Читайте также: |
|
Товарницки: Вы вышли из лагеря. И вопрос все еще оставался?
Ну, не знаю. Период после лагерей был для меня, возможно, еще ужаснее, чем сам лагерный период.
Я прожил несколько очень трудных лет, гадая, выживу или нет. Потому что, видите ли, в ту минуту, в те минуты — или недели и месяцы, не знаю — когда я чувствовал, что сила, ПОДДЕРЖИВАЮЩАЯ меня, оставила меня, когда я вышел из лагерей. Когда я вышел, она ушла. Я снова оказался в повседневной жизни, но был полностью опустошен. Поэтому как вам теперь подняться?
Долгое, долгое время у меня были приступы отвращения, разрушительные побуждения.
Товарницки: Отвращения?
Хуже, чем отвращение; как разбитая жизнь. Что искать в ней? Что Запад мог мне предложить?
Я завербовался в "Ecole Coloniale", потому что полагал, что приключение можно найти в колониях, в первую очередь из-за того, что они так далеки. Но там я имел дело со школьными программами и учениками... Это как если бы я прилетел с другой планеты и высадился среди всех этих людей, которые казались столь уверенными в своей жизни... для кого жизнь была такой естественной! Но для меня ничто больше не было естественным.
Помню, что однажды что-то глубоко меня поразило.
Это случилось тогда, когда меня в первый раз везли в полицейском фургоне из тюрьмы во Фрезне [Fresnes] в rue des Saussaies (Штаб-квартира гестапо в оккупированном Париже.), где нас допрашивали. Полицейский фургон ехал по определенному маршруту. Он проходил очень близко от того места, где я обычно жил, в Латинском Квартале. Вниз по улице... затем Бульвар Распай... как раз там. Внезапно, находясь в движущемся фургоне, я увидел через решетку ту улицу — ту самую улицу, где я обычно гулял. Я увидел домохозяек, спешащих к булочнику со своими корзинками, и внезапно все это показалось мне таким СТРАШНЫМ, вы знаете, то, место, где я жил... те женщины, идущие со своими корзинками за хлебом... Все это казалось... ничто больше не имело реальности! Это было страшно.
Это один из наиболее сильных моментов в моей жизни.
Было так, как если бы реальность мира, каким я его знал, была бы разрушена.
Товарницки: Вещи утратили для Вас свою реальность?
Это было... это было на стороне мертвых! Не знаю... на другой стороне.
Я был на другой стороне.
С той минуты жизнь не могла больше быть естественной, что люди понимают под "естественным". Уже нельзя было просто так идти с корзинкой за хлебом.
Я был именно в этом состоянии, когда вышел из концлагерей. Я был поистине на другой планете, и это было... невыносимо.
Товарницки: Вы завербовались в "Ecole Coloniale"?
Да.
Товарницки: В каком городе?
В Париже.
Товарницки: В Париже?
Я все еще находился в том противоречии: я был полу-бретонцем, полу-парижанином. Другими словами, одной ногой я был в открытом море, а другой — в тюрьме. Точно так!
Но и здесь милость постучалась в мою дверь.
У меня был кузен, которого только что назначили губернатором Пондишери, во французской Индии, и он предложил мне: "Не хочешь поехать со мною в Индию?". Это было мое спасение, потому что я действительно не знал, что бы я делал в Париже. Это было мое спасение. Он взял меня с собой... И я увидел Шри Ауробиндо.
И в тот день, когда я увидел Шри Ауробиндо, внезапно... да, я наполнился той самой вещью, которую я имел... ощупью переживал как ребенок, и с этой вещью я столкнулся в концлагерях.
И это было КАК РАЗ ЗДЕСЬ. Оно смотрело на меня и наполняло меня - прямо передо мной.
Это было передо мной, живое. Это было прямо здесь, во взгляде.
Товарницки: Попытайтесь вспомнить. Расскажите мне о той встрече. Как встречаешься в Индии с человеком подобным Шри Ауробиндо?
Со Шри Ауробиндо было несколько по-особому. Он никогда никого не принимал. Но три-четыре раза в год его ученикам и всем желающим дозволялось проходить перед ним, чтобы увидеть его (в Индии это называется "даршан").
Так что в тот день я пошел вместе с толпой и предстал перед ним, думая, что он был великий мыслитель, вы понимаете, и это все. Шри Ауробиндо был "мыслителем", "философом". По прибытии в Индию я немного о нем прочитал, только ознакомился, и думал, что он великий мыслитель.
А я встретил не мыслителя; это был взгляд — я встретил существо.
Товарницки: А где он был?
Он сидел в большом кресле, а рядом с ним была Мать. И шла как бы процессия — действительно, вы представали перед ним, чтобы он взглянул на вас. Не посмотреть на него, а чтобы его взгляд открыл... ту дверь в нас, дверь, которая наполняет.
Товарницки: Вы уже знали о его работе?
Нет. Но по прибытии в Индию, непосредственно перед встречей с ним, я прочел "Очерки о Гите"; я прочел ряд книг... И сразу же я почувствовал: это не похоже ни на что из того, что я читал ранее, что смог понять прежде: это нечто другое.
Но для меня он все еще был "мыслителем". И внезапно я оказался перед нечто, что не было "мыслителем", перед существом, не похожим на все то, что я встречал на земле. Существо, которое было СУЩЕСТВОМ, живым БЫТИЕМ. Не человеком в костюме или даже с белой шаддрой, накинутой на плечи. Нечто, что было... было воплощено во взгляде, в теле, в его атмосфере, что я переживал в открытом море, в лодке. Вся эта грандиозность была там, в существе. Все ЭТО глядело на меня.
Это как если бы я внезапно распознал свой дом. Я узнал место, где я мог бы дышать, место, откуда я пришел — я был дома.
Товарницки: И все это произошло во мгновение ока?
Это длилось, не знаю, четыре секунды... четыре секунды. И я никогда не забывал их.
Товарницки: Как когда Свами Вивекананда в первый раз встретился с Рамакришной. Это длилось долю секунды.
Это узнавание, понимаете ли. Точно так. Это не то, что вы открываете нечто другое; вы внезапно узнаете что-то.
Это... как "да", но более глубокое, чем "да". Это как раз "ТО", вы понимаете. Нет больше чужестранца. Это я, взирающий на самого себя - это Я, внезапно. Я, настоящий я, в точности то, что остается после того, как сброшена все ложь и все ненужности. Это то-что-остается.
Вот что было в тех глазах.
Товарницки: Это была ваша первая встреча.
Да. Я никогда не забывал ее.
Поэтому я решил, что должен жить этим. Я сказал себе: если человек может воплотить это, БЫТЬ этим, что чувствуется как "мое", что же, хорошо, тогда это то, чем я должен жить, что я должен найти.
Но я был еще... я все еще должен был постранствовать.
И все это происходило в ашраме — ашрам был как бы другой церковью, а я не мог принять это. Стены и я... все стены были мне тюрьмой. Будь то на Востоке или Западе, нет никакой разницы. Так что не могло быть и речи о том, чтобы присоединиться к "Ашраму Шри Ауробиндо". Что-что, но только не это!
Но... тот взгляд продолжал преследовать меня. То существо, те минуты бытия постоянно преследовали меня.
Я ушел.
Этот взгляд заставил меня решиться... раз и навсегда покончить с тем псевдо-будущим, которое я нарисовал для себя в колониальной администрации. Поэтому я сказал себе: "Я покончил с этим. Не могу больше это вынести." Не могу ПРИТВОРЯТЬСЯ, что живу. Это больше невозможно.
Я подал прошение об отставке. И я ушел.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Концлагеря | | | Высадка в Кайенне. |