Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 3. Мы с мамой живем на ферме, расположенной на границе между окраинами Колдуотера и

Глава 1 | Глава 5 | Глава 6 | Глава 7 | Глава 8 | Глава 9 | Глава 10 | Глава 11 | Глава 12 | Глава 13 |


Мы с мамой живем на ферме, расположенной на границе между окраинами Колдуотера и отдаленными малонаселенными регионами штата Мэн. Выгляни в любое окно и ты словно очутился в прошлом. Бескрайняя не паханая целина с одной стороны, льняные поля, обрамленные вечно зелеными деревьями, — с другой. Мы живем в самом конце улицы Хоторн Лейн, а ближайшие соседи — в миле от нас. Ночью, когда светлячки окутывают деревья золотистым свечением, а воздух наполняется теплым ароматом мускусной сосны, совсем нетрудно поверить, что ты очутился в совершенно другом веке. И, дав волю воображению, я даже могу представить расположившийся неподалеку красный амбар и пасущихся овец.

Стены нашего дома покрыты белой краской, и крыльцо, перекошенное настолько, что это видно невооруженным глазом, опоясывает их по всему периметру. Окна с синими ставнями имеют узкую и вытянутую форму и противно скулят жалобным стоном при каждой попытке открыть их. Папа, бывало, говорил, что благодаря этому ему не придется устанавливать сигнализацию на окно моей спальни. Наша личная шутка, так как мы оба знали, что я не из тех дочерей, что тайком ускользают по ночам.

Родители переехали на эту ферму (читай — дыру) незадолго до моего рождения, объясняя свое решение тем, что влюбились в этот дом с первого взгляда. У них была простая мечта: со временем восстановить его до чарующего состояния 1771 года, и однажды прибить на крыльце вывеску «Гостиница» и подавать лучший суп из лобстеров на всем побережье. Мечта рассеялась, когда однажды ночью папу убили в центре Портленда.

Утром меня выписали из больницы и теперь я сижу в своей комнате. Прижав подушку к груди, я откинулась на спинку кровати, с ностальгией рассматривая коллаж фотографий, кнопками прикрепленных к пробковой панели на стене. Там снимки родителей, позирующих на вершине Разбэри Хилл, Ви, демонстрирующей свой ужасный спандексовый костюм Женщины-кошки, который она сшила на Хэллоуин несколько лет назад, моя фотография из ежегодника за прошлый класс. Разглядывая наши улыбающиеся лица, я пыталась уверить себя, что теперь, вернувшись в свой привычный мир, я в безопасности.

Правда заключалась в том, что я не буду чувствовать себя в безопасности и не вернусь к прежней жизни до тех пор, пока не вспомню, что произошло со мной в течение последних пяти месяцев, в особенности, в течение последних двух с половиной месяцев. Пять месяцев казались незначительным периодом по сравнению с семнадцатью годами (я пропустили свой семнадцатый день рождения во время этих непостижимых одиннадцати недель), но я не могла видеть ничего, кроме этого недостающего звена.

Огромной дыры, зияющей на моем пути, препятствующей моему продвижению вперед. У меня не было прошлого, как и не было будущего. Лишь преследующая меня громадная пустота.

Результаты тестов, что назначил доктор Хаулет, оказались отличными, просто отличными. Насколько они могли судить, за исключением нескольких царапин и синяков, мое физическое состояние было таким же великолепным, как и в день моего исчезновения.

Но нечто более серьезное, потаенное, сокрытое глубоко внутри, куда не доберутся никакие тесты, вызывало у меня сомнения относительно моего выздоровления. Кто я теперь? Через что я прошла за эти выпавшие из моей памяти месяцы? Что, если травма привнесла в меня такие изменения, которые я никогда не смогу постичь? Или еще хуже, от которых я никогда не смогу оправиться?

Пока я была в больнице, мама наложила строгий запрет на посетителей и доктор Хаулет ее поддержал. Я понимала их беспокойство, но теперь, когда я дома, постепенно возвращаюсь к привычному порядку вещей, я не позволю маме запереть меня в четырех стенах с благими, но неразумными намерениями защитить меня. Может, я и изменилась, но это все еще я. И единственное, что я хочу сделать прямо сейчас, обсудить все с Ви.

Внизу я стянула мамин Блэкберри с тумбочки и вернулась в комнату. Когда я очнулась на кладбище, при мне не было мобильного, и пока я не подберу себе новый, вполне сойдет и ее телефон.

«Это Нора. Ты можешь говорить?» — написала я Ви. Было уже поздно, а мама Ви вынуждала ее гасить свет в десять. Если бы я позвонила, ее мама могла услышать, а это означало бы кучу проблем для Ви. Зная миссис Скай, не стоит уповать на ее снисходительность, даже учитывая все обстоятельства данной ситуации.

Мгновение спустя Блэкберри подал сигнал о новом сообщении.

«Крошка?!?!!! Я тут с ума схожу. Сплошной комок нервов. Где ты?»

«Позвони мне на этот номер».

Положив телефон на колени, я нервно покусывала ноготь на большом пальце.

Я не могла понять, откуда взялось это волнение. Это же Ви. Но лучшие друзья или нет, мы не общались несколько месяцев. Хотя по моему мироощущению не прошло больше нескольких дней, в реальности все было совсем иначе. Между двумя поговорками «В разлуке чувство крепнет» и «С глаз долой — из сердца вон» я определенно склонялась к первой.

Несмотря на то, что я ожидала звонка Ви, я все равно вздрогнула, когда Блэкберри зазвонил.

— Алло? Алло! — произнесла Ви.

Стоило услышать ее голос, как меня тут же переполнили эмоции.

— Это я! — удалось выдавить с трудом.

— Наконец-то, — фыркнула она, ее голос тоже звучал напряженно от эмоций.

— Я вчера весь день провела в больнице, но они не разрешили мне навестить тебя. Я прорвалась сквозь охрану, но они, прокричав код девяносто девять, погнались за мной. Они выпроводили меня в наручниках, и говоря «выпроводили», я подразумеваю кучу тумаков и ругательств в обоих направлениях. Насколько я могу судить, единственным преступником здесь является твоя мама. Никаких посетителей? Я твоя лучшая подруга. Ей разве не приходило ежегодное уведомление об этом на протяжении последних одиннадцати лет? В следующий раз, когда я буду у вас, я хорошенько всыплю этой женщине.

Сидя в темноте, я почувствовала, как мои дрожащие губы изогнулись в улыбке. Я прижала телефон к груди, разрываясь между смехом и слезами. Я должна была знать, что Ви меня не бросит. Воспоминания обо всем, что пошло наперекосяк с тех пор, как я очнулась на кладбище три дня назад, быстро затмевались простейшим фактом — в этом мире у меня все еще есть лучшая подруга. Может, все и изменилось, но мои отношения с Ви — прочны как скала. Наша связь нерушима. И ничто этого не изменит.

— Ви, — выдохнула я с облегчением. Мне хотелось насладиться нормальностью момента. Было уже поздно, мы должны спать, но вместо этого мы болтаем в темноте. В прошлом году мама Ви застукала ее за телефонным разговором со мной после выключения света и выбросила телефон. На следующее утро на глазах у всех соседей Ви устроила погружение в мусорный контейнер. И до сегодняшнего дня она не расстается с этим телефоном. Мы зовем его Оскар, в честь Оскара Ворчуна.

— Они дают тебе качественные успокоительные? — спросила Ви. — Отец Энтони Эмовица, кажется, фармацевт, так что я могла бы раздобыть для тебя хороших лекарств.

Мои брови поползли вверх.

— Что? Ты и Энтони?

— Фу! Нет! Не в этом смысле. Я зареклась встречаться с парнями. Если мне нужна романтика, для этого есть Netflix[1].

«Поверю, если увижу своими глазами», — подумала я, усмехнувшись.

— Где моя лучшая подруга и что ты с ней сделала?

— У меня программа по очищению от парней. Вроде диеты, только направлена на мое эмоциональное состояние. Не бери в голову, я уже еду к тебе, — продолжила Ви. — Я три месяца не видела свою лучшую подругу, и это телефонное воссоединение полная фигня. Крошка, я покажу тебе настоящие медвежьи объятия.

— Удачно проскользнуть мимо моей мамы, — ответила я. — Она новая представительница родительского фанатизма.

— Ух, эта женщина! — прошипела Ви. — Я уже мастерю распятие.

Мы вполне можем подискутировать о ведьминском статусе моей матери в любой другой день. Сейчас на повестке дня есть более важные темы.

— Ви, мне нужно краткое содержание дней, ведущих к моему похищению, — начала я, переводя разговор на более серьезный уровень. — Я не могу отделаться от чувства, что похищение не было случайным. Должны были быть предостерегающие знаки, но я ничего не помню. Врач сказал, потеря памяти времена, но в данный момент мне нужно, чтобы ты рассказала, куда я ходила, что делала, с кем встречалась ту последнюю неделю. Просвети меня.

Ви ответила не сразу.

— Уверена, что это хорошая идея? Немного рановато для подобного стресса. Твоя мама рассказала мне о твоей амнезии…

— Серьезно? — прервала ее я. — Ты на стороне моей матери?

— Замолчи, — проворчала Ви, сдаваясь.

В течение следующих двадцати минут она пересказывала каждое событие той недели. Однако чем больше она говорила, тем глубже опускалось у меня сердце. Никаких странных телефонных звонков. Никаких незнакомцев, неожиданно вошедших в мою жизнь. Никаких необычных машин, преследующих нас по городу.

— А ночь моего исчезновения? — поинтересовалась я, прерывая ее на полуслове.

— Мы были в Дельфийском парке развлечений. Помню, я отошла купить хот-догов… и затем начался весь этот кошмар. Я услышала выстрелы, и люди в панике кинулись врассыпную. Я развернулась, чтобы найти тебя, но ты исчезла. Я подумала, ты поступила умнейшим образом — дала деру. Вот только на парковке тебя не было. Я хотела пойти обратно в парк, но приехала полиция и выпроводила всех. Я пыталась объяснить им, что ты осталась в парке, но они были не расположены к общению. Заставили всех разъехаться по домам. Я названивала тебе каждую минуту, но ты не отвечала.

Казалось, будто меня ударили под дых. Выстрелы? У Дельфийского парка была не самая лучшая репутация, но все же. Выстрелы? Это так странно — настолько вопиюще — что если бы мне рассказывал все это кто-то другой, я бы не поверила.

— Ви продолжила: — Больше я тебя не видела. Позже я узнала об этой истории с заложником.

— Истории с заложником?

— Очевидно, тот же психопат, что затеял стрельбу в парке, держал тебя в заложниках в будке механика под комнатой смеха. Никто не знает почему. В итоге он отпустил тебя и смылся.

Я открыла рот — закрыла. Наконец, я выдавила шокированное «что»?

— Полицейские нашли тебя, допросили и доставили домой около двух часов ночи. Тогда тебя видели в последний раз. Что касается парня, держащего тебя в заложниках… никто не знает, что с ним случилось.

И тогда все ниточки связались воедино.

— Должно быть, меня похитили из дома, — заключила я и продолжила: — После двух часов ночи я, очевидно, спала. Парень, что держал меня в заложниках, наверное, проследил за мной до дома. Что бы он ни задумал в парке, его прервали, и он вернулся за мной. И вломился в дом.

— В том-то и загвоздка. Не было следов борьбы. Двери и окна были закрыты.

Я обессилено опустила голову на ладонь.

— У полиции есть зацепки? Этот парень — кем бы он ни был — не может раствориться словно призрак.

— Они сказали, он, вероятно, использовал фальшивое имя. Но как бы то ни было, ты сказала им, что его зовут Риксон.

— Я не знаю никого по имени Риксон.

Ви вздохнула.

— В этом вся проблема. Никто не знает. — Она замолчала на мгновение. — Но вот что еще. Иногда мне кажется, будто мне знакомо это имя. Но когда я пытаюсь вспомнить откуда, разум становится неприкосновенно чист. Будто воспоминания там, но я не могу отыскать их. Словно… на месте его имени сверкает дыра. Это все странно до жути. Я уверяю себя, что, возможно, все дело в том, что я хочу помнить его, ну ты понимаешь? Будто, если я вспомню его — ура! Бинго! Мы нашли этого засранца. И тогда полиция сможет арестовать его. Все слишком просто, я знаю. А теперь я вообще бормочу без умолку, — сказала она. Затем тише добавила: — И все же… готова поклясться…

Дверь скрипнула и отворилась. Мама просунула голову, заглядывая внутрь.

— Я собираюсь ложиться спать. — Ее взгляд переместился на Блэкберри. — Уже поздно, и нам обеим нужно выспаться.

Она посмотрела на меня выжидательно, и я уловила скрытый смысл послания.

— Ви, мне нужно идти. Позвоню тебе завтра.

— Передавай ведьме привет. — И она повесила трубку.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросила мама, мимоходом забирая у меня телефон. — Воды? Еще покрывал?

— Нет, все нормально. Спокойной ночи, мам, — я выдавила мимолетную, но обнадеживающую улыбку.

— Ты проверила окно?

— Три раза.

Она все равно подошла к окну и подергала защелку. Посчитав, что она надежно заперта, она слегка улыбнулась.

— Не повредит проверить еще раз, правда? Спокойной ночи, солнышко, — добавила она, погладив меня по волосам и поцеловав в лоб.

Когда она ушла, я забралась под одеяло, прогоняя в голове все, что рассказала Ви. Перестрелка в Дельфийском парке, но зачем? Чего хотел добиться стрелок? И почему из тысяч людей, гуляющих в парке в ту ночь, он выбрал именно меня? Может, это чистое невезение, но мне так не казалось. Вся эта неизвестность кружилась в голове, доводя меня до изнеможения. Если бы только…

Если бы только я могла вспомнить.

Зевнув, я устроилась поудобнее и закрыла глаза.

Прошло пятнадцать минут. Затем двадцать. Перевернувшись на спину, я уставилась в потолок невидящим взглядом, пытаясь подкрасться к своим воспоминаниям и застать их врасплох. Поняв, что это не принесет никаких результатов, я попробовала более прямой подход. Я ударилась головой о подушку, стараясь выбить из нее образ. Отрывок разговора. Запах, который может натолкнуть на мысль. Что угодно! Но вскоре мне стало очевидно, что это тоже ни к чему не приведет.

Когда я выписывалась из больницы сегодня утром, я была уверена, что потеряла память навсегда. Но с просветленной головой, оставив первоначальный шок позади, я начинала думать об обратном. Я остро ощущала сломанный мост в мозгу и истину, маячившую на дальнем конце пропасти. Если я сама разрушила мост, в качестве защитного механизма от травмы, полученной во время похищения, тогда вероятно я могу его восстановить. Знать бы только как.

Начнем с черного цвета. Насыщенного, неестественно темного черного цвета. Я никому об этом не говорила, но цвет то и дело вспыхивает в памяти в совершенно случайной обстановке.

Когда это происходит, по телу пробегает приятная дрожь, и кажется, будто цвет нежно проводит пальцем по щеке, поднимая подбородок, чтобы я взглянула на него.

Знаю, глупо думать, будто цвет может ожить, но пару раз мне показалось, я уловила вспышку чего-то более материального за этим цветом. Пару глаз.

И то, как они изучали меня, волновало мое сердце.

Но как что-то, потерянное в памяти за этот период, может доставлять удовольствие вместо боли?

Я медленно выдохнула. Мною завладевало настойчивое отчаянное желание следовать за этим цветом, куда бы он меня не привел. Я жаждала найти те черные глаза, заглянуть в них. Я жаждала узнать, кому они принадлежат.

Цвет притягивал меня, манил за собой. Если подумать разумно, это не имело никакого смысла. Но идея прочно засела у меня в голове. Я испытывала гипнотическое, маниакальное желание позволить цвету вести меня. Могущественный магнетизм, не поддающийся логике.

Я позволила этому желанию расти внутри меня, пока оно не пробралось под кожу, посылая дрожь по всему телу.

Мне стало жарко, и я сбросила с себя одеяло. Голова гудела, я ворочалась из стороны в сторону. Сила гула нарастала, пока меня не затрясло от жара. Странная лихорадка. «Кладбище», — подумала я. — «Все началось на кладбище».

Черная ночь, черный туман. Черная трава, черные надгробия. Отблески черной реки. И теперь взгляд черных глаз. Я больше не могла игнорировать вспышки черного, я не могла скрыться от них во сне. И я не успокоюсь, пока не разберусь с этим.

Я вскочила с кровати, натянула вязаную кофту через голову, влезла в джинсы и накинула на плечи кардиган. И остановилась у двери. В коридоре было довольно тихо, не считая раскатистого тиканья старинных напольных часов, доносящегося с первого этажа. Дверь маминой спальни была неплотно закрыта, но сквозь щель не струился свет. И если прислушаться, можно услышать ее тихое сопение во сне.

Бесшумно я спустилась вниз, взяла фонарик и ключ от дома и вышла через заднюю дверь, боясь, что скрипучие ступени парадного крыльца тут же выдадут меня. Кроме этого на обочине дежурил офицер в форме. Его поставили, чтобы отваживать репортеров и фотографов, но мне казалось, если я выберусь на прогулку в столь поздний час, он тут же позвонит детективу Бассо.

Тоненький голос на задворках разума пытался убедить меня, что, возможно, это была не лучшая идея, но мною руководил загадочный гипноз. Черная ночь, черный туман. Черная трава, черные надгробия. Отблески черной реки. Взгляд черных глаз. Я должна найти эти глаза. У них есть ответы.

Сорок минут спустя я вошла в сводчатые ворота кладбища Колдуотера.

Легкий ветерок срывал листья с ветвей, и они, кружась, словно маленькие темные вихри, опускались на землю. Я без труда нашла могилу отца.

Трясясь от промозглой прохлады, методом проб и ошибок, я все же нашла то плоское надгробие, у которого все началось.

Нагнувшись, я коснулась пальцами гладкого мрамора. Закрыв глаза, я заблокировала звуки ночи, концентрируясь на черных глазах. Я послала свой вопрос в пустоту, надеясь, что они меня услышат. Как я могла уснуть на кладбище, проведя одиннадцать недель в заключении?

Я медленно огляделась вокруг. Запах гниющих листьев, оповещающий о приближающейся осени, резкий аромат скошенной травы, звуки бьющихся друг о друга крыльев насекомых — ничто не проливало свет на мой отчаянный вопрос. Я сглотнула подступающий к горлу комок, изо всех сил стараясь не чувствовать себя побежденной. Черный цвет, мучающий меня последние дни, подвел меня. Засунув руки в карманы джинсов, я развернулась в сторону выхода.

Краем глаза я заметила темное пятно на траве. Нагнувшись, я подняла черное перо. Оно было длиной с мою руку — от плеча до запястья. Я невольно нахмурилась, пытаясь представить себе птицу, которой бы принадлежало это перо. Оно было слишком большим для вороны. Слишком большим для любой известной мне птицы. Я провела пальцем по стержню пера, каждая шелковистая бородка тут же отскочила на место.

В памяти что-то закопошилось. «Ангел», — мне показалось, будто я услышала шепот вкрадчивого голоса. — «Ты — моя». Изо всех смущающих нелепостей, которые могли со мной произойти, я покраснела. Я оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что голос не был реальным.

«Я не забыл тебя». Стоя неподвижно, я ждала, что снова услышу голос, но он расселся с ветром. Какую бы вспышку воспоминаний он не принес с собой, она снова погрузилась в пучину памяти прежде, чем я успела ухватить ее. Я разрывалась между желанием выбросить перо и неистовым порывом сохранить его там, где никто не найдет. У меня было настойчивое ощущение, что я наткнулась на что-то секретное, что-то личное, что-то, что может принести много вреда, если его обнаружат.

На парковку, что располагалась на вершине граничащего с кладбищем холма, на полных оборотах влетела машина, из окон которой раздавалась оглушительная музыка. Я слышала крики и громкие смешки, и я бы не удивилась, если бы они принадлежали кому-нибудь из моих одноклассников.

Эта часть города была скрыта деревьями, находилась далеко от центра и представлялась отличным местом для безнадзорных ночных гуляний. Не желая сталкиваться с кем-нибудь из знакомых, особенно учитывая тот факт, что мое возвращение стало сенсацией в местных новостях, я засунула перо под мышку и быстром шагом направилась к главной дороге.

Около половины третьего я вошла в дом и, заперев дверь, на цыпочках зашагала наверх. Постояв в нерешительности посреди комнаты, я все же спрятала перо в средний ящик комода, где я хранила носки, леггинсы и шарфы. Оглядываясь назад, я даже не понимала, зачем притащила его домой.

Это не похоже на меня: я никогда не собирала выброшенные вещицы, и уж тем более не прятала их в комоде. Но эта породила воспоминание…

Сняв одежду и сладко зевнув, я повернулась к кровати. Я уже почти подошла к ней, когда остановилась как вкопанная. На подушке лежал листок бумаги. Которого не было там, когда я уходила.

Я резко развернулась, ожидая увидеть в дверях маму, рассерженную и взвинченную из-за моей прогулки. Но учитывая все произошедшее, неужели я и правда подумала, что она всего-навсего оставит записку, обнаружив пустующую кровать?

Я взяла листок, осознавая, что руки дико дрожат. Это был разлинованный тетрадный листок, точно на таких же я пишу в школе. Сообщение было наскоро нацарапано черным маркером.

ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ТЫ ДОМА ВОВСЕ НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО ТЫ В БЕЗОПАСНОСТИ.


Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 2| Глава 4

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.016 сек.)