Глава 8. В этот раз глав всего две, и они меньше чем обычно

В этот раз глав всего две, и они меньше чем обычно. Вторую увидите завтра. Я не виноват, у меня курсовой. Да и вообще, я выставлю другие фики, думаю, это меня оправдывает.

- Это чудесно, Драко. Ты просто не можешь жить дальше, не подозревая о существовании такой красоты, - увлечённо щебетала она, пока мы взбирались по какой-то боковой лестнице на крышу.
- Да, это точно, - ответил я, заворожено глядя на неё.
Заметив мой взгляд, она смутилась, но мы уже вышли наружу, и она посмотрела на небо. Ветерок развевал её волосы, а их кончики нежно щекотали наши переплетённые пальцы. Я встал ей за спину и уверенно обнял за талию. Мне кажется, теперь руки на своем месте. Уже занялся закат, окрашивая небо в различные оттенки, начиная с серого и заканчивая ярко-красным, и в голову пришла мысль, что мы, скорее всего, смотримся очень гармонично благодаря расцветке, выбранной моей дорогой грязнокровочкой.
Последняя откинулась на меня, полностью расслабившись. И это движение было что-то вроде знака высшего доверия: стоит с бывшим врагом на краю огромного здания, отдавшись ощущениям близости с ним, и не боится, доверяет собственную жизнь. Сзади послышался чей-то звонкий смех, и мы резко обернулись. Справа от нас стояла девочка лет десяти с магловской колдокамерой, удивительно похожая на Грейнджер. Не внешне, скорее чем-то неуловимым в поведении: улыбкой, такой же наивной и открытой, любознательным взглядом и, судя по всему, такой же любовью к приключениям. Гриффиндорка быстро сориентировалась и, ненавязчиво убрав мои руки, пошла в сторону малышки.
- Эй, ты что тут делаешь одна? Где твои родители, тебе не страшно? Здесь слишком опасно. Пошли с нами вниз.
- Я просто фотографировала, - серьёзным и слегка надменным тоном сообщила девочка, совсем по-грейнджерски вскинув подбородок и сузив глаза. - Это вам, - и она с улыбкой протянула нам несколько фотографий, на которых были засняты мы с Гермионой, начиная с момента, как залезли сюда.
- Спасибо, - Грейнджер просияла. - А теперь мы просто спустимся. Ты же не хочешь, чтобы родные волновались?
- Почему вам можно здесь находиться, а мне нельзя? У вас нет родных, которые будут волноваться? – немного высокомерно проговорила девчонка, всё с тем же вызовом глядя в глаза Грейнджер.
Я увидел, как напряглась её спина, и мгновенно среагировал, приобняв Гермиону за плечи, поднимая её на ноги (она сидела на корточках, чтобы ребёнку было удобно смотреть на нее).
- Тебе никто не говорил, что спорить со взрослыми невежливо? – немного резковато ответил я.
Может, по грязнокровке и не было этого видно, но школьная вражда научила меня распознавать, когда слова её задевают. Показать слабость для Грейнджер – непозволительная роскошь. Даже сейчас она невозмутимо улыбалась малышке и дарила ей тепло своих глаз – причём абсолютно искренне!
- Простите, мисс, я не хотела Вас обидеть, - стушевалась мини-Грейнджер.
- Да нет, всё отлично, не волнуйся! Пойдём? – и Гермиона протянула ей свою руку.
Та несмело улыбнулась и взялась за нее. Я пошёл первым и помог обеим спуститься. Выходя из здания небоскрёба, мы оживлённо говорили о какой-то ерунде, девочка шла посередине, а мы взяли её за руки с двух сторон. Незнакомая бабка начала причитать, какая мы красивая молодая семья, на что я пробурчал что-то о старых маразматиках, сбежавших из дома престарелых, и бабуля сразу перестала умиляться. На улице к девочке подбежал какой-то мужчина и порывисто обнял её, как самое дорогое в жизни.
- Вот почему она такая вредная. Он же её балует! – тоном, каким, скорее всего, раньше кричали «Эврика!», провозгласил я. Гермиона окинула меня презрительным взглядом.
- Он не балует её, просто очень сильно любит. У маглов так принято, - важно ответила она и полностью повторила мимику мини-Гермионы. Я улыбнулся, заметив такое забавное сходство.
- Можно с Вами сфотографироваться? – в самый неподходящий момент влезла мелкая.
- Конечно. Меня зовут Гермиона, а это Драко, - приветливо ответила Грейнджер.
- Кэролайн. А моего папу зовут Бенджамин.
- Очень приятно. Большое спасибо, что привели мою дочь. Она - единственная, для кого я живу после смерти жены. Не представляю, чтобы со мной стало, случись с ней что-нибудь, - покачал головой папаша.
«Куда же вы тогда смотрели, пока она на крышу забиралась?» - хотел было спросить я, но вовремя прикусил язык.
Ссориться с Гермионой совершенно не хотелось.
- Понимаю. Ну что, фото на память, и мы пошли? – вместо этого сказал я. Общаться с кем-нибудь помимо Грейнджер в такой хороший день? Не-а, не согласен. И пусть смотрит с неодобрением, это самое вежливое, что мне удалось из себя выдавить, могла бы и оценить.
Я поднял мини-Грейнджер левой рукой, а правой притянул к себе Гермиону.
Последняя мгновенно смутилась, и её щёки окрасились розовым. Меня это развеселило, я счастливо улыбнулся, и в этот момент нас сфотографировали. Фото тут же выскочило из аппарата, и девочка протянула его нам.
- Мы дома проявим плёнку и сделаем себе свой вариант. Удачи вам, не упустите своё счастье. Цените каждую секунду, проведённую с любимым человеком. Никогда не знаешь, когда всё закончится, - грустно улыбнулся Бен и, помахав рукой, ушёл, держа за руку маленькую Кэролайн, которая так и норовила вырваться на свободу, чтобы сфотографировать «во-о-он тот …(на месте троеточия каждую секунду оказывался новый предмет для фотографирования)». Я ухмыльнулся, наблюдая эту картину, но, повернувшись к Гермионе, сразу сник.
- Ты чего? – тупо спросил я, чувствуя себя Крэббом. Ну, или Гойлом – разницы нет.
- Знаешь, а малышка оказалась права там, на крыше. По крайней мере, на счёт меня, - грустно сказала она.
- Да ну? Ты нужна родителям. Они у тебя оба живы – здоровы. Чёртова куча друзей – гриффиндорцев, среди которых особенно выделяется Поттер. Или я чего-нибудь не понимаю? – перечислил я, раздражаясь, что этой маленькой заразе всё же удалось испортить Гермионе настроение.
- Родители не так-то просто перенесли Обливиэйт. У них прогрессирует склероз. Каждый раз приезжая в гости, я заново с ними знакомлюсь и понимаю, что если однажды не приду, они этого даже не заметят. А друзья… Как ты думаешь, если бы у меня остались хорошие друзья, я бы пошла к тебе домой той ночью?
- О, да ладно? Твои родители хоть живы. Оба. И ты можешь прийти к ним. А у меня даже при всём желании (которого и нет, в общем-то) не получилось бы так сделать. Чистокровная семья. Я уже вырос, так что даже если бы отец был жив, сомневаюсь, что получил бы какое-либо тепло. Мать полностью соответствует своему имени, о характере отца ты знаешь сама. А слизеринская дружба, конечно, крепчает с каждым днём, - саркастически прошипел я. - И ничего, живу как-то. Даже больше тебе скажу: меня всё устраивает. Я никогда не тешил себя несбыточными мечтами и тебе не советую. Сама же видишь, как потом тяжело разочаровываться.
- Встретились два одиночества, - философски протянула Гермиона, когда мы уже сидели в моей квартире и пили вино, заедая фруктами.
Началось это действо, как и положено, в столовой. Но спустя несколько часов и энное количество бокалов нам пришла в голову мысль, что на кровати намного удобнее. Я чувствовал себя ещё вполне хорошо, а вот Гермиона через слово хихикала и умудрялась качаться, сидя в позе лотоса. Как я и ожидал, координация вскоре её подвела, вследствие чего вишенка, которую она как раз собиралась съесть, проделала красную дорожку по подбородку грязнокровки и упала прямо в вырез той самой гриффиндорской футболки.
«Ой-ей-ей… Что ж ты делаешь-то?!» - кричали остатки моего самообладания, пока я, наблюдая за тем, как Гермиона облизывает кончики пальцев, потянулся к той самой ягодке. Она лежала на самом верху, и достать её было совсем не сложно. Грейнджер перестала хихикать и с интересом наблюдала за мной, склонив голову набок. Как только вишенка оказалась в моих руках, я протянул её гриффиндорке. Та робко приоткрыла ротик и осторожно взяла с моих рук ягоду. Её язычок легонько прикоснулся к моей ладони, слизывая остатки сока. Наверное, именно это окончательно сорвало мне крышу – кто знает?
Я резко скинул всё лишнее с кровати на пол и рывком опрокинул Гермиону на спину. Она сдавленно пискнула. Было ясно, что это скорее от неожиданности, чем от боли, но тот сон сразу же напомнил о себе.
Нежно поцеловал её губы, как она мои утром. Видимо, это действовало дразняще не только на меня, потому что Грейнджер страстно выдохнула и, притянув меня ближе, поцеловала, как в последний раз. Я осторожно приподнял край футболки и погладил её живот, почти не прикасаясь, наслаждаясь тем, как она выгибается, требуя более откровенных ласк. Гермиона прикусила мою губу, наказывая за то, что я мучал её промедлением, но это только больше меня завело, ведь грязнокровка и не пыталась сделать мне по-настоящему больно. Мой взгляд встретился с её, и в нём я увидел отражение собственного желания. Попытался как можно нежнее снять с неё одежду, пока она невероятно ловко освобождала меня от штанов (верхнюю часть я сам снял, причём уже довольно-таки давно). Нижнее бельё улетело намного быстрее, чем остальное. Я покрывал поцелуями всё, до чего только мог дотянуться, а она прерывисто дышала и отчаянно пыталась сдержать стон. Переместил руки на её задницу, немного сминая её и прижимая Гермиону к себе ближе. Она гладила мои плечи, немного царапая коротенькими ноготками, что вызывало ещё больше удовольствия. А я поглаживал её тело, запоминая бархатистость кожи, потому что раньше не хотел замечать этого, но теперь не собирался упускать ничего из того, что она может мне дать.
Знаете, что приятнее всего? То, что каждый её взгляд, каждое движение, стон – всё это искренне. Никакого притворства, подхалимства. Для того чтобы она показала свои чувства, нужно сильно постараться. И мне это нравится. Нет, не так. Я люблю это в ней.
Она впилась в мою спину ногтями и зашипела, как кошка, хотя я ещё даже не вошёл в неё. Затем что-то сбивчиво прошептала, и я прислушался, жарко дыша ей в ушко, и счастливо улыбнулся, ощущая, как она дрожит от удовольствия.
- Я люблю тебя, - разобрал, наконец, слова.
«Люблю…люблю…люблю», - застучало в моей голове, и я поражённо застыл.
- Я люблю тебя, - эхом ответил ей я в то самое ушко и, легонько лизнув шею, удобнее устроился между разведённых ног. Осторожно вошел в неё, такую тугую, и сразу понял – с тех пор, как мы в последний раз были вместе, она ни с кем не спала.
Вот она, моя награда. Теперь Гермиона моя. Вся, без остатка. Это чувствуется по тому, как она отдаётся и откликается на мои ласки. Мы позволяем друг другу всё, хотя раньше она терпеть не могла, когда я целовал её грудь, а я никому не разрешал оставлять на моём теле отметины – будь то царапина или засос, не важно. И всегда умел остановить наглую дамочку в нужный момент. Но Грейнджер – не какая-то дамочка на одну ночь.
Утром всё изменится. Я уверен.

Дата добавления: 2015-08-27