Как сохранить брак за 75 лет?

— Я научилась терпению, — сказала Камада.

Я попросил ее описать типичное утро. «Я встаю в шесть утра, завариваю жасминовый чай и завтракаю, обычно это суп мисо с овощами. Затем, — она указала на дверь, — отправляюсь в священную рощу, молюсь за здоровье жителей деревни и благодарю богов за нашу безопасность». Позднее я узнал, что священной рощей называлась расчищенная полянка в лесу на расстоянии примерно двухсот метров от дома. Крейг наклонился ко мне: «Она глубоко убеждена, что благополучие деревни зависит от ее наблюдения за звездами, луной и духами предков. Даже в таком возрасте она более чем серьезно относится к своим обязанностям».

В полдень, продолжала Камада, она отправляется на огород за домом, чтобы собрать травы и овощи на обед.

— Я использую полынь, чтобы придать аромат рису, и для пикантности кладу куркуму в суп, — пояснила она. — Я теперь ем мало. Чуть-чуть обжаренных овощей, а иногда немного тофу.

— А мясо? — уточнил я.

— О да, я люблю мясо, но ем его нечасто. В детстве мы ели мясо только на Новый год. Я не привыкла есть мясо каждый день.

— Вы когда-нибудь пробовали гамбургер или колу? — спросил я. Я знал, что на Окинаве больше ресторанов быстрого питания на душу населения, чем в любой другой части Японии, и что крупнейший в мире ресторан сети A&W находился всего в пяти километрах от деревни. Может быть, она посещала его?

Камада нахмурила лоб и наклонилась к дочери, которая переводила ее ответы.

— Она в жизни ни разу не пробовала колу, — ответила дочь. — Когда несколько лет назад она впервые увидела гамбургер, то спросила, что с ним надо делать.

— Моя мать питается согласно традициям для женщин ее возраста, — продолжала она. — Они не привыкли к жирной пище. Им, скорее, нужны продукты, которыми они питались в детстве, до войны. Она преимущественно ест овощи со своего огорода: дайкон, карелу (китайская горькая тыква. — Ред.), чеснок, лук, перец и томаты, иногда рыбу или тофу. За день она выпивает чайник горячего зеленого чая. Перед каждым приемом пищи она обязательно произносит «хара хати бу» — это помогает ей меньше есть.

— Хара хати бу? — повторил я.

— Это древнее конфуцианское изречение, — вмешался в разговор Крейг. — Все пожилые люди произносят его перед едой. Оно означает «ешь, пока не начнет исчезать чувство голода», а это происходит, когда человек сыт на 80 процентов. Мы писали об этом в «Программе Окинавы». Наверное, жители Окинавы единственные, кто намеренно ограничивает количество еды, и для этого они напоминают себе есть, пока не будут сыты на 80 процентов. Все дело в том, что сигнал о насыщении поступает от желудка к мозгу за двадцать минут. Легкое недоедание, согласно теории, замедляет метаболизм, в результате чего вырабатывается меньше вредных оксидантов — веществ, разрушающих организм изнутри.

А что насчет батата? Она употребляет его в пищу? Я пытался доказать гипотезу, согласно которой батат был одним из факторов окинавского долголетия. Клубнеплод получил такое широкое распространение, что до Второй мировой войны островитяне приветствовали друг друга словами «Нму каматооин», что переводится как «У тебя достаточно имо?». На острове даже поставили статую человеку, который впервые привез сюда батат, — Сокану Ногуни (известному теперь как «Властитель Сокан» или «Король имо»). Этот клубнеплод невероятно полезен: он богат витамином С, клетчаткой и бета-каротином — веществом, снижающим вероятность заболевания раком.

— Нет, — фыркнула Камада, — я ела его на завтрак, обед и ужин в течение 50 лет. Меня от него тошнит.

— Пожалуй, сейчас его вообще мало кто ест, — добавил Крейг. — Он практически исчез из рациона после Второй мировой, когда на остров пришла американская культура еды. Трудно доказать его причастность к долголетию.

Днем Камада спала, возилась в саду, а примерно в четыре часа дня встречалась с подругами-долгожительницами, чтобы просто поболтать и посплетничать. Легкий ужин, до шести часов, состоял из рыбного супа, любых сезонных овощей, зеленого лука, салата и риса. В девять вечера она ложилась спать.

— Так как же дожить до 102 лет? — поинтересовался я под конец. Я понимал, что задаю ненаучный вопрос, но порой именно ответы на такие вопросы наиболее ценны.

— Раньше я была очень красивой, — ответила Камада. — Волосы у меня были до талии. Мне потребовалось много времени, чтобы понять: красота кроется внутри. Красота приходит, когда вы перестаете беспокоиться о своих проблемах. Но лучше всего для вас, когда вы заботитесь о других.

— Еще какие-нибудь советы?

— Ешьте овощи, радуйтесь жизни, будьте добры к людям и почаще улыбайтесь.

Я взглянул на сидевшего подле меня Крейга, чтобы узнать, что он думает об этом.

— Знаешь, мастер Дэн, — заметил тот, глядя на меня сквозь огромные круглые очки, — она в трех предложениях сказала то, на что у нас ушло пятьсот страниц книги.

Перед уходом я побродил по дому Камады. Ее кровать представляла собой тонкий матрац, раскатанный поверх матов-татами (толстых матов из тростника, набитых рисовой соломой). В кухне с потолка свисала бамбуковая пароварка, под которой стояла электрическая рисоварка. Маленькие тарелки и высокие узкие стаканы были аккуратно расставлены на полках. На виду не стояло ни конфет, ни печенья, ни других соблазнительных лакомств. Если и были в доме какие-то «вкусные вредности», они были спрятаны в закрытых шкафах.

Мы провели у Камады почти два часа, и ей надо было дать отдохнуть. Проигнорировав возможное нарушение этикета, я тепло попрощался с нашей хозяйкой, обняв ее перед уходом, и она обняла меня в ответ. Под кимоно чувствовалось хрупкое тело, а щека ощутила ее теплое дыхание. И тут я осознал, что обнимаю жизнь длиною в целое столетие, и понимание этого пробудило во мне глубокое уважение и восхищение. Я спросил, можем ли мы навестить ее еще раз.

— Конечно, можете, — ответила Камада. — Я никуда отсюда не денусь.

Дата добавления: 2015-09-05