Бухара сдалась без боя

Кто не защищает отважно оружием своего водоема, у того он будет разрушен. Кто на других не нападает – терпит унижение.

Арабская пословица

Когда пять тысяч воинов Инаньч-хана вместо защиты «благородной Бухары» сменили воинскую доблесть на позор бегства, в главной мечети города собрались знатнейшие жители из беков, имамов, ученых улемов и богатейших купцов. Они долго совещались и решили:

– Склонившаяся голова легче сохранит свою жизнь, чем непокорная. Поэтому пойдем на служение к Чингисхану.

– Люди – везде люди! Хан татарский, – говорили они, – выслушает наши мольбы, окажет внимание седобородым и, наверное, отнесется милостиво к покорившимся жителям древнейшего города, прославленного, как «светлая звезда на небесах просвещения».

Надев шелковые и парчовые халаты, неся на серебряном подносе золотые ключи от одиннадцати ворот города, беки, имамы, улемы и купцы толпой вышли из ворот и направились к желтому шатру. К ним тотчас подъехал на коне главный переводчик кагана. Некоторые из стариков узнали его. Раньше это был богатый купец в Гургандже Махмуд, прозванный Ялвач, прославленный как переводчик, потому что во время своих долгих путешествий с караванами он изучил много иноземных языков.

Знатнейший из стариков сказал:

– Древние стены нашего города так крепки и высоки, что взять их можно только после многолетней осады и крайних усилий. Поэтому, чтобы избавить население от кровопролития и не доставить излишних бедствий и потерь храброму войску великого падишаха Чингисхана, мы предлагаем сдать наш город без боя, если монгольский владыка даст слово, что пощадит покорившихся.

– Подождите! – сказал переводчик. Он не торопясь поехал к желтому шатру и, тоже не торопясь, вернулся к старикам, дрожавшим от страха.

– Слушайте, седобородые, что сказал великий каган: «Крепость и неприступность стен равна мужеству и силе их защитников. Если вы сдаетесь без боя, то приказываю открыть ворота и ждать».

Высокомерные знатные старики схватили себя за бороды и, покачав головой, посмотрели друг на друга. Со смущенным сердцем они вернулись в город, не предвидя, какие испытания теперь предстояли его жителям.

Древние стены Бухары были так высоки и прочны, что много месяцев могли бы охранять его мирное население. Но в этот день был слышен только голос малодушных; тех же, кто требовал борьбы, называли безумцами.

Начальник обороны и оставшиеся с ним воины прокляли имамов и знатных стариков, отдавших неверным ключи от ворот города, и решили биться до последнего издыхания. Они заперлись в небольшой крепости, возвышавшейся посреди Шахристана.

Все одиннадцать ворот города открылись одновременно, и тысячи татар стали быстро въезжать в узкие улицы. Они двигались в полном порядке, и разные отряды занимали отдельные кварталы.

Жители, взобравшись на плоские крыши, со страхом смотрели на безбородых воинов, сидевших на низкорослых конях с длинными гривами. Полная тишина охватила город. Одни только желтые узкомордые собаки, с взъерошенной шерстью и красными глазами, яростно прыгали с крыши на крышу, заливаясь неистовым лаем, чувствуя острую вонь прибывших неведомых людей.

Когда монгольские воины проникли во все главные улицы, показался на белых конях отряд телохранителей, покрытых, как их кони, до самых колен железными латами.

Посреди отборной тысячи показался и он, владыка Востока, вылетевший из песков Кзылкумов, как столб огня. Впереди ехал богатырского вида монгол, держа большое белое знамя с девятью трепетавшими хвостами. За ним два всадника вели неоседланного белого коня с черными огненными газами. А далее следовал великий каган, в длинной черной одежде, на саврасом широкогрудом коне с простой кожаной сбруей.

Чингисхан ехал угрюмый, большой, сутулый, перетянутый кожаным поясом, на котором висела изогнутая сабля в черных ножнах. Черный шлем с назатыльником, стальная стрелка, спущенная над переносицей, неподвижное темное лицо с длинной седеющей бородой и полузакрытые глаза – все это было необычно и не похоже на прежнюю яркую пышность залитых золотом и сверкавших драгоценными каменьями хорезм-шахов.

Чингисхан прибыл на главную площадь, где по трем сторонам прямыми рядами выстроились всадники его охраны, не подпуская напиравшую толпу. На ступенях высокой мечети стояли высшие духовные и судебные лица и знатнейшие жители города.

Когда монгольский владыка приблизился к мечети, вся толпа повалилась на землю к копытам саврасого коня, как привыкла это делать перед своим падишахом. Только несколько старых улемов стояли прямо, сложив руки на животе, освобожденные своей ученостью от обязанности падать ниц перед владыкой.

– Да живет падишах Чингисхан! Да здравствует солнце Востока! – тонким пронзительным голосом завопил один старик, и вся толпа нестройным хором подхватила этот крик.

Чингисхан, прищурив глаз, смерил взглядом высокую арку мечети и, хлестнув плетью, направил своего коня вверх по каменных ступеням.

– Этот высокий дом правителя города? – спросил каган.

– Нет, это дом Бога, – ответили имамы.

Окруженный телохранителями, Чингисхан проехал внутри мечети по драгоценным широким коврам и сошел с коня возле гигантской книги Корана, развернутой на каменной подставке выше человеческого роста. Вместе с младшим сыном, Тули-ханом, каган поднялся на несколько ступенек мембера, откуда имамы обычно читают проповеди. Старики в белых и зеленых чалмах теснились перед ними и расширенными глазами всматривались в неподвижное темное лицо с рыжей жесткой бородой, ожидая от страшного истребителя народов или милости, или великого гнева.

Чингисхан поднял палец и направил его на чалму одного старика-имама.

– Почему он наворачивает на голову столько ткани?

Переводчик спросил старика и объяснил кагану:

– Этот имам говорит, что он ходил в Арабистан помолиться Богу и поклониться гробу пророка Магомета в Мекке. Поэтому он носит такую большую чалму.[112]

– Незачем для этого куда-то ходить, – сказал Чингисхан. – Молиться Богу можно везде.

Пораженные имамы, раскрыв рты, молчали. Чингисхан продолжал:

– У вашего шаха гора преступлений. И я пришел, как бич и казнь неба, чтобы его покарать. Приказываем, чтобы отныне никто не давал шаху Мухаммеду ни крова, ни горсти муки.

Чингисхан поднялся еще на две ступеньки и крикнул своим воинам, теснившимся в дверях мечети:

– Слушайте, мои непобедимые воины! Хлеб с полей снят, и коням нашим пастись негде. Но амбары здесь полны хлеба и открыты для вас. Набивайте зерном животы ваших коней!

По всей площади пронеслись крики монголов:

– Амбары Бухары для нас открыты! Великий каган приказывает кормить хлебом наших коней.

Сойдя с мембера, Чингисхан приказал:

– Пусть к каждому из этих стариков будет приставлен один багатур, и они, ничего не скрывая, укажут все богатые дома, амбары с хлебом и лавки с товарами. Писцы пусть от этих стариков узнают и запишут имена всех богатых торговцев, и они вернут мне все богатства, отнятые у моих купцов, перебитых в Отраре. Пусть богачи привезут сюда еду и питье, чтобы мои воины насыщались, радовались, пели и плясали. Я буду сегодня праздновать захват Бухары в этом доме мусульманского Бога.

Старики с монгольскими воинами удалились и вскоре стали возвращаться с верблюдами, нагруженными медными котлами, мешками риса, бараньими тушами и кувшинами, полными меда, масла и старого вина.

Дата добавления: 2015-09-01