Page no / 111

и бабушек, домиков, садиков и т. д. Сеансы анализа должны продолжаться по пять-шесть часов каждый день!

В конце концов, я буду очень рад увидеть ее снова в Венеции! В Лионе она всегда бывала весьма элегант­на, впрочем, как и большинство итальянок, посещав­ших мою лаборатории. Часто на ней был большой белый шелковый шарф. «Бьянка, которая вся в белом» — так, несколько ревниво, называли ее некоторые мои сотруд­ницы... «В белом», значит.

Внезапно я понял, что образ белой как снег женщи­ны, явившийся мне во сне, должно быть, связан с нею! Сон-желание, столь дорогой для Фрейда! А все эти маленькие «фрейдики», которые пробежали по ее те­лу, а потом исчезли! Конечно же, это микропсихоана­лиз! Я желал Бьянку, ту, которая ушла из микропсихо­анализа или от которой он сам ушел... «Но куда, в ка­кую сторону?» — снова подумал я, осознав, что нико­гда не осмелюсь пересказать ей свой сон...

Это уже третий сон-ребус после моего приезда в Монтегротто. А ведь раньше мне редко снились по­добные сны! Похоже, что-то случилось с моей «онейри-ческой машиной», раз во время парадоксального сна, ко­гда я каждый раз просыпался с эрекцией, меня стали посещать такие сны. Сегодня послание было ясным. Я уже желал или начинал желать эту Бьянку.

Прибыв в Венецию, я отметил, что за всю дорогу ни разу не вспомнил о Муранелле и ее загадке. Ее место за-

няла Бьянка. Это, безусловно, был «онейрический оста­ток», направлявший мои мысли.

Бьянка встречала меня на вокзале Санта-Лючия. Улыбающаяся, в красном платье с белым воротником. Она представила мне двух психологов, бородатых и молчаливых, учеников профессора С. из Рима. Мы се­ли в мотоскафо*, чтобы добраться до конгресса, кото­рый проводился со стороны Кампо Авогариа, позади от Дзаттере. «Прощай, мой сорок первый», — подумал я.

Во главе конгресса был мой «коллега и друг», профес­сор Аугусто Н. из Неаполя. Он, как говорится, «носил две шляпы сразу» — был в одном лице и нейрофизиоло­гом, и психоаналитиком. Это позволяло ему быть спе­циалистом в области и объективного, и субъективного изучения сновидений. Как настоящий фокусник, он об­ладал умением и талантом делать так, что открытия со­временной нейробиологии в области сновидений бес­следно исчезали в огромной, бездонной шляпе фрей­дистского психоанализа!

Мой друг Аугусто Н. сердечно меня приветствовал.

— Спасибо, что приехали, дорогой мой коллега и друг. Нам пришлось оторвать вас от эвганейских на­слаждений и грязевых ванн, чтобы спуститься в подзе­мелье мозга, также полное грязи. Грязи бессознательно­го, первым исследователем которого был Зигмунд Фрейд... Ну, и так далее, и так далее, и тому подобное...

* Motoscafo — небольшой катер (итал.).

page 112 / 113 ---------------------------------------------------------------------------------------------------

Зал был полон. Там, вероятно, было около сотни слушателей, а установка для аудио-визуальных демон­страций явно устарела. Но какое это имело значение? Ведь диапозитивы я все равно не собирался показы­вать.

Я уселся рядом с Бьянкой, когда профессор С. из Рима начал свою речь на английском, показав таким образом, что он будет официальным языком конфе­ренции, так что я смогу понять малейшие нюансы про­исходящего.

Сначала он поблагодарил меня за то, что я покинул Монтегротто, «Монс Эгроторум», «гору больных», чтобы приехать в Венецию. Город, принадлежащий в равной мере и морю, и суше, и фантазиям, и науке. После такого вступления (камешек в мой огород, по­думал я) он объявил тему конференции: «Предполо­жение, что REM-sleep (или парадоксальный сон) — эквивалент сновидений, не имеет под собой объек­тивных оснований. Сновидение есть нечто субъек­тивное».

Хорошенькое начало! Но, любопытно, что на этот раз я не мог сосредоточиться на проблеме, в отличие от того, что было год назад на конгрессе на Капри.

Тут глава римской онейрологической школы напал на всех нейрофизиологов сразу, главенствующих сейчас в научном мире из-за своего авторитета, спеси, прести­жа своей дисциплины и своей ложной доктрины. Пи­сать, как они это делают, что REM-sleep — это эквива-

лент сновидений, все равно что ставить барьеры на пу­ти всех дальнейших исследований. Эта такая же чушь, как и предположение, что животные, те же кошки, ви­дят сны! Таким вот образом одна из самых на сегодняш­ний день интересных проблем психологии оказалась принесенной в жертву устаревшей, упрощенной, отбро­шенной и ложной модели.

Он заявил, что сделает обзор всех тех данных, кото­рые противоречат гипотезе об изоморфизме между так называемым РЕМ-сном и сновидениями. Он привел статистические данные из старых работ 60—70-х годов; согласно этим данным спящие, которых пробуждают из нон-РЕМ-сна (то есть сна обычного, ортодоксального, с медленными волнами в электрической активности ко­ры головного мозга), в тридцати процентах случаев также рассказывают о переживании сновидений. А в настоящее время, уточнил он, этот процент достиг уже пятидесяти четырех! (В его лаборатории.)

Я быстренько подсчитал, что к 2020 году эта цифра достигнет ста процентов. А все почему? Да потому, ра­зумеется, что нет четкого и общепринятого определе­ния того, что считать сновидением.

Далее этому римскому онейрологу не составляло труда раскритиковать так называемую «гипотезу ска­нирования», согласно которой быстрые движения глазных яблок в ходе сна представляют собой не что иное, как рассматривание онейрической картины. Кстати, работы моей собственной лаборатории, начи-

page H4 / 115

ная еще с 1965 года, также шли в разрез с этой гипоте­зой. Затем он упомянул недавние работы (которых я не знал), показавшие, что нет никакой связи между длительностью периода РЕМ-сна и субъективной дли­тельностью сновидения (оцениваемой, оказывается, по количеству слов, произносимых спящим после его пробуждения!).

Наконец профессор С. открыл царские врата мод­ной науки — когнитивизма. Одна и та же когнитивная система вовлекается в действие в ходе всего сна, неза­висимо от того, какая электрическая активность про­текает в мозгу: быстрая, во время парадоксального сна, или медленная — во время обычного. Эта же когни­тивная система может действовать и во время бодрст­вования, например, во время зрительных галлюцина­ций или бреда. В заключение римский психолог ска­зал, что «настоящие» нейробиологи, изучающие сно­видения, должны отказаться от всех своих последних гипотез. К сожалению, он не мог ничего предложить взамен, кроме существования этой перманентной ког­нитивной машины. Завершая свое выступление, он упомянул одну гипотезу, которую я был готов при­нять. Она повторяется в книгах по психологии вот уже сотню лет: что сновидения, которые мы вспомина­ем при пробуждении, возникают в момент самого про­цесса пробуждения!

Выступление профессора С. было встречено громом аплодисментов.

— Что я здесь делаю, дорогая моя Бьянка? — спросил я ее. — Мне было так хорошо в шезлонге возле бассейна в Монтегротто!

— Защищайтесь, профессор! Вы же видите, что ни­какой другой модели у него нет. Даже если ваша теория в чем-то неверна, все равно она открывает путь новым исследованиям...

Президент конгресса добавил, что общая дискуссия состоится после моего выступления. О чем же мне го­ворить? Обычно, если у меня нет диапозитивов для того, чтобы как-то организовать и проиллюстриро­вать свой доклад, я делаю его in extremis, по обстоя­тельствам, таким, как цвет небес, общая атмосфера в зале, количество слушателей и, в особенности, содер­жание и тон речи предыдущего оратора. На этот раз у меня было ощущение, что мое сознание ничем не за­мутнено, и я говорил, будто ведомый каким-то внут­ренним «демоном».

— Sunt geminae somni portae*, — начал я цитатой из
Лукреция.

Вот дверь, украшенная рогом, а вот — отделанная слоновой костью. Быть может, эта, отделанная слоно­вой костью, была открыта нейробиологами слишком ра­но и захлопнулась за ними, оставив последних в узили­ще? Дверь из рога, напротив, открыла лучезарный путь когнитивизма. Начав свое выступление на латыни,

Всё начинается от двери (дат.).

Дата добавления: 2015-08-20