Июнь 1937 г. – июль 1938 г.

«Время так называемых неожиданностей прошло», – заявил Гитлер в своей речи, произнесенной в рейхстаге 30 января 1937 г. Эта фраза переходила в Германии из уст в уста. Гитлеровские «неожиданности» предыдущих лет (например, 26 февраля 1935 г. – создание люфтваффе как самостоятельной третьей части вооруженных сил наряду с сухопутными войсками и военно‑морским флотом; 16 марта 1935 г. – введение всеобщей воинской повинности; 8 марта 1936 г. – вступление германских войск в демилитаризованную Рейнскую область) вызвали у немецкого народа восторг и нашли у него большое одобрение. Все меры, направленные на то, чтобы сбросить оковы Версальского договора, пользовались популярностью. Провозглашение Гитлером намерения не предпринимать в 1937 г. ничего, что могло бы вновь повергнуть мир в состояние удивления и беспокойства, было воспринято с удовлетворением.

Мы, солдаты, тоже приветствовали провозглашенное успокоение и надеялись на известную стабилизацию существующего положения, которая была крайне необходима для боевой подготовки германских вооруженных сил. Со времени занятия нашими войсками Рейнланда я в чине капитана занимал должность командира эскадрильи истребителей, дислоцированной на аэродроме Дюссельдорф‑Лохаузен. Строительство авиационной базы и обучение летчиков‑истребителей требовали много времени и больших усилий. Отношения между вооруженными силами и партией стояли на втором плане. О возвещавшемся пропагандой равнозначном положении партии и вооруженных сил не могло быть и речи. Мой командир полковник фон Деринг считал так же. Но он верил в то, что в лице главнокомандующего – генерал‑полковника Геринга авиация благодаря его положению и влиянию имеет своего заступника и это идет на пользу нам, солдатам. Отношения между партией и вооруженными силами, полагал Деринг, никогда не могут быть лишены напряженности. Здесь преимущественно консервативные идеи солдат сталкиваются с «революционными идеями»{21} национал‑социализма. Процесс приспособления потребует много времени.

Весной 1937 г. у меня появились основания предполагать, что будут предприняты персональные перестановки, которые намечал командир истребительной группы «Кондор» в Испании. Предстоявшая мне командировка в эту страну с целью моего генштабистского обучения настраивала на недоверчивый лад. Но Деринг успокоил меня. Ни о каких кадровых заменах ему ничего не известно. И даже моей свадьбе, которая должна состояться вскоре, это никак не угрожает.

Такова была военная и моя личная ситуация, когда 15 июня в имении родителей моей будущей жены в Ниенхагене, вблизи Хальберштадта, я получил по телефону приказание завтра же прибыть в Берлин, чтобы в полдень явиться в министерство авиации к начальнику Управления личного состава. Мне были даны детальные указания, в каком именно мундире я должен предстать перед высоким начальством. Это меня немного обескуражило, и я, естественно, стал задавать вопросы, желая выяснить, чего мне ждать от этого неожиданного вызова. Ответы были уклончивы, что заставило меня призадуматься.

По своему прежнему опыту я знал, что предписанная мне для явки парадная форма обычна только по таким случаям, когда присутствует сам «главнокомандующий всеми вооруженными силами» или же я должен явиться лично к нему. Отличие от обычной для представления формы с портупеей, кортиком, в фуражке и полуботинках состояло в том, что следовало приколоть большую орденскую планку, которая обычно носилась только на парадном мундире или вечернем костюме на «больших» светских приемах.

Из прессы я знал, что капитан Мантиус, адъютант Гитлера по люфтваффе, несколько недель назад разбился во время полета. Мне было не слишком трудно связать свой вызов в министерство авиации с необходимостью замещения вакантной адъютантской должности. Вполне понятно, такая возможность меня очень взволновала. В разговорах и предположениях, какую роль это может сыграть при данных обстоятельствах в моей служебной и личной жизни, и прошел тот вечер. Ночь я почти не спал. Мне было тогда 29 лет.

Дата добавления: 2015-09-05