Информативность и ситуативность

Информативность текста связывается с новизной и неожиданностью, которые предопределяют эффективность воздействия. Понятие – информация – пришло из кибернетики и в самом широком плане подразумевает способы восприятия и передачи сообщений в разных областях человеческой деятельности.

По И.Р. Гальперину, информация – это «вербализованную передачу добытых, осмысленных и организованных фактов объективной действительности». И.Р. Гальперин выделяет следующие виды информации в тексте: содержательно-фактуальную, содержательно-концептуальную и содержательно-подтекстовую.

К формам существования информации относятся сообщение, рассуждение, описание, письмо, резолюция, справка и пр.

Конститутивное текстовое свойство информативности в исходном понимании де Богранда и Дресслера, ассоциируется с получением новых сведений и рассматривается как средство снятия энтропии (= неопределенность).

Текстовый параметр ситуативности коррелирует с общим пониманием речевого акта. Ситуативность понимается как релевантность текста для актуальной или реконструируемой коммуникативной ситуации. Интерпретация текста всегда относит его к конкретной коммуникативной ситуации.

Интертекстуальность, в интерпретации де Богранда и Дресслера, предполагает соотнесенность текста с другими текстами или отдельного текста с типом текста.

Свое научное обоснование идея интертекстуальности получила в работах М. М. Бахтина, где были сформулированы понятия полифонии и диалогичности. Сам термин появился позже, в 1967 г., в статье Ю. Кристевой «Бахтин, слово, диалог и роман».

Различают узкое и широкое понимание интертекстуальности.

Сведение интертекстуальности к текстовым вербальным включениям (цитатам, аллюзиям, реминисценциям) традиционно трактуется как ее узкое понимание. Широкое понимание интертекстуальности трактует ее как онтологическое свойство текста, каждый элемент которого находится в разнообразных смысловых перекличках с иными текстами; область функционирования интертекстуальности, таким образом, охватывает практически любое взаимодействие «своего» и «чужого».

С проблемой интертекстуальности тесно связано понятие – «прецедентный текст», предложенное Ю. Н. Карауловым. Прецедентными текстами Караулов называет «хрестоматийные» тексты, хорошо знакомые языковой личности и значимые для нее в познавательном и эмоциональном отношениях.

К интертекстуальности относится и понятие «прецедентный феномен». Согласно концепции В. В. Красных [1999], образующие систему прецедентные феномены обусловливают национальную маркированность коммуникации и включают, помимо продуктов речемыслительной деятельности (вербальных или вербализуемых феноменов), произведения живописи, скульптуры, архитектуры, музыки и т. д., т. е. могут быть невербальными. К вербальным прецедентным феноменам причисляются прецедентное имя и прецедентное высказывание. Под прецедентным именем понимается индивидуальное имя, связанное с прецедентным текстом (Мегрэ) или прецедентной ситуацией (Наполеон), («эталонная ситуация», имевшая место в действительности («Смутное время») или в мире вымысла (Ромео и Джульетта)).

Под прецедентным высказыванием – законченная и самодостаточная единица, многократно воспроизводимая в речи, например известная цитата («Что делать?»). В процессе исследования особое внимание уделяется выявлению ценностного отношения к прецедентному тексту, поскольку именно оно обеспечивает вхождение прецедентного текста в систему ценностей личности (и/или группы людей) и играет роль в процессе формирования соответствующего концепта.

6.

По мнению О. И. Москальской, единицами лингвистики текста и объектами ее изучения являются: 1) сверхфразовое единство целое речевое произведение (макротекст),4 Все наблюдения О. И. Москальской по поводу основных свойств текста относятся к сверхфразовому единству, т. е. микротексту. Что касается целого речевого произведения, т. е. макротекста, то оно, по словам О. И. Москальской, по самой своей природе не поддается определению в понятиях грамматики, хотя грамматические признаки и входят в структурирование его именно как целостного образования. При этом целостность текста, органическое сцепление его частей, свойственны как сверхфразовому единству, так и целому речевому произведению.

Сверхфразовое единство (микротекст) — это специальным образом организованная закрытая цепочка предложений, представляющая собой единое высказывание. Тесная взаимосвязь составляющих частей текста (когерентность) проявляется одновременно в виде смысловой, коммуникативной и структурной целостности, которые соотносятся между собой как содержание, функция и форма,

Смысловая целостность текста заключается в единстве его темы. Под темой целого текста или микротекста О. И. Москальская понимает смысловое ядро текста, его конденсированное и обобщенное содержание. Сверхфразовое единство (микротекст) монотематично. Объединение всех составляющих его предложений вокруг одной темы есть проявление его смысловой целостности. Переход от одной темы к другой есть пограничный сигнал, знаменующий конец одного сверхфразового единства и начало другого.

Коммуникативная целостность текста проявляется в том, что каждое последующее предложение в сверхфразовом

Данная концепция текста представлена в работах.

единстве в коммуникативном плане опирается на предшествующее, продвигая высказывание от данного, известного к новому, неизвестному. В результате образуется тема-рематическая цепочка, имеющая конечный характер и определяющая границы сверхфразового единства. Структура тема-рематической цепочки поддается моделированию и может быть сведена к нескольким основным моделям.5

Структурная целостность заключается в наличии в тексте многочисленных внешних сигналов связей между предложениями. Они указывают на то, что сверхфразовое единство является также структурным целым. Сигналами структурной связи между предложениями служат местоимения и местоименные наречия, выбор формы артикля, употребление времен и многое другое. Они активно участвуют в установлении левосторонних (анафорических) и правосторонних (катафо-рических) связей между предложениями, составляющими сверхфразовое единство. Тем самым они выполняют тексто-образующую функцию.

Представленные выше свойства текста, выражающиеся в смысловой, коммуникативной и структурной целостности, служат в своей совокупности также критериями членения текста на сверхфразовые единства. К ним относятся смена микротемы, нарушение непрерывности тема-рематической цепочки, нарушение непрерывности внешних межфразовых связей.

В центре внимания исследователя текста стоят также, по мнению Л. Н. Мурзина и А. С. Штерн, два основных свойства — связность и цельность. Эти параметры текста в чем-то противопоставлены, но вместе с тем и предполагают друг друга. Именно благодаря этим свойствам текст становится принадлежностью системы языка.

Связность Л. Н. Мурзин и А. С. Штерн раскрывают следующим образом. Два компонента текста связаны друг с другом, если они имеют некоторую общую часть. При ближайшем рассмотрении оказывается, что в тексте нет ни одного компонента, который не был бы связан хотя бы еще с одним компонентом. Эти связи могут быть самой различной природы, однако следует помнить, что связность — это структурное свойство не только текста, но и любой другой единицы языка. В предложении или словосочетании связь между компонентами достаточно очевидна и во многом аналогична связям внутри текста. Даже слово (если оно не состоит из одной морфемы) характеризуется определенной связностью своих компонентов. Так, соединительные гласные в сложных словах аналогичны некоторым средствам сцепления предложений в тексте. Очевидно, компоненты не только текста, но и всех структурных единиц языка имеют как семантическую, так и формальную связь.

Связность компонентов текста является направленной. Вслед за И. Р. Гальпериным эти авторы имеют в виду ретроспекцию и проспекцию текста (по другой терминологии — анафорическую и катафорическую связь). В одних случаях последующие компоненты связываются с предыдущими (ретроспекция, анафорическая связь). В других случаях, наоборот, предыдущие компоненты связываются с последующими (проспекция, катафорическая связь). Эти два вида связности неравноположены. Ретроспективная связь явно преобладает, она составляет некоторую текстовую норму. Напротив, проспективная связь встречается реже, поэтому применяется в специальных случаях. Функция этого приема сводится к предупреждению адресата о том, что далее последует важный по содержанию или как-то ожидаемый текст. Поэтому проспективное построение текста требует, чтобы пре- дыдущий компонент содержал специальные средства предупреждения типа следующий, вот что, вот о чем и т. п. Говорящий как бы берет на себя обязательство воспроизвести известный ему текст, который, как он предполагает, неизвестен слушающему: «Я расскажу вам одну историю».

Цельность представляет собой иную сторону текста, поэтому связность всех компонентов текста автоматически не приводит к цельности, хотя, вероятно, и способствует ее становлению. Для объяснения природы цельности Л. Н. Мур-зин и А. С. Штерн прибегают к понятию гештальта (нем. Gestalt 'образ'), применяемому в психологии для обозначения случаев, когда наблюдаемый объект воспринимается в целом — без учета тех или иных деталей. Текст не является исключением, он воспринимается носителями языка как целое. Если он воспринимается иначе, он разрушается, перестает быть самим собой.

В основе цельности текста лежит ситуативность, соотнесенность с ситуацией — конкретной или абстрактной, реальной или воображаемой. Когда мы воспринимаем текст на малознакомом языке, наше сознание схватывает отдельные слова или даже предложения, мы слышим поток звуков, его мелодию, ритм, выделяем в нем знакомые места — отдельные сочетания звуков, однако не можем все это осмыслить как нечто целостное — как текст. Это происходит как раз потому, что за разрозненными частями текста не выстраивается то, что называется внеязыковой действительностью или — более конкретно — ситуацией. Мы только тогда овладеваем языком, когда за текстом начинаем видеть ситуацию. Ситуативность проливает свет на природу текстовой цельности. Цельность есть категория содержательная.

Цельность текста опирается одновременно на два логически исключающих друг друга основания — непрерывность и дискретность. Признание цельности текста влечет за собой признание его непрерывности. Выше уже было показано, что если текст целен, то его детали и части сливаются в непрерывное целое. Но вместе с тем текст — структурное, т. е. расчлененное, целое. Это противоречие в лингвистике истолковывается по-разному. Л. Н. Мурзин и А. С. Штерн отдают предпочтение гипотезе Ю. М. Лотмана о наличии двух типов генераторов текста, соответствующих двум типам сознания. Одно сознание оперирует дискретными величинами, ведает соединением отдельных сегментов в цепочки текста. Другое сознание опирается на континуальность текста — цит. по. Эта гипотеза убедительно коррелирует с данными физиологии, согласно которым дискретностью текста управляет левое полушарие, а непрерывностью текста — правое полушарие головного мозга человека — цит. по. Участники общения по-разному пользуются этими генераторами: кодирующий отталкивается от континуальности текста с тем, чтобы его расчленить, а декодирующий, напротив, воспринимая отдельные компоненты текста, стремится представить его как нерасчлененное континуальное целое. Очевидно, механизм расчленения стыкуется с механизмом развертывания, а механизм континуализации текста — с механизмом его свертывания (там же).

Каков может быть практический вывод из рассуждений Л. Н. Мурзина и А. С. Штерн о цельности текста? Понятие ситуации, как отмечают сами авторы, является слишком широким, чтобы представить цельность текста. Соответственно его необходимо каким-то образом ограничить. В ситуацию входит описываемый объект. Если признать, что текст и есть описание объекта, то можно утверждать, что цельность текста обеспечивается прежде всего единством описываемого объекта.

7.

Выявление таких единиц текста, как высказывание и межфразовое единство, дает представление о формально-грамматическом (синтаксическом) строении текста. Однако текст как единица прежде всего информативная и коммуникативная нуждается и в характеристиках своего строения в ином плане – функциональном, смысловом. Функция и смысл, а не синтаксические структуры создают характерологические признаки текста. Поэтому возникает необходимость обратить внимание на способы изложения материала в тексте, причем обязательно соотносительно с характером текстовой информации. Для обозначения речевых способов передачи информации существуют термины – функционально-смысловые типы речи, типы изложения, способы изложения. Наиболее точным по объему передаваемого значения представляется термин «функционально-смысловые типы речи» (в дальнейшем ФСТР).

ФСТР определяется характером передаваемой содержательной информации. Содержательная информация, как известно, бывает фактологическая, соответствующая эмпирическому уровню познания; концептуальная и гипотетическая, соответствующая теоретическому уровню познания; методическая, заключающая в себе описание способов и приемов усвоения информации; эстетическая, связанная с категориями оценочного, эмоционального, нравственно-этического плана; инструктивная, содержащая ориентацию на определенные действия. Эти виды информации отдельно или совокупно содержатся в разных видах текста. Например, фактологическая, теоретическая и гипотетическая информации характеризуют прежде всего тексты научные; фактологическая и эстетическая – тексты художественные; методическая – тексты учебные; тексты публицистические и газетные (синкретичные по своей сути) рассчитаны на два вида человеческой деятельности – познавательную и ценностно-ориентационную и потому совмещают в себе разные виды информации – фактологическую, оценочно-эмоциональную.

Эмпирический и теоретический уровни познания отражаются на обшей специфике текстов. Они могут быть, прежде всего, констатирующего (или представляющего) типа и типа аргументирующего. Каждый из этих типов в тексте реализуется в разных формах речи или способах изложения (или ФСТР). Тексты констатирующего типа имеют ФСТР описание, повествование (характеристика-описание, сообщение-повествование). Тексты аргументирующего типа – ФСТР рассуждение (определение-объяснение, умозаключение-рассуждение). Это наиболее традиционная классификация ФСТР, в которой выделяется в основном три разновидности – описание, повествование, рассуждение[1].

Тексты констатирующего типа раскрывают признаки, свойства, качества объектов, ход эксперимента, признаки в фазисных переходах (описание); отражают динамику событий, процессов (повествование). Тексты аргументирующего типа представляют информацию в виде определения или объяснения, доказательства, собственно рассуждения и умозаключения (рассуждение). Такой текст отражает движение мысли с указанием на причинно-следственные связи и условно-временные отношения, с использованием разных логических операций. Причем основные способы изложения (содержательно разные) могут использоваться в разных текстах. Например, техническое описание какого-либо агрегата в научно-техническом тексте и описание пейзажа, портрета персонажа, обстановки – в художественном тексте; повествование о ходе событий, действий в художественном тексте и повествование о научных исканиях, истории открытий в научном тексте; рассуждения в научном тексте и рассуждение по поводу психологического состояния персонажа в тексте художественном и т.д.

Таким образом, функционально-смысловой тип речи – это своего рода модель коммуникации. И при определении механизмов образования текста прежде всего избирается сама модель коммуникации, т.е. учитываются конструктивные признаки речевого акта, совокупность которых и формирует модель.

К конструктивным признакам относятся:

1) коммуникативная целеустановка;

2) предмет (содержание) коммуникации;

3) признаки ситуации, в пределах которой осуществляется коммуникация;

4) социальная характеристика участников коммуникации.

Совокупность этих признаков и создает систему речевых ситуаций, а тип речевой ситуации определяет конкретную модель коммуникации (сообщения). В рамках каждого типа речевой ситуации формируются достаточно стандартные формы реализации их в тексте. Рождается стереотипичность речевого поведения, которая отражается на нормах (жестких или менее жестких, свободных) речевой организации текста. Текст соответственно приобретает ту форму, которая помогает ему выполнить данную коммуникативную задачу. При этом чем более стандартен текст, тем ярче выявляются его признаки, тем более предсказуема оказывается его форма. Следовательно, цель, намерение (авторская интенция) определяют тип изложения в тексте, несущем определенную информацию, а тип текста – функционально-смысловой тип речи, т. е. речевую форму.

Таким образом, текст реализует определенную коммуникативную интенцию (намерение, задачу):

1) сообщить, констатировать (описание);

2) рассказать, изобразить (повествование);

3) сравнить, резюмировать, обобщить (определение, объяснение);

4) обосновать, доказать, опровергнуть, разоблачить (аргументация, рассуждение);

5) побудить, просить, приказать (инструктаж).

Учитывая данные целеустановки текста, можно сделать (обобщенно и условно!) выводы о преобладающем способе изложения содержания в целом по тексту или по его фрагменту, виду текста, жанру; даже виду науки (например, в математике – рассуждение, в ботанике – описание, в истории – повествование). Речь идет, конечно, только о преобладающем способе изложения, и это не исключает сочетания разных способов в любых текстах. Надо иметь в виду и различия в проявлениях этих способов в текстах монологических и диалогических.

Итак, функционально-смысловые типы речи в рамках текста соотносятся с категориями мыслительными и коммуникативными. Интересной в этом смысле представляется система Э. Верлиха[2].

В несколько сокращенном виде она выглядит так:

Мыслительные формы Тип текстовой формы Позиция говорящего (пишущего)

Восприятие в пространстве Описание Ориентация на расположение предмета коммуникации в пространстве

Восприятие во времени Повествование Ориентация на расположение предмета коммуникации во времени

Понимание Объяснение Ориентация на образование представлений

Суждение Аргументация, рассуждение Ориентация на отношения между понятиями и представлениями

Планирование Инструктирование Ориентация на осуществление действий

Итак, описание – это перечисление признаков, свойств предмета; повествование – рассказ о событиях во временной последовательности; рассуждение – исследование предмета или явления, раскрытие их внутренних признаков, доказательство определенных положений; инструктирование – рекомендации к действиям. Примерно так и учили старинные риторики: повествование занимается действием, описание – предметом, рассуждение – отношением предметов и действий.

9.

Авторская модальность. Образ автора

Как ни важно изучение речевой организации текста (выявление основных единиц текста, способов изложения), это изучение не может оказаться полным и адекватным, если оставить без внимания такое важное для текстообразования и текстовосприятия понятие, как авторская модальность, скрепляющая все единицы текста в единое смысловое и структурное целое.

Модальность на уровне предложения-высказывания достаточно изучена и определяется обычно как категория, выражающая отношение говорящего к содержанию высказывания (субъективная модальность) и отношение последнего к действительности (объективная модальность). В первом случае модальность создается специфическими модальными словами, частицами, междометиями (к счастью, к сожалению, увы, ведь и др.); во втором случае модальность создается прежде всего формами наклонения глаголов и словами, выражающими значение утверждения, возможности, пожелания, приказания и др. Объективная модальность, по сути, отражает, как говорящий (автор) квалифицирует действительность – как реальную или ирреальную, возможную, желаемую и др. Таким образом, модальность реализуется на лексическом, грамматическом и интонационном уровне.

Однако категория модальности может быть вынесена за пределы предложения-высказывания – в текст и речевую ситуацию[1]. Тогда прагматика данной категории значительно расширяется и на передний план выдвигается сам акт коммуникации, т.е. взаимоотношения автора и читателя.

Восприятие личности автора через формы ее воплощения в тексте – процесс двунаправленный. Он сориентирован на взаимоотношения автора и читателя. Модальность текста – это выражение в тексте отношения автора к сообщаемому, его концепции, точки зрения, позиции, его ценностных ориентации, сформулированных ради сообщения их читателю.

Эта авторская оценка изображаемого всегда связана с поиском адекватных способов выражения. Способы выражения этого отношения и оценки могут быть различными, избирательными для каждого автора и разновидности текста, они мотивированы и целенаправлены. Над выбором этих способов всегда, таким образом, стоит какая-то неречевая задача, реализация которой и создает свою модальность текста. Общая модальность как выражение отношения автора к сообщаемому заставляет воспринимать текст не как сумму отдельных единиц, а как цельное произведение. Такое восприятие основывается не на рассмотрении качеств отдельных речевых единиц, а на установлении их функций в составе целого. В таком случае личностное отношение автора воспринимается как «концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур...» (В.В. Виноградов).

Таким образом, текст нельзя понимать узко, только как формальную организацию тема-рематических последовательностей (сочетание высказываний). Текст действительно состоит из этих последовательностей, но он есть нечто большее: текст есть единство формальных и содержательных элементов с учетом целевой установки, интенции автора, условий общения и личностных ориентации автора – научных, интеллектуальных, общественных, нравственных, эстетических и др.

С категорией модальности тесно связано понятие «образа автора» – конструктивного признака текста. Это понятие давно известно филологической науке. Особенно много внимания уделил его раскрытию В.В. Виноградов еще в 30-е годы XX в. Многие обращались к этому понятию, однако до сих пор полной ясности здесь нет.

Понятие «образ автора» высвечивается при выявлении и вычленении других понятий, более определенных и конкретных – производитель речи, субъект повествования. Вершиной этого восхождения и оказывается образ автора. Производитель речи – субъект повествования – образ автора – такая иерархическая расчлененность помогает постижению сущности искомого понятия, т.е. образа автора. Первое понятие в этом ряду – производитель речи (реальный производитель речи) – вряд ли вызывает разные толкования. Это очевидно: каждый текст, литературное произведение создается, «творится» конкретной личностью. Любая статья в газете, очерк, фельетон; любое научное сочинение, так же как и художественное произведение, кем-то пишется, иногда в соавторстве (например, И. Ильф и Е. Петров и др.).

Однако реальный автор (производитель речи), приступая к написанию, имеет определенную цель или задание: либо сам себе ставит эту задачу, либо получает ее извне (например, корреспондент газеты). С этого момента начинается творчество: под давлением жизненного материала (идеи, содержания, которые уже сложились в сознании, в воображении) автор ищет, нащупывает соответствующую ему форму, т.е. форму представления этого материала. Как писать? Выявляя свое личностное начало или скрывая его, отстраняясь от написанного, будто бы это вовсе и не его, автора, создание. Журналисту, пишущему передовую, например, забот в этом смысле мало – он должен так организовать свое писание, чтобы создалось впечатление, что не он и писал: это представление мнения редакции (избираются соответствующие речевые формы отстраненности от своего текста). Автор научного сочинения часто прячется за скромное «мы» (мы полагаем; нам представляется и т.д.) либо вообще избегает какого-либо указания на связь со своей личностью, используя безличностную форму представления материала. Так, с точки зрения автора, создателя текста, усиливается степень объективности излагаемого мнения. Третья категория ученых не прячет своего «я» и часто в таком случае словно ищет оппонента своему мнению. Даже любой официальный документ имеет своего непосредственного создателя, однако он, в смысле формы представления, полностью отстранен от своего текста. Так через форму представления создается субъект повествования (непосредственное «я», коллективный автор, отстраненный и т.д.). И непосредственный автор (субъект, от имени которого предлагается текст) каждый раз предстает то как автор-повествователь, то как автор-описатель, то как автор-«объяснитель» и др. «Форма авторства» всегда есть категория искомая. Только в одних случаях эти поиски выливаются в сложный творческий процесс, как, например, в художественной литературе, а в других – он в большей степени предопределен жанром и типом текста, как, например, в научном и тем более официальном тексте.

Наиболее сложными, мучительными оказываются поиски формы представления субъекта повествования, естественно, в художественном произведении. Здесь производитель речи, реальный автор (писатель), буквально оказывается в тисках: на него давит избранный соответственно его интересу жизненный материал, желание найти максимально яркую и убедительную форму его воплощения, свое нравственное отношение к событию, видение мира, наконец, он не может освободиться от своих пристрастий.

11.

Типология текста, несмотря на свое центральное положение в общей теории текста, до сих пор еще разработана недостаточно. Не определены еще общие критерии, которые должны быть положены в основу типологизации. Объективно это объясняется многоаспектностью и потому сложностью самого феномена текста, субъективно – сравнительно небольшим периодом разработки проблем текста, когда они стали слагаться в общую теорию. Главная трудность заключается в том, что при текстовой дифференциации неправомерно исходить из какого-либо одного критерия, слишком зыбко такое основание для строгой классификации.

Понятие «тип текста» в настоящее время принято как рабочий термин в современных исследованиях по теории текста, в частности в лингвистике текста. Обозначает он эмпирически существующие формы манифестации текстов. Расхождения в толковании понятия «тип текста» еще достаточно велики. Оно трактуется то слишком узко, то слишком широко (например, кулинарный рецепт как тип текста и перевод как тип текста).

Не вдаваясь во все сложности дискуссий по этому поводу и противоречивость мнений, можно все-таки на основании накопленных наукой данных постараться наметить основные критерии для разграничения различных манифестаций текстов.

Ясно, что эти критерии должны слагаться из ряда показателей и охватывать по крайней мере главные признаки текста: информационные, функциональные, структурно-семиотические, коммуникативные.

Каждый из данных подходов способен стать основанием для соответствующей классификации. Объединенные же вместе, они создают известные трудности: каждый реальный текст должен теоретически выявить свой собственный, отличный от других признак по каждому из этих оснований. Такая «идеальная» и непротиворечивая классификация затруднительна, поскольку сходства и различия признаков могут комбинироваться по-разному: например, сходству информационных качеств могут резко противостоять качества коммуникативные и т.п. Выбор критериев типологизации осложняется и тем, что один и тот же текст может быть отнесен к различным группам из-за своей собственной многоаспектности: по одному критерию он войдет в одну группу текстов, по другому – в другую.

При ориентации на разные критерии можно в первичной дифференциации остановиться на делении «научные и ненаучные тексты»; «художественные и нехудожественные тексты»; «монологический и диалогический тексты»; «моноадресатный и полиадресатный тексты» и др. Каждое из этих делений реально существует, но с точки зрения общей и единой типологии они некорректны: например, художественный текст, с одной стороны, попадет в группу ненаучных, а с другой – одновременно в группы монологических и диалогических.

12. Типология дискурса

При изучении дискурса, как и любого естественного феномена, встает вопрос о классификации: какие типы и разновидности дискурса существуют. Самое главное разграничение в этой области – противопоставление устного и письменного дискурса. Это разграничение связано с каналом передачи информации: при устном дискурсе канал – акустический, при письменном – визуальный. Иногда различие между устной и письменной формами использования языка приравнивается к различию между дискурсом и текстом, однако такое смешение двух разных противопоставлений неоправданно.

Несмотря на то, что в течение многих веков письменный язык пользовался большим престижем, чем устный, совершенно ясно, что устный дискурс – это исходная, фундаментальная форма существования языка, а письменный дискурс является производным от устного. Большинство человеческих языков и по сей день являются бесписьменными, то есть существуют только в устной форме. После того как лингвисты в 19 веке признали приоритет устного языка, еще в течение долгого времени не осознавалось то обстоятельство, что письменный язык и транскрипция устного языка – не одно и то же. Лингвисты первой половины 20 века нередко считали, что изучают устный язык (в положенном на бумагу виде), а в действительности анализировали лишь письменную форму языка. Реальное сопоставление устного и письменного дискурса как альтернативных форм существования языка началось лишь в 1970-е годы.

Различие в канале передачи информации имеет принципиально важные последствия для процессов устного и письменного дискурса. Во-первых, в устном дискурсе порождение и понимание происходят синхронизировано, а в письменном – нет. При этом скорость письма более чем в десять раз ниже скорости устной речи, а скорость чтения несколько выше скорости устной речи. В результате при устном дискурсе имеет место явление фрагментации: речь порождается толчками, квантами – так называемыми интонационными единицами, которые отделены друг от друга паузами, имеют относительно завершенный интонационный контур и обычно совпадают с простыми предикациями, или клаузами (clause). При письменном же дискурсе происходит интеграция предикаций в сложные предложения и прочие синтаксические конструкции и объединения. Второе принципиальное различие, связанное с разницей в канале передачи информации, – наличие контакта между говорящим и адресатом во времени и пространстве: при письменном дискурсе такого контакта в норме нет (поэтому люди и прибегают к письму). В результате при устном дискурсе имеет место вовлечение говорящего и адресата в ситуацию, что отражается в употреблении местоимений первого и второго лица, указаний на мыслительные процессы и эмоции говорящего и адресата, использование жестов и других невербальных средств и т.д. При письменном же дискурсе, напротив, происходит отстранение говорящего и адресата от описываемой в дискурсе информации, что, в частности, выражается в более частом употреблении пассивного залога. Например, при описании научного эксперимента автор статьи скорее напишет фразу: Это явление наблюдалось только один раз, а при устном описании того же эксперимента с большей вероятностью может сказать: Я наблюдал это явление только один раз.

Несколько тысячелетий назад письменная форма языка возникла как способ преодолеть расстояние между говорящим и адресатом – расстояние как пространственное, так и временное. Такое преодоление стало возможно лишь при помощи особого технологического изобретения – создания физического носителя информации: глиняной дощечки, папируса, бересты и т.д. Дальнейшее развитие технологии привело к появлению более сложного репертуара форм языка и дискурса – таких, как печатный дискурс, телефонный разговор, радиопередача, общение при помощи пейджера и автоответчика, переписка по электронной почте. Все эти разновидности дискурса выделяются на основе типа носителя информации и имеют свои особенности. Общение по электронной почте представляет особый интерес как феномен, возникший 10–15 лет назад, получивший за это время огромное распространение и представляющий собой нечто среднее между устным и письменным дискурсом. Подобно письменному дискурсу, электронный дискурс использует графический способ фиксации информации, но подобно устному дискурсу он отличается мимолетностью и неформальностью. Еще более чистым примером соединения особенностей устного и письменного дискурса является общение в режиме Talk (или Chat), при котором два собеседника «разговаривают» через компьютерную сеть: на одной половине экрана участник диалога пишет свой текст, а на другой половине может видеть побуквенно появляющийся текст своего собеседника. Исследование особенностей электронной коммуникации является одной из активно развивающихся областей современного дискурсивного анализа.

Помимо двух фундаментальных разновидностей дискурса – устной и письменной следует упомянуть еще одну: мысленную. Человек может пользоваться языком, не производя при этом ни акустических, ни графических следов языковой деятельности. В этом случае язык также используется коммуникативно, но одно и то же лицо является и говорящим, и адресатом. В силу отсутствия легко наблюдаемых проявлений мысленный дискурс исследован гораздо меньше, чем устный и письменный.

Более частные различия между разновидностями дискурса описываются с помощью понятия жанра. Это понятие первоначально использовалось в литературоведении для различения таких видов литературных произведений, как, например, новелла, эссе, повесть, роман и т.д. М.М. Бахтин и ряд других исследователей предложили более широкое понимание термина «жанр», распространяющееся не только на литературные, но и на другие речевые произведения. В настоящее время понятие жанра используется в дискурсивном анализе достаточно широко. Исчерпывающей классификации жанров не существует, но в качестве примеров можно назвать бытовой диалог (беседу), рассказ (нарратив), инструкцию по использованию прибора, интервью, репортаж, доклад, политическое выступление, проповедь, стихотворение, роман. Жанры обладают некоторыми достаточно устойчивыми характеристиками. Например, рассказ, во-первых, должен иметь стандартную композицию (экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка) и, во-вторых, обладает некоторыми языковыми особенностями: рассказ содержит каркас из упорядоченных во времени событий, которые описываются однотипными грамматическими формами (например, глаголами в прошедшем времени) и между которыми есть связующие элементы (типа союза потом). Проблемы языковой специфики жанров разработаны пока недостаточно. В исследовании американского лингвиста Дж. Байбера было показано, что для многих жанров выделить устойчивые формальные характеристики весьма затруднительно. Байбер предложил рассматривать жанры как культурные концепты, лишенные устойчивых языковых характеристик, и дополнительно выделять типы дискурса на основе эмпирически наблюдаемых и количественно измеримых параметров – таких, как использование форм прошедшего времени, использование причастий, использование личных местоимений и т.п.

2.5 Взаимоотношения текста и дискурса

В начале 70-х была предпринята попытка дифференцировать категории текст и дискурс. Дискурс предполагалось трактовать как «текст плюс ситуация», а текст, соответственно, определялся как «дискурс минус ситуация». Некоторые трактуют дискурс как подчеркнуто интерактивный способ речевого взаимодействия, в противовес тексту, обычно принадлежащему одному автору, что сближает данное противопоставление с традиционной оппозицией диалог-монолог. Во многих функционально ориентированных исследованиях прослеживается тенденция к противопоставлению дискурса и текста по ряду оппозитивных критериев: функциональность / структурность, процесс / продукт, динамичность/ статичность и актуальность / виртуальность. Соответственно, различаются структурный текст-как-продукт и функциональный дискурс-как-процесс.

Текст в речи на современном этапе принято обозначать термином «дискурс» (discjurs фр. – «речь»). Лингвистический энциклопедический словарь определяет данное понятие следующим образом: «Дискурс – связный текст в совокупности с экстралингвистическими – прагматическими, социокультурными, психологическими факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах). Дискурс – это речь, «погружённая в жизнь». Поэтому термин «дискурс», в отличие от термина «текст», не применяется к древним и др. текстам, связь которых с жизнью не восстанавливается непосредственно»

Дата добавления: 2015-09-05