Балашова Е.А. сказала, что эта книжуля важна.

«Археология знания» (1969)

«Археология знания» представляет собой теоретический комментарий к вышедшим прежде работам «археологического периода». В этой книге и в последующих работах место понятия «эпистема» занимают уже «дискурс» и «дискурсивные практики». Анализ дискурсивных практик позволяет покончить с традиционным психологизмом, который присутствует в широко распространенных исследованиях текстов. Фуко ставит под вопрос и такие понятийные единства как «наука» и «философия», «литература» и «политика», а также «книга», «произведение», «автор». Целью «Археологии знания», по утверждению самого Фуко, является также желание описать отношения между высказываниями: описать высказывания в поле дискурса и те отношения, которые они могут устанавливать. Помимо этого — и, возможно, главным образом — книга призвана прояснить те вопросы, которые возникли при прочтении «Слов и вещей». Самый важный из которых — вопрос о том, как одна эпистема приходит на смену другой. Эта проблематика фиксируется в понятии «прерывность».

Прерывность является результатом самоописания, в процессе ей придаются всё новые спецификации. Это понятие парадоксальное, поскольку оно одновременно выступает и в роли инструмента анализа, и в роли объекта исследования.

По словам Фуко, классический исторический анализ всячески стремился избегать темы прерывности и строил образ непрерывной истории. В истории мы не находим достаточной непрерывности преданий, — напротив, мы наблюдаем смещения и трансформации. Фуко рассматривает понятие «архива», как системы формации и трансформации высказываний, определяющей их функционирование и сочетание. Архив содержит в себе закон функционирования высказываний («историческое априори») и ограниченное поле высказываний («позитивность»).

Историческим априори называется совокупность правил, характеризующих дискурсивную практику. Историческое априори — это совокупность условий, которые делают позитивность возможной на уровне реальности высказываний, а не на уровне истинности суждений.

Фуко критикует классический подход к истории. Он вводит понятия глобальной (собирающей все феномены вокруг единого центра) и тотальной (разворачивающейся в виде рассеивания) истории, чтобы показать различия между классической и современной исторической наукой. Самое главное различие между ними заключается в отношении к проблеме документа. Для классической истории документ — это умолкший язык. Для современной традиции документ — это некое пространство, которое открыто для освоения. Сам по себе документ уже не является свидетелем прошлого. Таковым раньше его делала история.

Между археологией знания и традиционной историей идей существует, как минимум, четыре различия.

1. В представлении о новизне.
2. В анализе противоречий.
3. В сравнительных описаниях.
4. В ориентации трансформаций.

Фуко видит назначение археологии знания в новом способе анализа дискурса.

Археология знания основывается на четырёх принципах.

1. Археология рассматривает дискурс не как документ, а как памятник; не как знак другой вещи, а как вещь в её собственном объёме.
2. Археология стремится определить дискурс в самой его специфичности и показать, в чём именно заключается игра правил, которые он использует.
3. Археология стремится к определению типов и правил дискурсивной практики, пронизывающих индивидуальные произведения. Она чужда инстанции создающего субъекта в качестве причины возникновения и бытия произведения.
4. Археология не обращена к истоку дискурса, она даёт систематическое описание дискурса-объекта.

Ну епт нет про его искусствоведческую деятельность, вот это рецензия на эго книгу про

Живопись Мане

За недолгий период с начала 90-х на русском языке были изданы почти все ключевые работы кумира европейских интеллектуалов нескольких поколений Мишеля Фуко. Но к началу XXI века обнаружилось — и не только в России — что не хватает чего-то очень важного для понимания эстетической концепции философа. Вернее, обнаружилось это гораздо раньше, но именно в начале 2000-х из-за возросшего числа фальшивых текстов возникла существенная необходимость докопаться до истины в деле с так называемой «утраченной» лекцией Мишеля Фуко. «Ничто не волнует сильнее, чем то, что не увидело свет; недосказанность порождает слухи: Мишель Фуко якобы написал более сотни страниц о Мане, и никто не хочет верить, что они пропали», — интригует во введении Маривонн Сезон, профессор философии, одна из участников масштабного проекта по восстановлению текста лекции о Мане. Магнитофонная запись этой лекции, прочитанной в Тунисе в 1971 году, — единственный сохранившийся источник, по которому можно судить о том, что же могло быть в этой утраченной — «маллармеанской» — книге о Мане. Запись — хоть и с небольшими пробелами — была расшифрована и опубликована в начале 2000-х годов, тогда же состоялся коллоквиум «Мишель Фуко: взгляд», на котором с докладами о живописи одного и философии другого выступили восемь искусствоведов и культурологов. Изданная в 2011 году в петербургском издательстве «Владимир Даль» книга «Живопись Мане» в основном и состоит из текстов этих докладов, комментирующих лекцию, довольно небольшую, предельно емкую и очень аутентичную. Одним из главных правил при расшифровке лекции было сохранение признаков устной речи Фуко. Его размышления о Мане — даже если они и были зафиксироаны на бумаге — в своей основе существуют лишь в пространстве устного творчества. Публикация лекции практически в том виде, как она была прочитана Фуко — с сохранением всех обращений к аудитории и даже с вставными ремарками типа «Мишель Фуко пользуется паузой, чтобы снять пиджак и галстук» — создает довольно сильный эффект, стирающий грань между текстом написанным и текстом произнесенным. Перед нами — живые слова, не ставшие — случайно или намеренно — законченной и зафиксированной мыслью. Такая ситуация предпологает дискуссию, которая, можно сказать, и состоялась спустя 30 лет после выступления Фуко. Основной тезис Фуко — «Мане первым в западном искусстве, по крайней мере со времен кватроченто, применил и задействовал, так сказать, внутри своих картин, внутри того, что они изображали, материальные качества поверхности, на которой он писал». То есть картины Мане, благодаря его живописной технике, всячески стараются показать зрителю, что они написаны на определенном и, что еще более важно, ограниченном фрагменте пространства. Картины Мане — это картины-объекты, сделавшие возможным все искусство XX века, это картины «как материальность, картины как нечто раскрашенное, то, что освещается внешним светом и перед чем или вокруг чего может ходить зритель». Фуко строит лекцию на основе разбора тринадцати картин Мане с трех главных ракурсов, доказывающих его тезис: «Пространство полотна», «Освещение» и «Место зрителя». В связи с последним он довольно тщательно разбирает знаменитое полотно «Бар в Фоли-Бержер», демонстрируя «злость и лукавство» Мане, с которыми он издевался над зрителями, запутывая в зеркальных отражениях. По Фуко получается, что именно эти «злость и лукавство» позволили живописи будущего освободиться от изображения в целом и заиграть чистыми свойствами пространства.

Тьерри де Дюв, историк и философ искусства, вступает в своеобразную полемику с Фуко и в, наверное, одной из самых занятных статей этого сборника подробно объясняет, как на самом деле сконструирована картина «Бар в Фоли-Бержер» и указывает на некоторые ошибки Фуко. Другие тексты также — в большей или меньшей степени — посвящены Фуко и его исследованиям в области истории искусства. Единственное, что остается сделать после прочтения этой книги — отправиться, скажем, в Музей д’Орсе и уже перед оригиналами картин заново перечитать — ну или «прослушать» — все лекции, собранные в этом издании.

Дата добавления: 2015-08-20