Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

В эпоху Возрождения господствующей становится страсть к точному измерению

Естественная магия камеры-обскуры предвосхитила Голливуд в превращении зрелища окружающего мира в потребительский товар, упакованный в рамку | Рукописная культура не знала авторов и публики в том смысле, в каком они были созданы печатной культурой | Лишь более чем через два столетия после изобретения книгопечатания авторы прозаических сочинений научились выдерживать единый тон или единую позицию на протяжении всего текста | Интерфейс» Ренессанса оказался зоной контакта средневекового плюрализма, с одной стороны, и современной гомогенности и механистичности, с другой, — формула скорости и изменения | Рабле рисует перспективу будущего печатной культуры как потребительского рая прикладного знания | Пресловутый «материализм» Рабле есть не что иное, как кильватер уходящей рукописной культуры | Книгопечатание как первый случай механизации ремесла — пример не просто нового знания, а прикладного знания | Человеческое мышление всегда оказывается в затруднении в начальный период интериоризации любой технологии, придуманной и реализованной на практике самим же человеком | С Гутенбергом Европа вступает в технологическую фазу прогресса, когда изменение как таковое становится архетипической нормой жизни общества | Прикладное знание в эпоху Ренессанса приняло форму перевода слухового в визуальные термины, а пластического — в форму образа на сетчатке |


Читайте также:
  1. IV. СЛОВО СТАНОВИТСЯ ЖИВЫМ
  2. IV. Слово становится живым
  3. VIII. Что за упразднением первого плотского обрезания постановится второе — духовное
  4. АРХЕТИП МИРОВОГО ПРАВИТЕЛЯ И ПРОЦЕСС ВСЕОБЩЕГО ВОЗРОЖДЕНИЯ
  5. Близость с тем или иным родителем становится явной во время расстановки
  6. Боже мой! Ты погляди – хоть страсть и грешная, а какая она сильная!

Если отец Онг своей работой о Рамусе помог нам увидеть, что объединяет средневековых логиков и купцов эпохи Возрождения, то благодаря Джону У.Нефу становится понятной связь между ренессансной наукой и торговлей. Его книга «Культурные основания индустриальной цивилизации» представляет собой исследование тенденции к квантификации и прежде всего в мире коммерции.

Как мы уже упоминали, позднее средневековье было одержимо духом строгого разделения функций и их перевода на язык визуального количества, что в конечном счете внесло свой вклад в механизацию ремесла писца. Увлече-

163 Charles P.Curtis, It's Your Law, pp.65-6.

ние дихотомиями и различениями перешло, как указывает

Неф, из схоластики в математику (р.4, 5):

Само отделение науки от веры и этики от искусства, столь характерное для нашего времени, заложено уже в фундаменте индустриального мира. В письме, предназначенном для Ферма и посланном отцу Мерсенну в 1637 году, Декарт замечает, что великий тулузский математик, по-видимому, полагал, что «когда я говорил, что нечто можно принять на веру, то имел в виду, что оно вероятно. Но дело обстоит далеко не так: все, что лишь вероятно, я рассматриваю почти как ложное...». Такая позиция означала, что за истинное принимается только то, что поддается контролю посредством осязаемых и во все большей степени поддающихся измерению доказательств, т.е. в терминах математического доказательства, которые берут свое начало от суждений, искусственно вычлененных из действительного жизненного опыта. Но поскольку невозможно — и, по-видимому, первым это признал Паскаль — представить такого рода осязаемые доказательства и добиться такого рода согласия в вопросах веры, нравственности, красоты, то истины религии, моральной философии и искусства превратились в предмет скорее частного мнения, чем всеобщего знания. Поэтому их воздействие на современный мир носит непрямой характер, хотя это не значит, что оно менее существенно, чем воздействие науки.

Именно искусственное отделение мыслительных форм в целях гомогенности и позволило Декарту и его времени достичь чувства достоверности. Развитие книгопечатания вело ко все большему ускорению информационных потоков, что в свою очередь сформировало новый характер чувственности. По словам Нефа (р.8):

В течение ста лет после смерти Рабле в 1553 г. точное время, точные количества, точные расстояния играли все большую и большую роль как в частной, так и в общественной жизни людей. Один из самых впечатляющих примеров возрастающего стремления к точности — введение римской церковью более точного календаря. На всем протяжении эпохи средневековья люди измеряли течение времени на основе расчетов, сделанных до

падения Римской империи. Даже в эпоху Рабле все еще использовался Юлианский календарь 325 г. н.э.

Благодаря развитию статистики в шестнадцатом веке произошло отделение экономики от общей социальной структуры:

В течение последующих восьмидесяти или около того лет европейцами владело стремление к более высокой степени точности измерения во множестве областей. Многие умы были захвачены неведомой дотоле страстью — сбором статистических данных и особенно статистикой темпов и показателей роста как средством экономической политики. Именно в этот период благодаря Бодену, Малину, Лафма, Монкретьену и Мену экономика впервые выделилась и стала отдельным предметом человеческого познания, независимым как от домашнего хозяйства, составляющего заботу каждого из нас в повседневной жизни, так и от моральной философии, необходимой всем нам для руководства нашей внутренней жизнью (р.10).

164 Walter Ong, «Ramist Method and the Commercial Mind», p. 165.

165 Как бы политик. — Прим. пер.

венную для него связь между новым искусством государственного управления и новыми техниками визуального наблюдения и организации действия:

Я склонен наблюдать,

Хоть в стороне живу и от меня

Далек стремительный поток событий,

Но я слежу за ним и отмечаю

Все важные дела и перемены —

Так, для себя; я знаю государств

Приливы и отливы.

Здесь и далее пер. И. Мелковой

Находясь в Венеции, сэр Политик спрашивает Перегрина:

Как! Вы пустились в путь,

Не зная правил путешествий?

Перегрин: Знал я Простейшие, которые преподал

По книжке мне учителишка жалкий (II, I).

Позднее, в IV акте, сэр Политик демонстрирует Перегрину свои методы каталогизации:

Сэр Политик: Поймите, сэр, что лук нам обойдется

Всего лишь в тридцать ливров... Перегрин: Ровно в фунт! Сэр Политик: Помимо водяных колес — о них,

Поверьте, сэр, я сам уж позабочусь.

Во-первых, проведу корабль меж двух

Кирпичных стен — их выстроит казна:

Я на одной холстину растяну,

На ней рассыплю половинки лука;

В другой пробью бойницы и просуну

Сквозь них кузнечные мехи; мехи же

В движение водою приведу, —

Из ста других — легчайший это способ.

Ведь луку свойственно, как вам известно,

Вбирать инфекцию; когда ж мехи

Погонят воздух на него, лук тотчас

Изменит цвет свой, если есть зараза,

А нет — останется таким, как прежде.

Все сразу станет ясно.

Перегрин: Ваша правда.

Сэр Политик: Жаль, нет с собой заметок.

Перегрин: Жаль и мне.

Но справились без них.

Сэр Политик: Будь я изменник

Иль захоти им стать, я показал бы,

Как мог бы я Венецию продать

Турецкому султану, несмотря

На их галеры...

Перегрин: Что вы говорите!..

Сэр Политик (ищет): При мне их нет.

Перегрин: Я этого боялся;

Да вот они.

Сэр Политик: Нет, это мой дневник,

В который заношу событья дня.

Перегрин: Взглянуть позвольте, сэр. Что в нем?

(Читает) «Notandum 166:

Ремень от шпор прогрызла крыса. Все же

Надел другой и вышел я. Но прежде

Через порог забросил три боба,

Купил две зубочистки и одну

Сломал немедленно при разговоре

С купцом голландским о ragion del stato 167.

Затем я мочениго уплатил

За штопку шелковых чулок. Дорогой

Приторговал сардинки, а затем

На площади Сан-Марко помочился».

Вот запись дипломата!

Сэр Политик: Не оставлю

Без записи ни одного поступка.

Перегрин: Как это мудро!

Сэр Политик: Почитайте дальше.

Становится понятным, зачем Сэмюэл Пипc вел именно такого рода дневник полстолетием позже. Для купца, макиавеллианца по убеждениям, это было формой дисциплины и точности в наблюдениях. И апология Яго в первой сцене «Отелло» для елизаветинской публики сразу же обличала в нем явного пройдоху такого же пошиба, что и Политик Вуд-Би:

166 Заслуживает быть отмеченным (лат.). — Прим. пер.

167 Дело государственной важности (ит.). — Прим. пер.

Успокойтесь.

На этой службе я служу себе.

Нельзя, чтоб все рождались господами,

Нельзя, чтоб все служили хорошо.

Конечно, есть такие простофили,

Которым полюбилась кабала

И нравится ослиное усердье,

Жизнь впроголодь и старость без угла.

Плетьми таких холопов! Есть другие.

Они как бы хлопочут для господ,

А на поверку — для своей наживы.

Такие далеко не дураки,

И я горжусь, что я из их породы.

Я — Яго, а не мавр, и для себя,

А не для их прекрасных глаз стараюсь.

Но чем открыть лицо свое — скорей

Я галкам дам склевать свою печенку.

Нет, милый мой, не то я, чем кажусь.

Пер. Б.Пастернака


Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 77 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Книгопечатание превращает язык из средства восприятия и познания в товар| Раскол между сердцем и умом, вызванный книгопечатанием, — это травма, переживаемая Европой со времени Макиавелли и до наших дней

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.011 сек.)