Special story

Вона носила квіти в волоссі,
І ними грався він і ще вітер.
Здавалося, давно вже дорослі,
Але кохали щиро, мов діти.
Відчинені серця, щирі очі,
Таких не так багато є в світі.
Лилися сльози щастя щоночі,
Обіцянки назавжди любити.
Будиночок на розі двох вулиць,
Паркан, плющем осіннім завитий.
Здавалося, дощі схаменулись,
Здавалося, завжди буде літо.
Лише один дзвінок телефону
І варто тільки їм захотіти
Повіяло теплом з-за кордону,
А отже, неодмінно летіти.

Не обіцяй назавжди,
Не обіцяй навічно,
Де твоє моє завтра,
У скронях вітер свище.
Не обіцяй навіщо,
Не обіцяй, не треба,
Залежить час найближчий,
Та не завжди від тебе.

І раптом все змінилось навколо:
Проблеми, ціни, сни, сподівання.
Роз’їхалися, як діти в школу,
Що першим було — стало останнім.
Їй у Варшавські спальні райони,
Йому Москву бетоном залити,
Але кохання у таксофонах
Приречене недовго прожити.
Куди ведуть строкаті дороги?
Чому ви заблукали у світі?
Вас сотні, тисячі, вас мільйони
В Ізраїлі, Канаді, на Кріті.
Є спогади про те, як було все,
Надії є на те, як все буде.
Нас доля стрімко течією несе,
Бо ми є не титани, ми люди...

Бумбокс — Квіти в волоссі

Женя.
«Избалованному мальчику надоели старые игрушки, и он нашел себе новую. Этой игрушкой стала новенькая академия, построенная как раз для таких, как он. Но там, в обществе себе подобных, ему быстро надоело, поэтому он решил перевестись в класс для простых деток и поиграться в их песочнице. Добрые, всепрощающие родители были не против, вот и разрешили любимому мальчику туда пойти. Там он встретил симпатичного мальчика и, так как был бисексуалом, решил сделать того мальчика своим парнем. Симпатичный мальчик заупрямился, но тот не сдавался и достал своего будущего парня так, что даже занялся с ним сексом».

Занимательная сказочка, да вот совсем не про меня. Если бы…

Да, не спорю, у меня была нормальная семья… лет так до десяти. Потом отец ушел к другой женщине, а мать начала планомерно сходить с ума. И это не фигура речи, она действительно сходила с ума, сначала закатывая истерики, потому что я был похож на Него.

«Просто копия», — кричала она, запуская дорогую фарфоровую посуду в стенку, а после и называя меня Его именем, обвиняя во всех грехах. На мои робкие предложения вызвать на дом психолога давала хлёсткие пощёчины и орала, что я хочу упечь её в психушку, подальше от себя. Прислуга увольнялась максимум через неделю, неизменной оставалась только няня, присматривающая за мной ещё с моего детства. Скорей всего, ей просто совесть не позволяла оставить меня один на один с человеком, когда-то называющимся моей матерью.

Я прятался от её криков на чердаке, хорошо хоть особняк был просто огромным. Отец начислял алименты на мою кредитную карту, а сумма была ой какая немаленькая. Но это не спасало, и приходилось тайком сбегать из дома, не появляясь там неделями. Один такой раз я вышел на клуб «Вспышка». Секьюрити долго подозрительно осматривали тринадцатилетнего мальчишку, но уверенная ослепительная улыбка и немаленькая купюра, зажатая в пальцах, сделали своё дело. Насчёт улыбки — это не лесть или самовлюбленность, никогда не замечал за собой такой привычки, я просто знал, что выгляжу привлекательно и старше своих лет, чем неоднократно пользовался.

Потом пошли слушки о необычной школе для необычных и богатеньких деток. Можно, конечно, было воспользоваться денежной привилегией, но что-то внутри протестовало. Слишком уж пафосными были физиономии тех, пришедших для проверки знаний в «Синие» классы. Поэтому я попробовал поступить к «Зелёным». Но что у меня было для этого — да ничего совершенно, разве что любовь к футболу, как-то сама собой появившаяся лет в десять. Я совершенно не рассчитывал, что меня возьмут, однако, как ни странно, всё прошло отлично, и я старался сделать всё, чтобы кто бы это ни был, но он не пожалеет о своём решении.

Так в учёбе прошло два года. А потом я увидел его — вроде бы обычного, но что-то в нём манило и притягивало к себе, так что я включил обаяние на всю катушку. Странным было то, что он среагировал совсем не так, как я ожидал, не было ни ответной улыбки, ни дружелюбного рукопожатия, только хмурый взгляд карих глаз и выражение лица типа «Меня все достали».

«Ну, не хочет — и не надо», — подумал я и отвернулся, теряя интерес. Почти теряя, так как после этого услышал за спиной облегчённый выдох. И что же я сделал не так, шатенчик?

В этом году меня выбрали в помощь вместо персонала — это была своеобразная привилегия лучшим по теории, хотя не пойму до сих пор, что тут хорошего. И нужно было повести их на сдачу сначала теории, а потом и практики. Что я и сделал, а потом не смог не улыбнуться, увидев, что Миша (как представился парень) делает задания точно таким же способом, что и я, — сначала сдаёт самые лёгкие, которые можно сделать быстро, хотя бы то, что знаешь, а потом и браться за сложные. Он даже, как и я когда-то, сделал первым алгебру, пусть не самую легкую, но в начале ещё хотя б мозги варят, перерыва-то нет — тут теория всегда была чем-то вроде упражнения на выносливость.

И в конце, когда остался только он, мне захотелось познакомиться поближе. Конечно, с моим-то характером я тут же предложил ему нечто сумасшедшее: «Будешь моим парнем?» Не знаю, как бы отреагировали на это нормальные натуралы, но он сразу же неинтеллигентно попытался дать мне в глаз. Хорошо, что только попытался, а не дал, ибо перспектива стать пандой наполовину меня совсем не прельщала. Я только чудом уклонился, но от парня всё равно не отстал, не в моих это принципах, как говорится: «Бьёшь — добивай, бьют — выёбывайся до последнего». А когда была практика, тщательно пытался понять, чем же этот мальчишка смог меня зацепить, — не спорю, фигура спортивная, на девчонку не похож, разве что ростом маленький, но, думаю, последнее поправимо, какие наши годы. Коричневые волосы с какой-то рыжинкой, так что издалека кажется, будто они мелированные. Он стоял спиной, поэтому глаз я не видел, но они запомнились мне надолго. Поначалу, самые обычные, но такие чистые и пронзительные, что хочется первым отвести взгляд. Однако всё равно у него слишком скверный характер. Так что же?..

Обдумывая это, я продолжал флиртовать с Виолеттой — отличницей, старшей меня на год. И когда шатен обернулся, меня всё-таки пробило на небольшую пакость - с улыбкой одними губами прошептал: «Будешь моим парнем?» — на что он только закатил глаза, отвернувшись. А я неожиданно для себя рассмеялся, находя этот жест очень даже милым. Да, этот Миша вообще забавная личность… и удары у него четкие.

Последующие наши отношения были довольно странные — он мне нравился, вот просто до безумия нравился. Нравились его глаза, нравились волосы, тело, жесты, голос, в общем, всё, что даже косвенно было с ним связано. Но, вместо того чтобы завоевать его доверие, дружбу, может, даже любовь, что-то внутри заставляло меня вести себя как идиот, постоянно насмехаться и раз за разом делать попытки вырвать Мишу из этого одинокого безразличия. Просто я знал, что так надо. Единственное, что меня бесило, — это сигареты. Нет, не скажу, чтобы я был против, но в таком количестве, по-моему, слишком. И если в первый раз я вырвал сигарету чисто ради издевательства (за что, кстати, и получил по зубам), то, когда стал его соседом, видя, сколько бычков каждый вечер появлялось в самодельной пепельнице, принялся за дело всерьёз. Да, первая отрицательная для меня черта в нём – это никотиновая зависимость. А вторая, и, кстати, последняя, — секреты. Сколько бы я ни спрашивал про его прошлую жизнь, родителей, друзей, всегда получал одно и то же: «Отвяжись уже, а!» И никто: ни Владимир Григорьевич, ни Слава, с которыми я познакомился, когда Нишовский заболел, ни кто-либо из нашего класса — ничего об этом не знал.

И всё-таки, ладно, признаюсь, сначала для меня это было просто игрой. Мишка — жертва, я — охотник. Хотя переселение из дома и вправду вышло случайным… почти случайным. Захотелось сменить обстановку, пожить с кем-нибудь, желательно с каким-нибудь симпатичным мальчиком. Подобрать мне домик с такими критериями я попросил одну знакомую. Она та ещё перфекционистка и трудоголик.

Даже не помню, в какой момент я влюбился в этого противоречивого мальчишку, по-другому Мишку не назвать — временами хмурый, молчаливый, а уже через секунду в глазах такие мягкость и страсть, что хочется плавиться под этим взглядом, никогда не отпуская из своих объятий.

Я снова попробовал разузнать о его прошлом, но уже с большей настойчивостью, даже Калошина спросил. Но он, против обычного, не смерил меня презрительным холодным взглядом, а задумался, под конец признавшись, что и сам толком ничего не знает, так только - Миша переехал где-то в начале лета в дедов дом. Ни про родственников, ни про какие-то события до этого никто не знал, что было по меньшей мере странно. Может, я эгоист и собственник, но терпеть не могу тайны, поэтому сам пытался их узнать, нарываясь на совершенно разную реакцию.

То, что было в первый раз, испугало меня до кончиков пальцев — он просто впал в какую-то прострацию. В такую же впадала мать после самых сильных её истерик. Хотя тут я сам виноват — видел же, он почти готов сорваться, будучи на грани равновесия. Отчасти мне это даже льстило — вроде бы только я смог добиться такого эффекта. Идиотом был ещё каким, поэтому и вёл себя, как мразь распоследняя, не понимая, что творится в душе соседа на самом деле.

Последним шагом было то, что я выдохнул в его губы сигаретный дым. После этого он осел на пол и посмотрел на меня такими пустыми глазами, что я испугался. Его шепот походил на слова безумца, если бы был лишен смысла. Миша хотел остаться один. Но зачем? Из-за чего? Узнать мне так и не удалось.

Не понимаю, почему после того он меня вообще не выгнал к чертовой матери. Но именно благодаря тому, что не выгнал, я начал постепенно подбираться к нему, раз за разом переходя новые границы.

До сих пор помню это его: «Я боюсь, Жень. Я серьёзно боюсь». Он ведь не о сексе говорил, если бы о нём, я бы даже проверил, Мишка ли это на самом деле.

Тогда я сходил по нему с ума… Кому я вру, и сейчас схожу, только всё кончено. Вот так глупо и просто. Всего лишь одной фразой: «Да ладно тебе, ещё свидимся».

Дурак! Я бы ради него бросил всё! И этот чертов футбол с его чертовыми перспективами уехать в Америку и уже там стать, мать его, суперзвездой. Нужно ли мне это, когда рядом Он?

Ключ тебе верну,
И двери не открыться
Мне в свою страну.
Ты знаешь, я пришел проститься.
Это только дым,
И в нем нам не укрыться.
Пачка на двоих,
И по вискам стучит, проститься.
Солнце, отпусти меня.*

— Молодой человек, Вам плохо? — вырвал меня из воспоминаний чей-то голос.

— Что? — я поднял голову, фокусируя взгляд на женщине.

— Ох, Вы просто так сидите, будто Вам плохо, — она покачала головой, после указывая на автобус. — Вот, глядите, последний сейчас поедет, и всё тогда — ждите ещё час.

Да, мне плохо, чертовски плохо без Него. Какой идиот сказал, что эмоциональная боль длится не больше двенадцати минут? Как я буду без Него? Без Мишки с его тёплым, согревающим присутствием? Без его мягкой, иногда смущённой улыбки, его рук, последнее время всё чаще выпачканных краской, его глаз и их прямого, честного выражения? Без его дома, ставшего уже почти моим? Без его псин, которых я, как и Он, давно стал различать? Без слова «нас», означающего, что я теперь не сам, не один? Как мне быть без Его слов, помогающих понять, где правда, а где ложь? Он ведь никогда мне не солжет, не сможет, да и не станет. Может промолчать, не договорить, но солгать — никогда…

Ну ладно, пока,
Мне в облака.
Я знаю о том,
Что будет потом.
После дождя, я.*

— Пусть едет, мне всё равно, — безэмоционально отозвался я, снова погружаясь в воспоминания.

Когда я первый раз увидел, как он рисует, то застыл, как вкопанный.

«С таким выражением не рисуют, с таким выражением занимаются сексом», — тогда подумалось мне.

Слишком эротично, слишком откровенно, слишком чувственно и явно не предназначено для чужих глаз. Моих в том числе.

И это действительно выглядело невероятно красиво. Его глаза были затуманены и мечтательно прикрыты, будто смотря сквозь холст. Губы покраснели из-за покусываний, а вторая, свободная, рука придерживала холст, при этом в пальцах зажимая сигарету, которой парень время от времени затягивался, выпуская дым вверх.

Иногда он машинальным движением засовывал карандаш за ухо, беря вместо него ластик.

Щенки уже тогда забежали в комнату, пытаясь забраться то ли на кровать, то ли под неё, но Он их не замечал. Как и меня, чему я очень обрадовался.

За всё пребывание в его доме мне только два раза удалось увидеть, как он рисует. Первый — тогда, а второй вчера вечером, перед тем, как я ушел, трусливо оставив коротенькую записку. Хах, уверен, он даже вздохнул с облегчением, что я уехал, теперь ведь никто не будет его троллить.

Ведь я правда постоянно напрягал Мишку, а помог всего раз — когда к нему «прилипла» Юля. В принципе, ничего бы особенного и не случилось, но всё равно я с трудом сохранил невозмутимое выражение, прежде чем вспомнил, что, в отличие от меня, мой сосед полный гей и на девушек у него не встаёт. Тогда я принял удар на себя, отцепив девчонку и затянув её в поцелуй. Мне всегда говорили, что целуюсь я классно, и вот теперь это пригодилось, так как та сразу же переключилась с него на меня. Мишка сразу же поспешил сбежать, провожаемый моим насмешливым взглядом, в котором всё-таки проскользнуло облегчение.

После я ограничился только поцелуями, так как прекрасно знал и её братьев, и отца, от которых мне бы нехило попало. В прошлом мы часто пересекались, когда я впервые увидел их в нашем с Нишовским доме, ну очень удивился, еле заставив близнеца замолчать, оттащив его во двор. Там мы и договорились, что мой одноклассник ничего не узнает. Не понимаю, почему, но вместо ехидного ответа близнец только серьёзно кивнул, пообещав, что ни он, ни другие и словом не обмолвятся…

Алою водой
На кухне не напиться.
Я дышал тобой,
Но, знаешь, нам пора проститься.
Солнце, отпусти меня.*

Я поднял голову, смотря, как уезжает автобус.

Руки автоматически зашарили по карманам штанов в поисках сигарет. Их там не оказалось, наверное, забыл дома. А дома ли?

Встаю, вызывая такси.

Нет, я не выключил телефон, не выкинул СИМку, надеясь, что он позвонит. Не позвонил, а значит…

Контакт. Миша. «Удалить номер?» «Да». И теперь уже бесповоротно. Из памяти сотрутся цифры и его голос.

— Пусть сейчас это слишком больно, но потом, — смешок. — «После дождя»…

Я и так слишком задержался в этом месте.

Ну ладно, пока,
Мне в облака.
Я знаю о том,
Что будет потом.
После дождя, я.*

*KIT-I — «После дождя».

Конец второй части.

Дата добавления: 2015-09-05