Фотоальбом 1 страница

1. На авантитуле – фрагмент перил Пантелеймоновского моста в Петербурге. Фото Я. Клотца. Из архива автора.

2. Иосиф Бродский. 1962 г. Из архива Б. С. Шварцмана.

3. Ося с матерью и теткой. Череповец, 1942. Фото А. И. Бродского. Из архива М. И. Мильчика.

4. В эвакуации. Череповец, 1942 г. Фото А. И. Бродского. Из архива М. И. Мильчика.

5. На лыжах. 1950 г. Из архива Я. А. Гордина.

6. С матерью. 1946 г. Фото А. И. Бродского. Из архива М. И. Мильчика.

7. С отцом. 1951 г. Фото М. М. Вольперт. Из архива М. И. Мильчика.

8. Дом Мурузи, где жила семья Бродских.

9. Бродский на первомайской демонстрации. 1957 г. Из архива Я. А. Гордина.

10. В геологической экспедиции. Якутия, 1959 г. Из архива Я. А. Гордина.

11. У окна квартиры с видом на Спасо-Преображенский собор. 1956 г. Фото А. И. Бродского. Из архива М. И. Мильчика.

12. Борис Слуцкий.

13. Глеб Семенов.

14. Глеб Горбовский, Эра Коробова, Иосиф Бродский. Из архива Я. А. Гордина.

15. Бродский и Лев Лосев с женой Ниной. 1971 г. Из архива Е. Б. и Н. В. Рейн.

16. Евгений Рейн. Из архива Я. А. Гордина.

17. Яков Гордин. Из архива Л. Я. Штерн.

18. Статья «Окололитературный трутень», начавшая травлю Бродского.

19. Фрида Вигдорова.

20. Лидия Чуковская.

21. Самиздатовское собрание стихов Бродского, составленное Владимиром Марамзиным.

22. Рисунок Бродского с автографом, сделанный в тюрьме. Из архива М. И. Мильчика.

23. Ссыльные вечера. Из архива Я. А. Гордина.

24. Бродский и Игорь Ефимов в Норенской. Из архива Я. А. Гордина.

25. Бродский, Евгений Рейн и крестьяне деревни Норенской. Из архива Е. Б. и Н. В. Рейн.

26. Марина Басманова и Анатолий Найман. Из архива Д. Бобышева.

27. Дмитрий Бобышев. Из архива Д. Бобышева.

28. Один из автопортретов Бродского. 1963 г. Из архива Э. Б. Коробовой.

29. Анна Ахматова. Из архива Б. С. Шварцмана.

30. Бродский на похоронах Ахматовой. Из архива Б. С. Шварцмана.

31. С котом Осей. Фото А. И. Бродского. Из архива Л. Я. Штерн.

32. Бродский с Ефимом Эткиндом и Генрихом Бёллем. 1971 г. Фото А. И. Бродского. Из архива М. И. Мильчика.

33. В аэропорту «Пулково» в день эмиграции. 4 июня 1972 г. Из архива М. И. Мильчика.

34. Бродский в Нью-Йорке. Из архива автора.

35. Дом Бродского в Энн-Арборе. Из архива автора.

36. Бродский и его издатели Карл и Эллендея Проффер. 1972 г. Из архива Т. Венцловы.

37. В итальянской гостинице. Из архива Я. А. Гордина.

38. У памятника Корнелю в Париже. Из архива Я. А. Гордина.

39. Пьяцца Маттеи в Риме. Фото автора.

40. Римское кафе «Яникулум». Фото автора.

41. Уистан Хью Оден.

42. Дерек Уолкотт.

43. Алекс Либерман, Людмила Штерн, Геннадий Шмаков и Татьяна Либерман-Яковлева. Фото П. Палея. Из архива Л. Я. Штерн.

44. Бродский со своими студентками. Из архива Я. А. Гордина.

45. С Владимиром Высоцким. Из архива Е. Б. и Н. В. Рейн.

46. Нобелевская лекция Бродского. Из архива Е. Б. и Н. В. Рейн.

47. В кругу друзей перед вручением Нобелевской премии. Из архива автора.

48. Дом на Мортон-стрит, где располагалась нью-йоркская квартира Бродского. Из архива Я. А. Гордина.

49. В квартире на Мортон-стрит. 1980 г. Из архива Я. А. Гордина.

50. С Вероникой Шильц в Париже. 1986 г. Из архива М. И. Мильчика.

51. Слева направо: Александр Галич, Галина Вишневская, Михаил Барышников, Мстислав Ростропович, Бродский. 1974 г. Фото Л. Лубяницкого. Из архива Я. А. Гордина.

52. Бродский и Сергей Довлатов. Из архива Е. Б. и Н. В. Рейн.

53. Бродский и Лев Лосев в Стокгольме. 1987 г. Из архива автора.

54. Бродский и Евгений Рейн. Из архива Е. Б. и Н. В. Рейн.

55. У реки. Из архива Я. А. Гордина.

56. С Юзом Алешковским и Владимиром Герасимовым. 1990 г. Из архива автора.

57. Бродский у себя дома. 1993 г. Из архива Л. Я. Штерн.

58. В ресторане «Русский самовар». 1992 г. Из архива Л. Я. Штерн.

59. Бродский в Венеции. 1993 г. Из архива М. И. Мильчика.

60. Обложка книжного обозрения «New York Times», посвященного Бродскому.

61. Похороны поэта в Нью-Йорке. Из архива Е. Б. и Н. В. Рейн.

62. Мемориальная доска на доме Бродского в Санкт-Петербурге. Из архива Л. Я. Штерн.

63. Бродский в последние годы жизни. Из архива Е. Б. и Н. В. Рейн.

http://royallib.ru/author/losev_lev.html

[1] On Grief an Reason. P. 300. (Есть своего рода смиренная привлекательность в том, что меньшее комментирует большее, и в нашем уголке Галактики мы привыкли к подобного рода процедурам.)

[2] Труды и дни. С. 239.

[3] Там же. С. 240.

[4] Попытки научного описания феномена гениальности неоднократно имели место в психиатрии, психологии и генетике в течение последних двух столетий. Гениальность связывалась то с психической аномалией (Ломброзо, Нордау), то с физическими характеристиками (Кречмер), то с удачной комбинацией генов (Кольцов) и проч. (см. Kretschmer Е. The psychology of men of genius. N.Y.: Harcourt, 1931; Genius: The History of an Idea, ed. Penelope Murray. N.Y.: Blackwell, 1989; Леонгард К. Акцентуированные личности. Киев: Выща школа, 1989; в русской научной мысли – Sirotkina I. Diagnosing Literary Genius: A Cultural History of Psychiatry in Russia, 1880–1930. Baltimore – London: Johns Hopkins University Press, 2002).

[5] Цветаева М. И. Об искусстве. М.: Искусство, 1991. С. 85–86.

[6] Там же. С. 74.

[7] Аверинцев С. С. Опыт петербургской интеллигенции в советские годы – по личным впечатлениям // Новый мир. 2004. № 6. С. 122–123.

[8] Patera 2002. Vol. 1. P. 4. Сведения о словаре Ахматовой также предоставлены Татьяной Патера.

[9] См. Шерр 2002.

[10] Строка из стихотворения «Памяти У. Б. Йетса». О том, какую роль сыграло это стихотворение в формировании мировоззрения Бродского, см. в главе V данной книги. Оден не раз повторял свое нигилистическое утверждение в статьях сороковых годов: «Искусство – продукт истории, ее следствие, а не причина. В отличие от других продуктов, например, технических изобретений, произведение искусства не возвращается в историю, чтобы активно на нее воздействовать. <...> Ошибочно мнение, что что-либо когда-либо происходило благодаря искусству». И снова, в неоконченном автобиографическом сочинении: «Толстой, который, поняв, что искусство ничего не делает (см. другие возможные переводы „makes nothing happen“ выше. – Л. Л.), бросил искусство, заслуживает куда большего уважения, чем какой-нибудь критик-марксист, изобретающий хитроумные резоны, чтобы великих художников прошлого приняли в Государственный Пантеон» (цит. по: Fuller J. W. Н. Auden: A Commentary. Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1998. P. 288). Фраза из стихотворения Одена «Poetry makes nothing happen» является возражением на утверждение Йетса, что его пьеса «Кэтлин ни Хулиэн» будто бы послужила толчком к революционному движению в Ирландии.

[11] LTO. Р. 382.

[12] Там же.

[13] См. Интервью 2000 С. 660.

[14] СИБ-2. Т. 5. С. 7. Перевод поправлен.

[15] Подробнее всего эта точка зрения изложена в разговоре с Дэвидом Бетеа (Интервью 2000. С. 537–538). Высказывания Бродского на тему независимости искусства от условий существования близко напоминают то, что В. Б. Шкловский провозглашал в 1919 году в статье «"Улла, улла", марсиане!»: «Все авторы (с которыми Шкловский полемизирует. – Л. Л.) считают, что искусство есть одна из функций жизни. Получается так: положим, факты жизни будут рядом чисел, тогда явления в искусстве будут идти как логарифмы этих чисел. Но мы, футуристы, ведь вошли с новым знаменем: «Новая форма – рождает новое содержание». Ведь мы раскрепостили искусство от быта, который играет в творчестве лишь роль при заполнении форм и может быть даже изгнан совсем... Искусство всегда вольно от жизни и на цвете его никогда не отражался цвет флага над крепостью города» (Шкловский В. Б. Гамбургский счет. М.: Советский писатель, 1990. С. 78–79). Бродский был хорошо знаком и с манифестом Шкловского, и с гневной на него реакцией идеологического официоза. Он, однако, не принимал философии искусства, питавшей теории русского формализма. Спор со мной о формализме он подытожил кратко: «Искусство не прием».

[16] Бродский пишет об этом в неопубликованном мемуарном отрывке: «Я несколько раз расспрашивал мать и отца об этом дне, но они ничего толком не сказали. Я знаю только, что родился где-то на Выборгской стороне, в клинике профессора Тура. Мать говорила, что ею занимался сам профессор. Этот „профессор Тур“ и его одобрительные отзывы обо мне не оставляли меня всю жизнь» (РНБ. Ед. хр. 63. Л. 181). А. Ф. Тур (1894–1974) – известнейший русский врач-педиатр.

[17] Ул. Рылеева, д. 2/6, кв. 10, на третьем этаже (нумерация квартир была позднее изменена; РНБ. Ед. хр. 63. Л. 184). В другом месте Бродский говорит, что в дом Мурузи (Литейный, № 24/27, на углу Пестеля (Пантелеймоновской), кв. 28) семья переехала в 1952 г. (Интервью 2000. С. 413). В статье Д. Новикова «Об экономии мрамора. К литературной истории дома Мурузи» (Аврора. 1989. № 6) дана дата 1955 г. Более поздние даты, видимо, правильны, так как в 1954 и 1955 гг. Иосиф учился в школах Кировского района, поскольку у отца сохранялась прописка на углу Газа и Обводного, то есть, вероятно, еще до обмена комнат отца и матери на две комнаты вместе в доме Мурузи.

[18] По брошюре А. Кобака, Л. Лурье «Дом Мурузи» (Л.: Товарищество «Свеча», 1990).

[19] РНБ. Ед. хр. 63. Л. 190.

[20] Бродский ошибочно полагал, что это трофеи Крымской войны (см. «Полторы комнаты». Гл. 34).

[21] Бродский И. Полторы комнаты (перевод Д. Чекалова; СИБ-2. Т. V. С. 346).

[22] Зеркальность у Бродского – это главное свойство океана и рек, отражающих Время («Набережная неисцелимых»). Петербург – зеркало Европы, а не «окно в Европу» («Путеводитель по переименованному городу»). Он также город-Нарцисс, заглядевшийся на свое отражение (там же и «Полдень в комнате», У). Зеркало – граница жизни и смерти: «в конце пути / зеркало, чтоб войти» («Торс», ЧP). Будущее (и прошлое): «В будущем, суть в амальгаме, суть / в отраженном вчера...» («Полдень в комнате», У). Зеркало – это я сам: «Как хорошее зеркало, тело стоит во тьме...» («Колыбельная Трескового мыса», ЧP), «...твои черты, как безумное зеркало, повторяя...» («Ниоткуда с любовью надцатого мартобря...», ЧP), «Мы не умрем, когда час придет! / Но посредством ногтя / с амальгамы нас соскребет / какое-нибудь дитя» («Полдень в комнате», У). Есть и другие вариации этого мотива.

[23] Из стихотворения Бенедикта Лившица «Дни творения» (1914).

[24] СИБ-2. Т. V. С. 323.

[25] Сведения по истории дома Мурузи приводятся в брошюре К. 3. Куферштейна, К. М. Борисова, О. Е. Рубинчик «Улица Пестеля. Пантелеймоновская» (Л.: Товарищество «Свеча», 1991).

[26] СИБ-2. Т. V. С. 319.

[27] «Петербургский роман». Гл. 27 (СИБ-2. Т. I. С. 65).

[28] Там же.

[29] Шульц 2000. С. 77.

[30] В кн.: Гумилев Н. С. Собрание сочинений. Т. 4. Вашингтон: Издательство книжного магазина Victor Kamkin, Inc. С. XXXV – XXXVI.

[31] СИБ-2. Т. VC. 318.

[32] РНБ. Ед. хр. 67. Л. 52.

[33] СИБ-2. Т. V С. 344-345; СИБ-2. Т. VI. С. 322.

[34] Насколько свободно она владела немецким, мы не знаем. В мемуарном очерке «Полторы комнаты» Бродский пишет о матери: «...всплескивает руками и восклицает: „Ach! Oh wunderbar!“ – по-немецки, на языке ее латвийского детства и нынешней службы переводчицей в лагере для военнопленных» (СИБ-2. Т. 5. С. 327). Из этого можно заключить, что немецкий был основным языком в семье матери. С другой стороны, в стихотворении-воспоминании о детстве «Благодарю великого Творца...», написанном в 1962 г., то есть когда образы родителей еще не подернулись ностальгической дымкой, Бродский не без мягкой иронии отзывался о материнском немецком: «За знание трехсот немецких слов / благодарю я собственную мать: / могла военнопленных понимать – / покуда я в избе орал „уа“, / в концлагере нашлось ей амплуа» (РНБ. Ед. хр. 59). Не исключено, что отсюда же полуидиш-полунемецкий волапюк в стихотворении «Два часа в резервуаре» (ОВП).

[35] См. «Полторы комнаты». Гл. 26.

[36] РНБ. Ед. хр. 63. Л. 192.

[37] Там же. Л. 188.

[38] Мандельштам Н. Я. Вторая книга. М.: Московский рабочий, 1990. С. 90.

[39] РНБ. Ед. хр. 63. Л. 187.

[40] Там же. Лл. 188-189; см. также СИБ-2. Т. V. С. 17.

[41] См. Интервью 2000 С. 179.

[42] Там же. С. 180. Там же. С. 163: «(Отец) всегда считал меня бездельником, лоботрясом. Он был достаточно строг, каким и должен быть отец. Замечательный человек».

[43] В переводе Н. Фельдман: «У меня нет совести. У меня есть только нервы»; Акутагава Рюноскэ. Новеллы. М.: Художественная литература, 1974. С. 539.

[44] «Трофейное» (авторизованный перевод А. Сумеркина; СИБ-2. Т. VI. С. 12).

[45] Из неоконченного стихотворения (1961?); РНБ. Ед. хр. 59. Л. 75.

[46] Выставка трофейного немецкого оружия была открыта в том же помещении еще в 1943 г. и преобразована в музей в 1946 г. В 1949 г. в связи с репрессиями против ленинградского руководства и одновременной кампанией по уничтожению образа Ленинграда как «Северной столицы» музей был закрыт.

[47] СИБ-2. Т. V С. 329.

[48] «Меньше единицы» (перевод В. Голышева; СИБ-2. Т. V С. 8).

[49] Например: «...до этого еврея настоящего империалиста в русской литературе не было!» (Бар-Селла 1982. С. 231).

[50] СИБ-2. Т. V С. 329.

[51] См. Волков 1998. С. 67. Интересны реминисценции из Сент-Экзюпери в стихотворении «Письмо генералу Z.» (КПЭ). Вероятно, форма стихотворения была подсказана Бродскому «Письмом генералу X.» Сент-Экзюпери. Проникнутое пафосом пацифизма и антитоталитаризма эссе «Письмо генералу X.» было написано в 1943 г. на военной базе в Северной Африке за два месяца до гибели и опубликовано посмертно. В России в шестидесятые годы оно имело хождение в самиздате в переводе М. К. Баранович; переводчиком Экзюпери был также знакомый Бродского писатель Рид Грачев (об истории русских «официальных» и самиздатских переводов Экзюпери см.: Кузьмин Д. Сент-Экзюпери в России // Книжное обозрение. 1993. № 44. С. 8–9). У Бродского «письмо генералу» иронически переосмысляется, оно написано в более иносказательном, символическом стиле. Особого внимания заслуживает сквозная топика карточной игры, начатая каламбуром – карты географические/игральные – в первой строке, она несет тему авантюризма, шулерства, расточительства. Возможным импульсом к возникновению в «Письме генералу Z.» мотива карт был рассказ вдовы Михаила Булгакова о встрече с Экзюпери на вечере у советника американского посольства в Москве 1 мая 1935 г.: «Француз – оказавшийся, кроме того, и летчиком – рассказывал про свои опасные полеты. Показывал необычайные фокусы с картами» (цит. по: Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М.: Книга, 1988. С. 567).

[52] В обширной литературе по культурной семиотике Петербурга нередко говорится о театральности города. Ср.: «В 1920 году Мандельштам увидел Петербург как полу-Венецию, полу-театр» (Ахматова А. А. Сочинения. В 2 т.: Т. 2. М.: Художественная литература, 1986. С. 206) или «П(етербург) театрален. Город-сцена: центр, Невский проспект, набережные, стрелка Васильевского, Ростральные колонны – бутафорские маяки, никому не светившие. Петропавловская крепость, никого ни от кого не защищавшая...» (Тульчинский Г. Город-испытание. В кн.: Петербургские чтения по теории, истории и философии культуры. Вып. 1. Метафизика Петербурга. СПб.: Эйдос, 1993. С. 153).

[53] Исследователи творчества Кузмина пишут о его цикле «Александрийские песни»: «Античность в русском символизме и – шире – модернизме чрезвычайно широко использовалась не только как средство выявления аналогий с современностью (что тоже было очень распространено), но и как способ представить себе нынешнее время в качестве реального продолжения той мифологии, которая создана древними и, пройдя через века, трансформировалась в мифологию современности» (Богомолов Н. А., Мальмстад Дж. Э. Михаил Кузмин: искусство, жизнь, эпоха. М.: Новое литературное обозрение, 1996. С. 105).

[54] О петербургской эсхатологии наиболее подробно см.: Топоров В. Н. Петербург и «Петербургский текст» русской литературы (Введение в тему). В кн.: Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М.: Прогресс-Культура, 1995. С. 259-367.

[55] «Константин Ватинов – совершенно феноменальный автор и настоящий, на мой взгляд, петербуржец. [...] Ткань произведений Вагинова – это такая старая, уже посыпавшаяся гардина, да? В текстах Вагинова меня особенно привлекает это ощущение как бы ненапряженного мускула. Это постоянно чувствуется и в его композиции, и в интонации» (Волков 1998. С. 289, 290).

[56] СИБ-2. Т. 5. С. 47.

[57] Исключения составляли специальные школы с преподаванием ряда предметов на иностранном языке, где преимущественно обучались дети номенклатурной элиты или людей со связями. Состоятельные родители могли платить за частные уроки языка или музыки.

[58] СИБ-2. T.V. С. 19.

[59] Интервью 2000. С. 123.

[60] Школу полагалось посещать в районе проживания, но у отца сохранялась еще довоенная прописка в Кировском районе. Я благодарен В. В. Герасимову за подборку материалов о школьных годах Бродского (РНБ. Ед. хр. 2. Лл. 1-6).

[61] Вагинов К. К. Козлиная песнь. М.: Современник, 1991. С. 112. Среди стихов Н. А. Заболоцкого, которыми он восхищался, Бродский особо выделял «Обводный канал» (1928) (см. Волков 1998. С. 288). Описанная Заболоцким «барахолка», рынок подержанных вещей, просуществовал на углу Лиговского проспекта и Обводного канала до середины пятидесятых годов. Хотя во времена Бродского гужевой траспорт уже был редок, в остальном картина напоминала описание Заболоцкого:

А вкруг – черны заводов замки,

высок под облаком гудок...

И воют жалобно телеги,

и плещет взорванная грязь,

и над каналом спят калеки,

к пустым бутылкам прислонясь.

[62] Интервью 2000. С. 418.

[63] MC. Т. 1. С. 141. Эти неопубликованные стихи многим запомнились. Бродский часто читал их на публичных выступлениях, и они ходили в самиздате (см.: Пикач А. И от чего мы больше далеки? // Новое литературное обозрение. 1995. № 14. С. 181–187). К «джазовым» стихам того периода также можно отнести «Богоматери предместья, святые отцы предместья, святые младенцы предместья...» (MC. Т. 1. С. 65–66), части «Июльского интермеццо» (СИБ-2. Т. 1. С. 68–78) и «От окраины к центру» (там же. С. 201–204). О «джазовой поэтике» Бродского см. Петрушанская 2002.

[64] Гордин 2000. С. 140 (в книге Гордина письмо приводится полностью).

[65] Бродский неоднократно говорил, что среднюю школу ему кончить не удалось (см., например, Волков 1998. С. 25; Интервью 2000. С. 414), но в конце 1963 г. он писал в редакцию газеты «Вечерний Ленинград», опровергая возведенную на него клевету, в том числе, что он «недоучка, не окончивший даже среднюю школу»: «Я получил среднее образование в школе рабочей молодежи, так как с пятнадцати лет пошел работать на завод. Я имею соответствующий документ – аттестат зрелости, который готов предъявить в любую минуту» (цитируется в кн.: Гордин 2000. С. 168). Возможно, он имел в виду справку об обучении в вечерней школе.

[66] Сергеев 1997. С. 436.

[67] См. статистические и другие сведения в кн.: Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина. М.: Международные отношения, 2001. Гл. 5; и в кн.: Солженицын А. И. Двести лет вместе. Ч. П. М.: Русский путь, 2002. С. 404-405.

[68] Интервью 2000. С. 123.

[69] Язык и культура – весьма общие категории, что делает понятие «национальность» малоинформативным в том, что касается отдельного представителя национальности. Как и самоидентификация, уточненная Бродским, язык и культура, формировавшие его личность, могут быть точнее описаны как язык и культура русской интеллигенции двадцатого века. Можно было бы еще добавить: «ленинградской». С другой стороны, язык и культура не являются тотальными детерминантами, и параметры личности не устанавливаются раз и навсегда. Так, «языковая личность» Бродского менялась в связи с приобретаемым жизненным опытом: активным общением с неинтеллигентными слоями русского общества, жизнью в северной деревне, интенсивным изучением польского и английского языков и, наконец, собственным языкотворчеством, сознательными поисками еще неосуществленных возможностей родного языка.

[70] Труды и дни. С. 59. См. также Бондаренко 2003; критик русского националистического (но не шовинистического) направления приводит весьма убедительную подборку фактов, доказывающих индифферентное отношение Бродского к «еврейскому вопросу». А. И. Солженицын даже упрекает его за это (Солженицын 1999. С. 191).

[71] Это то, что рассказывал мне отец поэта, А. И. Бродский, в 1972–1975 гг. Бродский, видимо, совместил обстоятельства жизни прадеда и деда, когда говорил: «Дед мой был из кантонистов, он отслужил двадцать пять лет в армии, и у него была своя маленькая типография» (Интервью. С. 412). Институт кантонистов был окончательно упразднен в России еще в 1858 г. Если бы кантонистом в детстве был дед Бродского, то к моменту рождения отца поэта (1903) ему должно было быть, по крайней мере, лет шестьдесят.

[72] Интервью 2000. С. 328. Бывал ли Бродский в Бродах? Я никогда не слышал от него о поездках на Украину и полагал, что он видел ее только из окна поезда по дороге в Крым или Одессу. Однако в недатированной открытке родителям из Милана (хранится в музее Ахматовой в Петербурге) Бродский, сообщая, что зашел взглянуть на «Тайную вечерю» Леонардо, добавляет: «Помню, видел я впервые изображение этого „Делового ужина“ в Млинах, в саду с чудными желтыми сливами». «Млин» – «мельница», нередкий топоним на Украине. Есть населенный пункт с таким названием и неподалеку от Брод.

[73] Там же. С. 656.

[74] Там же. С. 655-656.

[75] Даугава. 2001. № 6. С. 101.

[76] Сергеев 1997. С. 426.

[77] Освобождение 2000. С. 70. Бродский откровенно рассказывал, как ему удалось «закосить», отделаться от призыва: «У меня была хорошая докторша. Все в Ленинграде, кто хотел уклониться от службы в армии, шли к ней. Про меня она сказала, что я психически нестойкий, и назначила мне лекарство... Венгерские возбуждающие таблетки. Их принимало полгорода» (Труды и дни. С. 53). Это забавный застольный рассказ, но, как показало дальнейшее, болезнь сердца действительно имелась. Ранее, в восемнадцатилетнем возрасте, он получил отсрочку от призыва в связи с заболеванием отца (инфарктом).

[78] См. вторую главу мемуарного эссе «Меньше единицы».

[79] Осенью 1963 г., отвечая на статью в «Вечернем Ленинграде», в которой его объявили тунеядцем, Бродский писал: «Я работал в геологических партиях в Якутии, на Беломорском побережье, на Тянь-Шане, в Казахстане. Все это зафиксировано в моей трудовой книжке» (цит. в: Гордин 2000. С. 171). Всего Бродский ездил в экспедиции пять раз: в 1957 и 1958 гг. к Белому морю, в 1959 и в 1961 гг. в Восточную Сибирь, Якутию и в 1962 г. в Казахстан. Летом 1961 г. в якутском поселке Нилькан в период вынужденного безделья (не было оленей для дальнейшего похода) у него произошел нервный срыв, и ему разрешили вернуться в Ленинград (см. Шульц 2000. С. 76).

[80] Иванов Б. 2003. С. 548.

[81] Британишский В. Поиски. Л.: Советский писатель, 1958. С. 14–15, 20.

[82] Интервью 2000. С. 141; см. также Волков 1998. С. 34.

[83] Самиздатское авторизованное собрание сочинений Бродского в пяти томах, подготовленное В. Р. Марамзиным в 1972–1974 гг.; основной источник последующих публикаций произведений Бродского до 1972 г. Далее – MC.

[84] MC. Т. 1. С. 3.

[85] Цитируется по ксерокопии, переданной Э. Ларионовой в Гуверовский институт. Купюры в квадратных скобках.

[86] Волков 1998. С. 29.

[87] Интервью, данное Валентиной Полухиной в июне-июле 2004 г. Я благодарю В. П. Полухину за разрешение цитировать еще неопубликованное интервью.

[88] Волков 1998 С. 85.

[89] РНБ. Ед. хр. 63. Л. 63. О сходной работе Бродского вспоминает Д. В. Бобышев – «в монтажной бригаде на Балтийском заводе. Ему нужно было лазать в трубы, проверять их после сварки» (Бобышев 2002. С. 79).

[90] Освобождение 2000. С. 68.

[91] Из поэмы Михаила Луконина «Рабочий день» (цит. по антологии: Русская советская поэзия. М.: Художественная литература, 1954. С. 695).

Дата добавления: 2015-08-26