Глава 9. От зрелости к старости

Мужчина стареет постепенно, женщина оказывается застигнутой врасплох внезапным изменением своей женской сущности; еще совсем молодая, она уже теряет свою эротическую притягательность, способность давать потомство, а это как раз то, что и в глазах общества и в ее собственных служит ей оправданием и в чем она видит возможность своего счастья; ей остается прожить почти половину взрослой жизни без надежды на будущее.

Происходящие в организме перемены гораздо легче переносятся женщинами, не делавшими основную ставку на свою женскую сущность; те, кто был занят работой, серьезно или даже тяжело трудился — в семье ли, вне ее, — испытывают облегчение при прекращении менструации, связанной с зависимостью и ограничениями; крестьянка, жена рабочего, постоянно живущие под угрозой новой беременности, счастливы, когда наконец риска больше нет.

Задолго до появления признаков наступления новой фазы женщину преследует ужас старения. А вот с немалой частью женщин все происходит иначе; к тридцати пяти годам, одолев наконец внутреннее стеснение, торможение, она достигает полного расцвета, лучшей эротической поры: ее желания особенно неистовы, и она хочет наиболее полного их удовлетворения, ее страсть требует наиболее глубокой реализации; женщина делает несравненно большую ставку на сексуальные ценности, чем мужчина; она пользуется этим, чтобы удержать мужа, обеспечить себе протекцию, ведь в целом ряде профессий, которыми она занимается, ей это необходимо — ей нужно нравиться; она может приобрести какое-то влияние в обществе только при посредничестве мужчины: что же станет с ней, когда она уже не будет иметь над ним власти? Когда же настает роковой период и процесс увядания становится необратимым, разрушая возведенное, построенное ею в период половой зрелости здание, у нее возникает такое чувство, будто сама неотвратимая смерть коснулась ее.

Та же женщина, которая забывает себя ради других, проявляет особую преданность семье, детям, мужу, кому-то из близких людей, жертвует собой, однажды почувствует потрясение при внезапном открытии; «А ведь у меня, как и у всех, только одна жизнь; и вот каков оказался мой удел, вот что со мной сталось». Печальное открытие: ее муж, ее окружение, ее занятия — все это недостойно ее; она ни в ком не нашла понимания. Она начинает вести дневник; если находится подруга или еще кто-нибудь, кому можно довериться, она изливает душу в бесконечных разговорах о своей неудавшейся судьбе; целыми днями и ночами она пережевывает, перебирает в уме все, о чем сожалеет, она сетует, жалуется, упрекает. И как в юности мечтают о том, каким будет будущее, так она думает, каким могло бы быть ее прошлое; она воспроизводит в памяти те возможности, которые проглядела, придумывает, воображает чудные романы в ретроспективе. Если у женщины склонность к материнству, она заявляет, что еще способна родить ребенка; все свои душевные силы она вкладывает в свой порыв, в желание перестроить свою жизнь. Чувственная женщина станет завоевывать нового любовника, возлюбленного. Кокетка изо всех сил хочет нравиться, эта жажда у нее проявляется гораздо острее, чем раньше. И все вместе они уверенно заявляют, что никогда в жизни не чувствовали себя такими молодыми. Им хочется убедить окружающих, что время их не коснулось; стиль одежды выбирается «молодежный», мимика — детская. Начинающая стареть женщина хорошо понимает, что если она теряет привлекательность эротического объекта, так это не только потому, что ее тело не может явить мужчине пленительную свежесть, а прежде всего потому, что прошлое женщины, прожитые годы, накопленный жизненный опыт, хочешь не хочешь, превращают ее в личность; она боролась, любила, желала, страдала, наслаждалась жизнью; эта автономия пугает ее, и женщина стремится отказаться от нее; начинается преувеличенное акцентирование своей женственности, женщина украшает себя, использует парфюмерию, косметику, все делается для того, чтобы стать воистину очаровательной, грациозной, таинственной — истинной женщиной, со всеми свойствами, дарованными природой; на своего собеседника-мужчину она бросает наивные взгляды, ее голос, интонации становятся ребячливыми, она охотно и много болтает, воспроизводя свои детские воспоминания, события к жизни маленькой девочки; вместо того чтобы просто говорить, она щебечет, хлопает в ладоши, громко смеется. И весь этот спектакль разыгрывается вполне искренне. У нее появился новый интерес к жизни, а желание вырваться из рутины, все начать заново создает у нее впечатление, что жизнь повторяется.

Бывает, женщина прилагает усилия, пока еще не поздно, чтобы осуществить свои детские желания либо интересы, возникшие в юности: одна учится играть на пианино, другая занимается скульптурой, третья пишет, иные путешествуют, учатся ходить на лыжах, изучают иностранные языки. Все, что до сих пор ею откладывалось или на что она не могла согласиться в силу отсутствия определенных условий, теперь — лишь бы еще не было слишком поздно — она приемлет. В некоторых случаях женщина вдруг признается себе, как отвратителен ей супруг, перестает испытывать радость в его объятиях, становится фригидной; или, наоборот, она предается пылкой любви, которую до сих пор не поощряла; доводит супруга до изнеможения своей требовательностью; как в детстве, занимается мастурбацией.

В этот нервно-напряженный период жизни женщины граница между реальностью и воображаемым миром еще более зыбкая, чем в период полового созревания. Одно из самых тяжелых проявлений старости у женщины выражается в раздвоении личности, или в потере себя, из-за чего женщина буквально может утратить всяческую способность объективной оценки окружающего. Здоровые, в расцвете сил люди, близко прикоснувшиеся к смерти, также рассказывают об удивительном чувстве раздвоения личности; когда ты в полном сознании, готов к активному действию, свободен и в то же время игрою судьбы превращен в пассивный объект: нет, это не меня сбил автомобиль; не может быть, чтобы эта старая женщина в зеркале была я. Женщина скорее верит своему внутреннему самоощущению, чем тому чужому миру, где время ведет себя странно, где ее двойник совсем не походит на нее и где все, что произошло, было предательством. Она погружается в восторженное состояние, ею овладевает приподнятое настроение, ее посещают восхитительные мысли. А так как ее более, чем когда-либо, занимает любовь, то неудивительно, что она легко и охотно верит, что любима. Девять из десяти эротоманов — женщины; и всем им в основном от сорока до пятидесяти лет.

Однако отметим, что отнюдь не каждому дана способность так смело преодолевать барьер реальности. Нередки случаи, когда женщины, обманутые в своих надеждах, разочаровавшись в существовании любви, ищут спасения у Бога; чаще всего это случается, когда наступает климакс, тогда и кокетка, и увлекающаяся, легко влюбляющаяся женщина, и легкомысленная могут стать набожными, благочестивыми; неясное, смутное представление о мироздании, о тайне собственного предназначения, печаль и уныние от чего-то несостоявшегося, от непонятости сладко томят душу на пороге осени, и религия всему придает гармонию. В религии женщина обретает новую жизнь, награду за несостоявшееся, неудавшееся; все жизненные испытания считаются ниспосланными Господом Богом; вот уже душа утешена перенесенными страданиями, в них видится особая заслуга и особая божественная благодать, милость Божия. Она с энтузиазмом отнесется к любому, даже сомнительному авторитету; она — готовая добыча религиозных сект, поклонников спиритизма, прорицателей, целителей — одним словом, шарлатанов всех мастей. Ведь она не просто потеряла способность критически воспринимать окружающий мир, она еще жаждет истины, единственной, окончательной; ей необходимо средство, формула, ключ, который мог бы внезапно спасти и ее и вселенную. Но деятельная ли, склонная ли к созерцанию, она в своем поведении постоянно обнаруживает лихорадочную экзальтацию. Кризис, связанный с климаксом, резко делит жизнь женщины на две части; эта-то прерывистость и создает у женщины впечатление начала «новой жизни»; перед ней открывается другая эпоха, она приступает к освоению ее с рвением вновь обращенной; она открыта для любви, она обращена к Богу, к его житию, к искусству, к человечеству — сложность происходящего поглощает ее и возвышает. Она умерла, воскресла и созерцает землю нездешним взором, проникшим в потустороннюю тайну, она видит себя устремленной к непокоренным вершинам.

А между тем мир не меняется; вершины остаются недосягаемыми; полученные послания — допустим такую ослепительную очевидность — оказываются плохо расшифрованными; внутренний свет гаснет; а перед зеркалом остается женщина, постаревшая со вчерашнего еще на один день. И душевный подъем сменяет мрачная депрессия. Такой ритм, такая смена одного состояния другим диктуются самим организмом женщины, его физиологическим состоянием, ибо уменьшение гормональных выделений восполняется продуктом повышенной активности гипофиза; именно физиологические причины обусловливают чередования в настроении женщины периодов подъема и спада. Повышенная активность, возбужденная деятельность, иллюзии, воодушевление, увлечение чем-то необычным могут означать только защиту, заслон перед неизбежностью, неотвратимостью того, что произошло. А затем снова тоска хватает за горло, и женщине кажется, что жизнь прошла, хотя до смерти еще далеко. Но самое тяжкое — это ее патологическая ревность к мужу: предмет отыскивается легко — его друзья, его сестры, наконец, его работа; и всякий раз находится некая соперница, виноватая во всех ее страданиях. Самые сильные и частые приступы ревности характерны для возраста от пятидесяти до пятидесяти пяти лет.

Осложнения, связанные с климаксом, могут продолжаться иногда до самой смерти — особенно когда женщина не расположена стариться; если женщина хочет сохранить свое обаяние, свою притягательность и пользоваться этим как богатством, она станет энергично, активно, последовательно оберегать это; а если ее сексуальные желания не увядают, она борется с еще большим неистовством за свои чары. И это нередкий случай. Как-то у принцессы Меттерних спросили, в каком возрасте женщина перестает быть женщиной и ее плоть замолкает, не терзая ее больше. «Я не знаю, — ответила она, — мне всего шестьдесят пять лет». И при такой ситуации супруга, потерявшая от длительного, ставшего привычным общения былую притягательность для своего благоверного, вряд ли уже разбудит в нем супружеское пламя. Раздосадованная этим, решившаяся «взять от жизни свое», она становится менее разборчива — даже если в прошлом было наоборот — в выборе любовников; правда, нужно еще их найти: начинается охота на мужчину. Тысячи хитростей извлекаются на поверхность, берутся на вооружение: расставляются сети для мужчин, куда они завлекаются притворной влюбленностью, разыгрываемой страстью; делая вид, что не может устоять, женщина добивается, чтобы ее взяли; преподнося себя как подарок, она заставляет себя взять; тут вам и деликатность, и дружеский настрой, и особая признательность, и благодарные чувства — все идет в ход. Иные женщины увлекаются молодыми людьми, и не только свежесть плоти их привлекает: лишь в них они надеются найти бескорыстную нежность, которую порой юноша питает к даме старше его возрастом, к любовнице, почти одних лет с его матерью; она же при этом становится вызывающей, властной. Когда же все уловки, все попытки соблазнить оказываются тщетными, исчерпанными, теряют действенность, остается последнее средство: платить. Некоторые женщины расценивают эту ситуацию довольно спокойно, и даже цинично: они взяли свое от жизни, настала их очередь «вернуть полученное». Отношение к деньгам у них и у проституток в таких случаях сходное — они служат очищению, с той разницей, что одни дают, а другие берут, а в общем, мужчина, самец превращается в инструмент, и это позволяет женщине ощутить эротическую свободу, в чем женщина себе отказывала в юности, чему мешала девическая гордость. Любовница-дарительница, скорее романтичная, нежели трезвомысляЩая, чаще всего полна стремлений купить призрак нежности, восхищения, уважения; она даже убеждает себя, что одаривает мужчину просто из удовольствия дарить, никто от нее ничего не требует, к тому же молодой человек, возлюбленный —ее избранник, почему же не проявить к нему материнскую щедрость; и потом, в нем есть что-то загадочное, «таинственное», то самое, чего мужчина так требует от женщины, принимающей его «помощь», ибо таким образом грубые рыночные отношения маскируются под «игру», окружаются тайной. Однако редки случаи, когда подобное лицемерие, неискренность долго не проявляются; борьба между одним и другим полом переходит в борьбу между эксплуататором и эксплуатируемым, и здесь женщина рискует быть жестоко разочарованной, униженной, потерпеть поражение. Если она осторожна, благоразумна, она смиряется с необходимостью «отступить», не ожидая наступления финала, пусть даже чувства еще требуют удовлетворения и пылкость не угасла.

Можно считать, что возрастной кризис миновал. Однако это не значит, что с этого момента женщине легко жить. Отказавшись от борьбы со временем, женщина вступает в новый бой: ей нужно сохранить свое место под солнцем.

С наступлением осени, а затем и зимы в ее жизни женщина освобождается от своих цепей; прикрываясь возрастом, она уклоняется от неприятных ей обязанностей, сбрасывает с себя тяготящее ее ярмо; мужа она к этому времени достаточно изучила и уже не дает ему возможности притеснять себя, она избегает его объятий, вступает в новую пору отношений с ним — это дружба, равнодушие или враждебность, — живя рядом с ним, она живет своей жизнью; если он раньше ее уступает времени, она становится главой семьи. Наконец она может пренебречь требованиями моды, не страдать от общественного мнения; она свободна от светских обязанностей, от соблюдений строгого режима, от забот о своей красоте. Развязавшись со всем, что называется долгом, обязанностями, о чем говорят и думают «нужно», «необходимо», что считается обязательным, она наконец-то обретает свободу, К сожалению, в жизни каждой женщины повторяется одна и та же реальность, мы уже говорили об этом в нашем повествовании: свобода к ней приходит тогда, когда она уже не знает, как ею распорядиться. И в этом явлении нет случайности: в патриархальном обществе женщине уготовано зависимое положение, из-за своих сугубо женских функций она попадает в кабалу и вырывается из этого рабства только тогда, когда их утрачивает.

К пятидесяти годам она в расцвете сил, за ее плечами богатый опыт; мужчина именно к этому возрасту достигает вершины своей карьеры; ее же отправляют на отдых. Всю жизнь ее только и учили самоотречению, и вот ее самоотверженность больше не нужна, Она становится невостребованной, ее существование — ничем не оправданным, она с грустью смотрит на предстоящие годы, думая про себя: «Никому я не нужна!»

Она не смиряется тотчас же. Иногда от тоски и растерянности она цепляется за мужа; осыпает его заботами, делая это более напористо, властно, чем когда-либо; но супружеская жизнь уже устоялась, ее рутина утвердилась, незыблем налаженный порядок; или другой вариант, при котором женщине известно, что уже давным-давно она не нужна своему мужу, а то и третий, когда женщина не видит в своем муже ничего ценного, достойного, способного наполнить ее жизнь смыслом. И тогда она с надеждой обращает свое внимание на детей: их игра еще не сыграна; весь мир, будущее — все перед ними открыто, все впереди, и ей хотелось бы устремиться туда с ними. И если женщине посчастливилось произвести ребенка на свет уже не в юном возрасте, а скорее в преклонном, то у нее есть преимущество; она все еще молодая мать, когда другие почитаются предками. Но обычно мамы в возрасте от сорока до пятидесяти лет становятся свидетелями превращения детей во взрослых молодых людей. И именно в момент их взросления, когда они ускользают из-под ее влияния, женщина с особой силой старается жить их жизнью.

Поведение женщин различается в зависимости от того, возлагают ли они свои надежды на сыновей или на дочерей; с сыном женщина обычно связывает наибольшие надежды. Он заступится за нее, защитит от господства супруга, отомстит за нее всем любовникам, бывшим и не бывшим, он будет ее освободителем, ее спасителем. Рядом с ним она будто помолодела, вернула свою привлекательность, вновь стала той юной красавицей, щеголяющей перед окружающими своими достоинствами в ожидании сказочного принца; прогуливаясь в его сопровождении, элегантная, еще очаровательная, она сама себе кажется его «старшей сестрой». Когда мать в той или иной завуалированной форме придумывает для себя игру, в которой ее сын играет роль возлюбленного, — это всего лишь игра. И, чтобы добиться этого вознесения, она взывает к свободе сына-возлюбленного, великодушно рискуя собою, но требует плату, эта плата — ее въедливая требовательность. Мать полагает, что сам факт рождения сына уже предоставляет ей на него священные права; и, дабы считать его своим творением, своим достоянием, ей совсем не нужно, чтобы сын опознал себя в ней; она не так требовательна, как любовница, потому что гораздо спокойнее, увереннее себя чувствует, хотя и причины тому не весьма благовидны; вылепив его плоть, она хочет присвоить и его существование; все должно принадлежать ей — его поступки, дела, заслуги. Превознося свой плод, она, собственно, превозносит самое себя до небес.

Жить по доверенности, или жить не на свои дивиденды, — ненадежный выход. Все может обернуться совсем не так, как того хотелось. Ведь нередко сын оказывается ни на что не способным ничтожеством, хулиганом, неудачником, пустоцветом, бездарью, наконец, просто неблагородным, неблагодарным человеком. Тот герой, которого она придумала, существует только в ее воображении. Очень редко встречаются матери, искренне уважающие в своем сыне человеческую личность, признающие его свободу, пусть даже в ущерб себе, и готовые вместе с ним рисковать, если того требует жизненная или деловая ситуация. Гораздо чаще встречаются матери другого типа, соперничающие с описанной выше и повсеместно и во все века восхваляемой спартанкой, точнее, противоположные ей, готовые с одинаковой легкостью обречь своего отпрыска на смерть или на славу; ведь у сына одна задача на земле — оправдать, наполнить смыслом, сделать целенаправленным, осмысленным существование матери, руководствуясь теми ценностями, которые она почитает. Между тем она сама прекрасно знает, что просто жить, то есть физиологически существовать, недостаточно, иначе вообще производить на свет кого-то было бы излишним; она же первая придет в раздражение и будет недовольна, если ее отпрыск окажется лентяем, трусом. Она-то всегда озабочена, ей не до отдыха. Отправляя сына на войну, она хочет, чтобы он остался жив, но вернулся непременно с наградой. А в его работе она ему желает успешной «карьеры», но все время опасается, как бы он не переутомился.

Вот почему даже полное восхищение сыном, даже самая несоизмеримая гордость за него не приносят женщине-матери чувства удовлетворения. Глубоко веря, что она произвела на свет не просто другую плоть, дала начало новой жизни, но подарила миру совершенно ему необходимое, жизнь, человека, без которого миру не обойтись, она ощущает свою жизнь в ретроспективе оправданной; но права не превратишь в занятия; чтобы заполнить свои дни, ей необходимо продолжать столь удачно начатое дело; она хочет чувствовать себя необходимой своему божеству; но внезапно чары спадают, приходит конец сыновней преданности, покорности: появляется супруга и освобождает мать от всех ее функций. Уже много раз описывалось враждебное чувство, испытываемое матерью по отношению к той, чужой, что пришла и «отняла» у нее дитя. Мать воспринимает случайный факт рождения ребенка на уровне божественного, священного таинства: вот почему она отказывается признать, что решение на уровне отношений между людьми может быть более весомым. В ее глазах все ценности уже обозначены, они предопределены природой и прошлым; она не признает ценности свободного выбора. Ее сын обязан ей своим рождением, жизнью, а той женщине, с которой еще вчера не был знаком, чем ей он обязан? Конечно же, она воспользовалась колдовством, приворотом, сумела убедить его в существовании невидимой связывающей их нити, которой доселе не существовало; она интриганка, и корыстная, и опасная. И вот мать уже с нетерпением ждет, что все раскроется, обман обнаружится; подбадриваемая известным мифом об исцеляющих руках доброй матушки, врачующей раны, нанесенные злой женщиной, она всматривается в лицо сына, силясь обнаружить на нем следы его несчастной, мучительной жизни; и она их обнаруживает, несмотря на то что сын уверяет ее в обратном; она начинает его жалеть, тогда как он сам ни на что не жалуется; она следит за каждым шагом невестки, она ее постоянно критикует, не приемлет никакие ее деяния; всему новому, что делает невестка, противопоставляется все то, что делалось раньше, когда-то, в прошлом; утверждение привычки, настойчивое неприятие всего, что ее нарушает, как бы осуждают само присутствие, само существование посторонней, незваной. Каждая из этих двух женщин по-своему видит счастье находящегося рядом с ними горячо любимого мужчины; жена видит в нем того, посредством которого она сможет завоевать мир; а мать, дабы удержать его около себя, все время напоминает ему о детстве; в противовес планам молодой женщины, жены, ожидающей, что муж ее станет состоятельным, займет важный пост, мать выставляет свои незыблемые мотивы: сын «очень хрупкий», ему нельзя перегружаться. Назревающий конфликт между прошлым и будущим возрастает, когда невестка, пришелица, оказывается беременной. «Рождение детей — это смерть родителей»; вот когда эта суровая истина обнаруживается, обретает всю свою силу; мать, надеявшаяся продолжать жить в своем сыне, вдруг осознает, что он ее приговаривает к смерти. Она дала жизнь; но жизнь будет продолжаться и без нее: она уже больше не мать, а всего лишь связующее звено, одна из составных частей; она низвергается с небес, где царствуют вечные, вневременные идолы; теперь она всего-навсего индивид, стареющий в ожидании своего часа. В патологических случаях ненависть к невестке может довести мать до нервного истощения или даже толкнуть ее на преступление; именно так случилось с г-жой Лефевр; весть о беременности невестки, последовавшая за длительным периодом неприязни, привела к решению убить невестку. В обычных, нормальных случаях бабушка превозмогает свою враждебность; иногда, правда, она отказывается видеть в новорожденном ребенке своего единственного сына и любовь ее к нему сродни тирании; но гораздо чаще молодая мать и ее мать предъявляют на новорожденного свои права; бабушка же со стороны отца новорожденного, ревнуя, испытывает к ребенку противоречивые чувства, где неприязнь выдается за беспокойство о нем.

Иначе развиваются отношения матери со взрослой дочерью, они двойственны: в сыне мать ищет бога; в дочери она находит своего двойника, дублера. Итак, дочь, становясь женщиной, приговаривает свою мать к смерти; однако она же предоставляет матери возможность пережить себя. Поведение матери варьируется в зависимости от того, как она воспринимает взросление своего ребенка, дочери, видит ли она в этом гибель для себя или, напротив, возрождение.

Многие матери непреклонны в своей враждебности к дочерям; они не могут согласиться с тем, что эти неблагодарные, обязанные им жизнью, отстранили их, отодвинули в сторону; женщина, всю жизнь ненавидящая другую женщину, видящая в ней соперницу, до конца своих дней будет ненавидеть эту соперницу, находя ее даже в собственном ребенке; она постарается удалить от себя дочь илидержатьее взаперти, а то и станет прибегать к разным мерам, чтобы не дать дочери осуществить свои возможности. Другой тип — женщина, триумф которой строится на том, чтобы быть показательной, образцовой Супругой, Матерью, она тоже не отступает так легко, не отказывается от жестокой борьбы, защищая свой трон; эта женщина утверждает, что дочь еще ребенок, а волнующие ее дела — это детские забавы; дочь слишком молода для замужества и слишком хрупка для того, чтобы производить потомство; а если дочь настаивает на замужестве, на желании иметь семью, детей, в ответ она услышит только притворство, неискренность; мать неутомимо станет критиковать поведение дочери, смеяться над ней или над ее знакомыми, пророчить ей несчастья, неудачи с ее избранниками. Если бы было можно, она бы обрекла дочь на вечное детство;, ну а если это невозможно, то она постарается затормозить развитие этой новой взрослой жизни, которая борется за себя. И вот дочь, несчастная, остро ощутившая одиночество, находит укрытие в объятиях матери-государыни, матери-владычицы. Если же дочери удается устоять, между ней и матерью разгорается вечный бой, мать, полагая, что ее незаконно лишили прав, переносит значительную часть своего недовольства на зятя, адресуя ему все раздражение, вызываемое в ней беспримерной независимостью ее дочери.

Мать, которая идентифицирует себя с дочерью, не менее деспотична; она хочет, имея за плечами основательный опыт, снова пережить молодость; ей кажется, спасаясь от прошлого, она спасает само прошлое; она подыскивает зятя в соответствии с тем образом мужа, о котором мечтала сама, но не нашла; сохранившая привлекательность, нежная, она легко дает волю воображению, в котором супруг ее дочери отчасти женится и на ней; с помощью дочери она хочет утолить свои устремления к богатству, жажду успеха, славы; сколько историй написано о том, как мать всеми средствами «толкает» свою дочь либо на путь проституции, либо в актрисы кино или театра; под предлогом помощи и внимания мать просто присваивает себе жизнь дочери; мне рассказывали о таких матерях, которые укладывали вздыхателей своей дочери к себе в постель. Однако крайне редки случаи, когда дочь терпит бесконечно подобную опеку; как только находится муж или серьезный покровитель, дочь поднимает бунт и срывает оковы. Теща, которая вначале хвалит, превозносит своего зятя, а затем начинает ненавидеть его, жалуется на человеческую неблагодарность, разыгрывает из себя жертву; она также становится матерью-врагом. Каждая мать должна обладать редким сочетанием душевной щедрости и отсутствием эгоистической заинтересованности, чтобы найти в жизни своих детей источник душевного обогащения, не превращаясь при этом ни в деспота, ни в мученицу.

Чувства бабушки по отношению к внукам воспроизводят ее отношение к дочери, а поэтому они могут быть и враждебными. Не только заботясь об общественном мнении, многие матери заставляют своих соблазненных дочерей сделать аборт, бросить ребенка, избавиться от него, уничтожить: они просто рады случаю и возможности лишить дочь материнства; они настойчиво хотят сохранить только для себя эту привилегию. Всем своим поведением, равнодушным и безучастным, подобные матери-бабушки словно бы не признают эту новую, невесть откуда взявшуюся жизнь; либо они только тем и заняты, что ругают ребенка — внука или внучку, наказывают его беспрестанно, плохо относятся к нему. В противоположность этому типу матерей другие, те, что идентифицируют себя с дочерью, напротив, воспринимают рождение младенца с большей радостью, чем молодая женщина, их дочь; молодая мать несколько растеряна в связи с появлением маленького незнакомца; а бабушка сразу признает его — она как бы попадает в прошлое двадцатилетней давности и снова ощущает себя роженицей; возможность покровительства, господства, радости, которых дети ее давно лишили, снова вернулась к ней, вся жажда материнства, от которого женщина отказалась в связи с климаксом, чудесным образом вернулась; она чувствует себя матерью этого младенца, она берет на себя всю заботу о нем, поскольку у нее опыт, а если его отдают ей на воспитание, привязывается к нему со всею страстью. К несчастью для нее, молодая женщина предъявит свои права на ребенка, ибо бабушке уготована только роль ассистентки, которую когда-то уже играли старшие в ее семье; и вот она снова чувствует себя свергнутой; а тут еще приходится считаться с другой бабушкой, матерью зятя, к которой она ревнует внука или внучку.

Здесь можно говорить о трагедии женщины пожилого возраста: она не находит себе применения. Всю свою жизнь женщина из буржуазной среды ломает голову чаще всего над решением одной и той же ничтожной проблемы: как убить время? Но вот дети выросли, муж достиг высокого положения или по крайней мере устроен, и дни потянулись бесконечные, смертельно скучные. А акварельные краски, музицирование, чтение — у них та же роль; женщина праздная, без серьезного, своего, занятия, с помощью всего этого совсем не стремится расширить свое воздействие на мир, ей просто хочется разогнать скуку; деятельность, которая не направлена в будущее, — это тщета и суета; праздная женщина начинает читать и откладывает книгу, садится за пианино, закрывает его и возвращается к рукоделию, зевает и в конце концов принимается за телефонные разговоры. Есть и другие, более прямые способы вмешаться в жизнь общества; и во Франции действуют женские организации, несколько женских ассоциаций, но особенно это развито в Америке, где женщины имеют свои клубы, там они играют в бридж, занимаются распределением литературных премий, размышляют об улучшении социального устройства. Характерно, что большая часть таких организаций на обоих континентах существует ради самих себя: выдвигаемые ими цели служат им всего лишь предлогом. И они весьма далеки от желания изменить порядок вещей, а вместе с ним уничтожить несправедливость, правонарушение, злоупотребление, ибо тогда не будет местаих самопожертвованию; они благословляют войны, голод, благодаря которым они становятся благодетельницами человечества.

Большинство женщин в своей частной или общественной деятельности не ставят перед собой реальных целей, для них это просто средство занять себя, а любое занятие теряет всякий смысл, будучи всего лишь времяпрепровождением. Многие из них от этого страдают; позади целая жизнь, а Они испытывают ту же растерянность, что и подростки на заре еще не открытой жизни; ничто не привлекает, не вызывает интереса, словно пустыня окружает и тех и других; по поводу любой деятельности можно услышать; «Зачем это все нужно?» Но юное существо взрослеет, волей-неволей жизнь увлекает его; подросток осознает значение ответственности, целей, ценностей; он брошен в мир, он делает выбор, принимает решение и начинает работать. А женщина в возрасте, предложи ей заново отправиться в будущее, ответит печально: «Слишком поздно». И дело здесь не в годах, не время, не прожитые сами по себе годы существенны отныне для нее: женщина ведь очень рано уходит на пенсию; ей недостает порыва, доверия, надежды, гнева, наконец, которые позволили бы ей открыть новые для себя цели. Она погружена в рутину, бывшую всегда ее уделом; она превратила ее в систему, отсюда — хозяйственный раж; погружение в набожность; демонстрация напускного стоицизма, как в случае г-жи де Шаррьер. Она стала сверх меры сухой, безразличной к окружающему, эгоистичной.

Только к концу жизни, когда женщина отказывается от борьбы, когда приближение смерти освобождает ее от тревог по поводу будущего, она наконец обретает покой. Почувствовав наконец независимость, женщина ощущает себя иначе, достоинство, даже гордость наполняют ее; и на мир она смотрит другими, своими глазами; и осознает, что всю жизнь ее дурачили и мистифицировали; ясное, трезвое мышление, обретенное в зрелости, появившаяся недоверчивость нередко приводят женщину к жесткому цинизму. Кстати, женщина, «прожившая жизнь», знает мужчин так, как не знает ни один из них; ведь она видела не только общественное лицо мужчины, точнее, не то, что мужчина выставляет на вид перед обществом, она знает его таким, каков он есть, когда он позволяет себе расслабиться в отсутствие себе подобных; она знает также и женщин, обнаруживающих свою суть только стихийно, перед другими женщинами; итак, перед ней предстает то, что скрывает фасад. Однако если жизненный опыт позволяет ей понять ложь и избавиться от заблуждений, его все же недостает, чтобы понять истину. Ее жизненная мудрость, приносящая ей горечь или забавляющая ее, в сущности, совершенно негативна: это протест, обвинение, отказ; она бесплодна. Самая большая степень свободы, на которую способен тип женщины-паразита в мыслях, равно как и в поступках, — это стоический вызов или скептическая ирония. Ни в каком возрасте ей не удается быть одновременно полезной и независимой.

Дата добавления: 2015-09-01