Закон предельной полезности

Деятельность сортирует и ранжирует; изначально она знает только порядковые, а не количественные числительные. Но внешний мир, к которому действующий человек должен приспосабливать свое поведение, это мир количественной определенности. В данном мире существуют количественные связи между причиной и следствием. В противном случае, если бы определенные вещи могли приносить неограниченную пользу, в них никогда не было бы недостатка и они не считались бы средствами.

Действующий человек ценит вещи как средства за устранение ощущаемого им беспокойства. С точки зрения естественных наук разнообразные события, которые приводят к удовлетворению человеческих нужд, представляются сильно отличающимися друг от друга. Действующий человек видит в этих событиях примерно одно и то же. Оценивая весьма различные состояния удовлетворения и средства их достижения, человек упорядочивает все вещи на одной шкале и видит в них только их роль в увеличении своего удовлетворения. Удовлетворение, получаемое от пищи, и удовлетворение, получаемое от наслаждения произведением искусства, оцениваются действующим человеком как более или менее насущные нужды; оценка ценности и деятельность помещают их на одну шкалу более желанного и менее желанного. Изначально для действующего человека не существует ничего, кроме различных степеней значимости и насущности относительно его собственного благополучия.

Количество и качество являются категориями внешнего мира. Они приобретают важность и значение для деятельности лишь косвенно. Поскольку любая вещь может дать лишь ограниченный эффект, некоторые вещи считаются редкими и трактуются как средства. Так как действия, которые способны произвести вещи, различны, действующий человек разграничивает различные классы вещей. Поскольку средства в одинаковом количестве и одного качества всегда производят одинаковое количество действия одного качества, деятельность не делает различий между конкретными определенными количествами однородных средств. Однако это не означает, что она приписывает одинаковую ценность разным частям запаса однородных средств. Каждая часть оценивается отдельно. На шкале ценности каждой части назначается свой ранг. Но порядки рангов могут чередоваться ad libitum* между различными частями одинаковой величины.

Если действующему человеку нужно сделать выбор между двумя или большим количеством средств различных классов, он сортирует индивидуальные части каждого из них. Он назначает каждой части свой особый ранг. При этом ему не нужно разным частям одного средства обязательно назначать ранги, непосредственно следующие один за другим.

Назначение порядка рангов посредством оценки производится только в деятельности и на протяжении деятельности. Насколько велики части, которым назначается один порядок ранга, зависит от индивидуальных и уникальных обстоятельств, в которых действует человек в каждом случае. Деятельность не пользуется физическими или метафизическими единицами измерений, ценность которых определяется абстрактно-академичным образом; она всегда сталкивается с альтернативными вариантами, между которыми делает выбор. Выбор всегда делается между определенными количествами средств. Минимальное количество, которое может быть объектом такого решения, можно назвать единицей. Однако следует остерегаться ошибочного предположения, что оценка ценности суммы таких единиц получается из оценки ценности этих единиц.

Человек имеет пять единиц товара а и три единицы товара b. Он присваивает единицам товара а порядковые ранги 1, 2, 4, 7 и 8, единицам товара b порядковые ранги 3, 5 и 6. Это означает: если он должен выбирать между двумя единицами а и двумя единицами b, то предпочтет потерять две единицы а, а не две единицы b. Но если он должен выбирать между тремя единицами а и двумя единицами b, то предпочтет потерять две единицы b, а не три единицы а. При оценке соединения нескольких единиц в расчет всегда берется только полезность этого соединения в целом, т.е. зависящее от него приращение благосостояния, или, что то же самое, уменьшение благосостояния, к которому может привести его потеря. Никаких действий арифметики здесь нет ни сложения, ни умножения; есть оценка полезности, зависящая от количества имеющихся единиц, их соединения и запаса.

Полезность в этом контексте означает просто каузальную значимость для устранения ощущаемого беспокойства. Действующий человек считает, что услуги, которые могут оказать вещи, способны улучшить его благосостояние, и называет это полезностью этих вещей. Для праксиологии термин полезность равнозначен важности, присваиваемой вещи на основании убеждения в том, что он может устранить беспокойство. Праксиологическое понятие полезности (субъективной потребительной ценности по терминологии ранних экономистов австрийской школы) должно быть четко отграничено от технологического понятия полезности (объективной потребительной ценности по терминологии тех же экономистов). В объективном смысле потребительная ценность есть отношение между вещью и результатом, который она способна произвести.

Когда люди используют такие термины, как теплотворная способность и энергетическая ценность угля, они обращаются именно к объективной потребительной ценности. Субъективная потребительная ценность не всегда основывается на объективной потребительной ценности. Существуют вещи, которым субъективная потребительная ценность присваивается, поскольку люди ошибочно считают, что они могут дать желаемый эффект. С другой стороны, существуют вещи, которые способны произвести желаемый эффект, но им не присваивается никакой потребительной ценности, потому что люди не знают об этом.

Давайте бросим взгляд на состояние экономической мысли накануне разработки современной теории ценности Карлом Менгером, Уильямом Стенли Джевонсом и Леоном Вальрасом. Каждый, кто хотел бы создать элементарную теорию ценности и цен, сначала должен был подумать о полезности. В самом деле, нет ничего более правдоподобного, чем предположить, что вещи ценятся в соответствии с их полезностью. Но потом появляется трудность, составившая для старых экономистов проблему, которую они не смогли разрешить. Они заметили, что вещи, чья полезность больше, ценятся меньше, чем вещи с меньшей полезностью. Железо менее ценно, чем золото. Этот факт кажется несовместимым с теорией ценности и цен, основанной на концепции полезности и потребительной ценности. Экономисты посчитали, что должны отказаться от такой теории, и попытались объяснить феномены ценности и рыночного обмена другими теориями.

Только потом экономисты обнаружили, что кажущийся парадокс был результатом неверной формулировки самой проблемы. Оценки и акты выбора, отражающиеся в рыночных отношениях обмена, относятся не к золоту и железу. Действующему человеку не приходится делать выбор между всем золотом и всем железом. Он делает свой выбор в определенное время в конкретном месте и в конкретных обстоятельствах между строго ограниченным количеством золота и строго ограниченным количеством железа. Его решение о выборе между 100 унциями золота и 100 т железа никак не зависит от решения, которое он бы принял в крайне невероятной ситуации выбора между всем золотом и всем железом. В реальной ситуации выбора в расчет берется только следующее: будет ли в данных условиях, по его мнению, прямое удовлетворение от 100 унций золота больше или меньше прямого или косвенного удовлетворения от 100 т железа. Он не формулирует академических или философских оценок относительно абсолютной ценности золота и железа; он не определяет, что более важно для человечества золото или железо; он не разглагольствует подобно авторам книг по философии истории или этическим принципам. Он просто делает выбор между двумя состояниями удовлетворения, которые он не может получить одновременно.

Предпочтение и отклонение, а также акты выбора и принимаемые решения, в которых они реализуются, не являются актами измерения. Деятельность не измеряет полезность или ценность; она выбирает между альтернативными вариантами. Не существует абстрактной проблемы совокупной полезности или совокупной ценности[Важно отметить, что эта глава рассматривает не цены или рыночную ценность, а субъективную потребительную ценность. Cм. гл. XVI.]. Нет рациональной процедуры, которая вела бы от оценки определенного количества или числа вещей к определению ценности большего или меньшего количества или числа. Не существует способов подсчета совокупной ценности запаса, если известны только ценности его частей. Отсутствуют способы установления ценности части запаса, если известна только ценность совокупного запаса. В мире ценности и оценок нет арифметических действий; вычисления ценности не существует. Оценка совокупного запаса из двух предметов может отличаться от оценки частей этого запаса. Человек, имеющий семь коров и семь лошадей, может ценить одну лошадь выше, чем одну корову, и когда встанет перед выбором, предпочтет отказаться от одной коровы, а не от одной лошади. Но в то же время, если ему придется выбирать между всем запасом лошадей и всем запасом коров, этот же человек может предпочесть оставить коров и отказаться от лошадей. Понятия совокупной полезности и совокупной ценности бессмысленны, если не применяются в ситуации, где люди должны делать выбор между совокупными запасами. Вопрос о том, что более полезно и ценно золото как таковое или железо как таковое, имеет смысл только в ситуации, где человечеству или какой-либо изолированной части человечества предстоит выбирать между всем имеющимся золотом и всем имеющимся железом.

Субъективная оценка относится только к запасу, с которым связан конкретный акт выбора. Запас ex definitione* всегда состоит из однородных частей, каждая из которых способна оказывать одни и те же услуги и быть замененной любой другой частью. Поэтому для акта выбора несущественно какая именно часть является его объектом. Все части единицы имеющегося запаса считаются равно полезными и ценными, если возникает необходимость отказаться от одной из них. Если запас уменьшился в результате утраты одной единицы, действующий человек должен заново решать как использовать разные единицы оставшегося запаса. Очевидно, что меньший запас не способен оказать всех тех услуг, которые мог оказать больший запас. То применение разных единиц, которое в новых условиях более не обеспечивается, было, по мнению действующего человека, наименее насущным применением из тех, которые были назначены разным единицам большего запаса. Удовлетворение, которое он получает от использования одной единицы по этому назначению, было наименьшим среди удовлетворений, приносимых ему единицами большего запаса. Именно ценность этого предельного удовлетворения и составляет предмет решения, когда встает вопрос об отказе от одной единицы совокупного запаса. Сталкиваясь с проблемой приписывания ценности одной единице однородного запаса, человек принимает решение исходя из ценности наименее важного применения, которое он находит для единиц совокупного запаса; он принимает решение исходя из предельной полезности.

Если человек сталкивается с альтернативой, отказаться ему от одной единицы запаса а или одной единицы запаса b, он не сравнивает совокупную ценность своего совокупного запаса а с совокупной ценностью своего совокупного запаса b. Он сравнивает предельные ценности а и b. Несмотря на то что он может оценивать совокупную ценность запаса а выше, чем совокупную ценность запаса b, предельная ценность b может быть выше, чем предельная ценность а.

Эта же логика рассуждений применима и для проблемы увеличения имеющегося запаса любого товара путем дополнительного приобретения определенного числа единиц.

Для описания этих фактов экономической теории нет необходимости применять терминологию психологии. Нет нужды прибегать и к психологическим объяснениям и аргументам для их доказательства. Если мы говорим, что акты выбора зависят не от ценности, присвоенной целому классу потребностей, а от ценности, присвоенной конкретным потребностям безотносительно к классу, к которому они могут быть причислены, то мы ничего не добавляем к нашему знанию и не находим причину этого в каком-либо лучше известном и более общем знании. Эта формулировка в терминах классов потребностей становится объяснимой, как только мы вспомним ту роль, которую в истории экономической мысли сыграл мнимый парадокс ценности. Карл Менгер и Бём-Баверк были вынуждены воспользоваться термином класс потребностей для того, чтобы опровергнуть возражения, выдвинутые теми, кто считал, что хлеб как таковой более ценен, чем шелк, поскольку класс потребность в пище более важен, чем класс потребность в роскошной одежде[См.: Менгер К. Основания политической экономии//Австрийская школа в политэкономии: К. Менгер, Е. Бем-Баверк, Ф. Визер. М.: Экономика, 1992. С. 102; B??ц??hm-Bawerk. Kapital und Kapitalzins. 3d ed. Innsbruk, 1909. Pt. II. Р. 237 ff.]. Сегодня понятие класс потребностей абсолютно излишне. Оно не имеет никакого значения для деятельности, а следовательно, и для теории ценности; более того, оно способно приводить к ошибкам и вносить путаницу. Создание концепций и классификаций суть инструменты мысли; они приобретают значение и смысл только в контексте использующих их теорий[В мире нет классов. Классификацией явлений занимается наш разум с целью организовать наше знание. Вопрос о том, соответствует ли этой цели определенный метод классификации явлений или нет, отличается от вопроса о том, возможно ли это логически или нет.]. Бессмысленно группировать различные потребности в классы потребностей для того, чтобы установить, что такая классификация бесполезна для теории ценности.

Закон предельной полезности и убывающей предельной ценности не зависит от госсеновского закона насыщения потребностей (первый закон Госсена). Обсуждая предельную полезность, мы не рассматриваем ни чувственное наслаждение, ни насыщение и сытость. Давая следующее определение, мы не покидаем сферы праксиологических рассуждений: способ применения единицы однородного запаса, который человек реализует, если его запас составляет n единиц, но не реализует, если при прочих равных условиях его запас составляет лишь n 1 единиц, мы называем наименее насущным применением или предельным применением, а полезность, извлекаемую из него, предельной. Для того чтобы получить это знание, мы не нуждаемся ни в каком физиологическом или психологическом опыте, знании или рассуждении. Оно с необходимостью следует из нашего предположения, что люди действуют (выбирают) и что в первом случае действующий человек имеет n единиц однородного запаса, а во втором случае n 1 единиц. При этих условиях никакой другой результат немыслим. Наше утверждение формально и априорно и не зависит ни от какого опыта.

Есть только две альтернативы. Существуют или нет промежуточные ступени между ощущаемым беспокойством, которое побуждает человека действовать, и состоянием, в котором не может быть никакой деятельности (то ли потому, что достигнуто состояние полного удовлетворения, то ли потому, что человек не способен далее улучшать свои условия). Во втором случае возможно только одно действие; как только это действие завершится, будет достигнуто состояние, в котором не будет возможно никакое дальнейшее действие. Это явно несовместимо с нашим предположением о существовании деятельности; этот случай далее не заключает в себе общих условий, подразумеваемых в категории деятельности. Остается только первый случай. Но существуют различные степени ассимптотического приближения к состоянию, в котором невозможна никакая дальнейшая деятельность. Таким образом, закон предельной полезности уже заключен в категории деятельности. Это не что иное, как переворачивание утверждения: то, что приносит большее удовлетворение, предпочитается тому, что дает меньшее удовлетворение. Если имеющийся запас увеличивается с n 1 единиц до n единиц, приращение может быть использовано только для устранения менее настоятельной или менее болезненной, чем наименее настоятельная или наименее болезненная среди тех потребностей, которые могут быть устранены посредством запаса n 1.

Закон предельной полезности относится не к объективной, а к субъективной потребительной ценности. Она имеет дело не с физической или химической способностью вещей вызывать определенные последствия вообще, а с их отношением к благополучию человека, как он сам видит его на основе сложившегося моментального состояния своих дел. Она имеет дело не с ценностью предметов, а с ценностью услуг, которые человек ожидает от них получить.

Если бы мы считали, что предельная полезность относится к вещам и их объективной потребительной ценности, нам пришлось бы предположить, что предельная полезность может как увеличиваться, так и уменьшаться с увеличением количества имеющихся единиц. Может оказаться, что применение некоторого минимального количества n единиц блага a может принести удовлетворение, которое считается более ценным, чем услуги, ожидаемые от блага b. Но если запас а меньше n, то а может быть использовано лишь по другому назначению, которое считается менее ценным, чем назначение b. Тогда увеличение количества а с n 1 единиц до n единиц приведет к увеличению ценности, присвоенной одной единице а. Человек, имеющий 100 бревен, может построить дом, который защитит его от дождя лучше, чем плащ. Если бревен значительно меньше 100, то он может лишь соорудить настил, который защитит его от сырой земли. Как владелец 95 бревен он будет готов отказаться от плаща, чтобы получить недостающие 5 бревен. Если у него будет 10 бревен, то он не откажется от плаща даже за 100 бревен. Человек, накопивший 100 дол., может не захотеть выполнять некоторую работу за вознаграждение в 200 дол. Но если у него есть 2000 дол. и он жаждет приобрести неделимое благо, которое невозможно купить менее чем за 2100 дол., то он будет готов выполнить эту работу за 100 дол. Все изложенное выше согласуется с надлежащим образом сформулированным законом предельной полезности, в соответствии с которым ценность зависит от полезности ожидаемых услуг. Закона возрастающей предельной полезности не существует.

Закон предельной полезности нельзя путать ни с доктриной измерения жребия Бернулли, ни с законом ВебераФехнера [40]. По сути дела, вкладом Бернулли был широко известный и никем не оспариваемый факт, что люди стремятся удовлетворить более настоятельные потребности, прежде чем они удовлетворяют менее настоятельные, и что богатый человек в состоянии лучше обеспечить свои потребности, чем бедный. Но все следствия, которые Бернулли вывел из этого трюизма, являются ошибочными. Он разработал математическую теорию о том, что приращение удовлетворения уменьшается с увеличением общего богатства человека. Как он утверждает, весьма вероятно, что для человека с доходом 5000 дукатов один дукат значит не более чем полдуката для человека с доходом 2500 дукатов. Это просто фантастично. Давайте не будем обращать внимания на возражение, что, помимо совершенно произвольных, других методов сравнения оценок разных людей не существует. Метод Бернулли также не годится для оценок одного и того же индивида с разными величинами дохода. Он не понял, что в этой ситуации можно было бы сказать только одно: при увеличивающемся доходе каждое новое приращение используется для удовлетворения потребности менее настоятельной, чем наименее настоятельная потребность, удовлетворенная, прежде чем произошло это приращение. Он не понял, что в процессе оценивания, выбора и деятельности присутствует не измерение и установление эквивалентности, а ранжирование, т.е. предпочтение и отклонение[См.: Бернулли Д. Опыт новой теории измерения жребия//Теория потребительского поведения и спроса. СПб.: Экономическая школа, 1993. С. 1127.]. Поэтому ни Бернулли, ни математикам и экономистам, которые восприняли его логику рассуждений, не удалось разрешить парадокс ценности.

Ошибки, состоящие в смешении психофизического закона ВебераФехнера и субъективной теории ценности, уже подвергались критике Максом Вебером. Конечно, Макс Вебер не был достаточно знаком с экономической теорией и испытывал слишком сильное влияние историзма, чтобы глубоко проникнуть в основы экономической мысли. Однако гениальная интуиция подсказала ему путь к правильному решению. Теория предельной полезности, говорит он, подтверждается не психологически, а скорее если применить эпистемологический термин прагматически, т.е. с использованием категорий цели и средства[Сf. Weber M. Gesammelte Aufs??д??tze zur Wissenschaftslehre. T??ь??bingen, 1922. Р. 372; also p. 149. То, как термин прагматический употребляется Вебером, конечно, способно привести к путанице. Его нецелесообразно применять нигде, кроме философии прагматизма. Если бы Веберу был знаком термин праксиология, он, вероятно, употребил бы его.].

Если человек, желая устранить патологическое состояние, принимает определенное количество лекарства, то принятие многократной дозы не приведет к лучшему результату. Добавка или вовсе не окажет никакого влияния на фоне эффекта необходимой дозы, оптимума, или даст отрицательный эффект. То же самое верно и для любого вида удовлетворения, хотя оптимум часто достигается только применением большой дозы, а граница, за которой дальнейшие приращения производят отрицательный эффект, находится далеко. Так происходит потому, что наш мир является миром причинности и количественных связей между причиной и следствием. Тот, кто желает устранить беспокойство, вызванное проживанием в комнате при температуре 2°С, будет стремиться обогреть комнату до температуры 1821°С. Это не имеет ничего общего с законом ВебераФехнера, поскольку он не стремится к температуре 80 или 150°С. Ничего общего это не имеет и с психологией. Все, что психология может сделать для объяснения такого факта, это установить в качестве конечной данности, что человек, как правило, предпочитает смерти и болезни сохранение жизни и здоровья. Для праксиологии важно только то, что человек делает выбор между альтернативными вариантами. А тот факт, что человек оказывается на распутье, что он должен выбирать и выбирает, является, не считая других обстоятельств, следствием того, что он живет именно в количественном мире, а не в мире, в котором количество отсутствует и который человеческий разум не способен даже представить.

Смешение предельной полезности и закона ВебераФехнера происходит из-за ошибочной сосредоточенности только на средствах достижения удовлетворения, а не на самом удовлетворении. Если бы в фокусе оказалось удовлетворение, то никогда не была бы воспринята абсурдная идея объяснения формы желания тепла путем ссылки на уменьшающуюся интенсивность ощущения последовательных приращений интенсивности раздражений. То, что средний человек не жаждет повышения температуры воздуха в своей спальне до 50°С, не имеет никакого отношения к интенсивности ощущения тепла. То, что человек не нагревает свою комнату до той же температуры, что и другие нормальные люди, и до которой он сам бы, вероятно, нагрел бы ее, если бы не хотел купить новый костюм или присутствовать при исполнении симфонии Бетховена, невозможно объяснить методами естественных наук. Объективными и доступными для изучения методами естественных наук являются только проблемы объективной потребительной ценности; оценка объективной потребительной ценности действующим человеком совсем другое дело.

Дата добавления: 2015-08-26