Вступление 6 страница. В Дойчландхалле, где проходил концерт, была совсем уж душистая атмосфера.

В Дойчландхалле, где проходил концерт, была совсем уж душистая атмосфера.

Весь крутняк был в сборе – все настоящие фаны Боуи! Рядом с нами, с косяком наперевес, сидели американские солдаты. Мы только подсели к ним, и косяк перешел к нам. По кругу. Все были в приподнятом настроении – один бедный Курочка страдал. Он затягивался как пылесос, но всё равно с каждой минутой ему становилось всё хуже и хуже.

Тут вышел Боуи, и концерт начался. О боже, это было что‑то невероятное! И когда он запел «It's too late» – «Слишком поздно», меня чуть не хватил удар! Это была моя песня! Уже в последние недели, когда я не знала, что и куда, эта песня просто переворачивала меня. Слишком поздно! И теперь мне стало ясно – это обо мне!

Слишком поздно! Я пожалела о валиуме…

После концерта Курочка уже почти не мог идти. Его кумарило по полной… Слава богу, нам повезло, и мы встретили Бернда – друга Детлефа. Этот вмазался ещё перед концертом! Бернд сказал, что надо что‑то сделать для Курочки – да и ему самому один укол не помешал бы.

У Бернда было в запасе два колеса, и мы быстренько загнали их прямо перед Дойчландхалле. Двенадцать марок… Слишком мало, и остальные деньги нужно было настрелять у прохожих. Ну что ж, в этом деле мне не было равных. Я и в «Саунде» умудрялась выпрашивать большую часть денег на наркотики. Теперь нам нужно было добыть как минимум ещё двадцатник. Балду дешевле тридцати на точке нечего было и искать, и я отправилась за деньгами… Стрельба перед Дойчландхалле шла сказочно. Там было полно людей с деньгами – этих типов ещё не успели разобрать. Я подходила со своими обычными стонами: мол, люди добрые, на метро не хватает – деньги так и сыпалась в мою сумку. Бернд купил героину, причём достаточно много – там хватало даже больше, чем на два укола. Героинчик‑то был относительно дешёв!

Мысль эта пришла в мою бедную голову молниеносно, я даже не успела задуматься: «Сейчас ты настреляла им на героин, ну так и попробуй, в конце концов, так ли он хорош! Всё – давай, попробуй, и больше не о чем тут думать!» Теперь‑то я понимаю, что я свалилась на героин так же естественно, как перезревшая груша на землю. Все последние месяцы я систематически готовила себя к этому решению. А тогда… – что ж, всё сложилось как нельзя естественней: у меня не складывались отношения дома, «It's too late» завела меня, никакие другие наркотики меня уже давно не брали… И героин логично стал лишь очередной ступенью. Да и кроме того, я просто не хотела, чтобы два игловых отъехали, оставив меня одну в этом дерьме… Я тут же сказала обоим, что собираюсь пробовать. Ха, Курочка уже почти не мог говорить, но он просто закипел от ярости! Он захрипел: «Этого ты не сделаешь!!! Ты просто ничего не понимаешь! Героин! Дура! Если ты сейчас сядешь, то скоро догонишь меня. Будешь просто трупом! Увидимся в морге!» Курочка знал, что его называют трупом…

Так что, короче говоря, никакой злой наркоман или дилер не сажал меня – бедную девочку – на иглу, как об этом обычно пишут в газетах. Вообще, я практически никого не знаю, кого бы заразили против его воли. Большинство молодых людей сами приходят к героину – когда созреют. Так было и со мной…

Трудное заикание и бормотание Курочки сделали меня упрямой. Его ломало, он больше не был крутым типом, небожителем, а был просто бедной свиньёй. Причем свинья эта полностью зависела от меня. Я не хотела, чтобы он мне приказывал. Я сказала: «Во‑первых, это мой порошок, потому что это были мои деньги. И вообще, заткнись, не болтай ерунды – это во‑вторых! Я же не ты! Я полностью под контролем. Только раз попробую, потом всё – конец!» Ох, я не знала ещё, как слаб человек во время ломок! Короче, эти мои слова совершенно убедили Трупа, и рта он больше не раскрывал. Бернд пробовал ещё что‑то говорить, но я просто и слышать ничего не хотела, – сказала, что если они имеют что‑то против, то пускай отдают мне мою долю и катятся. Тут сдался и он. Мы зашли в какой‑то парадняк, и Бернд разделил порошок ровно на три части. Я просто прыгала от нетерпения. Скорей, скорей! Никаких сомнений – ничего! Я хотела попробовать героин немедленно, ну, чтобы меня, наконец, повело нормально! Но шприца я боялась и сказала им: «Не – колоться не хочу. Просто нюхну, пожалуй…» Бернд сказал, что я должна делать, хотя я и так всё давно знала… Из разговоров.

Я с силой втянула порошок через нос и почувствовала его горьковатый привкус. С трудом подавила тошноту, но всё‑таки выплюнула много порошка. Приход свалился жутко быстро… В одну секунду все мои руки с ногами стали тяжелыми и одновременно лёгкими. Я стала вдруг бешено усталой, и это было приятнейшее чувство. В одну секунду всё дерьмо убралось из головы. Никакого «It's too late» больше! Это было восемнадцатого апреля семьдесят шестого года. За месяц до моего четырнадцатого дня рождения. Никогда не забуду эту дату…

Курочка и Бернд влезли в машину одного иглового, чтобы там спокойно вмазаться, а я ушла в «Саунд». Теперь меня не пугало быть одной… Мне даже нравилось быть одной. Я была бешено сильная. Я села в «Саунде» на скамейку. Я сидела, скрестив руки. Подошла Астрид, глянула на меня и тут же спросила: «Чёрт, да ты на героине?!» Астрид временно была мой лучшей подругой. Но что за идиотский вопрос! Просто бабий вопрос!

Я вскипела и заорала на неё: «Пошла вон! Давай – гони отсюда!» Сама не знаю, почему я так сорвалась на неё…

Пришли Курочка и Бернд, полностью втёртые. О! – вот Курочка снова был крутым типом! Детлефа в «Саунде» не было… Меня долбил сушняк, и я взяла вишнёвый сок.

При одной мысли об алкоголе мне становилось плохо…

В пять утра Бернд спросил, не хотим ли мы к нему на чай. Мы пошли, – причем я с Курочкой под руку. Вишнёвый сок громыхал, переливаясь у меня в животе. Меня стошнило прямо на ходу. Ну, – я не стала делать из этого проблему, а они оба сделали вид, что не заметили…

Я шла и чувствовала себя, как в новой семье. Мы не говорили много, но я знала, что могу говорить с ними обо всём. Всю жизнь могу говорить… Героин сделал нас братьями и сёстрами… Мы все были равны в этой жизни. Мы были героинщиками!

После стольких жутких недель, я чувствовала, что ещё никогда в жизни не была так счастлива…

Я спала вместе с Берндом в его кровати. Он меня не обнимал. Мы были братом и сестрой, просто героиновыми братишкой и сестрёнкой. Курочка лежал на полу, упёршись головой в кресло. Он лежал так до двух дня. Потом встал, потому что его опять начало долбить. Он должен был организовать себе дозу.

Я чувствовала какой‑то странный зуд по всему телу. Я разделась до трусов и начала чесать себя расчёской. Я расчесала себя чуть не до крови, особенно икры.

Меня это не раздражало. Я знала, что игловые чешутся. По этой почесухе в «Саунде» и узнавали своих. Курочкины икры были так расчёсаны, что на них не было видно и кусочка здоровой кожи – просто голое мясо. Он чесал себя перочинным ножом.

Курочка сказал мне перед уходом: «Ну всё, давай, получишь порошок завтра…» для него было как божий день ясно, что теперь мне деваться некуда – я настоящая наркушница, и мне нужен героин. Сказал так невзначай, как что‑то само собой разумеющееся, и я почувствовала это… Но я решила повести себя гордо и независимо. Ответила: «Не, оставь! Нормально, если ты мне вернёшь это в четыре недели». В четыре недели…

Я снова заснула. Домой поехала только вечером. В метро неожиданно проснулась моя совесть, и теперь я говорила себе: «Слушай, Кристина, тебе только тринадцать и ты уже на героине. Что‑то здесь не так!» Правда, скоро этот слабый голос утих. В конце концов, у меня было время… До первой ломки, – я знала, – мне ещё далеко, я ведь только начала! Целую неделю я была наверху блаженства… Всё шло просто супер! Дома больше не было вообще никаких ссор. Школу я воспринимала совсем уж расслаблено, иногда что‑то делала и получала хорошие оценки. В некоторых предметах поднялась с двоек на четвёрки. Я стала ладить с людьми и наслаждалась жизнью… Как‑то на неделе заглянула в «Дом». Оказалось, что уже четверо из нашей старой тусовки пересели на героин. Мы сразу организовали свою компанию и стали сторониться других. Вообще, в «Доме» с каждым днём становилось всё больше и больше героинщиков… Героин пришёл в коробки…

Отец Юрген Квант, директор евангелического обшества «Дом Центра»:

Молодёжный подвал нашего евангелического центра на протяжении многих лет был основным местом встречи молодёжи из Гропиусштадта и Нойкёлльна. Каждый вечер в клуб приходило до пятисот ребят и девушек, пока в декабре семьдесят шестого года мы не были вынуждены закрыть его ввиду растущего потребления героина среди молодёжи. Этим мы надеялись привлечь внимание общественности к катастрофической ситуации, сложившейся в районе…

Что нас, педагогов, удивило, так это скорость, с которой Гропиусштадт превратился в район чрезвычайно неблагополучный в этом отношении. За какие‑то считанные месяцы тридцать‑тридцать пять ребят из нашего микрорайона пристрастились к героину – сели на иглу. Все предпринимаемые нами попытки убедить молодёжь аргументами и дисциплинарными мерами в опасности употребления наркотиков, были восприняты ими совершенно в противоположном смысле – буквально как приглашение к столу! Мы расписались в своей беспомощности и несостоятельности, – эффективно противостоять этой проблеме мы не смогли. При работе с молодёжью в «Доме» проявилось именно то, от чего так упорно открещиваются государственные социальные службы: и речи идти не может о якобы схлынувшей волне наркотиков! Напротив, проблема приобрела размеры, сопоставимые и количественно и качественно с ситуацией в Америке. Ситуация в экономике страны образует всё большее количество безработной и не учащейся молодёжи, молодёжи из рабочей среды. Всё, что нам, педагогам, оставалось сделать, так это выступить с открытым протестом против чиновничьего равнодушия.

Закрытие молодёжного клуба должно было пролить свет на то, что многие определённо не хотели замечать. И это случилось: сегодня в Берлине идут активные дискуссии по этому вопросу. Государство было вынуждено признать проблему.

Сейчас молодёжный клуб снова работает… Несколько необходимых условий для этого оказались выполнены: в Нойкёлльне появился существующий при государственной поддержке консультационный пункт по проблемам наркомании, в Гропиусштадте – Сlean Вus для постоянной работы с неблагополучными подростками и некоторыми возможностями для терапии. Проблема наркомании за эти два года не потеряла своего значения, и это даже несмотря на то, что мы активно работаем со следующим – ещё только подрастающим – поколением молодёжи.

Многих подростков из Гропиусштадта, которые начали употреблять героин два‑три года назад, уже нет в живых. Жизненные условия, в которых находится молодёжь, за прошедшее время также не улучшились. Наряду со старыми проблемами очевидно появляется и новая: всё больше и больше подростков в Гропиусштадте носят при себе оружие и готовы в случае сомнительной необходимости пустить его в ход. Неоднократно было замечено, что эта картина часто дополняется соответствующими националистическими аксессуарами и готовностью разделить фашистскую идеологию…

Большинство подростков, с которыми мы работаем в «Доме», растут в рабочих семьях. Ситуация там, несмотря на очевидный рост благосостояния, в последние годы характеризуется лишь постоянным ухудшением условий жизни. Возросшие профессиональные требования и постоянный стресс в школе, переполненные классы, нехватка учебных мест на производстве и безработица, конфликты в семье – вот конкретные проявления этого ухудшения.

В районах новостроек, таких как Гропиусштадт, – где проживает около сорока пяти тысяч жителей, ситуация многократно отягощается высокой концентрацией населения: то есть там много безработной молодёжи, много семейных конфликтов, повышенная нехватка мест в школах и т.д. Кроме того, «естественная» обстановка таких районов, как правило, не может похвастаться ни природными условиями, ни какими‑то особыми возможностями для отдыха. Страдают в первую очередь самые незащищенные группы общества – дети, молодёжь и старики фактически брошены на произвол судьбы в этих разрушительных условиях. По окончании застройки Гропиусштадта – то есть после планового освоения каждого участка под застройку, оказалось, что там катастрофически не хватает пригодных площадок для детей и подростков, центров проведения досуга для молодёжи и взрослых и, прежде всего – живой природы. Нет там ни больших парков, ни лесов, ни лугов – ничего, где дети могли бы на легальной основе пошуметь, а взрослые погулять.

Логика появления таких городов, как Гропиусштадт, основывается на понятии рентабельности капитала, и совершенно не направлена на удовлетворение необходимых жизненных потребностей человека. Приходится констатировать, что последствия такого полуфабрикатного образа жизни – ранее только предполагаемые – сегодня проявляются всё чётче.

Материальная нужда – причина очень многих конфликтов и семейных проблем.

Высокая стоимость аренды и постоянно растущая величина прожиточного минимума принуждают людей ко всё большей нагрузке на работе, к выходу на работу и мужа и жены, что подвергает жизнь человека неразрешимому противоречию – каждый день приходится мобилизовывать всё больше и больше времени для работы, совершенно не имея возможности пополнить запас жизненных сил, и не становясь ни счастливым, ни зажиточным.

Всевозможный дурман издавна является тем испытанным средством, которое способно лишить человека печального сознания того, что он принадлежит к числу жертв общественного развития. Алкоголь уже многие годы выполняет эту функцию в рабочей среде, – только в последние годы ему на смену пришли и другие средства: психофармацевтика – легальный и прибыльный бизнес – и наркотики, такие как кокаин и героин, – бизнес хоть и нелегальный, но тем более доходный. А учитывая ситуацию, невозможно удивляться растущему злоупотреблению наркотиками, возросшему уровню преступности, увеличивающейся брутальности общества и широкому распространению фашистских идей в молодёжной рабочей среде.

Также невозможно серьёзно спорить и с тем утверждением, что между ростом потребления наркотиков среди молодёжи и постоянным ухудшением условий их жизни существует прямая связь. Связь, превосходно используемая в коммерческом смысле…

На следующих выходных после моего первого героинового эксперимента я встретила Детлефа в «Саунде». Он сразу же насел на меня: «Ну что, и ты туда же – вся в говне, да?! С ума сошла, что ли?!!» Астрид уже сказала ему, что я нюхачу.

Я тихо ответила ему: «Успокойся, старик. Посмотри лучше на себя, ты же настоящий игловой! Я тебе отвечаю, со мной так далеко не зайдет!» Что мог Детлеф сказать? Он действительно сел на систему, и был теперь полностью зависим. У него ещё не было ломок – эта фаза ещё не наступила, – но ему постоянно хотелось вмазаться. Жутко хотелось… Короче, под конец он сказал мне, что у него нет денег, и что он бы охотно прикупил бы себе гарика.

Я сказала: «Вот видишь, старик, – и это ты меня учишь!» Я предложила ему вместе настрелять денег на порошок. Он согласился, хотя и знал, конечно, чем это закончится. За двадцать минут перед «Саундом» я собрала двадцать марок. У Детлефа касса оказалась гораздо тоще, но и этого с запасом хватало на двоих – много нам не надо было тогда. Вопрос, что достанется мне, в тот вечер даже не обсуждался. Это было и так ясно… Детлеф вмазался в тот вечер, а я раскатала дорожку. Так из моего намерения подойти к героину только через четыре недели ничего и не вышло…

Детлеф и я, мы снова были вместе, как будто и не разлучались. Никто не говорил о тех неделях, когда мы проходили друг мимо друга в «Саунде». Всё снова было как в наши лучшие времена…

Да…, всё складывалось как нельзя лучше. Если бы я не подсела на героин, то я никогда не сошлась бы снова с Детлефом. Я сказала себе, что буду нюхать только по выходным. Каждый, кто начинает употреблять героин, даёт себе такую клятву, хотя и не знает никого, кто бы оставался героинщиком по выходным. Более того, я вообразила себе, что спасу Детлефа от героина, не дам ему стать настоящим игловым.

Я обманывала себя и была счастлива тем.

Нет, ну вероятно, я отдавала себе отчёт в том, что это просто ложь, и, если кто‑то заговаривал со мной о героине, я вскипала. Я затыкала уши и орала: «Тихо, ты, вали» – ну как тогда на Астрид. И я как‑то странно начала ненавидеть всех девушек в моем возрасте, всех ровесниц. Смотрела на них и понимала, что они идут по моему пути. Я узнавала их в метро и в «Саунде» – этих маленьких пробовальщиц гашиша и кислоты.

Двенадцати‑тринадцатилетние бродяжки шатались по «Саунду», копируя в одежде и поведении взрослых наркоманов. Я говорила себе: «Ну, эта дурочка сядет на иглу, и эта сядет!» Я буквально выходила из себя при виде этих идиоток! Я их просто ненавидела! И мне как‑то не приходила в голову мысль, что это я себя ненавидела, себя, а не их!

После нескольких героиновых уикендов я решила сделать двухнедельный перерыв. Это не составит мне никакого труда, думала я. Да, физически мне не стало хуже, – я практически ничего и не заметила. Но все говно снова вернулось ко мне, и эти домашние драмы и эта школа! Это было незадолго до пасхальных каникул семьдесят шестого года…

В первую субботу каникул я сидела на лестнице в «Саунде» и опять не знала, почему и зачем я там сижу. Две девушки спускались вниз по лестнице. Обоим было лет так по двенадцать, они носили бюстгальтеры, были жирно накрашены и подстрижены под шестнадцатилетних. Я тоже рассказывала всем, кто меня не очень хорошо знал, что мне шестнадцать – ну и гримировалась соответственно… Я испытывала отвращение к ним обоим, отвращение и презрение, но они меня заинтересовали, и я не выпускала их больше из виду.

По тому, как они рыскали по «Саунду», я сразу просекла, что они ищут знакомства.

Они хотели в компанию… Конечно – в героиновую компанию. Они уже знали Ричи, шеф‑повара «Саунда». Он был единственным престарелым сотрудником «Саунда», ему было где‑то около сорока. Он торчал от девушек такого возраста. Такой добрый и нежный дядя для всех бродяжек… Они стояли у бара и болтали с Ричи. Потом заметили, что я наблюдаю за ними, и мы переглянулись. Ну, просто так, потому что были одного возраста… Одна из них подошла ко мне. У неё было такое невинное ангельское личико. Её зовут Бабси, сказала она, и спросила, нет ли у меня колеса для неё.

Я медленно молвила: «Забей – молодая ты ещё. Это же вредно! Зачем тебе колесо?» Я наслаждалась своим преимуществом… Я хотела показать ей, что некрасиво подваливать к настоящим героинщикам, чтобы просто стрельнуть какое‑то идиотское колесо. Она смотрела на меня, как на икону, широко открыв глаза, так, как ещё недавно и я смотрела на ребят, стоящих на ступеньку выше. Она сказала, что хочет угостить меня вишнёвым соком и скоро вернётся.

Когда Бабси ушла, ко мне подошла другая. Её звали Стелла. Она спросила, что Бабси от меня хотела. Я сказала: «Колесо». Стелла сказала: «Она тебе уже отдала деньги? Давай обратно! У меня пропало пять марок. Старуха их определенно свистнула!» В этом была вся Стелла… Такая, какой позже я должна была выдерживать её часами. Со временем Бабси и Стелла стали моими лучшими подругами. Мы действительно дружили. До тех пор, пока в газетах не появились статья о Бабси…

Тут как‑раз подошла Бабси с вишнёвым соком. Ничего, кроме презрения, я к ней не испытывала, но как‑то одновременно она была мне очень‑очень симпатична. У неё было ангельское личико и наивное какое‑то, несложное поведение. Мы стояли и болтали о том, о сём. Бабси и Стелла недавно со свистом вылетели из школы.

Прогуливали девочки, понимаю… Попали в компанию, в которой бешено садили – конечно, тут не до школы, понимаю… Домой сунуться они не могли, бомжевать им надоело, и теперь вот они хотели узнать что‑нибудь покруче, чем их старая гашишная компания… Бабси было двенадцать лет, Стелле тринадцать.

На следующий день я пригласила Бабси к себе домой и подарила ей пару своих старых футболок и трусы – у неё почти ничего не было из одежды. Потом она заснула у меня в кровати, а я стала готовить… Бабси мне действительно нравилась. Да и со Стеллой мы тоже неплохо ладили. Они так напоминали мне меня саму, только на несколько месяцев моложе. В их окружении я чувствовала себя как‑то приятней, чем с совершенно заколотыми игловыми… Девочки курили гашиш и закидывалась кислотой. Благодаря им я немного отошла от героинщиков. Только по субботам я немного нюхала. Все наши ребята смеялись, что я вожусь с подростками, но меня это не задевало…

У нас у троих было о чём поговорить. Дома были похожие проблемы. Отец Бабси покончил с собой, когда она была ещё совсем маленьким ребёнком. Мама её работала танцовщицей в Восточном Берлине и фотомоделью в Западном и поэтому скоро у Бабси появился отчим. Отчим был пианистом. На весь мир известным пианистом, как говорила Бабси. Она очень гордилась своим отчимом… Когда мы заходили в какой‑нибудь музыкальный магазин, она первым делом бросалась к пластинкам отчима.

Пластинок действительно было немало. Но отчим не слишком‑то заботился о приёмной дочери, и поэтому Бабси жила у бабушки с дедушкой. Жила как принцесса… Я бывала у неё несколько раз. Огромная комната, обставленная отличной мебелью, сумасшедший проигрыватель и масса пластинок. Все как надо! И просто горы шмотья… Но со своей бабушкой – настоящей фурией – она всё никак не уживалась, говорила, что с удовольствием жила бы у своей мамы. Короче, Бабси и знать ничего не хотела о своей роскошной бабушке с её роскошной комнатой и потому бомжевала.

У Стеллы была очень красивая мама. Стелла её очень любила. Отец Стеллы погиб на пожаре. Когда это случилось, ей было десять. С тех пор её маме приходилось самой двигаться по жизни, времени на дочь у неё не хватало. Кроме того, она много пила. У Стеллы в то время был настоящий заскок. Она влюбилась в Мохамеда Али, восторгалась его силой. Я думаю, он был в её фантазиях и отцом и возлюбленным одновременно…

Мы трое шли‑катились по одной дорожке. Ещё в первый день, когда я их увидела, мне было ясно, что девочки закончат героином, но пришла в ужас, когда однажды Стелла действительно попросила у меня порошок. Я бешено разозлилась и заорала на неё: «Ты что несёшь? И думать забудь об этом, ты ни от кого не получишь тут ни полграмма! Я тоже бросаю это дело! Это вообще ничего не даёт!» Я так ничего и не выдала Стелле, и всех своих попросила ей не давать. Через пару дней Блэки, парень из моей компании в «Саунде», с которым она теперь дружила, всё‑таки дал ей немного порошка. Бабси, конечно, сразу же уцепилась за подругой. Но приторчать им так и не удалось, – с этим порошком они попали в облаву, и полицаи отбуксировали их домой. Несколько недель я их не видела.

Приближалась весна, и на улице становилось всё теплее. Первые солнечные деньки всегда были для меня особым праздником – так было с самого детства. В саду распускались цветы. Бегать босиком, раздеваться и загорать, барахтаться в воде – что может быть лучше? Но в этом году напрасно я ждала это весеннее счастье. Казалось невозможным, как это – солнце светит всё ярче и греет всё теплее, а жизнь не становиться лучше? Я вся с ног до головы была завалена какими‑то проблемами и даже не знала, что это за проблемы. Я нюхала героин, и тогда проблемы вроде как исчезали. Исчезали ровно на неделю…

В мае я отпраздновала свой четырнадцатый день рождения. Моя мама поцеловала меня и дала пятьдесят марок. Пятьдесят марок она сэкономила на хозяйстве… Я могла сама купить себе и подарить что‑нибудь, чего мне особенно хотелось. Это‑то меня и радовало. Подарок, подарочек!

Этим же вечером я рванула на Курфюрстендамм. На точку, понятно. Сорок марок ушли на две четверти героина. Столько порошка в один раз у меня ещё никогда не было! На шесть марок я купила сигарет, – я курила теперь как сумасшедшая, одну сигарету за другой; пачка вылетала за два‑три часа. И вот четыре марки у меня оставалось на «Саунд».

В клубе столкнулась нос к носу с Детлефом. Он нежно поцеловал меня и поздравил с днём рождения. Я тоже поздравила Детлефа, потому что его день рождения был только за два дня до моего. Детлеф был немного в печалях и рассказал, что родители в этот раз его поздравить не удосужились. Оказалось, что только я вспомнила о нём… Да – ему было ещё хуже, чем мне! Я попыталась его утешить своим обычным «не переживай, старик», и кроме того, у меня был припасён отличный подарок для него. Доза! У меня было так много порошка, что мы оба спокойно могли торчать аж до воскресенья.

После этого совместного дня рождения, гигантской дороги для меня и порядочного дозняка для него, мы снова стали ходить вместе. До этого Детлеф шлялся то с одним приятелем, то с другим, а я часто бывала с Бабси и Стеллой, – но теперь мы всё время проводили вместе, если я могла выбраться в центр. Детлеф как раз бросил свою учёбу – он учился на водопроводчика и поэтому время у него было всегда… Если у нас хватало денег, мы оба покупали героин.

Пришли летние каникулы.

В первый день каникул мы с Детлефом и другими ребятами из компании поехали загорать на Ванзее. Обгорели там страшно, но – нет худа без добра! Там мне пришло в голову, как так на пляже подобраться к вещичкам, которые потом было бы легко реализовать. Мы перебрались повыше, туда, где в рощице лежали бабушки. Они там лежали себе в теньке, поскольку не переносили уже солнца.

Начали с мелочей, просто чтобы приобрести навык и заодно перекусить чего‑нибудь. Мы подбирались к какой‑нибудь подстилке с холодильным ящиком, чей владелец как раз ушёл купаться. Тогда я громко говорила: «А бабушки‑то и нет!» Потом быстро залазила в ящик. С первой попытки мы разбогатели на две банки колы, в следующий раз я свистнула платок и покрывало. А вечером вытащила переносное радио и пару мелочей, а Детлеф – часы.

Радио в пять минут ушло в «Саунде» за полтаху. Да, это был наш день! И я была уже совершенно счастлива, предвкушая вечер. Мы получили деньги, и я сразу сказала Детлефу: «Слушай, это нюхачество мне уже надоело! Я сегодня вмажусь».

Детлеф запротестовал. Но что это – пустые слова! В принципе, было уже все равно, колюсь я, или нюхаю… Просто, если только нюхаешь, нельзя считать себя настоящим игловым. Некоторые ребята у нас кололись только от случая к случаю…

Мы отправились к точке прямо на углу Курфюрстенштрассе. Наш дилер признавал нас уже издалека, и сейчас он увидел нас, прошёл два квартала и остановился, дожидаясь. Безопасность, что поделаешь! Я купила у него две четверти за сорок марок… Я хотела в конце концов вмазаться! Когда нюхаешь – долго ждать прихода. Если вмазаться, то героин падает, как молоток. Многие сравнивали это с оргазмом, и теперь я просто хотела испытать это чувство, не дав себе труда даже секунду подумать, что назад пути уже не будет.

Мы зашли в общественный туалет на Потсдамерштрассе. Мерзкое местечко…

Перед туалетом, как тюлени на льдине, лежали какие‑то алкаши. Они там и ночевали обычно… Мы дали им пачку сигарет, чтобы они постояли на стрёме. Они уже давно знали – что к чему, и очень обрадовались подачке.

С нами была ещё одна девка из «Саунда» – Тина. Детлеф достал из пакета шприц, ложку и лимон. Высыпал порошок на ложку, накапал туда воды и немного лимонного сока, чтобы порошок, который был, конечно, не очень чистым, лучше растворялся.

Вскипятил раствор над зажигалкой и втянул его в шприц… Этот его старый шприц был совершенно засорен, игла была тупой, как вязальная спица. Сначала кололся Детлеф, потом Тина, ну а потом игла полностью забилась и не пропускала уже ничего. По крайней мере, они оба так утверждали. Скорее всего, они просто не хотели, чтобы я начала ставиться. Меня весь этот цирк просто вывел из себя…

Идиоты.

Слава богу, в сортире был ещё один фиксер – он только что вмазался. Полностью убитый тип, полностью опустившийся, полностью заколотый. Я спросила у него, не одолжит ли он мне машину. Не проблема, он одолжил. Теперь, правда, когда нужно было всадить себе иглу в вену на локтевом сгибе, я ужасно струсила – боялась ведь шприцов. Закрыв глаза, я ударила, но ничего не получилось, хотя я много раз видела, как это делают. Детлеф и Тина вели себя так, как будто их это не касается… Так мне пришлось попросить этого убитого помочь мне! Он понял, конечно, что я в первый раз… Короче, выставила себя полной дурой перед ним – старым игловым!

Он сказал, что это полное говно, не стоило бы этого делать, но, однако, взял шприц. У меня на руках вен почти не было видно, и ему было сложно попасть в артерию. Пришлось трижды втыкать иглу, пока в канюлю не стала поступать кровь.

Бормоча что‑то там о полном говне, он с размаху вогнал мне всю четверть…

Героин ударил, как доской по затылку. Честно говоря, оргазм я представляла себе как‑то иначе, – а теперь я просто отупела. Окружающий мир в одну секунду перестал для меня существовать – я его просто не воспринимала больше. Вряд ли я вообще думала… Я просто пошла в «Саунд», воткнулась в какой‑то угол и стала пить вишнёвый сок.

Всё было отлично… Теперь я была с Детлефом… Мы были как настоящая супружеская пара, только что не спали друг с другом. Между нами, кстати говоря, вообще не было никаких сексуальных контактов. Для этого я чувствовала себя ещё не совсем взрослой, и Детлеф принимал это без долгих объяснений… Это тоже очень мне нравилось в нем. Да, что говорить, он был просто сказочным парнем!

Дата добавления: 2015-09-05