Ода алчности

(без конца)

О чем начать писать? Не знаю.

О "бурях", "страсти", о "любви"?!

О том, что всюду я читаю

В слогах бездарных? И поди,

Мой уважаемый читатель,

Холодный скептик, иль мечтатель,

Меня с той силой проклиная,

С которой был проклят Адам

И прародительница дам,

Со злобой выгонишь из Рая.

Из Рая конюхов Пегаса.

И глаз сожжет, и сила гласа

Твоей оценки нерадивой

Настолько будет неумна,

Насколько будет взор тоскливый,

Когда Луна и Сатана,

Соединив свои объятья,

Тоску качают у людей.

Тоску... и страстные проклятья!

Проклятья тех, кто посмелей.

Но хватит, стал я отвлекаться

И очень странных тем касаться.

Все к черту! Говорим о деле.

Поговорим о нем, о нем,

О деле том, что мы задели,

О нем мы песню запоем.

Итак, о чем в сей час беседу

Мы поведем? И пусть соседу

Достанется в беседе этой,

А то нет смысла говорить.

Достанется. И быть задетой

Твоей, моей душе, и пить...

Вернее пить и выть – скажу я.

Захочется нам пить и выть.

Ведь слово правды не минуя

Коснется всех. Забыть, забыть

Мы постараемся скорее.

Зачем? Да чтобы стать смелее!

Ведь забывая боль свою

Подлец петь будет, как в раю.

Так проще, легче так живется,

Стыда не зная, как поется!

Так речь злобы как песня льется.

Так проще – забывать и жить,

И черта знаменьем божить!

Что может близко быть обоим?

Тебе, ровесник? Вам, старик?

Вам, моложавые ковбои

Проспектных прерий? Мир велик.

И в мире том, большом и тесном,

В правдивом мире, подлом, лестном,

Что может близко быть обоим?

Что может всех объединять

И крепко-накрепко пленять:

Смех? Слезы? Жесткие побои?

Что близко нам с тобой, приятель?..

Тебе, механик? Вам, маратель

Листков таких же? Что нам близко?

Ответ кто даст на сей вопрос?

Любовь к собачке? Рыбка? Киска,

Которая имеет хвост,

Пушистый, как людская совесть:

Подует ветер – пух летит.

И если в дырку лезет, то есть –

Пролезть пытаясь, все кряхтит.

Пушистый хвост тогда в объеме

Уменьшен будет. При подъеме

На гору жизненных свершений,

Пушистый хвост не так пушистен.

Он сморщен, грязен, укоризнен,

Но на горе он совершенен!

Все также бел и ласков также,

И цвета чистой правды даже

Он будет на горе удачи.

А обладатель – Толстый Кот,

Всем слабым даст достойно сдачи.

А тот глупец с ума сойдет,

Кто мир сей правильно поймет!

Людская алчность – это тема!

Черт побери и черт возьми!

Вот это вечная проблема,

Скажу я. Ты скупца казни,

А алчность казнена не будет.

Добудет, точно уж добудет.

Добудет, под землей достанет,

Достанет нового скупца

И алчным тернием венца

Украсит голову.

И станет Скупец с седою головою,

Скупец с главою не седою,

Слугами Алчности всемерной.

И это точно, верьте мне.

Так повелось. И ты, примерный

Стихов читатель, при луне,

При солнца огненном сияньи.

Под одеялом, при желаньи

Продлить подольше подлый род,

Ей служишь верно. И черед

Служить достойно и примерно –

У сыновей твоих. Все так.

И это так же, так же верно.

Как счастлив медяком простак.

Итак – вперед! Перо поможет.

А Алчность, требует все жертв.

Удивлены? Сомненья гложут?

И слышу крик: «Да как же, смерд,

Договорился до такого.

Кощунственного, неземного?

Как алчность требовать посмеет

Каких-то жертв?

Смердишь ты, смерд!»

А вот и нет. Ваш правды нерв

И трезвый мозг судить сумеют.

Законы все равны в природе:

Когда ты дань давая моде,

Себя украсишь благородством,

То потеряешь алчность ты.

Наоборот – простое скотство

Смывает благие черты.

Схватив одно, другое бросишь.

Весь мир таков. И две руки

Не примут все. Себя ты спросишь:

"Что брать, монеты иль стихи?"

Итак, к чему же мы приходим?

Какой ответ пером находим?

В людской челнок не сядут сразу

Две полновесных составных,

Добро со злом. (Святая фраза!)

Итак, на чем остановились?

Над чем мы славно с рифмой бились?

На тоннаже душ человечьих!

Не сможет сразу трюм принять

Двух пассажиров. Мозг-диспетчер

Поочередно изгонять

Их должен. Это суть его.

А то, что будет? Ведь иначе...

Кабы не вышло вдруг чего!

Ведь знают все, что при удаче

Беда, взобравшись на корабль,

Ко дну его в мгновенье пустит.

И горести скрипящих грабль

Боится сердце, когда вкусит

Удачи радостный бальзам.

И знают все – могила там,

Где ночь, заполнившая душу,

Получит счастья тыщу ватт.

Я перед вами виноват

За отступление. Все трушу.

Боюсь все лишнее сказать.

Ведь в век прискорбный и задорный

Вам лишнее не стоит знать,

Иначе век ваш - тошнотворный.

А алчность собирает дань.

Причем искусница она:

Так собирает, что в кармане

У данника деньга одна

К деньге другой все прилипает.

Монеты не уменьшен вес.

И данник все не замечает, Что платит он. Но он ведь без,

Без крови в сердце остается.

Она потоком-данью льется

В болото, к алчности ногам.

А та со скрежетом смеется, По человеческим мозгам,

Что вместе с кровью вытекают,

Пойдет во все плясать она.

И больше тем она полна,

Чем люди медяки считают.

Итак, посмотрим, что в крови

Ушло с приходом новых чеков:

Ушло веселье… Не кори

Себе подобных человеков,

А лучше трезво рассуди

Дороже что и что ценнее.

А рассудив, ты рассади

В душе те семена… Вернее

Не семена (ведь все семена

Давно рассажены по нам.

B И даже безнеадежный хам

Имеет семя, но упрямо

Отводит он ручей питанья

От благоденствия ростка,

И благородное желанье

Все держит жесткости рука)

И стоит ли тебе, читатель,

Не лить сок жизни на цветок,

Которым жив любой мечтатель?

И стоит ль тратить жизни сок

На корни чванства, лжи и гнили?

Не лучше ли без влаги их

Оставить? Чтобы соки пили

Ростки величия. И стих

Поможет разобраться здраво,

Где благодетель, где отрава,

А там решение принять.

Ведь сколько можно нам скитаться

Меж двух начал? И постараться

Должны одно из них приять.

Итак, беседу продолжаем.

Сравним у двух сторон счета.

Чем алчность вечно ублажает,

Кто жертва? Жертва – доброта,

Величие души есть жертва.

К чему еще предъявлен счет?

К любви! И чувственности нерва

Затем последует черед.

А как же дружба? В тот же омут!

Друзья-жадюги в нем не тонут,

А искупав себя в вине,

Они плескаются в дерьме.

Продолжим, дальше мы продолжим,

У Громовержца гром одолжим

И им мещан мы поразим,

Когда перо соединим

С разящим всех на месте громом!

Насмешек колких не боюсь,

Ведь результата я добьюсь –

Душевным кончится погромом

"Сие столь странное писанье".

И что же дальше? Блеск, сиянье,

Сиянье золота хладного

Затмит душевный робкий свет,

В котором мало так земного.

А звон хрустальный, он на нет

Сведет природные напевы.

И ноги полупьяной девы,

С соблазном импортной каемки,

На нет сведут мужскую честь.

И вот финал нетрудоемкий:

Два кобеля достойных есть,

Дуэль которых на остротах.

Затем дуэль на кулаках...

Но вопль о пьяных синяках

Не к месту в этой оде что-то.

И в жертву алчности приносят

Негромкий говор мудрых книг,

И праздные обложки просят

Прикосновений рук твоих.

Еще дань Алчности – желудок.

(Ну, так в России повелось,

Что коль приходит важный гость

Трепаться о делишках важных,

То в миг хозяин на свой стол

Поставит острый разносол,

Бутылку – путешествий злачных

Билет надежный.

И в итоге,

В речей лживых колючем стоге

Валяются достойно оба.

Под тихий свист: "Ты друг до гроба»)

***

Порода? Что, порода, да?!

Порода там, где смерть орда

Посеяла как-будто просо.

Порода... чья?

Порода россов?!

Пародия на россов, верно.

И в следствие живем примерно,

Подобно дикой той орде –

Везде, а значит, и нигде!

Дата добавления: 2015-09-05