|
Виктор, через пятнадцать лет, ему шестьдесят – седые волосы, похудел – старый костюм висит на нем, как на вешалке. Ева не изменилась, ей тридцать лет, она в той же одежде. Для него время шло, для нее – остановилось.
ЕВА: Тебе жалко, что ты меня убил?
ВИКТОР: Да уж сколько времени прошло!
ЕВА: И сколько ты уже в тюрьме?
ВИКТОР: Состарился я, Ева.
ЕВА: Жалко тебе, что убил меня?
ВИКТОР: А ты знала, что умрешь?
ЕВА: В таком мотеле, дорогой, не отмечают день рождения. Нужно было идти в «Ритц». Ты мог сбросить меня с балкона. Несчастный случай. Или утопить в ванной, тромб в мозгу… А здесь ты сразу бросился им в глаза. Простыни не меняют, мебель старая, повсюду пыль, а мы так роскошно одеты… Глупо, Виктор, глупо…
ВИКТОР: Замолчи, Ева.
ЕВА: Жалко тебе, что ты меня убил? Пойдем, выпьем что-нибудь, дорогой.
ВИКТОР: А что есть?
ЕВА: Угадай!
ВИКТОР: Не знаю.
ЕВА: Вспоминай.
ВИКТОР: Забывать стал, Ева.
ЕВА: Шампанское! Мы тогда не допили… Правда, бокал только один. Я из горлышка буду… Помнишь, второй мы тогда разбили.
ВИКТОР: Плохо уже помню, Ева.
ЕВА: Да, да. Он у меня из рук выпал.
Наливает Виктору в бокал. Сама пьет из горлышка.
ЕВА: За тебя, Виктор.
ВИКТОР: И за тебя, Ева.
Чокаются. Пьют.
ВИКТОР: А ты не изменилась, Ева.
ЕВА: А почему ты меня именно так убил?
ВИКТОР: А как надо было?
ЕВА: Можно было застрелить из пистолета.
ВИКТОР: Это все равно.
ЕВА: А шея? Гляди, какая у меня шея! Вся синяя.
ВИКТОР: Ты же вернулась откуда-то с синяком?
ЕВА: Жалко тебе, что ты меня убил?
ВИКТОР: Жалко.
Ева нюхает кокаин. Виктор пьет.
ЕВА: Я завела себе любовника.
ВИКТОР: Зачем, Ева?
ЕВА: Молодой, красивый, кожа у него пахла корицей, и язык у него был как пламя.
ВИКТОР: Сейчас уже женат.
ЕВА: Скорее всего, дорогой.
ВИКТОР: Дети уже большие. Живот отпустил.
ЕВА: Со всеми так.
ВИКТОР: Давно нюхаешь?
ЕВА: Как нюхну, мне вроде полегче. Отпускает. А то все кошмары какие-то. Как будто я падаю в море. Меня глотает кит… Там две женщины. Занимаются любовью. Тяжело дышат, сопят… Конца-края нет. Темно. Я ищу их. А их нигде нет. Я ору: «Ненавижу сидеть в потемках, ненавижу сидеть в потемках» и превращаюсь в слезу, кит меня выплакивает, и я опять у нас дома… Мне всегда легче становится… И еще напоминает о моем любовнике.
ВИКТОР: Неужели обязательно все время вспоминать про него?
ЕВА: А ты еще ревнуешь, дорогой?
ВИКТОР: Ревную, Ева.
ЕВА: Жалко тебе, что меня убил?
ВИКТОР: Да перестань ты, наконец.
Пауза.
ВИКТОР: Что мне теперь делать?
ЕВА: Стареешь, дорогой.
ВИКТОР: Одиноко мне, Ева.
ЕВА: А чего бы тебе не покончить с собой, дорогой?
ВИКТОР: Как я покончу, Ева?
ЕВА: Бедный Виктор…
ВИКТОР: Можно было бы из пистолета.
ЕВА: Не больно будет?!
ВИКТОР: А тебе больно было, Ева?
ЕВА: Жалко тебе, что ты меня убил?
Затемнение.
Дизе, теперь ему 47 лет, у него темные волосы, темная борода, та же одежда, те же башмаки – бродяга. В руках у него чемодан.
ДИЗЕ: Вот так отдашь Богу душу, навсегда забытый и оплаканный двумя-тремя слезами какого-нибудь жалостливого сердца, которое, в сущности, оплакивает свои несчастья, а не твои похороны, скудные, как и все бедные похороны без родных и друзей, в погребальной процессии только бродячая собака, которая про каждого умершего думает, что это ее хозяин, которого она искала всю жизнь, и вместо погребальных труб и музыкантов в пропахших нафталином костюмах тебя оплачет эта собака, провоет пару раз и, не довыв, бросится к другому покойнику на катафалке с четырьмя черными лошадьми с белыми султанами, и собака бежит теперь за ним, забыв о тебе и думая, что новый – это и есть ее хозяин, а ты смотришь на все это и не можешь даже камень бросить и отогнать собаку, и тебе все это крайне обидно, и только тогда ты вдруг осознаешь, что ты всегда был одинок, и там, внизу, будешь один, и в отчаянии, устав от мыслей, ты проведешь там первую ночь, первую ночь в твоем новом доме; все спят, а ты тщетно пытаешься заснуть, и тебе страшно не хватает снотворного, например, Либриума; тебе постоянно будут нахваливать этот Либриум, все время твоего пребывания там, а сам ты будешь пытаться вспомнить, как вообще попал в это место…
Дизе садится на стул. Ставит чемодан на стол.
ДИЗЕ: У меня проблемы с зубами. От горячего болят. От холодного болят. В 47 лет и без зубов – это ужасно. Теперь только каша. Эх, Дизе, Дизе…
Открывает чемодан. Из него льется приятная, усыпляющая механическая музыка. Дизе тихо плачет. Рыдает. Хлюпает. Плачет громче… это длится долго…
Затемнение.
Дата добавления: 2015-09-04; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Петтинг. | | | Золотая свадьба. |