем Большой Джим успел что-то ответить, предположил: - О лаборатории? О мете…

- Заткни пасть.

Энди даже споткнулся, так его это поразило. Большой Джим никогда раньше не говорил ему таких слов. Не к добру это.

- Всему свое время, - произнес Большой Джим и отправился навстречу более спешной проблеме.

Первое, что подумал Барби, увидев приближение Ренни: «Он идет, как очень больной человек, который сам еще этого не знает». В его походке также виделся мужчина, который всю жизнь раздает подсрачники.

Пожав Бренде обе руки, он хранил на лице наиболее хищную со своих светских улыбок. Она восприняла это со спокойной, естественной любезностью.

- Бренда, - сказал он. - Мои глубочайшие соболезнования. Я должен был бы посетить вас раньше… я, конечно, буду на похоронах… но я был кое-чем занят. Мы все были заняты.

- Понимаю, - ответила она.

- Мы очень сожалеем о Дюке, - сказал Большой Джим.

- Именно так, - включился Энди, который подошел вслед за Джимом: катерок на буксире у океанского лайнера. – Очень сожалеем.

- Я так вам обоим признательна.

- И, хотя я радушно обсудил бы ваши проблемы… я же вижу, вы их имеете… - улыбка Большого Джима стала шире, впрочем, даже близко не изменив выражения его глаз. - У нас очень важное заседание. Эндрия, не могла ли бы ты пойти и побыстрее разложить на столе все те бумаги?

В это мгновение Эндрия, которой было уже под пятьдесят, стала похожей на ребенка, которого застали за тем, что она пыталась стибрить с подоконника горячий пирожок. Она уже начала привставать (кривясь от боли в спине), но Бренда удержала ее, крепко сжав руку. Эндрия вновь села.

До Барби дошло, что оба - и Гринелл, и Сендерс - имеют вид насмерть испуганных людей. И это не из- за Купола, не сейчас, по крайней мере, потому что причина их испуга скрывалась в Ренни. И вновь у него промелькнуло: из огня да в полымя.

- Джеймс, я считаю, вам следует уделить нам какое-то время, - произнесла любезно Бренда. - Безусловно, вы понимаете, что если бы вопрос не был важен, и очень… я сидела бы дома, находясь в скорби по моему мужу.

Большого Джима захватила несвойственная для него потеря языка. Люди на улице, которые перед этим созерцали закат солнца, теперь начали смотреть на это импровизированное рандеву. Возможно, поднимая Барбару до важности, на которую его персона не заслуживала, просто благодаря тому, что он сидел тесной кучкой вместе с городской третьей выборной и вдовой покойного шефа полиции. Они рассматривали, передавая друг другу из рук в руки какую-то бумажку так, словно это было письмо от самого Папы Римского. Чья голова родила идею такого публичного спектакля? Конечно же, Перкинсовой жены. У Эндрии не хватило бы ума. Да и храбрости, беспокоить его так, на глазах у публики.

- Хорошо, наверное, мы сможем уделить вам несколько минут. Как ты, Энди?

- Конечно, - подал голос Энди. - Несколько минут для вас миссис Перкинс, обязательно. Мне действительно очень жаль Дюка.

- А мне вашу жену, - серьезно ответила она.

Они встретились глазами. Это был самый настоящий Миг Воссоединения[171], и от этого Большого Джима охватило такое чувство, хоть волосы на себе рви. Он понимал, что не должен позволять такому чувству овладевать им - это плохо для давления, и очень нехорошо для сердца, - но достичь этого было тяжело, иногда. Особенно, когда тебе только что вручили записку от человека, который многовато знает, а теперь еще и поверил в то, что Бог хочет, чтобы он все поведал городу. Если Большой Джим правильно догадывается, что на уме в Коггинса, по сравнению с тем, это дело выглядит просто мизерным.

Вот только оно может оказаться и не мизерным. Потому что Бренда Перкинс всегда его не любила, а Бренда Перкинс вдова человека, которого сейчас в городе воспринимают - абсолютно безосновательно - как героя. Первое, что он должен сделать…

- Идем вовнутрь, - сказал он, - поболтаем в зале для заседаний. - Он кивнул Барби. - Вы тоже берете в этом участие, мистер Барбара? Поскольку мне этого вовеки не понять.

- Вам может помочь это, - ответил Барби, протягивая ему бумаги, которые они перед этим передавали из рук в руки. - Я когда-то служил в армии. Был лейтенантом. Кажется, срок моей службы продлен. Я даже получил повышение.

Ренни взял листы за краешек так, словно они могли быть горячими. Это послание, безусловно, было более солидным, чем кое-как нацарапанная записка, принесенная ему Ричи Кильяном, и было оно от намного более известного респондента. С простым заголовком: ИЗ БЕЛОГО ДОМА. И сегодняшняя дата.

Ренни пощупал бумагу. Глубокая вертикальная морщина пролегла между его бровей.

- Это не настоящий бланк Белого Дома.

«Конечно, настоящий, придурок, - хотелось сказать Барби. - Час назад его было доставлено курьерской службой эльфов Федерал Экспресс. Маленький мифический сученок без проблем телепортировался через Купол».

- Конечно же, это не бланк, - Барби старался говорить деликатно. - Документ прислан через интернет в виде Pdf-Файла. Его приняла и распечатала мисс Шамвей.

Джулия Шамвей. Еще одна баламутка.

- Прочитайте документ, Джеймс, - спокойно произнесла Бренда. - Он важный. Большой Джим начал читать.

Бэнни Дрэйк, Норри Келверт и Пугало Джо Макклечи стояли перед редакцией городской газеты

«Демократ». У каждого из них был фонарик. Бэнни и Джо держали их в руках; Норри засунула свой в широкий передний карман куртки-кенгуру. Они смотрели в сторону городского совета, где, как казалось, о чем-то совещались несколько человек - среди них все трое выборных и повар из «Розы- Шиповника».

- Интересно, о чем там идет речь, - сказала Норри.

- Да о каком-нибудь дерьме, взрослые это любят, - откликнулся Бэнни с пренебрежительной незаинтересованностью и постучал в двери редакции. Когда на стук никто не ответил, мимо него

протиснулся Джо и потянул за ручку. Двери отворились. Он сразу понял, почему мисс Шамвей не услышала их стука; здесь на всю мощность работал большой ксерокс, а сама редакторша как раз разговаривала со спортивным репортером и тем дядей, который днем фотографировал события на поле.

Она заметила детей и помахала им. Одинарные листы газеты быстро вылетали из машины в приемный лоток. Пит Фримэн и Тони Гай поочередно их оттуда доставали и складывали.

- А вот и вы, - сказала Джулия. - А я уже испугалась, что вы не придете. У нас все почти готово. Если этот раздолбанный ксерокс не гавкнется, то скоро закончим.

Джо, Бэнни и Норри восприняли новую для себя фразу с молчаливой признательностью, каждый решив и сам применить ее при первой же возможности.

- Вы получили разрешения от старших? - спросила Джулия. - Я не хочу, чтобы стая обозленных родителей вцепилась мне в загривок.

- Йес, мэм, - сказала Норри. - Каждый из нас получил.

Фримэн перевязывал шпагатом пачки газет. И делал это небрежно, как заметила Норри.

Сама она умелая вязать пять разных узлов. А также рыболовецкие сети. Ее отец научил. А она показала ему, как делать «носики»[172] на ее доске, и когда он первый раз завалился, то хохотал так, что слезы катились у него по лицу. У нее самый лучший в мире батя, считала она.

- Хотите, я это сделаю? - спросила Норри.

- Прошу, если ты умеешь получше, - отступил в сторону Пит.

Она подошла ближе, Джо и Бэнни вплотную за ней. Норри увидела набранную большими черными буквами шапку на одностраничном спецвыпуске газеты и застыла.

- Чертово говно!

И только эти слова успели выскочить у нее изо рта, как она заслонила его руками, но Джулия только кивнула:

- Да, это натуральное чертово говно. Надеюсь, вы все приехали на велосипедах и имеете на них корзины. На скейтбордах вы не сможете развезти это по всему городу.

- Мы приехали так, как вы нам сказали, - ответил Джо. - На моем корзины нет, но есть багажник.

- Я могу привязать туда ему несколько пачек, - сказала Норри.

Пит, который с удивлением смотрел на то, как быстро девушка связывает газеты, поддакнул:

- Конечно, ты сможешь. У тебя это здорово выходит.

- Да, мне это привычно, - прозаично ответила Норри.

- Фонари взяли? - спросила Джулия.

- Да, - ответили они хором.

- Хорошо. «Демократ» уже тридцать лет как не пользовался услугами уличных газетчиков, и мне бы не хотелось отметить возвращение традиции тем, что кого-то из вас собьет машина на углу Мэйн или Престил- Стрит.

- Это было бы суперневезение, конечно, - согласился Джо.

- Каждый частный дом и каждый офис на этих улицах должны получить газету, понятно? А также все на Морин-Стрит и авеню Святой Анны. После этого разбегайтесь. Делайте что хотите, но не позже девяти, чтобы все были дома. Если останутся газеты, разложите их на улицах. Прижмите камешками, чтобы куда- нибудь не унесло.

Бэнни вновь посмотрел на заголовок:

ЖИТЕЛИ ЧЕСТЕР МИЛЛА, ВНИМАНИЕ! БАРЬЕР БУДУТ ПРОБИВАТЬ ВЗРЫВЧАТКОЙ!

ОН БУДЕТ ОБСТРЕЛЯН КРЫЛАТЫМИ РАКЕТАМИ

ВСЕМ РЕКОМЕНДОВАНО ЭВАКУИРОВАТЬСЯ ПОДАЛЬШЕ ОТ ЗАПАДНОЙ ГРАНИЦЫ

- Могу поспорить, это не подействует, - мрачно произнес Джо, рассматривая карту, очевидно, начерченную вручную внизу газетного листа. Границу между Честер Миллом и Таркер Миллом на ней было выделено красным цветом. Там, где Малая Сука пересекала границу города, стоял черный знак X. Этот знак было подписан: КОНТАКТНАЯ ТОЧКА.

- Прикуси себе язык, мальчик, - сказал Тони Гай.

ИЗ БЕЛОГО ДОМА

Приветствие и добрые пожелания СОВЕТУ ВЫБОРНЫХ ЧЕСТЕР МИЛЛА:

Эндрю Сендерсу Джеймсу П. Ренни Эндрии Гринелл

Уважаемые джентльмены и леди!

Прежде всего, я передаю вам свой привет, и от лица всей наций хочу выразить вам глубокое сочувствие и добрые пожелания. Завтрашний день я объявил национальным Днем Молитвы; все церкви будут открыты по всей Америке, люди всех вероисповеданий будут молиться за вас и за тех, кто настойчиво работает для понятия и устранения того, что случилось на границах вашего города. Позвольте мне заверить вас, что мы будем работать, не покладая рук, пока жители Честер Милла не будет освобождены, а виновные в вашем заточении не будет наказаны. Эта ситуация будет улажена - и скоро - такое мое обещание вам и всем жителям Честер Милла. Заявляю это со всей ответственностью высокого должностного лица, вашего Главнокомандующего.

Во-вторых, этим письмом рекомендуется полковник Армии США Дейл Барбара. Полковник Барбара служил в Ираке, где был награжден Бронзовой Звездой, Медалью за добросовестную службу и двумя Пурпурными Сердцами. Он был вновь призван на службу и повышен для обеспечения вашей связи с нами и нашей с вами. Я верю, что вы, как настоящие американцы, всячески будете способствовать ему в этом. Как вы будете помогать ему, так и мы будем помогать вам.

Первым моим намерением, согласно советам, полученным мной от Объединенного комитета начальников штабов, Министерства обороны и Службы национальной безопасности было: объявить в Честер Милле военное положение и назначить полковника Барбару временным военным комендантом. Однако полковник Барбара заверил меня, что в этом нет необходимости. Он сообщил, что надеется на эффективное сотрудничество с выборными и городской полицией. Он считает, что в его задачи должны входить «советы и согласования». Я согласился с его суждением, которое, впрочем, подлежит дальнейшему пересмотру.

В-третьих, я знаю, что вы обеспокоены невозможностью звонить по телефону вашим родным и близким. Мы с пониманием относимся к вашей озабоченности, однако этот режим «телефонного затемнения» будет оставаться императивным для уменьшения риска утечки секретной информации, как в Честер Милле, так и за его пределами. Не считайте это чрезмерной предосторожностью; уверяю вас, это не так. Вполне возможно, что в Честер Милле кто-то владеет информацией, касающейся барьера, которым окружен ваш город.

В-четвертых, сейчас мы будем продолжать ограничение допуска средств массовой информации, хотя этот вопрос также подлежит дальнейшему пересмотру. Придет время, когда должностным лицам города и полковнику Барбаре будет полезно провести пресс-конференцию, но в данный период времени, когда все наши усилия направлены на как можно быстрое преодоление этого кризиса, мы считаем такую встречу с прессой гипотетической.

Пятый пункт моего письма посвящен интернет-коммуникациям. Объединенный комитет начальников штабов жестко настаивает на временном блокировании электронной почтовой связи, и я склонялся к их мнению. Однако полковник Барбара убедительно отстаивал право граждан Честер Милла на сохранение доступа к интернету. Аргументируя это тем, что электронная переписка на законных основаниях может быть перлюстрирована Советом Национальной Безопасности и на практике контроль над этой коммуникацией может быть установлен легче, чем над связью в сотовой сети. Поскольку он является нашим «оперативным представителем на месте», я, отчасти из гуманных соображений, прислушался к его мнению. Однако это решение тоже подлежит дальнейшему пересмотру; в нашей политике могут произойти изменения. Полковник Барбара будет полноценным участником будущих обсуждений, и мы ожидаем четких рабочих отношений между ним и всеми должностными лицами города.

В-шестых, я ответственно заявляю вам о возможности завершения ваших тяжелых испытаний не позже, чем завтра в первом часу по Восточному дневному времени. Полковник Барбара объяснит, какая именно военная операция произойдет в это время, он также заверил меня, что вашими совместными усилиями совместно с мисс Джулией Шамвей, которая является хозяйкой и редактором местной газеты, вы способны проинформировать граждан Честер Милла о том, чего им ожидать.

И последнее: вы граждане Соединенных Штатов Америки, мы никогда не бросим вас на произвол судьбы. Наше обещание вам, основанное на святых для нас идеалах, простое: ни один мужчина, женщина или ребенок не будут оставлены без заботы. Все без исключения ресурсы, необходимые для прекращения вашего заключения, будут задействованы. Каждый доллар, который нужно израсходовать для достижения этой цели, будет израсходован. А от вас мы ожидаем веры и сотрудничества. Прошу вас об этом.

С молитвой и наилучшими пожеланиями, остаюсь искренне ваш.

Кто бы из писак на подхвате не составил эту записку, но подписал ее собственноручно этот проходимец, и полным своим именем, включая то, второе, террористическое[173]. Большой Джим за него не голосовал, и если бы тот в это мгновение каким-то чудом телепортировался сюда, появившись перед ним вживую, он задушил бы его собственными руками.

И Барбару.

Большой Джим ощутил щемящее желание свистнуть Питу Рендольфу, чтобы тот упек этого полковника Кухмистера в тюрьму. Сказать ему, пусть вводит это свое херово военное положение в подвале

полицейского участка, а Сэм Вердро послужит ему в роли адъютанта. Может, благодаря продолжительной реабилитационной терапии Неряха Сэм даже научится козырять, не тыкая большим пальцем себе в глаз.

Только не сейчас. Пока что нет. Кое-какие фразы из письма Главнокомандующего-Мерзавца были особенно выразительными.

Как вы будете помогать ему, так и мы будем помогать вам.

Четкие рабочие отношения между всеми должностными лицами города. Это решение подлежит дальнейшему просмотру.

От вас мы ожидаем веры и сотрудничества.

Последняя - наиболее выразительная. Большой Джим был уверен, что этот треклятый защитник абортов не имеет никакого понятия о вере, для него это только прикладное словцо, но, когда он говорит о сотрудничестве, он четко понимает, что имеет в виду, и Джим Ренни также это чудесно понимает: это бархатная перчатка, внутри которой железная рука со стальными пальцами.

Президент обещает сочувствие и поддержку (он видел искренние слезы на глазах замороченной лекарством Эндрии Гринелл, когда она читала это письмо), но, если читать между строк, правда становится очевидной. Это письмо-угроза, неприкрыто откровенная. Сотрудничайте, потому что иначе не будет у вас интернета. Сотрудничайте, потому что мы составляем списки покорных и неслухов, и вам очень не понравится найти себя в списке последних, когда мы к вам прорвемся. Потому что мы все припомним. Сотрудничай, друг. Потому что иначе…

Ренни подумал: «Никогда я не отдам мой город под руководство повара, который отважился тронуть пальцем моего сына, а потом еще и противился моей власти. Никогда этому не бывать, ты, обезьяна. Никогда». А еще он подумал: «Тише, спокойнее».

Пусть полковник Кухмистер изложит их большой военный план. Если по факту тот подействует, хорошо. Если нет, свежеиспеченный полковник Армии США откроет для себя новое значение выражения: в глубине вражеской территории.

Большой Джим улыбнулся и произнес:

- Давайте зайдем вовнутрь, идемте. Похоже, нам многое надо обсудить.

Джуниор сидел в темноте со своими подружками.

Это было странным, даже самому ему это казалось странным, однако вместе с тем и успокаивающим.

Когда он вместе с другими внештатными помощниками вернулся в полицейский участок после того колоссального кавардака на Динсморовском поле, Стэйси Моггин (все еще в униформе и уставшая на вид) сказала им, что, если хотят, они могут поработать еще четыре часа. Сверхурочных служебных часов будет предлагаться еще много, по крайней мере, какое-то время, а когда городу наступит время платить им за службу, объяснила Стэйси, она уверена, что будут еще и бонусы… которые, наверняка, обеспечит признательное правительство Соединенных Штатов.

Картер, Мэл, Джорджия Руа и Фрэнк Делессепс согласились отработать дополнительные часы. Дело было даже не в деньгах; они кайфовали от этой работы. Джуниор тоже, но в голове у него начала зарождаться очередная боль. Это так угнетало после целого дня в прекрасном настроении.

Он сказал Стэйси, что пас, если можно. Она заверила его, что все нормально, только напомнила, что он должен быть на службе завтра в семь часов утра.

- Работы хватит, - сказала она.

На крыльце Фрэнки поддернул на себе ремень и сказал:

- Наведаюсь я, наверное, к Энджи домой. Скорее всего, она куда-то поехала с Доди, но мне невыносимо думать, что она могла поскользнуться в душе и лежит там сейчас парализованная, или еще что-нибудь такое.

У Джуниора начало стучать в висках. Перед левым глазом затанцевало какое-то белое пятнышко. Оно порхало в ритме с его сердцем, биение которого тоже ускорилось.

- Хочешь, я зайду, - предложил он Фрэнки. - Мне все равно по дороге.

- Правда? Если не тяжело.

Джуниор помотал головой. Вместе с ней и белое пятнышко перед его глазом бешено, умопомрачительно запрыгало. И потом угомонилось.

Фрэнки понизил голос:

- Сэмми Буши раскрыла рот на меня там, на поле.

- Эта пизда, - фыркнул Джуниор.

- Да. Говорит: «Что ты сделаешь, арестуешь меня?» - пропищал Фрэнки фальцетом, от чего Джуниору аж нервы скрутило. Белое пятнышко превратилось в красное, и какое-то мгновение он боролся с желанием схватить своего старого друга за горло и задушить тут же, на месте, чтобы навсегда лишить себя опасности когда-нибудь вновь услышать этот фальцет.

- Вот что я думаю, - продолжал Фрэнки. - Не съездить ли туда, по окончанию смены. Проучить ее, ну ты понимаешь, научить уважать местную полицию.

- Она шалава. И сучья лесбиянка.

- Так это же еще лучше. - Фрэнки замолчал, засмотревшись на страшное садящееся солнце. - Этот Купол имеет свои плюсы. Мы можем делать едва ли не все, что нам захочется. Во всяком случае, пока что. Ты только подумай об этом, старик. - Фрэнки схватил себя за мотню.

- Конечно, - согласился Джуниор. - Но у меня на них не очень стоит.

Но сейчас он ощущал, что как раз наоборот. Типа того. Не то чтобы он собирался их трахнуть, или что- нибудь такое, хотя…

- Вы все равно остаетесь моими подружками, - произнес Джуниор во тьму кладовки. Сначала он подсвечивал себе фонарем, и потом выключил его. В темноте было лучше. - Разве нет?

Они не отвечали. «А если бы они это сделали, - подумал он, - я бы имел возможность доложить отцу и преподобному Коггинсу о большом чуде».

Он сидел спиной к стене, вдоль которой тянулись полки с консервами. Энджи он положил по правую сторону, а Доди по левую от себя. Menagerie a trois[174], как называют это на форумах «Пентхауза». В свете фонаря его девушки имели не очень хороший вид, распухшие лица и выпученные глаза, лишь немного притененные их волосами, но стоило только их повернуть… гей-гей! Прямо тебе парочка живых девах!

Правда, смрад, куда же без этого. Смесь старого дерьма и свежего гниения. Но это не так уже и важно, потому что здесь также присутствовали и другие, более приятные запахи: кофе, шоколада, патоки, сушеных фруктов и, наверняка, героина.

А также легкий аромат духов. От Доди или от Энджи? Он не мог понять. Главное, что он понимал, боль у него в голове вновь утихала, и пропадало это раздражающее белое пятнышко. Он выдвинул вперед руку, налапал грудь Энджи.

- Ты же не против этого, Эйндж? Ну, я, конечно, знаю, что ты дружишь с Фрэнки, но вы же, типа того, разбежались, кроме того, это лишь возбуждает чувство. А еще - не хотелось этого тебе говорить, но мне кажется, он сегодня задумал тебе изменить.

Свободной рукой он нащупал руку Доди. Она была холодная, но он все равно положил ее себе на член.

- О, моя Доди, - произнес он. - Это довольно круто. Но делай, как тебе хочется, девочка; не сдерживай себя, будь совсем откровенной.

Конечно, он должен их похоронить. Скоро. Купол в любое мгновение может лопнуть, словно мыльный пузырь, или ученые найдут способ как-то его растворить. И сразу же этот город будет кишеть дознавателями. А если Купол так и будет стоять, наверно будет создано что-то наподобие комитета по поиску продуктов, они будут ходить из дома в дом, будут искать еду.

Скоро. Но не прямо сейчас. Потому что здесь уютно.

И вместе с тем волнующе. Люди этого бы не поняли, но они и не должны что-то понимать. Потому

что…

- Это наша тайна, - прошептал Джуниор во тьму. - Правда же, девочки? Они не ответили (хотя сделают это, в свое время).

Джуниор сидел, обнимая девушек, которых сам же и убил, так он понемногу задремал, и тогда

погрузился в сон.

Когда Барби с Брендой Перкинс в одиннадцать покинули городской совет, совещание там все еще продолжалось. Сначала они шли по Мэйн в сторону Морин-Стрит молча. На углу Мэйн-стрит и Кленовой улицы все еще лежала небольшая, прижатая камешком пачка одностраничного спецвыпуска «Демократа». Барби выдернул одну газету из-под камня. Бренда достала из сумочки фонарик-карандаш и присветила, чтобы прочитать заголовок.

- Казалось бы, увидев такое напечатанным в газете, тебе легче поверить, но оно совсем не так, - сказала

она.

- Да уж, - согласился он.

- Вы с Джулией вместе подготовили этот выпуск, чтобы Джеймс не смог ничего спрятать, - сказала она.

- Разве не так?

Барби покачал головой.

- Нет, он бы и не старался, потому что это невозможно. Когда взрывается ракета, там такой звук, что чертям слышно. Просто Джулия не хотела, чтобы Ренни раскручивал эту новость в свою пользу, какой бы его польза не была. - Он постучал пальцем по газетке. - Грубо говоря, я усматриваю в этом что-то наподобие страховки. Выборный Ренни должен думать: «Если он опередил меня в этом, во владении какой другой информацией он меня опережает?»

- Джеймс Ренни может быть весьма опасным соперником, мой друг.

Они двинулись дальше. Бренда сложила газету и засунула ее себе подмышку.

- Мой муж вел в отношении него следствие.

- По какой причине?

- Не знаю, что именно я могу вам рассказать, - сказала она. - Выбор, как мне кажется, лежит между или все, или ничего. И Гови не собрал бесспорных доказательств - это я знаю наверняка. Хотя он уже почти приблизился к этому.

- Дело не в доказательствах, - объяснил Барби. - Дело в том, чтобы мне не оказаться в тюрьме, если завтра дела пойдут не очень хорошо. Если то, что вам известно, может помочь мне удержаться на свободе…

- Если вас беспокоит прежде всего то, чтобы самому не попасть в тюрьму, вы меня разочаровали…

Это была лишь часть проблемы, и Барби знал, что вдова Перкинс это понимает. Во время совещания он внимательно слушал и, хотя Ренни прилагал сладкоречивые усилия, чтобы выглядеть льстиво здравомыслящим, Барби был шокирован. Он чувствовал под всеми теми набожными приговорами и клятвами притаившегося хищника. Он будет держаться за власть, пока у него ее не вырвут силой; будет брать все, что считает нужным, пока его не остановят. Это делало его опасным для всех, не только для Дейла Барбары.

- Миссис Перкинс…

- Меня зовут Бренда, помните?

- Хорошо, Бренда. Давайте допустим, что Купол устоял; тогда городу должен был бы помогать кто-то другой, не этот торговец подержанными автомобилями с манией величия. Бренда, сидя в тюрьме, я не смогу помочь никому.

- Мой муж считал, что Большой Джим здесь греет себе руки.

- Как? Чем? И насколько?

- Давайте увидим, что сделают ракеты, - ответила она. - Если это не подействует, я расскажу все. Если подействует, когда осядет пыль, я встречусь и поболтаю с окружным прокурором… тогда, говоря словами Рики Рикардо, Джеймсу Ренни «придется давать объяснения»[175].

- Не только вы ждете, что принесет попытка прорыва. Эту ночь Ренни переждет смиренным ягненком.

Если крылатые ракеты, вместо того чтобы пробить Купол, срикошетят, думаю, мы увидим его другое лицо.

Она выключила фонарик и, посмотрев вверх, произнесла:

- Взгляните на звезды. Такие яркие. Вот Малый Ковш… Кассиопея… Большая Медведица. Все как всегда. Меня это успокаивает. А вас?

- Да.

Какое-то время они молчали, засмотревшись на мерцающую бескрайность Млечного пути.

- Но от созерцания звезд я всегда чувствовала себя очень маленькой и очень… эфемерной, - она засмеялась, а потом довольно неловко спросила: - Вы не против, если я возьму вас под руку, Барби?

- Совсем нет.

Она подхватила его под локоть. Он накрыл своей рукой ее ладонь и повел домой.

Большой Джим свернул заседание в одиннадцать двадцать. Питер Рендольф пожелал всем доброй ночи и покинул совещание. Он запланировал начать эвакуацию западной окраины города ровно в семь часов утра и надеялся к полудню очистить всю местность вокруг Малой Суки. Вслед за ним встала и Эндрия, ступая медленно, держась руками за поясницу. Всем присутствующим была хорошо знакома эта ее поза.

Хотя из головы у него не шла встреча с Лестером Коггинсом (и сон, он не против был хоть немного, к черту, поспать), Большой Джим спросил у нее, не могла ли она задержаться на несколько минут.

Она вопросительно посмотрела на него. Позади него демонстративно складывал папки и прятал их в серый стальной сейф Энди Сендерс.

- И закрой двери, пожалуйста, - кротко попросил Большой Джим.

Теперь уже с обеспокоенным лицом, она выполнила его просьбу. Энди продолжал убирать после совещания, но плечи у него были напряженно сгорбленные, словно в ожидании удара. Энди уже было известно то, о чем с ней будет говорить Большой Джим. И, судя по его позе, хорошего там было мало.

- Что ты задумал, Джим? - спросила она.

- Ничего особенного, - что означало как раз наоборот. - Мне лишь показалось, что перед совещанием ты подружилась с этим Барбарой. И с Брендой, кстати, тоже.

- С Брендой? Да не… - она уже чуть было не сказала не выставляй себя идиотом, но решила, что это прозвучит слишком сильно. – О чем ты, мы с Брендой знакомы уже тридцать ле…

- А с мистером Барбарой три месяца. Если так, то, значит, поедание изготовленных кем-то вафель и бекона являются достаточным основанием для того, чтобы узнать этого человека.

- Думаю, он теперь полковник Барбара. Большой Джим улыбнулся:

- Тяжело воспринимать это серьезно, когда вся его униформа состоит из джинсов и майки.

- Ты видел письмо Президента.

- Я видел что-то, что Джулия Шамвей могла своими силами склепать на своем вонючем компьютере.

Не так ли, Энди?

- Конечно, - произнес Энди, не поворачивая головы. Он все еще что-то ставил в сейф. А потом в который раз перекладывал уже сложенные папки.

- А если даже предположить, что письмо действительно было от Президента? - спросил Большой Джим, растягивая свое широкое, с несколькими подбородками лицо в той улыбке, которую она так ненавидела. Эндрия, наверное, впервые едва ли не с очарованием заметила на тех его подбородках щетину и

поняла, почему Джим всегда старается так тщательно бриться. Щетина представляла его в зловещем никсоновском[176] виде.

- Ну… - ее беспокойство уже граничило со страхом. Она хотела сказать Джиму, что просто старалась быть любезной, но на самом деле не совсем так, там было что-то большее, и она думала, что Джим это заметил. Он очень примечающий. - Ну, понимаешь, он же Главнокомандующий.

Большой Джим пренебрежительно отмахнулся:

- Ты знаешь, кто такой командующий, Эндрия? Я тебе объясню. Тот, кто заслуживает на лояльность и послушание потому, что имеет ресурсы, которыми может помочь нуждающимся. Это должен быть честный обмен.

- Да! - приободрилась она. - Такие ресурсы, как те крылатые ракеты!

- Хорошо, если от них будет какая-нибудь польза.

- А почему бы ей не быть? Он сказал, что каждая имеет боевую головку в тысячу фунтов.

- Принимая во внимание то, как мало мы знаем о Куполе, как можешь ты или кто-нибудь из нас знать что-нибудь наверняка? Откуда нам знать, что ракета не сорвет Купол, оставив кратер глубиною с милю на том месте, где стоял Честер Милл?

Она смущенно смотрела на него. Потирая, разминая руками себе поясницу в том месте, где гнездилась

боль.

- Конечно, все в руках Божьих, - сказал он. - И ты права, Эндрия, ракеты могут сработать. Но если нет,

мы останемся на произвол судьбы, а Главнокомандующий, который не способен помочь своим гражданам, не достоин и брызга теплой мочи в холодный ночной горшок, как я думаю. Если их обстрел не даст того результата и если они не пошлют всех нас к Славе Господней, кому-то придется заботиться о нашем городе. Кому лучше этим заниматься: какому-то приблуде, которого коснулся своей волшебной палочкой Президент, или выборным, которые уже здесь есть? Понимаешь теперь, куда я веду?

- Мне полковник Барбара показался весьма способным, - прошептала она.

- Перестань так его называть! - закричал Большой Джим.

Энди упустил папку, а Эндрия с испуганным вскриком сделала шаг назад.

Но сразу же встала и выпрямилась, моментально обнаружив в себе тот, присущий янки стальной стержень, благодаря которому когда-то она имела храбрость впервые баллотироваться в выборные.

- Не смей кричать на меня, Джим Ренни. Я тебя знаю еще с того времени, как ты в первом классе вырезал картинки из каталога «Сиерз»[177]и наклеивал их на цветной картон, так что не кричи на меня.

- Ох, черт тебя побери, она обиделась. - Хищная улыбка расползалась теперь от уха до уха, превратив верхнюю часть его лица в какую-то веселую маску. - Как же это никчемно неуместно. Но уже поздно, я устал и выжал из себя весь дневной запас сладенького сиропа. Итак, слушай сюда и не заставляй меня повторять дважды. - Он взглянул себе на часы. - Сейчас одиннадцать тридцать пять, а я еще до двенадцати хочу попасть домой.

- Я не понимаю, чего ты от меня хочешь?

Он подкатил глаза, словно был не в состоянии поверить в такую тупость.

- Коротко? Я хочу знать, будешь ли ты на моей стороне - моей и Энди, - если этот их идиотский план с ракетами ничего не даст. А не рядом с этим выскочкой из посудомоечной машины.

Она расправила плечи и отпустила спину, за которую держалась руками. Она сумела посмотреть ему прямо в глаза, хотя губы у нее дрожали.

- А если я считаю, что полковник Барбара - мистер Барбара, если тебе так больше нравится - более квалифицированный руководитель в кризисной ситуации?

- Что же, обойдусь и без тебя, разтудыть-твою-мать, - ответил Большой Джим. - Пусть тебе поможет твоя высокая мораль. - Голос его упал до бормотания, которое пугало больше, чем предыдущие вопли. - Но ты же принимаешь эти пилюли. Оксиконтин.

Эндрия похолодела:

- А что с ними не так?

- У Энди их немалый запас, специально для тебя, но, если ты в этих гонках ставишь не на того коня, пилюли могут просто раствориться. Правильно я говорю, Энди?

Энди начал мыть кофеварку. Вид у него был несчастный, он избегал взгляда беспокойных глаз Эндрии.

Но с ответом не промедлил.

- Да, - подтвердил он. - В таком случае может случиться, что я их просто высыплю в унитаз в аптеке.

Опасно держать такие наркотики в полностью отрезанном от мира городе.

- Ты не имеешь права! - вскрикнула она. - У меня есть рецепт! Большой Джим начал кротко.

- Единственный рецепт, который тебе сейчас нужен, это держаться людей, которые знают этот город лучше всего, Эндрия. Сейчас это единственная разновидность рецепта, от которого тебе будет хоть какая-то польза.

- Джим, мне нужны мои пилюли, - она услышала, как дрожит ее голос, точно, как у ее матери в последние, самые худшие годы, когда она уже не вставала с кровати, и Эндрия ненавидела себя за это. - Я в них очень нуждаюсь!

- Знаю, - сказал Большой Джим. - Бог подвергает испытанию тебя большой болью. («Не говоря уже о гадостной зависимости от наркотика», - подумал он.)

- Просто делай, как нужно, - включился Энди. Глаза его с темных кругами под глазами были печальными и убедительными. - Джим лучше всего знает, что надо нашему городу, и всегда знал. Не нужно, чтобы какой-то чужак рассказывал нам, как делать наше дело.

- Если я так буду делать, буду ли я получать эти таблетки против боли? Лицо Энди просветилось улыбкой:

- Безусловно! Возможно, я даже под свою ответственность немного увеличу дозу. Скажем, на день на сто миллиграммов больше? Разве тебе не пойдет на пользу? Вид ты имеешь крайне нездоровый.

- Наверное, мне следовало бы немного увеличить дозу, - глухо ответила Эндрия. Голову она наклонила. Она не пила алкоголя, ни бокала вина после выпускного бала, когда ей там стало так плохо, никогда не выкурила ни одного косяка, сроду не видела кокаина, кроме как по телевизору. Она была замечательной женщиной. Очень приятной личностью. И каким образом она попала в такую ловушку? Когда упала, идя за почтой к своему ящику? И одного этого достаточно, чтобы превратить кого-то в зависимое от наркотика существо? Если это так, то как же это несправедливо. Как ужасно. - Но только на сорок миллиграммов. На сорок, и не больше, этого мне будет предостаточно, думаю я.

- Ты уверена? - спросил Большой Джим.

Но она совсем не была в этом уверена. Тут-то и притаился дьявол.

- Ну, может быть, на восемьдесят, - сказала она, вытирая слезы с лица. А потом шепотом: - Вы меня шантажируете.

Это шепот был едва слышен, но Большой Джим расслышал. Пододвинулся на шаг ближе к ней.

Эндрия отшатнулась, однако Большой Джим только взял ее за руку. Нежно.

- Нет, - произнес он. - Это был бы грех. Мы тебе помогаем. А взамен хотим только одного: чтобы ты помогала нам.

Послышался стук.

И Сэмми сразу проснулась в кровати, хотя, перед тем как упасть в десять часов вечера, выкурила полкосяка и выпила три Филовых пива.

Она всегда держала в холодильнике пару шестибаночных коробок и до сих пор думала о них, как о

«Филовом пиве», хотя сам Фил ушел от нее еще в апреле. До нее долетали слухи, что он и сейчас где-то в городе, но она не верила. Наверняка, если бы он крутился неподалеку, она его, вероятно, хотя бы где-то, но и увидела на протяжении последних шести месяцев, так же? Это маленький город, прямо как поется в той песенке. Бах!

Она села в кровати, прислушиваясь, не скулит ли Малыш Уолтер. Он молчал, и она подумала: «О Господи, наверное, развалился этот чертовый манеж! А он даже не заплакал…»

Она откинула одеяло и поспешила к дверям. И тут же врезалась в стену левее их. Едва не упала. Проклятая тьма! Проклятый Фил, который убежал и оставил ее в таком состоянии, и не кому за нее заступиться, когда такие, как Фрэнк Делессепс ее обижают и пугают и…

Она ощупала руками верх шкафа и нашла фонарик. Включила и поспешила к дверям. Не успела она свернуть налево, к спальне Малыша Уолтера, как вновь послышался бух. Не слева, а прямо впереди, от дальней стены захламленной гостиной. Кто-то бухал во входные двери. Теперь оттуда послышался еще и приглушенный смех. Кто бы там не был, звучало это пьяно.

Она бросилась через комнату, майка, в которой она спала, скомкалась на ее рыхлых бедрах (с той поры, как ушел Фил, она немного потолстела, фунтов на пятьдесят, но когда этот сраный Купол исчезнет, она собиралась сесть на «Нутрисистем»[178], чтобы вернуться к своему школьному весу), и настежь распахнула двери.

Фонари - четыре, и все мощные - вспыхнули ей прямо в лицо. Те, кто прятался за светом фонарей, вновь засмеялись. В одного из хохотунов его и-го-го выходило точь-в-точь, как у Кучерявчика из Трех Комиков[179]. Она узнала, чей это смех, потому что хорошо помнила его еще со школы: это хохотал Мэл Ширлз.

- Не, ну ты прикинь! - воскликнул Мэл. - Наша краля легла спать, потому что не у кого отсосать.

Еще более громкий смех. Сэмми подняла руку, прикрывая ладонью глаза, но без толку, люди с фонарями оставались безликими фигурами. Один из голосов был женским. Это уже к лучшему, как ей показалось.

- Выключите фонари, пока я не ослепла. И заткнитесь, вы разбудите ребенка!

В ответ ей грохнул еще более громкий хохот, однако три из четырех фонарей потухли. Посветив из дверей на гостей своим фонарем, она не обрадовалась увиденному: Фрэнки Делессепс и Мэл Ширлз, а рядом с ними Картер Тибодо и Джорджия Руа. Та самая Джорджия, которая днем наступила ботинком на грудь Сэмми и обозвала ее лесбиянкой. Женщина-то она женщина, но опасная женщина.

Все они были со своими значками. И все, по-видимому, пьяные.

- Чего вам надо? Уже поздно.

- Надо догнаться, - сказала Джорджия. - Ты же продаешь кайф, продай и нам.

- Хочу я добраться до красного неба, как это подобает патриоту города[180], - пропел Мэл и засмеялся: и-го-го-го-го.

- У меня ничего нет, - ответила Сэмми.

- Не говори глупостей, здесь все дурью провоняло, - сказал Картер. - Продай нам немного. Не будь сукой.

- Вот-вот, - добавила Джорджия. Ее глаза серебристо отблескивали в луче фонаря Сэмми. - Не смотри на то, что мы копы.

На это они все вместе взорвались хохотом. Ну, точно, разбудят ребенка.

- Нет! - попробовала закрыть двери Сэмми. Тибодо толчком вновь их приоткрыл.

Толкнул всего лишь тылом ладони, довольно легко, но Сэмми подалась назад. Она перецепилась о чертов игрушечный поезд Малыша Уолтера и второй раз за сегодняшний день села на сраку. Майка на ней вспорхнула вверх.

- Bay, розовые трусы, ждешь какуюто из своих любовниц? - спросила Джорджия, и все вновь зашлись хохотом.

Отключенные фонари вновь вспыхнули, осветив ее, словно на сцене.

Сэмми резко одернула на себе майку, едва не порвав горловину. Лучи фонарей танцевали по ее телу, пока она неуверенно поднималась на ноги.

- Где твоя гостеприимность, приглашай нас в дом, - произнес Фрэнки, вваливаясь в двери. – Премного благодарю, - обвел он лучом фонаря гостиную. - Что за свинарник?

- По свинье и свинарник, - подхватила Джорджия, и вновь все вместе захохотали. - На месте Фила я бы рискнула прийти сюда вновь только для того, чтобы надрать тебе сраку! - подняла она кулак. Картер Тибодо церемонно стукнулся с ней костяшками.

- Он все еще прячется на радиостанции? - спросил Мэл. - Прется по мету? Тот же самый бред на тему Иисуса?

- Я не понимаю, о чем ты… - ее уже это не злило, ей уже было страшно. Так беспорядочно говорят в своих кошмарах люди, накурившись перед этим травы, притрушенной ангельской пылью[181]. - Фил ушел от меня!

Ее незваные гости переглянулись между собой и рассмеялись. Идиотское и-го-го Ширлза перекрывало остальные голоса.

- Ушел! Драпанул! - веселился Фрэнки.

- Типа, съебался! - откликнулся Картер, и они все вместе стукнулись костяшками кулаков. Джорджия сгребла с верхней полки кучку книжек в мягких обложках и листала их.

- Нора Робертс? Сандра Браун? Стефани Меер?[182] Ты это читаешь? Ты что, бля, не знаешь, правило Гарри Поттера? - протянув руки перед собой, она разжала пальцы, и книжки посыпались на полу.

Ребенок все еще так и не проснулся. Это было просто чудо.

- Вы уйдете прочь, если я продам вам травы? - спросила Сэмми.

- Конечно, - заверил ее Фрэнки.

- И давай быстрей, - сказал Картер. - Нам утром рано на службу. Обеспечивать э-ва-ку-а-цию. Итак, шевели своей жирной сракой.

- Подождите здесь.

Она пошла в кухню и открыла холодильник (теперь уже теплый, скоро все растает, почему-то от этого она всхлипнула) и достала оттуда пластиковый пакет травы. Один из трех галлоновых[183] пакетов, которые она там держала.

Она уже начала поворачиваться, и вдруг кто-то обхватил ее за плечи, а кто-то другой вырвал у нее из рук пакет.

- Я хочу вновь взглянуть на твои розовые трусы, - произнес Мэл ей прямо в ухо. - Посмотреть, есть ли надпись ВОСКРЕСЕНЬЕ у тебя на сраке. - Он задрал ей майку выше талии. - Нет, я так и знал.

- Перестаньте! Прекратите! Мэл засмеялся: и-го-го-го-го.

Ей прямо в глаза ударил луч света, но она успела узнать узкую голову того, кто держал фонарь: Фрэнки Делессепс.

- Ты огрызалась мне сегодня, - сказал он. - К тому же ты меня ударила, сделала больно моей рученьке.

А я всего лишь сделал это. - И он вновь схватил ее за грудь.

Она попробовала отбить руку. Нацеленный ей в лицо луч света моментально уперся в потолок. И тут же резко опустился вновь. Боль взорвалась у ней в голове. Он ударил ее фонарем.

- Ой! Ой, как больно! ЧТО ты делаешь!

- Это, бля, еще не больно. Тебе повезло, что я не арестовал тебя за продажу наркотиков. Стой спокойно, если не хочешь получить еще.

- Как-то эта трава воняет мерзко, - произнес Мэл деловым тоном. Он так и стоял сзади, задрав ее майку.

- Да и сама она тоже, - добавила Джорджия.

- Должны конфисковать эту траву у тебя, сучечка, - сказал Картер. - Извиняй. Фрэнки вновь ухватил ее за сиську:

- Стой спокойно, - крутил он сосок. - Стой спокойно, говорю. - Голос у него стал хриплым. Дыхание участилось.

Она поняла, к чему идет. Закрыла глаза. «Хоть бы только ребенок не проснулся, - подумала она. - Хоть бы они не сделали чего-нибудь другого. Худшего».

- Давай, - подначила Джорджия. - Покажи ей, чего ей не хватает с тех пор, как смылся Фил. Фрэнки махнул фонарем в сторону гостиной:

- Давай на диван. И раздвигай ноги.

- А ты не хочешь сначала зачитать ей ее права? - спросил Мэл и засмеялся: и-го-го-го-го. Сэмми подумала, если она вновь услышит этот его смех, у нее лопнет голова. Но двинулась к дивану, наклонив голову, с опущенными плечами.

Картер перехватил ее на полдороги, развернул к себе, подсветив фонарем снизу свое лицо, превратив его в маску какого-то гоблина.

- Ты кому-то расскажешь об этом, Сэмми?

- Н-Н-Нет.

Гоблин кивнул.

- Умная девушка. А никто тебе и не поверит все равно. Кроме нас, конечно, а мы тогда вернемся сюда, и уже надлежащим образом тебя заебѐм.

Картер толкнул ее на диван.

- Трахай ее, - вскрикнула Джорджия взволнованным голосом, нацелив фонарь на Сэмми. - Трахайте эту

суку.

Трахнули ее все трое молодчиков. Фрэнки был первым, он прошептал:

- Держи лучше рот на замке, пока тебе не прикажут сосать, - и вошел в нее.

Следующим был Картер. Во время его на ней прыганья проснулся и начал плакать Малыш Уолтер.

- Заткни глотку, мальчик, а то мгне придець зачтайт тебе твой пгава! - проревел Мэл Ширлз и

засмеялся: и-го-го-го-го-го-го.

Уже было около полночи.

На своей половине кровати крепко спала Линда Эверетт; день ей выпал изнурительный, завтра утром вновь на службу (обеспечивать э-ва-ку-а-цию), и даже беспокойные мысли о Дженнилл не помешали ей заснуть. Она не храпела, нет, лишь тихонькое ху-ху-ху звучало с ее половины кровати.

У Расти день был не менее изнурительным, но заснуть он не мог, и мешало ему не беспокойство из-за Джен. С ней все будет хорошо, думал он, по крайней мере, в ближайшее время. Если ее судороги не будут усиливаться, он их сможет сдержать. Если закончатся запасы заронтина в госпитале, он достанет лекарство у Сендерса в аптеке.

А думал он о докторе Гаскелле. И о Рори Динсморе, конечно. У Расти перед глазами стояла окровавленная, пустая дыра, там, где у мальчика раньше был глаз. Он слышал слова, сказанные Гаскеллом Джинни: «Я еще не оглупел, то есть не оглох».

Вот только он умер теперь.

Расти перевернулся на другой бок, стараясь прогнать эти воспоминания, но вместо этого вспомнилось бормотание Рори: «Это Хэллоуин». А вслед за этим голос его собственной дочурки: «Это Большая Тыква виновата! Тебе нужно остановить Большую Тыкву!»

У его дочери были судороги. Рори Динсмору в глаз срикошетила пуля, и ее фрагмент застрял в его мозгу. О чем это говорит?

Ни о чем. Как тот шотландец сказал в «Затерянных»[184]? - «Не принимай ошибочно случайность за судьбу».

Может, и да. Может, и нет. Но «Затерянные» были давно. Тот шотландец мог бы сказать и наоборот:

«Не принимай ошибочно судьбу за случайность».

Он перевернулся на другой бок и теперь вспомнил черный заголовок вечернего спецвыпуска

«Демократа»: БАРЬЕР БУДУТ ПРОБИВАТЬ ВЗРЫВЧАТКОЙ!

Все напрасно. Сейчас заснуть не удастся, и наихудшее в таком состоянии - силком загонять себя в страну сна.

Внизу лежалая половинка знаменитого пирога Линды, с апельсинами и калиной; когда пришел домой, он видел его там на полке. Расти решил пойти в кухню, посидеть за столом, съесть пирог, а заодно и полистать свежий номер «Американского семейного доктора»[185]. Если какая-нибудь статья о коклюше ему не навеет сон, то ничто другое уже не поможет.

Он встал, упитанный мужчина в голубой куртке и санитарских брюках, обычной для себя ночной одежде, и тихонько вышел из спальни, стараясь не разбудить Линду.

На полдороге к ступенькам он остановился и склонил, прислушиваясь, голову.

Одри подвывала, очень мягко, потихоньку, из спальни его дочек. Расти подошел и деликатно приоткрыл двери. Золотистая ретриверша, ее силуэт едва угадывался между девчачьими кроватями, подняла голову, взглянув на него, и выдала очередной тихий скулеж.

Джуди лежала на боку, подложив себе руку под щечку, дышала она медленно и ровно. Другое дело Дженни. Она безустанно крутилась со стороны в сторону, стараясь снять с себя одеяло, и что-то бормотала. Расти переступил через собаку и присел на кровать Дженни под плакатом ее очередного любимого бой- бэнда.

Дата добавления: 2015-09-02