Ноября 1961 года.

Я не увидел дона Хуана сидящим на своей веранде, когда я подъехал. Я подумал, что это странно. Я громко позвал его, и его невестка вышла из дома.

— Он внутри, — сказала она.

Оказалось, что он несколько недель тому назад вывихнул себе щиколотку. Он сделал себе сам "гипсовую повязку", смочив полосы материи в кашице, изготовленной из кактуса и толченой кости. Материя, туго обернутая вокруг щиколотки, высохла в легкий и гладкий панцирь. Повязка имела твердость гипсовой, но не имела ее громоздкости.

— Как это случилось? — спросил я.

Его невестка, мексиканка из Юкатана, которая за ним ухаживала, ответила мне: — Это был несчастный случай. Он упал и чуть не сломал себе ногу.

Дон Хуан засмеялся и подождал, пока женщина вышла из дома, прежде чем ответить.

— Несчастный случай, как бы не так. У меня есть враг поблизости.

Женщина, "Ла Каталина". Она толкнула меня в момент слабости, и я упал.

— Зачем она это сделала?

— Она хотела таким образом убить меня, вот зачем.

— Она была здесь, с тобой?

— Да.

— Но зачем ты позволил ей войти?

— Я не позволял. Она влетела.

— Извини, я не понял.

— Она — черный дрозд. И очень успешно. Я был застигнут врасплох. Она пыталась покончить со мной в течение долгого времени. В этот момент она действительно близко подошла.

— Ты сказал, что он — черный дрозд? Я имею в виду, что она, птица?

— Ну вот. Ты опять со своими вопросами. Она — черный дрозд. Точно так же, как я ворона. Кто я, человек или птица? Я человек, который знает, как становиться птицей. Но возвращаясь к "Ла каталине", она — враждебная ведьма. Ее намерение — убить меня, столь сильно, что я еле мог от нее отбиться. Черный дрозд ворвался прямо в мой дом, и я не смог остановить ее.

— Ты можешь стать птицей, дон Хуан?

— Да, но это нечто такое, к чему мы подойдем с тобой позднее.

— Почему она хочет убить тебя?

— О, это старые раздоры между нами. Она вышла из рамок, и теперь дело обстоит так, что мне следует покончить с ней прежде, чем она покончит со мной.

— Ты собираешься пользоваться колдовством? — спросил я с большой надеждой.

— Не будь глупым. Никакое колдовство на нее не подействует. У меня есть другие планы. Как-нибудь я расскажу тебе о них.

— Может ли твой олли защитить тебя от нее.

— Нет, дымок только говорит мне, что делать. А защитить себя должен я сам.

— А как насчет мескалито? Может он защитить тебя от нее?

— Нет, мескалито — учитель, а не сила, которую можно было бы использовать в личных целях.

— А как насчет "травы дьявола"?

— Я уже сказал, что должен защищаться, следуя указаниям своего олли — дымка. Настолько, насколько я знаю, дымок может сделать все.

Если ты хочешь узнать что бы то ни было в возникшем вопросе, то дымок тебе скажет. И он даст тебе не только знания, но и средства для проведения его в жизнь. Это самый чудесный олли, какого только может иметь человек.

— Является ли дымок более лучшим олли для каждого?

— Он не одинаков для каждого. Многие его боятся и не станут касаться его, даже приближаться к нему. Дымок, как и все остальное, не создан для всех нас.

— Какого рода дымок он собой представляет?

— Дымок волшебников.

В его голосе было заметное преклонение. То, чего я ни разу в нем не замечал.

— Я начну с того, что мой бенефактор сказал мне, когда начал учить меня об этом. Хотя в то время, так же, как и ты, я, пожалуй, не мог понять этого.

"Трава дьявола" — для тех, кто ищет силу. Дымок для тех, кто хочет наблюдать и видеть. И, по-моему, дымок не имеет равных. Если однажды человек вступил в его владения, то любая другая сила оказывается под его командой. Это чудесно. Конечно, это потребует всей жизни. Уходят годы только на знакомство с его двумя жизненными частями: трубкой и курительной смесью. Трубка была дана мне моим бенефактором, и после столь долгого обращения с ней, она стала моей. Она вросла в мои руки. Передать ее в твои руки, например, будет действительно задачей для меня и большим достижением для тебя, если ты добьешься успеха. Трубка будет чувствовать напряжение от того, что ее держит кто-то другой; если один из нас сделает ошибку, то не будет никакого способа предотвратить то, что трубка сама по себе расколется или выскользнет своей силой из наших рук и разобьется, даже, если она упадет на кучу соломы. Если это когда-нибудь случится, это будет означать конец для нас обоих. В особенности для меня. Невероятными путями дымок обратится против меня.

— Как он может обратиться против тебя, если это твой олли?

Мой вопрос, казалось, прервал поток его мыслей. Долгое время он не отвечал.

— Трудность составных частей, — внезапно продолжил он, — делает курительную смесь одной из самых опасных субстанций, какие я знаю. Никто не может приготовить ее без того, чтобы не быть пораженным. Она смертельно ядовита для каждого, кроме протеже дымка. Трубка и смесь требуют самой интимной заботы. И человек, пытающийся учиться, должен подготовить себя, ведя усердную, спокойную жизнь. Его действия столь ужасающи, что лишь очень сильный человек может выдержать даже небольшую затяжку. Все пугает и запутывает сначала, но каждая следующая затяжка проясняет вещи. И внезапно мир открывается заново. Невообразимо. Когда это случится, то дымок оказывается олли этого человека. Он открывает любые секреты, позволяя ему входить в неощутимые миры.

Это величайшее качество дымка. Это его величайший дар. Он выполняет такую функцию, не причиняя ни малейшего вреда. Я называю дымок истинным олли.

Как обычно, мы сидели перед его домом, где земляной пол всегда чист и хорошо утоптан, внезапно он поднялся и вошел в дом. Через несколько минут он вернулся с узким свертком и снова уселся.

— Это моя трубка, — сказал он.

Он наклонился ко мне и показал мне трубку, которую было он вытащил из чехла, сделанного из зеленой парусины. Она была, пожалуй, 22-25 см длиной.

Чубук был из красного дерева. Он был гладким, без украшений. Чашечка трубки тоже, казалось, сделана была из дерева, но она была довольно громоздка по сравнению с тонким чубуком. Она была гладкая до блеска, темно-серого цвета, почти как каменный уголь.

Он подержал трубку перед моим лицом. Я думал, что он подает ее мне. Я протянул руку, чтобы взять ее, но он быстро отдернул свою руку обратно.

— Эта трубка была дана мне моим бенефактором, — сказал он, — в свою очередь я передам ее тебе. Но сначала ты должен знать ее. Каждый раз, когда ты будешь приезжать сюда, я буду давать ее тебе. Начнешь с прикосновения к ней. Держи ее очень немного сначала, пока ты и трубка не привыкнете друг к другу. Затем положи ее в свой карман или, может, за пазуху и, наконец, медленно и осторожно поднеси ее ко рту. Все это должно делаться мало-помалу. Когда связь установится, ты будешь курить из нее.

Если ты последуешь моему совету и не будешь спешить, то дымок может стать и твоим предпочитаемым олли.

Он вручил мне трубку, но не выпускал ее из своих рук. Я протянул правую руку.

— Обеими руками.

Я коснулся трубки на очень короткий момент обеими руками. Он не полностью протянул ее мне, так, что я не мог ее взять, а мог лишь коснуться ее. Затем он спрятал ее обратно.

— Первый шаг в том, чтобы полюбить трубку. Это требует времени.

— Может трубка невзлюбить меня?

— Нет. Трубка не может невзлюбить тебя, но ты должен научиться любить ее, чтобы к тому времени, когда ты будешь курить, трубка помогла бы тебе не бояться.

— Что ты куришь, дон Хуан?

— Это.

Он расстегнул воротник и показал скрытый под рубашкой небольшой мешочек, который висел у него на шее наподобие медальона. Он вынул его, развязал и очень осторожно отсыпал на ладонь немного содержимого.

Настолько, насколько я мог судить, смесь выглядела, как тонко натертые чайные листья, варьирующие по окраске от темно-коричневого до светло-зеленого с несколькими пятнышками ярко-желтого.

Он возвратил смесь в мешочек обратно, закрыл его, завязал ремнем и опять спрятал под рубашкой.

— Что это за смесь?

— Там масса вещей. Добыча всех составных частей — очень трудное предприятие. Нужно далеко путешествовать. Маленькие грибы, необходимые для приготовления смеси, растут только в определенное время года и только в определенных местах.

— У тебя есть разные виды смеси для разных видов помощи, в которой у тебя может быть нужда?

— Нет. Есть только дымок один, и нет другого, подобного ему. — он показал на мешочек, висевший на его груди, и поднял трубку, которая у него была зажата между колен.

— Эти двое — одно. Одно не может быть без другого. Эта трубка и секрет этой смеси принадлежали моему бенефактору. Они были переданы ему точно так же, как мой бенефактор передал их мне. Эта смесь, хотя ее и трудно приготовить, восполнима. Ее секрет лежит в ее составных частях и в способе их сбора и обработки. Трубка же — предмет на всю жизнь. За ней следует следить с бесконечной заботой. Она прочна и крепка. Но ее никогда не следует ни обо что ударять. Ее надо держать сухими руками. Никогда не браться за нее, если руки потные и пользоваться ею лишь находясь в одиночестве. И никто, абсолютно никто не должен видеть ее, разве что ты намерен ее передать этому человеку. Вот чему мой бенефактор учил меня. И именно так я обращался со своей трубкой всю мою жизнь.

— Что случится, если ты утеряешь или сломаешь трубку?

— Я умру.

— Все трубки магов такие, как твоя?

— Не все имеют трубки, подобные моей, но я знаю некоторых, у кого они есть.

— Можешь ли ты сам сделать трубку, такую, как эта, дон Хуан? — настаивал я. — Предположим, что ты не имел бы ее. Как бы ты передал мне трубку, если бы ты хотел это сделать?

— Если бы у меня не было трубки, то я бы не мог; да и не захотел бы тебе ее передать. Я бы дал тебе взамен что-нибудь еще.

Казалось, что он почему-то мною недоволен. Он положил свою трубку очень осторожно в чехол, который, должно быть, имел вкладыш из мягкого материала, потому что трубка, которая входила в чехол, скользнула внутрь очень мягко. Он пошел в дом убирать трубку.

— Ты не сердишься на меня, дон Хуан? — спросил я, когда он вернулся.

Он, казалось, удивился моему вопросу.

— Нет. Я никогда ни на кого не сержусь. Никто из людей не может сделать ничего достаточного и важного для этого. На людей сердишься, когда чувствуешь, что их поступки важны. Ничего подобного я больше не чувствую.

Дата добавления: 2015-08-26