Эуген Несчастный

Эрнст Толлер

У него нет сил к мечте, У него нет сил к жизни.

Действующие в трагедии:

Несчастный

Грета, его жена

Старуха, мать его.

Пауль Петух

Макс Кнач

Себальдус Богомил

Михель Не-Рыдай

Франциска, подруга Греты

Балаганщик.

Рабочие и работницы. Толпа и прохожие. Время действия 1921год.

Место: Небольшой промышленный город в Германии.

Написано в 1921-1922 году в тюрьме Нидершененфельд.

Действие первое.

Сцена первая.

Намечена: кухня в доме рабочего, служащая так же для жилья, Грета работает у очага. Входит НЕСЧАСТНЫЙ, садится у стола. В правой руке его, лежашей на столе, зажато что-то. Он в упор смотрит на эту руку. Несчастный говорит не «плавно» и не «патетично». В его речах есть тяжелое темное косноязычие примитивной души.

ГРЕТА. Дала тебе мать углей?

НЕЧАСТНЫЙ. /молчит/

ГРЕТА. Эуген, я только спросила тебя, дала ли тебе мать углей… Ответь же! … Его как будто и нет здесь!.. Эуген говори же!... Я готова отчаяться! Ни полена дров, ни углей! Эуген, или растопить печь нашей постелью?

НЕСЧАСТНЫЙ. Зверек…маленькая пестрокрылая птичка… Как бьется ее сердечко… Руками можно нащупать. И погружена в ночь. В вечную ночь.

ГРЕТА. Что у тебя в руках, Эуген?

НЕЧАСТНЫЙ. Как ты можешь спокойно стоять у печи? Как горшки не падают из твоих рук? Равзе ты не чувствуешь, как великая темнота обрушивается на тебя? Птичка… создание земли, как и ты, как и я… только что еще радовавшееся жизни… ти-ри-ли, ти-ри-ли… Слыхала ты по утрам? Ти-ри-ли… ти-ри-ли.. Это приветствие солнцу… Ти-ри-ли… а теперь, а теперь я видел, как она раскаленной иглой выжгла глаза птичке.. /стонет/ О… О….

ГРЕТА. Кто, кто?

НЕСЧАСТНЫЙ. Твоя мать… Твоя родная мать. Мать! Мать раскаленной докрасна иглой выкалывает глаза своему скворцу, потому лишь, что в какой-то газетке было написано, что слепые птицы поют лучше… Я бросил к ногам её корзину с углями, десять марок, которые она мне дала… Я… Грета… Я наказал твою мать, как наказывают детей, когда они мучают животных… но потом я отпустил её. Мысль обожгла меня, ужасная мысль, ужасная! Разве прежде я не делал того же? Без колебания? Что значило для меня прежде страдание животного? Ведь это только животное: можно свернуть ему шею, заколоть его, застрелить. Что еще? Когда я был здоров. Мне казалось, что все это так и надо. Теперь я калека и знаю: это чудовищно, это самоубийство! Хуже! Пытка!... А предле!... Как слеп здоровый челвоек!

ГРЕТА. Что ты сделал? Теперь нет надежды.

НЕСЧАСТНЫЙ. Подумай, мать выкалывает глаза живой твари! Не понимаю! И не пойму никогда! Не понимаю!

ГРЕТА. /уходит/.

НЕСЧАСТНЫЙ. Бедная моя птичка. Маленький комочек… Что они сделали с нами, с тобой и со мной? Люди сделали это. Люди. Если б ты мог говорить, ты бы назвал дъяволами того, кого мы называем людьми… Грета!... Грета!... Ушла. Ей скучно в нашем обществе. /Ищет/. Крошки хлеба. Кетка… Клетка? Чтобы один обрек другого на страданье? Нет, нет! Я не хочу быть жестоким, я хочу быть судьбой.. судьбой, которая добрее, чем моя. Потому что я тебя люблю… Люблю… /Убегает. Через несколько мгновений возвращается/.

Бац! Красное пятнышко на каменной стене… несколько перышек в воздухе… Все!... Одна лишь мысль, и все закачалось. Если бы они прежде показали мне такого, как я, я не знаю, что бы я сделал. Бывают обстоятельства, когда не знаешь, что бы ты сделал, так мало знаешь себя… Может быть, я рассмеялся бы… А она?.. Её мать выколола глаза птичке… Разве ты знаешь, что сделает она? /Странно хохочет. Потом поёт дико/. А…А….

Входит Грета. В ужасе смотрит на него, и как бы в порыве отвращения затыкает уши. Внезапно начинает громкоо плакать.

ГРЕТА. Ах, Боже мой! Ах, Боже мой!

НЕСЧАСТНЫЙ. /Замечает Грету и с яростью бросается к ней/. Что это?... Чего ты плачешь? Женщина?... Отвечай! Чего ты ревешь? Говори! Говори же!... Или ты плачешь потому что я… потому что я тебя… потому, что люди стали бы показывать на меня пальцами, как на шута, если бы знали, что со мной? Потому что доблесный выстрел проклятой твари сделал меня жалким уродом… посмещищем?... Потому, что ты стыдишься меня?... Скажи правду… правду… Все закачалось… все закачалось….Я должен знать правду. /С мольбою, ласково/ Почему ты плачешь?

ГРЕТА. Я… я тебя люблю.

НЕСЧАСТНЫЙ. Любишь… или только дрожишь от жалости, когда касаешься моей руки?

ГРЕТА. Я тебя люблю.

НЕСЧАСТНЫЙ. Хозяин имел собаку. Он играл с ней еще ребенком. Она была доброй тварью, преданной тварью… Она никому не давала его в обиду… И вот пес опаршивел. Его шерсть покрылась струпьями, глаза загноились. К нему нельзя и притронуться без отвращения… И видишь ли, если бы не память о том, чем был раньше этот пес, как он глядел на тебя такими понимающими, такими человеческими глазами в горькие твои минуты… И вот ты уже не в силах отвести его к шкуродеру. Ты терпишь его в своей комнате… Ты позволяешься ему ложиться на твою постель. /Кричит/ Грета! Это я такой пес?

ГРЕТА. /Затыкает уши, в отчаяньи/. Я не выдержу больше. Я повешусь. Открою газовый рожок. Я не выдержу больше.

НЕСЧАСТНЫЙ. /Беспомощно/. Греточка! Что с тобой? Ведь я же ничего не сделал тебе. Ведь я только погибший человек. Тайная болезнь. Я паяц, за которого дергали, пока он не сломался. А пенсии нам мало, чтобы жить, и слишком довольно, чтобы умереть… Грета, ведь я предал бы моих товарищей… Мне кажется, я мог бы… стать штрейкбрехером, если бы… если бы я только знал… если бы что-то не душило… не душило меня… Видишь, я здесь, здесь сидит оно, пучок острых иголок, и колет, и колет. Ты паршивый пес для твоей жены. /Тихо, таинственно/. И знаешь, Грета, сегодня после этого случая у твоей матери… мысль… чудовищная мысль…гонит меня… гонит… гонит… Я слышу голоса… рожи корчает передо мной… В затылке сидит граммафон, отвратительное животное и хрипит мне в уши: Эуген Смешной, Эуген Смешной… И потом я вижу тебя, ты стоишь в комнате совсем одна, ты стоишь у окошка, когда я иду по улице… ты спряталась за занавеску… и в горле твоем подымается, в груди твоей дрожит смех…/После паузы, просто/. Греточка, не правда ли, ты не могла бы смеяться надо мной. Этого ты не сделала бы со мною?

ГРЕТА. Что мне сказать тебе, Эуген?.. Ведь ты все равно не веришь.

НЕСЧАСТНЫЙ. Да! Да, я верю, Грета! Я с ума сойду от радости! Я верю… я достану работу… даже если бы мне пришлось пресмыкаться, как скоту.

Входит ПАУЛЬ ПЕТУХ.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Добрый вечер.

ГРЕТА. Добрый вечер.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Веселое общество! Поучите и меня смеяться!

НЕСЧАСТНЫЙ. Тебе незачем учиться, Пауль. Ты выслужился. Скоро будешь мастером.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Вздор! За сокращение производства - расчет! С бедным людьм обращаются хуже, чем с животными. Тех, по крайней мере, корямт, выгоняют на пастбище и только тогда, когда они достаточно разжиреют, докругла разжиреют, их закалывают.

ГРЕТА. Вы грешите перед господом Богом.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Как мы можем грешить? Мы бедные люди? Даже если бы и было что-нибудь на том смете, мы должны бы получить вечное блаженство. Прежде всего, потому что здесь у нас не было и времени грешить… а потом, вдеь должны же мы получить награду за то, что доставляли своим мучителям блаженство, здесь, на земле… Впрочем, я атеист, я больше не верю в бога. В какого бога мне верить? В бога евреев? В бога язычников? В бога христиан? Во французского бога, в германского бога?

НЕСЧАСТНЫЙ. Может быть, они все повисли в проволочных ограждениях, эти вечные предводители воинств.

ГРЕТА. Я всю жизнь верила в божью справедливость, и этой веры не отнимет у меня никто.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Если бы бог был справедлив, он должен бы был и поступать справедливо. А как поступает справедливый, любящий, добрый Бог? А? Надо ли это говорить вам? С Богом за короля и отечество, с Богом на людскую бойню. С Богом за главного бога-мамона. Все по божьей воле. Право, кажется, что когда господам и выгодно, когда они стыдятся сказать «Я», они говорят «Бог». Так звучит лучше. И народ легче идет в ловушку… Верить я предоставляю тем, кто извлекает из этого пользу. Мы сражаемся не за небо, мы сражаемся ради земли, ради человечества.

НЕСЧАСТНЫЙ. Сражаться ради человечества, это еще куда ни шло, но ради машины!... Машина дробит наши кости, прежде чем мы успеем встать на ноги. Мне страшно каждого рабочего дня, и когда утром встаю на работу, я едва могу себе представить, что так можешь продолжаться целый день. И когда вечером раздается фабричный гудок, я спешу к воротам, как помешанный.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Меня не тяготит машина. Я - господин, а не машина. Дъявольское веселье охватывает меня, когда я стою у машины: заставь слугу почувствовать, что ты господин. И вот я довожу эту ревущую, грохочущую, стонущую тварь до последнего напряжения, до кровавого пота… так сказать… я хохочу и радуюсь, что она терзается и кряхтит. Так, деточка, кричу я, ты должна быть послушной! И самый грубый кусок дерева бросаю я в машину, чтобы она обработала его по моему приказанию. Будто мужчиной, Эуген, и будь господином!

НЕСЧАСТНЫЙ. /тихо/ Бывают случаи на земле, когда легче остаться Богом, чем Мужчиной.

ГРЕТА. /В упор смотрит на Пауля/ Какие у вас свирепые глаза, господин Петух.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Ого!

НЕСЧАСТНЫЙ. Он научился делатьт свирепые глаза. Только не возле машины.

ГРЕТА. А где же?

НЕСЧАСТНЫЙ. Хочешь знать, где? У баб.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Что за жизнь у пролетария? Когда он рождается на свет, отец зол, что одним едаком стало больше. Голодным идет он утром в школу, а когда вечером ложиться в постель, у него кишки переворачиваются от голода. Да. А потом он попадает в рабство. Он продает свою рабочую силу, как продают фунт керосина. И принадлежит хозяину, собственнику. Становится… так сказать, молотом или стаканом, или паровым фуганком, или пером, или утюгом. Это уж так! В чем его единственная радость? - в любви! В чем никто не может помешать ему? - в люби! В чем он свободен и может сказать господину фабриканту и полицейскому: «это мой дом! Вход запрещается!» - в любви! Видите ли, у богатых людей множество удовольствий. Поездка на воды, и музыка, и книги… а у нашего брата? Конечно, чтиаешь и книгу, да не каждый день. Для этого мы слишком мало учились в школе. Для этого у нас мало сноровки. А музыка? «Лоэнгрин» хорошая вещь, но когда я могу пойти в «Варьетэ» или в оперетку… на «Графа Люксембурга»… или на «Сильву» или на «Веселую Вдову»… знаете /напевает/ «Ти-хо ка-чай-тесь ка-че-ли», или когда оркестрион за десять пфенингов наигрывает вальс, а я танцую с моей девочкой.. это мне гораздо милее… Для нас, пролетариев, любовь, это совсем другое, чем для богачей. Это, так сказать, корень жизни. Когда он подгнил, тогда уж лучше веревка. Ведь так, Эуген?

НЕСЧАСТНЫЙ. Ты, пожалуй, прав…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Вы замужняя женщина, мадам Несчастная, и с вами можно говорить открыто. Чем была бы наша жизнь, если бы каждый день нельзя было побывать у своей девочки?

НЕСЧАСТНЫЙ. /напряженно следит за Гретой/

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Что вы скажете?

ГРЕТА. Что скажу? /Робко/. Женщины бывают разные.

НЕСЧАСТНЫЙ. /Быстро встает./ Я достану работу, Грета. Будь спокойна… Я хочу подарить тебе что-нибудь к Рождеству.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Побереги ноги.

НЕСЧАСТНЫЙ. Подожди, Пауль! До свиданья, Грета.

/Несчастный уходит. Несколько мгновений тишина./

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Настоящий борец из цирка. Жалко до слез, что такой человек остается без дела. И всегда весел. Вы, должно быть, очень счастливы?

ГРЕТА./В упор смотрит на него/. Да.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Я всегда завидую Эугену, когда вижу вас вместе.

ГРЕТА. /С плачем закрывает лицо руками./

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Что с вами?... Я ведь не сказал ничего дурного. Вы плачете?... что же это? Или мне побежать за Эугеном? Я, пожалуй, еще догоню его?...

ГРЕТА. /Рыдает безудержно/. Голова разламывается… Они доведут меня до сумасшедшего дома… я буду кричать… кричать…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /озабоченно/. Вы больны? Могу я помочь вам? Или вы в ожидании? С женщинами тагда бывают припадки.

ГРЕТА. Ах, божем ой… ведь я… вдеь я… /Судорожно смеется/ была бы рада, если бы меня похоронили сегодня.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Или Эуген не хорош с вами? Бьет вас?

ГРЕТА. Я скажу… я скажу… я скажу… Я несчастное создание… Мой Эуген… мой Эуген… мой Эугне… он ведь вовсе… он ведь вовсе не мужчина…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Вы действительно больны? Вас лихорадит?

ГРЕТА. Нет… Мой Эуген… мой Эуген, его так изуродовали на войне… и теперь он калека. Мне так стыдно… я не могу вам объяснить, но вы понимаете, господин Петух. Он больше не мужчина. /Как бы в испуге закрывает рот/

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /Хохочет коротко и грубо/

ГРЕТА. Ах, боже мой, что я сделала, что я сказала? Вы теперь смеетесь надо мной… О!... Этого я не думала… не ожидала этого от вас… О!О!

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Простите! Это так, щекочет в горле… когда слышишь о таких вещах, мужчине нельзя не смеяться. /С негодованием/. Но Эуген… ведь он же эгоист! Почему он держит вас? Он вас не любит. Иначе он отпустил бы вас. /Ласкает Грету. Та прижимается к нему/.

ГРЕТА. Все это гораздо труднее, чем вы думаете, господин Петух. Никак не собраться с мыслями. Сейчас все ясно, а потом снова кругом черная ночь. Мне жаль его. Что за человек был до войны! Сама жизнь… А теперь… он ропщет. Ропщет на бога и на людей… и когда он глядит на меня, мне кажется, он хочет увидеть меня всю до дна, как если бы я была вещью, а не человеком. И часто я боюсь его.. Ненавижу его… Он мне противен… /С дрожью/. Он мне противен… Боже мой, чем это кончится?

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /Становится все нежнее/. Плачьте, Грета, плачьте! Сдержанные слезы, как камни, остаются лежать на сердце, как говорила всегда моя покойная матушка.

ГРЕТА. Вы не скажете ему ничего, господин Петух? Иначе я утоплюсь!

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Ничего я не скажу, Грета. Ни маленького словечка. Можешь быть спокойна. Я уж однажды поулчил месяц тюрьмы за то, что обещал молчать… можешь быть спокойна. Ты женщина молодая… Взгляни на меня. Черт возьми, ты не выдержишь и года, если будешь так печалиться… Греточка… Греточка… /целует ее./

ГРЕТА. Ах, я поступаю безнравственно.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Безнравственно. Как может быть безнравственным то, что идет от природы… так сказать, от крови. «Безнравственно», этим словом играют попы и капиталисты… Ты поступила бы безнравственно, если бы осталась верной мужчине, который вовсе не мужчина. И вообще «верность» то же «спаси господи» для бедных людей. У богатых она уже давно стала детской сказкой. Один мой приятель имеет даже связь с женой… с женой советника.

ГРЕТА. Я слышу шаги на лестнице… если это Эуген?

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Так я лучше пойду… Греточка. Приходи ко мне. Ты знаешь. Где я живу… Не тревожься, ко мне никто не ходит… Ты можешь открыть у меня свою душу… так скахать, наплакаться вдоволь… Придешь?

ГРЕТА. Не знаю еще…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Помнишь, как мы с тобой строили замки из песка в городском саду, Греточка? Я уже тогда заметил тебя, когда ты была еще девочкой, в коротенькой юбке… Греточка, ты придешь ко мне?

ГРЕТА. /качает головой./

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /с внезапной грубостью./ Без гримас ты придешь!

ГРЕТА. Я…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Ты придешь!

ГРЕТА. Да…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. До свидания, Греточка. До свидания. /Уходит/

ГРЕТА. /Одна/. Я только бедная женщина. А жизнь так запутана.

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

Сцена первая.

Намечена: зеленая повозка. Среди скраба на табурете сидит БАЛАГАНЩИК. НЕСЧАСТНЫЙ стоит перед ним.

НЕСЧАСТНЫЙ. /протягивает газетный лист/ Вот!

БАЛАГАНЩИК. Что «вот»?

НЕСЧАСТНЫЙ. Здесь написано. /читает медленно,с ударением в каждом слове/. «Для сенсационного номера требуется сильный мужчина. Высокая ставка. Второсортный материал просят не беспокоиться.»

БАЛАГАНЩИК. А. вот что? К свету! \Ощупывает Несчастного/. Бицепсы-губка!... Грудь… бедра… игры-губка! Но именно то, что надо. Подделка под медвежью мускулатуру. Брево! Брависсимо! Принять! Есть!

НЕСЧАСТНЫЙ. А что ядолжен делать?

БАЛАГАНЩИК. Ах, да! Пустяки! Внимание! Публика не стало баранов. Только проповедники мира верят в марципановую карамель. Не имеет понятия о деле. Публика любит кровь! Кровь! Несмотря на тысячилетие христианской морали. Мое предприятие идет этому навстречу. Сочетание народной пользы и частных интересов. Поняли? Конечно, все на чистоту. /Берет флейту/. Что это? /играет несколько тактов на флейте/. Похлебка для старых дев! Сладковатая жижица! Цикорная настойка с сахарином! Брр!... А это что? /Начинает бить в большой барабан/. Это что? /Барабанная дробь./ Народная музыка! /Барабанная дробь/. Опьянение! /Барабанная дробь/. Экстаз! Жизнь!

НЕСЧАСТНЫЙ. Вы хотели мне объяснить…

БАЛАГАНЩИК. Сейчас! Вот клетка с крысами! Вот клетка с мышами! Маленький капитал! Ваш номер. В каждом сеансе перекусываете горло крысе и мышке. Несколько глотков крови! Жест!! Все!!! Публика безумствует от восторга.

НЕСЧАСТНЫЙ. Живые твари… Нет, сударь, я должен отказаться!

БАЛАГАНЩИК. Бац! Восемьдесят марок в день. На всем готовом. Всего навсего пятьдесят минут работы… К черту предрассудки! А? Все - дело привычки. К тому же добавочный заработок. Тысячи брачных предложений. Бациллы морали за борт! Девичья честь нынче восстановима. На это есть врачи - специалисты.

НЕСЧАСТНЫЙ. /Жадно/. Восемьдесят марок?..

БАЛАГАНЩИК. Клюнуло? Ха-ха-ха!

НЕСЧАСТНЫЙ. Чудовищно! Жи..вы..е твари…

БАЛАГАНЩИК. Попробуйте получить другую работу, А? все занято. Ха-ха-ха. Или-или!

НЕСЧАСТНЫЙ. /Всхлипывая/. Это… только… ради… моей…жены.. /Отрывисто/. Когда тебя любят, когда боишься потерять и эту малость любви… наш брат не богат любовью.. Дайте мне другую работу, сударь!

БАЛАГАНЩИК. Или-или!

НЕСЧАСТНЫЙ. /почти рыдая/. Ох… ох… восемьдесят марок.. ох… мы… мы… как будто… Кружится, как в карусели! Кругом, кругом… Сударь, я согласен!

БАЛАГАНЩИК. То-то же! Короли, генералы, попы и балаганщики - великие политики. Они ловят народ на его инстинктах.

/Сцена темнеет/.

Сцена вторая.

Темнота.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Ты меня любишь?

ГРЕТА. Тебя! Тебя!

ПАУЛЬ ПЕТУХ. А Эуген думает…

ГРЕТА. Остав, оставь его! Я его ненавижу, ненавижу!

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Смешно! Вы, бабы… Почему ты сразу не убежала, сразу, когда он пришел, когда ты узнала?...

ГРЕТА. Ах, не знаю. Я уже ничего не знаю… Мне кажется, я стыдилась перед другими.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Бедняга! В сущности, если подумать…

ГРЕТА. Ненадо думать, я не хочу.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. В конце концов Эуген - мой друг.

ГРЕТА. Не надо, не надо!

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /После паузы/. Как же было в первую ночь? Он пытался?

ГРЕТА. Пауль, замолчи!

ПАУЛЬ ПЕТАХ. А если бы он был здоров? Ты бы тоже пришла ко мне? Почему ты встала? Что ты делаешь?

ГРЕТА. Пусть бог отнимет у тебя язык! И у меня! И у него! И у всех! Слово стало адом!

Сцена третья.

Намечена: ярмарка. Перед ярко расписанным балаганом. Звуки шарманки. Барабан. На подмостках перед балаганом женщина в татуировке и Несчастный. На нем телесного цвета трико.

БАЛАГАНЩИК. /говорит отрывисто/. Кавалеры и дамы! Проходите! Подходите поскорее! Смотрите! Слушайте! Двигайтесь! В первом отделении мы вам показываем: Монахиня, татуированная женщина, замечательнейшие произведения Рембрандта и Рубенса - спереди… новейшая футуристическая, экспрессионистическая, дадаистическая живопись… на задней части ее голого тела. Мадемуазель открывает не только ноги, мадемуазель открывает не только руки, мадемуазель открывает не только спину, мадемуазель открывает все части тела, видеть которые по законам церкви и государства… разрешается только лицам, достигшим восемнадцати лет. Далее вы увидите обезглавленного ребенка, настоящего живого ребенка. Этого не увидеть в Африке, этого не увидеть в Азии, этого не увидеть в Австралии, это можно увидеть только в Америке и Европе! В заключение: /Показывает на Несчастного/, Гомункулюс, германский человек-медведь! Живьем пожирает крыс и мышей на глазах у почтеннейшей публики. Германский герой! Германская культура! Германский кулак! Германская мощь! Любимец элегантных дам! Дробит камни в порошок! Голой рукой забивает гвозди в самые крепкие черепа! Двумя пальцами может задушить тридцать восемь человек! Кто его видит - бежит! Кто не бежит - гибнет от его руки! Вы должны видеть его, если хотите видеть Европу. Но вы увидите еще больше. Вы увидите неожиланности, прозрачные и тонкие юбочки, которых я не хочу и не могу приподнять. Поэтому поскорее всходить! Вы не заплатите сегодня ни марки. Вы не заплатите и пятидесяти пфеннингов. Мы рассчитываем на массового посетителя. Вы заплатите по тридцати пфеннингов на круг! Входите поскорее, кавалерры! И дамы! Кто войдет первым, получит лучшие места. Последний звонок! Артисты направляются на сцену! /Звконки/. Касса! Касса!

ДЕВУШКА. /показываея на Несчастного/. Слушай, Терез! Вот бы ущипнуть его в плечо.

ДРУГАЯ ДЕВУШКА. Или в шею!

БАЛАГАНЩИК. /слышавший разговор/. Да, да, милые барышни! Щипните, щипните! Это не картон и не бутафория. Это Гомункулюс, воплощенная германская мощь.

Входит ГРЕТА и ПАУЛЬ ПЕТУХ, нежно обнявшись. В первое время они не смотрят на балаган. Пока они говорят, шума и криков не слышно. В однообразном ритме движутся исполнители.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Разве жизнь не хороша, Грета? Приямо, хоть запеть! Хочешь еще прокатиться на карусели, Грета! Теперь ты можешь….

ГРЕТА. Должно быть, мне приснилось все это… будто в сказке… Шесть лет горя, страданий и забот. Я сидела притаившись, как мышка, которая зарбалась в норку и боится выбежать на волю. Не то, чтобы у меня были большие требования, Пауль, не думай… Девочка из рабочей семьи знает уже с детства, что ее ждет. В лучшем случае - жизнь, полная трудов, пока не составришься и не подрастут дети. А может быть и ругань, побои и ссоры. Но, чтобы со мной случилось такой!...

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Теперь начинается новая жизнь.

ГРЕТА. /нежно/. Пауль, ты…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Что, Грета?

ГРЕТА. Ты!... /Целует его долго и нежно/.

ПУАЛЬ ПЕТУХ. /самодовольно/. Как они теряют стыд… на глазах у всех… я так и знал… стыд, это тоже… так сказать… только понятие…

/Слышен голос Балаганщика/.

БАЛАГАНЩИК. Гомункулюс, германский человек-медведь.

ГРЕТА. Пауль! Пауль!

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Что ты кричишь, Грета?

ГРЕТА. Посмотри сюда, Пауль! Знаешь, кто это?

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Кто?

ГРЕТА. Этот акробат в трико?

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Откуда мне его знать? Это бродячий комедиант. Сегодня здесь - завтра там.

ГРЕТА. Это он!

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Кто?

ГРЕТА. Эуген!

/слышен голос Балаганшика/.

БАЛАГАНЩИК. Живьем пожирает крыс и мышей на глазах у почтеннейшей публики. Германский герой, германский кулак. Гомункулюс, мускулы!... Внимание, почтеннейшая публика!

/Несчастный становится в позу борца и играет мускулами/.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Но ведь это жалкий обман! Разве это германский герой? Человек без… евнух… хэ-хэ-хэ… Разве так выглядели наши серые герои? Обозные крикуны, брюссельские тостосумы, газетная сволочь, спекулянты, победные крикуны, реваншники выглядели так! Послушай, балаганщик торгует картоном.

ГРЕТА. Молчи, молчи! Как ты можешь быть таким бессердечным! А я? Чтоя за женщина? Я хуже, чем последняя шлюха… Та продает свое тело, а я своего мужа…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /крепко держит Грету за руку/. Не кричи так! Довольно нежностей!

ГРЕТА. Разве ты не слыхал? Он живьем ест мышей и крыс. А ведь он и мухи не мог обидеть. Он поднял руку на мою мать, когда та выколола глаза своему скворцу. Он не позволял мне поставить мышелвоку в кухне, чтобы не мучить бедных тварец… И вот он живьем ест крыс и мышей…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Тебе больше не придется его целовать.

ГРЕТА. Я поцелую его здесь… здесь… перед балаганом… на глазах у всех я поцелую его. Что я с ним сделала? Разве он виноват в этом выстреле? Виновата я, что позволила ему идти на войну, виновата его мать, виновно время, в котором возможны такие дела…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Замолчи! На нас уже смотрят! Уйдем! Он может увидеть тебя.

ГРЕТА. Он должен меня увидеть, должен увидеть мой позор! Я брошусь перед ним на колени! Я богом отвержена! Я - вошь перед ним. Отпусти, чтоб я могла побежать к нему!

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /прижимая к себе Грету/. А если тебе опять станет противно?

ГРЕТА. Тогда я еще сильнее буду любить его.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /тащит Грету с собой/. Ты с ума сошла. Идем!

/Слышен голос Балаганщика/.

БАЛАГАНЩИК. Сюда, кавалерры и дамы! Вы увидите неожиданности!

Балаганщик входит в палатку. Сцена пустеет. Со всех сторон продвигаются одноруке и одноногие инвалиды с шарманками. Весело и беззаботно поют следующую военную песенку:

«Горные вершины,

Я вас вижу вновь,

Карпатовские долины,

Кладбище удальцов».

Внезапно все останавливаются. Один за другим кричат:

«моя земля».

Никто не двигается с места. Все вместе кричат:

«моя земля!»

Несколько секунд молчания. Так как никто не уступает, все снова, как по приказу, начинают маршировать, играть на шарманках и петь. Как бы намереваясь в революционном энтузиазме штурмовать баррикаду реакции, они, под визг шарманки, поют:

«Долой буржуев, долой буржуев,

Долой буржуев, проклятых псов!»

Шарманки дребезжат. Шарманщики сталкиваются, отскакивают и снова бросаются друг на друга. Вбегает несколько полицейских, слышны их голоса.

«порядок и дисциплина.

Государственные устои.

Старые солдаты».

Внезапная тишина, как если бы привычный приказ коснулся слуха инвалидов. Поворот по-военному. В различных направлениях, но в сторогом порядке, инвалиды расходятся, наигрывая на шарманках и воинственно голося:

«В прах сотрем мы всех французов!»

Сцена снова наполняется.

РАБОТНИЦА. /Другой/. Если я отношу эти рубашки в лобард. Вы не должны думать, что у меня нет других рубашек, в шкафу… у меня есть даже очень дорогая тонкая шелковая мантилия еще от бабушки… но когда в доме ничего больше нет, приходится приниматься за рубашки. /проходят/.

ГРЕТА И ПАУЛЬ в другом конце сцены.

ГРЕТА. /Все еще стараясь вырваться из рука Пауля/ Н… нет!

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Пойдешь ты со мной?

ГРЕТА. Н… нет!

ПАУЛЬ ПЕТУХ. А если он заметит, что ты беременная?

ГРЕТА. Он меня простит…он добр…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Он изобьет тебя.

ГРЕТА. Это моя судьба… теперь я вижу, бог вовсе отверг меня. Он взложил на меня покаяние. Я смиренно принимаю его волю. Я буду слушить Эугену, как если бы он был моих Христом.

ПАУЛЬ ПЕТУХУ. Я пойду к нему… сейчас же…

ГРЕТА. Мы оба пойдем к нему…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. И скажем ему, что ты его обманула..

ГРЕТА. Почемы ты грозишь мне, Пауль? Ведь я не твоя. Моя жизнь никогда не принадлежада мне. Когда я была маленькой, я все ждала жизни. Потом я издали видела ее. Но когда мне хотелось потянуться к ней, я вспоминала, что у меня грубые, грязные руки. А у жизни такой вид, как будто она всегда ходит в шелковых платьях… и вот я не решаюсь высунуть руки из-под передника. Зачем мне было показывать мои руки? А сейчас мне кажется, что жизнь тоже грязная. И что не стоит тянуться к ней.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /Оскорбленный в своем тщеславии и поэтому с крайним раздражением/. Так убирайся к черту, глупая кукла! Довольно найдется других.. стоит мне только протянуть мизинец… слетятся, как пчелы на гречиху. /Их оттесняют/.

/Балаганщик вышел из палатки. С ним Несчастный/.

БАЛАГАНЩИК. Кавалеры и дамы! Подойдите ближе! Ближе! Ближе! Слушайие! Глядите! Дивитесь!

Сцена темнеет.

Сцена четвертая.

Намечена: внутренность маленькой харчевни. Прилавок, за которым энергично и приветливо хозяйничает толстая хозяйка. За непокрытыми деревянными столами сидят гости: Макс Кнач, Петер Все-равно, Себальду Богомил и др. Двое Рабочих, Кровельщики и Каменщик стоят перед прилавком. Еще до поднятия занавеса слышны ворчливые голоса.

КРОВЕЛЬЩИК. Пусть хоть сто революций! Этого не изменит никакая революция! Живописец лучше чем маляр, слесарь лучше, чем кузнец, столяр лучше, чем плотник, наборщик лучше, чем табельщик, господский кучер лучше, чем простой извозчик. Мы остаемся кровельщиками, а вы каменьщиками.

КАМЕНЩИК. Глупое чванство! Пустяки! Воображение! Мы садимся за один стол с вами. Хоть мы только нищие каменщики, а не благородные кровельщики. Мы каменщики! И гордимся этим! Да-с! Каменщики.

КРОВЕЛЬЩИК. Настлать кровлю - это искусство! Таскать кипричи - поденщина!

КАМЕНЩИК. Мы так же должны потеть, как и вы. В этом нет различия.

КРОВЕЛЬЩИК. Все - техника. Как было до войны? Разве наша тарифная ставка не ыбла на пять пфенингов выше вышей? Разве это не доказательство? Кровельщик, оставайся при своем ремесле! Если потребуют от меня, чтобы я стал каменщиком… мой младший сын покатится со смеха. Чести моей никто не тронет! Даже революция!

/Расплачиваются и уходят. При выходе/

КАМЕНЩИК. Надутый кровельщик!

КРОВЕЛЬЩИК. Дубина каменщик!

КАМЕНЩИК. Господин кровельщик!

КРОВЕЛЬЩИК. Зависть! Зависть! Каменная башка!

МАКС КНАЧ. Единение пролетариата! Сознательный пролетариат! Нет классовых различий в пролетариате. Черт побери! /Замечает Несчастного, который только что вошел и сел за свободным столиком/. Эуген? Как ты попал сюда?

НЕСЧАСТНЫЙ. /говорит хрипло, отрывисто/. У меня пересохло в горле. Вкус крови… отправтительный, ядовитый вкус разъедает горло… мне хочется выпить… Господи,разве я трезвенник, что ты так удивляешься?

МАКС КНАЧ. Удивляюсь? Ничуть! Чему же удивляться? Для меня не нужно и вкуса крови, чтобы пойти в трактир. Когда я дома вижу кухню, которая одновременно и наша гостинная, и наша спальня, и наша столовая, и наша кладовая… вижу несчастных детей… подумаю о жене, о жене которая все ворчит и ворчит… я поворачиваюсь и иду дорогой спасенья. К Генриху. Хотя… мы мужчины… тоже виноваты. Мы лентяи! Лентяи! На каждом митинге говорим перед чужими людьми о новой настоящей жизни… а со своей женой не перекинемся и словом. /Во время слов Кначе входит Михель Не-Рыдай/.

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. /Услышав последние слова, начинает говорить еще в дверях/. Да, счастье живет нынче во дворцах, в виллах. У них по двадцати комнат и им еще мало. Но война потрясла фундаменты. То здесь, то там начинает трещать и рваться, на стенах уже появились трещины. Уже дрожат колени у тех, кому нечистая совесть не дает спать. Уже слышно, как стучат зубы. Уже светает, товарищи!

СЕБАЛЬДУС БОГОМИЛ. Твой свет - не истиный свет. Твой свет только мерцание перед вратами небесного иерусалима. Ты, кажется, думаешь, что каждый рабочий - партийный. Но множество рабочих ищут свой идеал совсем в другом. Вы всегда забываете об этом.

НЕСЧАСТНЫЙ. Ты говоришь о счастьи, товарищ Не Рыдай. Я долго думал о том, что такое в сущности счастье. И, знаешь… я убедился, что нельзя каждого сделать счастливым… по настоящему счастливым, хочу я сказать. Что счастье /Тяжело дыша/… иметь или не иметь.

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. Это все буржуазная идеология,товарищ Несчастный. Твои слова для меня прямо смешны. /С пафосом митингового оратора/. Историческое развитие производительных сил породит новый общественный строй. Так же как Балтийское море и Северное море все более и более въедается в материк, хотя мы, живущие на суше, и не замечаем этого, так же мы выростем в социалистическое государство, даже не заметив этого. Это не фантазия, это научно доказано… а потом все пойдет, как установлено в партийных тезисах. Очень просто. Разве это не счастье? Спервы мы будем производить не шелковые рубашки, потому что двум, трем легкомысленным дамочкам нужны шелковые рубашечки, нет, мы будем производить дешевые шерстяные рубашечки, нет, мы будем производить дешевые шерстяные рубашки для того, чтобы те, у кого вовсе нет рубашек, могли бы согреться и быть одетыми. Так родится строй, управляемый разумом. Одним словом: разумное человечество… а разумное человечество создаст счастливую жизнь. Человечество сделает скачок из царства необходимости в царство свободы. Это ведь очень просто. /обращается к Кначу/. А те, кто думает, что они могут перескочить через промежуточные ступени истории, эти радикалистские агитаторы и мечтатели с востока, которые хотят заменить науку…

МАКС КНАЧ. Тех вы проклинаете, я уже знаю. Вам стоит лишь найти формулу. Тебе не хватает только рясы, чтобы стать попом, дружочек. Обратитесь к воле человечества! Когда массы лишены революционной воли, никакие условия не помогут. Но когда массы революционны, они могут начать новую жизнь на любых условиях. Сейчас же. Хоть сегодня. Для этого незачем ожидать особых условий. Но вы? Повиноваться: да! Отвечать за себя: нет! Впрочем, вы всегда отступались, когда условия созревали и требовали действия.

СЕБАЛЬДУС БОГОМИЛ. И твой свет, не истинный свет. Я пробудился, товарищи. Я узрел свет и иду к нему, к небесному свету.

ПИТЕР ВСЕ-РАВНО. Мне все равно, лишь бы я был спокоен… мой покой, когда его отнимут… да, тогда…

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. Ты не в партии, Кнач! Ты анархист… Кто не состоит в партии, тот не чувствует ответственности. С тобой не стоит спорить. Сначала заведи себе партийную книжку. А ты, Богомил, не сознателен, лишен классового чувства. Повторяю: условия! Остальное просто.

НЕСЧАСТНЫЙ. Может быть, и просто. Многое верно из того, что ты говоришь… Это запало мне в сердце… о шелковых и шерстяных рубашках. Не может быть добрым человек, когда он голоден… надо дать ему кров и пищу и немного красоты, прежде чем требовать, чтобы он был добрым… Может быть я слишком темен, чтобы понять все, усвоить и осознать, как ты… Ты партийный работник и скорее все понимаешь. /Так как Михель чувствует себя задетым и делает невольных дест/. Не думай, что я говорю против партии. Для пролетария партия значит другое, чем для буржуа. Для буржуа это только партия. Для пролетария… несмотря на все пятна… несмотря на всю грязь, больше. Свою веру, свою религию приносит он партии… но скажи мне… если человек болен… от природы болен, изнутри неизлечимо болен… или снаружи болен, но неизлечимо… разве может разумный строй сделать такого человека счастливым.

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. Я не вполне понимаю тебя.

НЕСЧАСТНЫЙ. Да, после моего ранения на войне у меня появилась какая-то несвязность в мыслях… я знаю это. Каждое утро, когда я встаю, мне стоит огромного труда парой слов или мыслей внести порядок в то, что во мне и вне меня, что меня охватывает, ощупывает, окружает… Жизнь такая странная… так много в ней такого, чего не понимаешь, не можешь понять, чего прямо боишься… Не видишь смысла… задаешь себе вопрос, можно ли понять жизнь… не то же ли это, что пытаться вычерпать море, не то же ли, что пытаться понять себя… но когда оглядываешься назад, ты уже не тот что был… Ты кусок жизни, ты живешь. И это все… Кто хочет найти правду, напоминает того, который пытался узнать правду от яблони. Пока не приду в себя… по утрам, когда встаю, в душе хаос, и по вечерам, когда ложусь, тоже хаос, как перед сотворение мира… но… я… попытаюсь выразиться яснее… вот… после войны осталось только калек. Что будет с ними?

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. Их будут кормить, одевать, общество будет поддерживать их, и они будут так же счастливы, как другие.

НЕСЧАСТНЫЙ. Тот, например, у кого нет рук?...

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. Получит искусственные руки. Если он сможет работать, ему доставят легкую работу.

НЕСЧАСТНЫЙ. Или безногие?

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. Им общество будет помогать так же, как и безруким.

НЕСЧАСТНЫЙ. А тот, кто болен душевно?

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. /Жест, без сентиментальностей/. Тот попадет в больницу, но не в такую больницу, где сторожа думают, что перед ними дикие звери. С больными будут общаться любовно, ласково, человечно.

НЕСЧАСТНЫЙ. Я говорил не об этих, с больным мозгом или головой… я говорил о таких, которые здоровы, но с больной душой.

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. Таких нет! У кого здоровое тело, у того и душа здоровая, так говорит здравый смысл. Или у него мозговая болезнь, и тогда ему место в больнице.

НЕСЧАСТНЫЙ. Тогда я спрошу иначе. Тот, у кого на войне… /заикаясь/ например… непример… отстрелили пол… отстрелили пол… что… что с тем будет… в новом обществе?

ПИТЕР ВСЕ-РАВНО. /сдерживает легкий смех/.

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. /носовым платком вытирает пот со лба/. Что за запутанные вопросы ты предлагаешь? Я прамо вспомтел… тут нечего смеяться, товарищ Все-Равно. Это может случиться.

МАКС КНАЧ. Плакать надо, а не смеяться.

СЕБАЛЬДУС БОГОМИЛ. К такому человеку низойдет небесный свет, рожденный любовью и милосердием.

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. Да, если я должен тебе ответить, если я должен тебе ответить… материальистическая наука, насколько я знаю, не ставила этой проблемы! О, я глупец! Ха-ха-ха! Вот оно: в будущем обществе совсем не будет войны. Так говорит здравый смысл. Это ведь очень просто.

НЕСЧАСТНЫЙ. Не так уж просто. Когда новое общество начнет строиться, в нем могут оказаться такие калеки. Как сланут они счастливыми? А иной, около машины, или в другом месте может потерять свой… совй… пол. Как будет он счастлив?

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. Это опять-таки вопрос! Чертовски запутанный вопрос!

МАКС КНАЧ. Все это тонкости! О таких вещах лучше не думать. Нам, пролетариям, в революционных боях, совсем не нужны такие тонкости. Люди, о которых ты говоришь - жертвы. Пролетариат имеет право на жертвы.

НЕСЧАСТНЫЙ. Я тоже так думаю. Но ведь о таких вещах нельзя говорить. Это кусок жизни. И раз уж мы заговорили об этома, я дам вам овтет. Я расскажу вам кое-что… Жил один человек. Ничего замечательного. Не вожак. Человек из массы. Рабочий. Мой приятель. Я был с ним на фабрике. Это была прекрасная парочка. Я радовался всегда, когад видел их вместе. Она - прелестаня женщина. Он - молодец, словно из стали… покрепче меня… и так гордился своей силой… Когда началась эта великая «война героев», его призвали. В пехоту. Детей у него не было. Заработка не хватало на это. Еще живя дома, он любил свою жену. Это понятно. Но только там в поле он, как ему казалось, по настоящему узнал ее. Такую добрую… такую милую… на сердце у него становилось тепло, когда он думал о своей жене. А думал он о ней всегда. Великое желание постепенно родилось в нем. Ребенок! Нет, двое, трое… четверо…пятеро ребят! … Мальчишки! Девчонки!... Какой прекрасной матерью будет его жена! Он забыл как живется в семье рабочего, где много детей. Что знали мы о жизни, о природе, о лесе, о земле? Шесть дней мы проводили в рабстве. А по воскресеньям ходили в душный кино и глядели лживые картины, о богатом графе и о бедной девушке, которую он поднял из уличной грязи, и о похожих пустяках. Боже мой! Чем была наша жизнь! Подделкой, не настоящей жизнью. Жизнью машин! … Однажды в сражении его ранили. «Теперь-то вернусь на родину», подумал он и был счастлив. Он еще не получал отпуска. Проснувшись в лазарете, он стал ощупывать свое тело. Повязка на животе. «Ага», подумал он, «ранение в живот». И услышал голос с соседней койки: «Наш евнух тоже уже очнулся. Вот-то удивится он, когда узнает, что с ним сделали». Это они обо мне? Подумал он. Но почему же «евнух»? продолжал лежать неподвижно. Снова закрыл глаза. Так, должно быть. Зажмуриваются, когда не хотят увидеть неприятное. Ночью он не спал. На утро узнал все. Сначала он ревел, ревел целыми днями… как раненный кабан… И вдруг заметил, что его рев становится пронзительным писком. Тогда замолчал. Он хотел думать о своей жене. Но всякий раз снова закрвыал глаза и ложился неподвижно, будто без сознания, как в первый день после операции… хотел повеситься. Мужества не хватило. Он вернулся домой. Пришел ко мне. Мы были добрыми друзьями. Что было ему делать? Как сказать жене? Мне стало не по себе. Вот какой ты теперь, подумал я, вот какой… мне было жаль его и вместе немножко противно. Обдумывая, я находил его положение… смешным. Я не знал, что ему посоветовать. Наблюдал его. Наблюдал его жену. Я видел как он страдает. Но что мы можем видеть. Здесь сидишь ты, здесь - я. Я вижу тебя, но как? Вижу два-три движения и слышу несоклько слов. Это все… Мы ничего не видим, ничего не знаем друг о друге. /С внезапным порывом/. Он прошел через ад… Он мучился кроваво… кроваво… кроваво… Чудо, что он выжил… Но однажды он пришел ко мне, и я сразу заметил, что он стал красивее. Про мужчин не говорят таких вещей, но это было так. Чувствовалось, что он стал другим. Стал богатыми, счастливым. А причина? Жена не презирала его, жена не возненавидела его, жена не рассмеялась над ним… Она могла сделать все это. Она была здоровой женщиной, а он - калекой… Но он знал, она все же любила его. Эта женщина… как мне сказать… этому трудно поверить… эта женщина любила… его душу…

Тишина. Входит ПАУЛЬ ПЕТУХ. Заметно пьяный.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Добрый вечер! Что за тишина у вас? Музыки! Музыки!

Бросает монетку в оркестрион. Тот начинает наигрывать, трещать, скрипеть, барабанить военный марш. Пауль садится за столик перед Несчастным.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Добрый вечер, Эуген!

НЕСЧАСТНЫЙ. Добрый вечер!

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /тяжелым языком пьяного/. А твоя Грета отпустила тебя… ха-ха… германский герой.

НЕСЧАСТНЫЙ. Что?

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Воплощенная германская мощь. Ха-ха… живьем пожирает мышей и крыс… ха-ха…

НЕСЧАСТНЫЙ. Откуда ты знаешь, Пауль? Говори тише… то что я делаю чудовищно. Словами не рассказать этого. Хуже чем если бы я перекусывал собственные артерии. Бывают дела, которые не должны быть совершаемы. И все же и я это делаю… Как объяснить тебе?... Грета так болезнена. Пенсии не хватает. Разве я виноват, что сижу без работы? Но, знаешь, женщина легко может возненавидеть мужа, когда ей не хватает самого необходимого. А этого не должно быть. И вот… Ты ничего не скажешь Грете? Обещай, обещай!

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Обещаю.

НЕСЧАСТНЫЙ. Грета странная. Если она услышит что я глотаю мышиную и крысиную кровь… не знаю… может быть ей будет противно…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /Внезапно, в благородном негодовании/. Послушай… сильнейший мужчина, германский герой, все это надувательство. Когда полиция узнает…

НЕСЧАСТНЫЙ. /подозрительно/. Что ты имеешь в виду?

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Что? То, что есть. Почему я тебе обещал молчать, я тоже скажу. Грета уже видела тебя.

НЕСЧАСТНЫЙ. /Взволнованно/. Что ж она сказала? Заплакала? Говори! Говори!...

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Заплакала? Почему же ей плакать, черт возьми! Она засмеялась! Санчала ей было противно, потом она смеялась.

НЕСЧАСТНЫЙ. /Вне себя/. Сначала ей было противно, потом она смеялась… Сме-я-лась… сме-ялась… ха-ха-ха… смеялась…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Как же не смеяться над тем, кто… ха-ха-ха… кто… выдает себя за сильнейшего мужчину, а сам вовсе не мужчина. Вовсе не мужчина.

НЕСЧАСТНЫЙ. /Снова совершенно спокойной/. Кто… кто… сказал тебе это?

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Кто? Грета.

НЕСЧАСТНЫЙ. Когда?

ПАУЛЬ ПЕТУХ. На ярмарке.

НЕСЧАСТНЫЙ. Как вы попали на ярмарку?

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Что ж, ты хочешь, чтобы молодая женщина жила как монахиня? Как мы попали на ярмарку? Что за вопрос? Стыдился бы!

НЕСЧАСТНЫЙ. Стыдиться? Мне?

ПАУЛЬ ПЕТУХ. А, может быть, мне? Или Грете? Кто дал тебе право удерживать жену? Вообще, это законный повод к разводу. Даже для католической церкви, которая не признает развода.

НЕСЧАСТНЫЙ. /Спокойно, горько улыбаясь/. Видишь ли, я совсем забыл об этом. Сначала отечество посылает меня на войну и делает из меня калеку. А так как я калека, жена моя получает законный повод к разводу. Я совсем забыл, что мир устроен так… что же ты думаешь делать.. с Гретой.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. А тебе какое дело?

НЕСЧАСТНЫЙ. Ты прав. В сущности, это не мое дело. Я только законный повод к разводу… Но представим на минутку, что Грета посторонняя женщина, а ты мой друг. Чего ты хочешь?

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /тупо/. Развлечься.

НЕСЧАСТНЫЙ. Но ведь Грета не потаскушка… то есть… мы предположим так… Муж отпускает Грету… Хочешь ты взять ее в жены?

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Этого она сама не хочет. Она тоже ищет развлеченья. Что бы ты знал это. А когда ей станет скучно со мной, пусть идет на улицу. Тогда я еда на паре.

НЕСЧАСТНЫЙ. /Тихо, но со сдержанным гневом/. Подлец… подлец…

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Ах вот как… вот как… я подлец?

МАКС КНАЧ. Что с вами? Чего вы бранитесь в трактире? Бранитесь дома со своими женами.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Мы не бранимся, мы шутим.

МАКС КНАЧ. Так хотел бы я послушать, как вы бранитесь.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Мы были на ярмарке и там.

НЕСЧАСТНЫЙ. /Хватает его за рукук/. Пауль… не ради меня, ради Греты, замолчи!...

ПАУЛЬ ПЕТУХ. … И там мы видели сильнейшего в мире мужчину. Настоящего медведя. Он жрал живьем мышей и крыс…

МАКС КНАЧ. Только европейцы могут находить удовольствие в таких забавах.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. Но хорошенько разглядевши, я узнал его и громко расхохотался. Сильнейший в мире мужчина был моим добрым знакомым, и у него оба… /жест/ были… пиф-паф… это был совсем не мужчина, это был евнух.

/Все, в том числе и Себальдус Богомил, и Михель Не-Рыдай, смеются. Их смех приковывает к себе широко-раскрытые, страдающие глаза Несчастного./

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /Стараясь перекричать смех окружающих/. Это был…

/в это мгновение Несчастный подымается с места. Он стоит в световом луче./

НЕСЧАСТНЫЙ. /Говорит сначала с трудом и, при всей взволнованности, подыскивая слова. К концу, с силой большой простоты/. Это был Эуген несчастный. Смейтесь же! Смейтесь же! Как смеялась эта женщина. Смейтесь громче! Такого спектакля вы еще не видали. Смотрите! Вот здесь стоит настоящий евнух. Хотите, что бы я вам спел? /Визгливым голосом/ «зачем любить, зачем страдать…». Вот я пою на хуже, чем скворец с выколотыми глазами… Глупцы! Что вы знаете о страданьях несчастной твари? О, как вы должны перемениться, чтобы строить новое общество. Вы боретесь с буржуазией, и надулись от тщеславия, от самодовольства, от душевной лени. Один ненавидит другого за то, что тот в другой фракции, что тот исповедует другую программу. Никто никому не доверяет. Никто не доверяет самому себе. Нет дела, которое не погибло бы в раздорах и предательстве. У вас есть слова, прекрасные слова, священные слова о вечном счастье. Эти слова хороши для здоровых людей. Вы не видите вашей узости… Есть люди, которых не сделает счастливыми никакое государство, никакое общество, никакая семья, никакая комунна. Там, где иссякают ваши силы, там только начинается наша нужда.

Там человек одинок.

Там разверзается пропасть, ей имя «нет утешенья».

Там раскрывается небо, «нет счастья» имя ему.

Там выростает лес, его имя «стыд и укоры».

Там закипает море, его имя «хохот и смех».

Там темнота, ей имя «нет любви».

Кто там поможет?

/Несколько секунд тишины. Несчастный, шатаясь, идет к двери/.

МАКС КНАЧ. Ты куда?

НЕСЧАСТНЫЙ. /Как если бы чудовищное видение исказило его голос/. А женщина смеялась…

/Следующая сцена разыгрывается быстро. Полумрак. Различимы только контуры отдельных фигур./

МИХЕЛЬ НЕ-РЫДАЙ. Несчастный! Несчастный!... Ушел… если бы знать… Всему виною проклятый мир, в котором мы живем.

СЕБАЛЬДУС БОГОМИЛ. /В иступлении/. Я угасил небесный свет. Я осмеяла человека на кресте.

ПАУЛЬ ПЕТУХ. /Слезливо/. Надо же помочь ему.

ПИТЕР ВСЕ-РАВНО. Что бы ты знал, Петух! Ты - негодяй!

МАКС КНАЧ. /Быстро вставая/. Все просто!... Ничто не просто!... Получите, мадам Генрих!

Занавес.

Действие третье.

Сцена первая.

Намечена: Улица. Сумерки. На переднем плане Несчастный, прижавшийся к фонарному столбу. Маленький Мальчик подходит к несчастному.

МАЛЬЧИК. Сестре тринадцать лет.

НЕСЧАСТНЫЙ. /как бы отсутствуя/. Может быть.

МАЛЬЧИК. Сестра красивая. Сестре только тринадцать лет.

НЕСЧАСТНЫЙ. /Машинально/. Ты голоден?

МАЛЬЧИК. У сестры отдельная комната. Сестре только тринадцать лет.

/Несчастный покупает у торговки вафлю. Дает ее мальчикку/.

НЕСЧАСТНЫЙ. Твоей сестре тринадцать лет, а тебе?

МАЛЬЧИК. Семь… /Начинает есть вафлю/. Спасибо… Но с вами не стоит говорить… Вы такой глупый… Вы не понимаете меня…

/Мальчик убегает. Загораются фонари. Уличное движение. Входит Балаганщик во фраке и цилиндре, слегка навеселе./

БАЛАГАНЩИК. Что? Да ведь это… ведь это Несчастный. Алло, Несчастный! Не выставляйте себя так открыто на улице. Экземпляр, редкий, как вы, не должен профанировать себя. Вами можно наслаждаться, только уплатив за вход. Что за номер! Вашим номером будет завоевана Европа. Вашим номером Америка будет открыта вторично… Что ж вы уставились на меня? Стоите, как приведение.

НЕСЧАСТНЫЙ. Господин директор… Убийство вернулось на землю. Господин директор… Оглянитесь же! Оглянитесь! Я стал зрячим, господин директор. Они прокололи мне бельма. Яркий свет! Ночь! Да будет ночь! Да будет ночь!

БАЛАГАНЩИК. Вы из трактира? Водка действует! Несчастный, внимание: совет опытного человека! Лучше буталка вина, чем четверть водки. Прекрасный заработок для хозяев такой трактир, но чертовски скверное занятие для посетителей.

НЕСЧАСТНЫЙ. Нет, господин директор. Я остался доволен посещением. Они прокололи мне бельма. Я стал зрячим! Зрячим до конца! До последнего конца! Я вижу людей! Я вижу время! Господин директор! Война возвратилась! Люди убивают друг друга и смеются! Убивают друг друга и смеются.

БАЛАГАНЩИК. Прекрасно, если вы стали зрячим. Как же вы не видите, что ни один человек не думает больше о войне? Не Паноптикуме Военных Ужасов вы не заработаете сейчас и десяти пфенингов. Культура - вот крик сезона в Европе! На этом можно взять сто процентов. Как все снова оживает! Пляшет, присвиствает и бьет в ладоши. Откройте глаза! Нужно производить! Производство! Вот ключ к нашей эпохе! Все равно что! Чемпион бокса! Народный трибун! Спекулянт на валюте! Лотошник! Хокей! Фашистский генерал! Тангист! Министр без портфеля! Черносотенец! Национал-патриот! Винозаводчик! Пророк! Лирический тенор! Юдофоб! Работа кипит! Нужно использовать конъюнктуру. Даже на самом черном позоре можно сегодня выиграть. Необходимую дозу благородства получаешь как бесплатное приложение. Ха-ха! Видел негритянку в Гамбурге… Раса, скажу я вам!... Так до завтра…

НЕСЧАСТНЫЙ. Господин директор, с этим кончено.

БАЛАГАНЩИК. Шутите! Чудесно! Сейчас, когда вы стали на рельсы. Когда вы работаете под музыку? /напевает/… «грудью вперед»… первый укус! /напевает/ …«дружно в поход»… кавалеры и дамы, тут пахнет кровью… /Напевает/ «Вас охраняет любовь»… Кто желает еще? Кто еще? Гомункулюс, протрезвитесь.

НЕСЧАСТНЫЙ. Не сердитесь, господин директор… Я больше не приду. Все надо привести в порядок… Не хочу чтобы говорили, что я обманываю ближних из-за денег. Все должно быть в порядке.

БАЛАГАНЩИК. Что? Да это вы серьезно? Нет, дружочек! Шутки шутками, а дело делом. Кто подписал контракт на весь сезон? Я или вы? /Грубо/. Эй! Вы! Я чере полицию заставлю вас работать. Эй! Вы! Контракт - это основание гражданского порядка. Эй-эй! Вы покушаетесь на священнейшее достояние нации! Эй-Эй! За моей спиной стоит государственная власть. Этот номер не пройдет! Или вы будете завтра во-время на месте, или вас приведет полиция. /Меняя тон/. Без жеманничания, Несчастный! Я желаю вам добра. Хочу уберечь вас от тюрьмы.

НЕСЧАСТНЫЙ. Вот видите, господин директор. Вы говорите о тюрьме. Но крысы и мыши, которым я перекусываю горло, тоже сидят в тюрьме, прежде чем попадают на эшафот. А сколько людей, как будто свободных, тоже в тюрьме, а ведь они ни в чем не виноваты… как звери в клетке. Окна за решеткой и не пропускает света. Стены, за которыми умирает жизнь. Цепи, которые въедаются в тело. Вы не испугаете меня, господин директор… И вообще, господи директор… /Кричит с ненавистью/. Вы… вы… дьявол! Дьявол! Вы поите людей кровью! Отнимаете у них стыд!... Я…я…ох…я.. Но придут другие! … они вам.. они вас!,.. Знаете вы, что есть женщина, которая смеялась на Гомункулом? И эта женщина - моя жена! /С горечью/. Смеялась долго! Будет плакать. Но… в ушах воск… воск… из насмешек и глумления.

БАЛАГАНЩИК. /В недоумении/. Кто бы подумал! Мямлил, как будто не может связать трех слов, а теперь произносит агитационные речи… Кто я? Что я делаю? Я приношу пользу государству, как и всякий другой солидный предприниматель… /Шутливо/. Вас нельзя принимать всерьез! Несчастный! Вы пьяны, Несчастный. Завтра мы поговорим. Смело в гущу удовольствий! Иначе - под колеса! Человек с вашими талантами! … До завтра, вы, гвоздь сезона! До завтра!

/Балаганщик уходит/.

НЕСЧАСТНЫЙ. /Один/. Завтра! Как он сказал это… завтра. Да разве будет завтра? О, я вижу! О свет! О мои глаза… глаза…

/несчастный падает. Через сцену пробегает мальчишка-газетчик/.

ПЕРВЫЙ ГАЗЕТЧИК. Экстренный выпуск! Сенсационные новости! Открытие кафе Виктория! Танцы голых! Джаз Банд! Французское шампанское! Американский коктейль!

ВТОРОЙ ГАЗЕТЧИК. Вечерний выпуск Известий! Последние новости! Еврейские погромы в Галиции! Пожар синагоги! Тысяча человек сгорело живьем!

ГОЛОС. Браво! Всех жидов в Галицию!

ТРЕТИЙ ГАЗЕТЧИК. Триа Трай! Королева экрана! Триа трай в уголовной драме «Убийца из сладострастия»! Сенсационно! Захватывающе! Щекочет нервы!

/Проходят/.

ЛЮБОВНАЯ МАШИНКА. Он был так мил, так навивен… осталась на всю ночь… удовольствовалась парой марок…

ЕЕ СЧЕТЧИК. В морду тебе, если еще рак, как поповская дочка, из любви…

ЛЮБОВНАЯ МАШИНКА. Но раз уж я нездорова…

/Проходят/

ЧЕТВЕРТЫЙ ГАЗЕТЧИК. Чума в Финляндии! Матери душат своих детей! Сенсационные известия! Восстание полетариата! Наше правительство посылает помощь для восстановления тишины и порядка! Сто броневых машин на пути в Финляндию!

ПЯТЫЙ ГАЗЕТЧИК. Новый дух над Германией! Возрождение нравственного чувства! Наша эпоха под знаменем Христа! Демонстрация трогательной фильмы: «Страдания господа нашего Иисуса Христа»! Знаменитая Глин Гланде в главной роди Спасителя! Фильма стоила двести миллионов марок! В антрактах - бокс между Карпантье и Дэмзи!

ШЕСТОЙ ГАЗЕТЧИК. Величайшее открытие двадцатого века! Левицит! Чудо техники! Ядовитый газ неслыханной силы! Эскадрилья аэропланов в состоянии стереть с лица земли большой город со всеми населением! Изобретатель провозглашен почетным членом Академии всего мира! Римским папой возведен в дворянское достоинство!

СЕДЬМОЙ ГАЗЕТЧИК. Падение доллара! Падение доллара! Ожидается прирост рождаемости! Последние исчесления статистического бюро! Ликование среди профессров-специалистов!

ВОСЬМОЙ ГАЗЕТЧИК. Лотерея для неимущих! Сто процентов дивиденда! Решение социального вопроса! Решение социального вопроса!

/Входят двое старых польских евреев/.

ПЕРВЫЙ ЕВРЕЙ. Что мне вам сказать? Они били нас. Вытащили из постелей в черную полночь. Взяли наших жен и девушек… Господь покарал нас.

ВТОРОЙ ЕВРЕЙ. Что значит покарал? Мы избранный народ. Ведь так говорят. Избранный? Для страданий! Как милостив с нами господь!

/проходят/.

СТАРАЯ ТОРГОВКА ВАФЛЯМИ. Не клевещите на нового мессию, любезный господин. Не клевещите на него. Нам, старым женщинам, он возвращает надежду. Заря восходит. Обетованный Сион близится.

ПОКУПАТЕЛЬ. Он отнимает у вас последние гроши.

ТОРГОВКА ВАФЛЯМИ. Так что же? Что в них, в бумажном хламе? Что еще может случиться с такой старой развалиной, как я? Меня не пугают страдания этого мира. Я их изведала до конца. О, душа моя жаждет искупления. Я знаю, царство божие близко.

/Проходят. Появляются торговец и господин в стоящем воротничке с моноклем/.

ТОРГОВЕЦ. Новейшее стредство от мужского бессилья: «человек добр».

СТОЯЧИЙ ВОРОТНИЧЕК. Э… я употребляю «солидарность».

ТОРГОВЕЦ. Не изготовляется. Оказалась невыгодной. Корица без белка. «Солидарность» - сейчас марка для сапожной выксы.

/Проходят/

КРИКИ. Здесь лежит человек!

Паралич!

В полицию!

ГОЛОС. Это Гомункулюс с ярмарки. Вот что значит крысиная кровь. Ничего удивительного.

ПРОХОЖАЯ СО СТЭКОМ. Бестия-спартаковец… В средней Пруссии. Что? Короткая расправа… Револьвер в руку.. Стреляйся, скот, или прикладом по лбу! Сначала по приказу: «Германия, Германия, выше всего!»… Ха-ха-ха… Сволочь нужно учить повиновению… Сапогом в затылок!

СТАЛЬНОЙ ШЛЕМ. Наш отряд тоже никогда не брал пленных. Приказ! На соседний луг… Наступаешь на ногу… тот вскакивает… разочек в зад, потом донесение: «Пытался бежать».

/Со всех сторон сбегаются проститутки/.

ПЕРВАЯ ПРОСТИТУТКА. Гомункулюс будет спать у меня. Относите его ко мне. Я дам ему вина… Он отдохнет…

ВТОРАЯ ПРОСТИТУТКА. Нет… отнесите его ко мне…

ТРЕТЬЯ ПРОСТИТУТКА. Ко мне… ко мне…

ЧЕТВЕРТАЯ ПОСТИТУТКА. Старая шкура… Только уж не к тебе… У тебя даже нет билета. Убирайся.

/Дерутся. На соседней улице раздается военная музыка. Сперва барабаны и кларнеты. Потом - духовая мухыка. «Встречный марш»./

КРИКИ. Солдаты! Солдаты! Ура! Ура!

/Все покидают Несчастного и убегают. Улица совершенно пустеет. Даже фонари по случаю прихода солдат стали меньше и темнее. Военная музыка затихает в отдалении. Несчастный поднимается./

НЕСЧАСТНЫЙ. А надо мною вечное небо… А надо мною вечные звезды.

/Сцена темнеет/

Сцена вторая.

Намечено: жилище Несчастного, Макс Кнач в ожидании у стола. Входит Несчастный, неся в руках завернутый предмет. Его глаза лихорадочно блестят. Движения, в отличии от прежнего, вялы.

МАКС КНАЧ. Я ждал тебя, Несчастный… Хотел объяснить тебе причины, почему…

НЕСЧАСТНЫЙ. Не стоит, сосед. Причины ничего не объясняют. Решает чувство… Знаешь ты, что у меня в руках?

МАКС КНАЧ. Почем мне знать?

НЕСЧАСТНЫЙ. Первопричина! Первопричина! Я проходил мимо витрины, заглянул и не знал, плакать мне или смеяться. Закрываю глаза, думаю, что сплю. Снова открываю, оно все так же лежит в витрине. Вхожу в магазин и спрашиваю, зачем они выставляют такие вещи. Это Приап, отвечает приказчик. И объясняет, что древние греки и римляне поклонялись ему, как богу. А женщины, спрашиваю я? Нет, отвечает он, женщины и мужчины. Продается? А в рассрочку? В рассрочку не продается. Извиняюсь, наш брат рабочий, так уж привык. Я оставил мои часы и купил бога.

/Несчастный достает из бумаги маленького бронзового Приапа. Ставит его на ками. Зажигает свечу и ставит возле./

МАКС КНАЧ. /Ласково/. Ты не здоров, Несчастный… Видно по лицу… Ты болен…

НЕСЧАСТНЫЙ. Я здоров.

МАКС КНАЧ. Знаешь… я дума… я побуду у тебя! Пока не вернется твоя жена.

НЕСЧАСТНЫЙ. Трижды три - нос утри!

МАКС КНАЧ. Ты это о чем?

НЕСЧАСТНЫЙ. Сейчас! Видал ты когда-нибудь людей на улице.

МАКС КНАЧ. Смешной вопрос.

НЕСЧАСТНЫЙ. Ходишь по улицам, как слепой. И вдруг начинаешь видеть. Кнач, это ужасно, то, что видишь. Видишь душу. Знаешь, как выглядит душа? Она не живая. Одна душа, как кусок зала. Другая - машинка. Третья - счетчик. Четвертая - стальной шлем. Пятая - резиновый стэк. Выкалывал ты глаза скворцу? /Не дожидаясь ответа/. Грехи матерей отмщаются до четвертого колена. Разве не так написано?... Доброй ночи, Клач. Не сердись… Я уж не знаю… я не знаю… Причину…. Причины…

МАКС КНАЧ. Может быть мне лучше остаться?

НЕСЧАСТНЫЙ. Ступай… ступай… Скоро вернется Грета. Там в трактире - это только водка…

МАКС КНАЧ. Тогда доброй ночи, Эуген…

НЕСЧАСТНЫЙ. Доброй ночи, Макс… Один вопрос. Как долго ты женат?

МАКС КНАЧ. Двадцать третий год.

НЕСЧАСТНЫЙ. Ты не думал разводиться?

МАКС КНАЧ. У меня бывали такие мысли. Но мы привыкли друг к другу. Дети соединяют.

НЕСЧАСТНЫЙ. Соединяют - дети… Развод… это отлучение от стола и ложа? Ведь так?

МАКС КНАЧ. Так говорят.

НЕСЧАСТНЫЙ. И твоя жена набожна?

МАКС КНАЧ. Не пропускает ни одной службы… Что делать? Что ж, пусть ходит в церковь если она доставляет ей удовольствие. /В дверях/. Доброй ночи, Эуген.

/Уходит. Несчастный один/.

НЕСЧАСТНЫЙ. Нет бога, кроме тебя. Как они себя обманывают и лгут, прикидываясь, что поклоняются Распятому. Тебе поклоняются они. Каждая аллилуя посвещена тебе. Каждое «отче наш» - венок из рос на твою наготу. Каждая процессия - танец во славу теюе. Ты не носишь маски. Не прячешься в лживые речи. Ты альфа и омега, начало и конец. Ты - истина. Бог народов… Ты отверг твоего раба, мой бог, но я твой раб воздвиг тебе алтарь… Ха-ха… Мне кажется, он смеется. Смейся! Смейся! Ты имеешь право смеяться.

/Шаги на лестнице/.

НЕСЧАСТНЫЙ. Грета вернулась… Наступает ночь, и глаза мои слепнут…

/Входит старуха Несчастная/.

МАТЬ. Добрый вечер.

НЕСЧАСТНЫЙ. Это ты… Добрый вечер, мать. Что тебя привело в такой поздний час? С каких пор ты выходишь по вечерам на улицу? Или теплая летняя ночь соблазнила тебя? Ласточки летали нынче близко. Будет гроза.

МАТЬ. Он возвратился.

НЕСЧАСТНЫЙ. Кто?

МАТЬ. Отец.

НЕСЧАСТНЫЙ. Чей?

МАТЬ. Твой отец.

НЕСЧАСТНЫЙ. Что говоришь ты, мать? Отец мой умер, когда мне было полгода. Как часты ты мне об этом рассказывала.

МАТЬ. Я лгала тебе. Да, он умер. Умер для меня. Тебе было полгода. Я еще кормила тебя вот этой грудью. Теперь такой морщинистой и увядшей. Однажды под вечер он пришел домой. Пьяный. С ним женщина. Ткая, которых находят на улице. «Жена», - крикнул он мне: «Уходи сегодня к родителям, ночуй там. Мне в постель нужна молодая кровь. Я зябну возде тебя с тех пор, как ты родила…». Я широко открыла глаза… и… вот… передо мной не муж мой, а зверь, чужой зверь и хочет обидеть меня, отнять мое дитя. Я схватила кухонный нож и приставила к его груди… Он рассмеялся надо мной, забрав свою девку и ушел. В ту ночь он уже не возвращался. Не вернулся и в следующую. Он бросил меня, как если бы никогда не знал. Я пошла на улицу… чтобы заработать на хлеб для тебя.. Я была не дурна в молодости. И сегодня…

НЕСЧАСТНЫЙ. Сегодня?

МАТЬ. Он вернулся. Оборванный, грязный. Истрепанные лохмотья на вшивом теле. Бессильный, больной, дрожащий, шатаясь он вошел в мою комнату. Я по шагам узнала его, когда он поднялся пол лестнице. Что тебе надо от меня после двадцати девяти лет, српашивала я. «Ты не побьешь меня?» - забормотал он, злой дурак. И потом «Я вернулся чтобы умереть у тебя».

НЕСЧАСТНЫЙ. Что же ты ответила ему, мать?

МАТЬ. Сказала, чтобы он раздевался и ложился в постель. Чистое белье в комоде, горячая вода на плите, мыло в шкафу.

НЕСЧАСТНЫЙ. Значит, ты его простила, мать?

МАТЬ. /Сурово/. Нет. И не прощу никогда. Я буду ходить за ним до его смерти. Это мой человеческий долг. Когда он умрет, я сама закрою ему глаза. Никто из чужих не должен сделать это… Но когда на катафалке его повезут на кладбище, я завешу окна и закрою двери. Я не пойду за его гробом. /С ликованием/. Пусть чужие люди хоронят его! Это моя месть за все, что он мне сделал!

НЕСЧАСТНЫЙ. /после паузы/. Что же было обиднее всего? То ли, что он пропивал заработок в то время, как ты голодала?

МАТЬ. Нет.

НЕСЧАСТНЫЙ. То ли, что он взял сбее уличную девку?

МАТЬ. Нет.

НЕСЧАСТНЫЙ. То ли, что он хотел лечь с ней в твою постель?

МАТЬ. Нет.

НЕСЧАСТНЫЙ. Так это то, что он засмеялся, когда твоя душа разрывалась в великом страдании?

Дата добавления: 2015-09-05