Глава 3. Точка зрения исторического материализма

Мы уже видели, что две основные черты, характеризующие женщину с биологической точки зрения, заключаются в следующем: ее подступы к миру более ограниченны, чем у мужчины; она в большей степени порабощена родом. Но эти факты могут приобретать совершенно различное значение в зависимости от экономического и социального контекста. В те времена, когда нужно было орудовать тяжелыми дубинами и противостоять диким зверям, физическая слабость женщины превращалась в очевидную неполноценность. Когда использование орудия требует физических затрат, превосходящих женскую силу, женщина оказывается совершенно беспомощной. Но возможен и противоположный вариант, когда техника аннулирует потребность измерять разницу в мускульной силе между мужчиной и женщиной; избыток обеспечивает позицию превосходства лишь в силу потребности в нем; в противном случае иметь слишкоммного ничем не лучше, чем иметь достаточно. Так, управление большим количеством современных машин требует лишь части ресурсов мужской силы, и, если необходимый минимум не превосходит женских возможностей, она становится в работе равной с мужчиной. На самом деле сегодня можно пустить в ход колоссальную энергию, просто нажав кнопку. Что же касается бремени материнства, значение его бывает разным в зависимости от нравов: оно обременительно, когда женщину заставляют беспрестанно рожать, а потом кормить и воспитывать детей без посторонней помощи; если же она рожает по свободному выбору, если общество приходит к ней на помощь во время беременности и занимается ребенком, материнские обязанности становятся легкими и могут быть без труда компенсированы на трудовом поприще, В такой перспективе Энгельс изложил историю женщины в работе «Происхождение семьи»; у него эта история существенным образом зависит от технического развития. При этом первобытном разделении труда два пола уже составляют нечто вроде двух классов; между этими классами существует равенство; мужчина охотится и рыбачит, женщина остается у домашнего очага; но домашняя работа включает в себя производительный труд: изготовление посуды, ткачество, садоводство; таким образом женщина играет большую роль в экономической жизни. С открытием меди, олова, бронзы, железа, с появлением плуга получает большее распространение земледелие: для того чтобы корчевать лес и возделывать поля, требуется интенсивный труд. И тогда мужчина прибегает к услугам других мужчин, низводя их до положения рабов. Появляется частная собственность; будучи хозяином рабов и земли, мужчина становится также и хозяином женщины. В этом состоит «великое историческое поражение женского пола». Оно объясняется переворотом, произошедшим в разделении труда вследствие изобретения новых орудий. Тогда же отцовское право приходит на смену материнскому; передача собственности происходит от отца к сыну, а не от матери к ее роду, как раньше. Возникает патриархальная семья, основанная на частной собственности. Женщина в такой семье — угнетенная. Равенство может быть установлено лишь тогда, когда оба пола будут иметь юридически равные права; но это освобождение требует, чтобы весь женский пол влился в общественное производство.

Здесь обходятся наиболее важные проблемы. Поворотным пунктом истории был переход от общинного строя к частной собственности — нам ничего не говорят о том, как стало возможным его осуществление. Точно так же не совсем ясно, почему частная собственность фатально повлекла за собой порабощение женщины. Исторический материализм принимает как общепризнанные факты, которые следовало бы объяснить: он без рассуждений говорит об интересе, который связывает человека с собственностью; но откуда берется этот интерес, который является источникомвсех общественных институтов, в чем его собственный источник?

Ясно, например, что идея индивидуального владения имеет смысл только в особых условиях человеческого существования. Чтобы возникла такая идея, нужно прежде, чтобы у субъекта существовало намерение полагать себя в своей принципиальной исключительности, чтобы он утверждал свое существование как нечто отдельное и автономное. Понятно, что это притязание могло оставаться субъективным, внутренним, лишенным истинного выражения до тех пор, пока у индивида не было практического способа объективно его удовлетворить: не имея адекватных орудий, он вначале не мог испытать свою власть над миром, чувствовал себя потерянным в природе и сообществе, пассивным, запуганным, игрушкой темных сил; он мог думать о себе, лишь идентифицируя себя со своим кланом, — тотем, мана, земля были коллективными реалиями. Изобретение бронзы позволило ему, пройдя испытание тяжелым производительным трудом, открыть в себе творца; покорив природу, он ее уже не боится и, стоя лицом к лицу с преодоленным сопротивлением, дерзновенно осознает себя как автономную активность и осуществляется в своей исключительности. Но этого осуществления никогда бы не произошло, если бы человек изначально его не хотел; урок труда был преподан не пассивному субъекту: выковав орудия труда и покорив землю, субъект выковал и покорил самого себя, Для того чтобы вызов приобрел характер экономического соперничества, чтобы в соответствии с этим сначала вождь, а потом и члены рода стали притязать на частное достояние, нужно, чтобы в человеке обнаружилась и другая изначальная тенденция: как уже было сказано в одной из предшествующих глав, существующий познает себя, лишь самоотчуждаясь; обращаясь к миру, он ищет себя в каком-нибудь постороннем образе, который делает своим. В этих богатствах — его богатствах — человек находит самого себя, потому что он потерялся в них, — и тогда понятно, что он может придавать им столь же фундаментальное значение, как и самой своей жизни. Тогда заинтересованность человека в своей собственности становится понятным отношением.

Точно так же невозможно из положения о частной собственности сделать вывод об угнетении женщины. Именно потому, что человек трансцендентен и амбициозен, посредством каждого нового орудия он проецирует свои новые требования; когда он изобрел бронзовые инструменты, то уже не мог довольствоваться возделыванием садов, а захотел вспахивать и обрабатывать большие поля — и не бронза как таковая породила это желание. Неприспособленность женщины к этим орудиям повлекла за собой ее крах, потому что мужчина подчинил ее с помощью своего проекта обогащения и экспансии. Но и этого проекта недостаточно, чтобы объяснить факт ее угнетения: разделение труда между мужчиной и женщиной могло бы стать дружеским сотрудничеством. Если бы изначально отношения человека с себе подобными строились исключительно на дружбе, то любой тип порабощения был бы просто необъясним — явление это есть следствие захватнических свойств человеческого сознания, которое стремится к объективному осуществлению своей суверенности. Если бы оно не содержало в себе изначально категорию Другого и притязание на господство над Другим, открытие бронзовых орудий труда не могло бы повлечь за собой угнетения женщины. Действительно, разделение труда между полами и проистекающее отсюда угнетение в некоторых случаях напоминают разделение на классы, но смешивать их нельзя. В классовом разделе нет никакой биологической основы; в процессе труда раб осознает себя противостоящим хозяину, пролетариат всегда осознавал свое положение в бунте, в нем он, обращаясь к сущности явления, угрожал своим эксплуататорам и в нем же устремлялся к тому, чтобы перестать существовать как класс. Мы уже говорили во введении, насколько отлично от этого положение женщины, что связано в особенности с той общностью жизни и интересов, которая делает ее солидарной с мужчиной, и с тем, что мужчина встречает в ней сообщницу: в ней нет никакой жажды бунта, революции, она не смогла бы уничтожить себя как пол — она лишь требует устранения некоторых последствий половых различий. Еще важнее то, что к женщине нельзя, не покривив душой, подходить только как к трудящейся; ведь ее роль в воспроизводстве потомства не менее важна, чем ее производительные возможности; бывают времена, когда рожать детей полезнее, чем управлять плугом.

Энгельс уходит от этой проблемы. Впрочем уничтожить семью необязательно означает освободить женщину; примеры Спарты и нацистского режима показывают, что, и прямо подчиняясь государству, она может быть по-прежнему угнетаема мужчинами. Невозможно просто-напросто уподобить деторождение работе или службе наподобие военной службы. Требование рожать детей является для женщины гораздо более глубоким вторжением в ее жизнь, чем для граждан регламентация их поведения; еще ни одно государство не осмелилось установить обязательный коитус. Половой акт и материнство не только занимают время и силы женщины — здесь задействованы сущностные ценности, половой инстинкт нельзя регламентировать. Как видно из этого примера, женщину невозможно рассматривать только как производительную силу — для мужчины она еще и сексуальный партнер, воспроизводительница жизни, эротический объект, Другой, посредством которого он ищет себя самого. Сколько бы тоталитарные и авторитарные режимы с общего согласия ни запрещали психоанализ, сколько бы ни заявляли, что для граждан, присягнувших на верность коллективу, не существует индивидуальных драм, эротика представляет собой область, где индивидуальное всегда преобладает над общим. Половое отношение, которое связывает женщину с мужчиной, отличается от его отношения к ней; а связь женщины и ребенка нельзя свести ни к какой другой связи. Не бронзовое орудие труда ее породило — и машины недостаточно, чтобы ее уничтожить. Требовать для нее всей полноты человеческих прав и возможностей не значит закрывать глаза на исключительность ее ситуации. Чтобы понять ее, нужно выйти за рамки исторического материализма, видящего в мужчине и женщине только экономические единицы.

Дата добавления: 2015-09-01